О гриньке о саньке и немного о девчонках краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 178
- КНИГИ 669 738
- СЕРИИ 25 796
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 049
Санька — это я сам, Гринька — мой закадычный друг, а о девчонках потом.
Живем мы, как говорит мой отец, в захудалой глухой деревушке. А почему она глухая — нам совсем непонятно. По-моему, отец ошибается. Наша деревня, наоборот, очень даже звонкая: на одном конце разговариваешь — на другом все слышно. А если посильнее крикнуть или сунуть два пальца в рот и свистнуть, аж по всему лесу так и покатится.
Правда, возле нашей деревни нет шоссейных дорог, а железных и подавно, но говорят, что скоро проведут. А пока, конечно, добраться к нам очень даже трудно. А осенью прямо слезы. Только на гусеничном тракторе, да и на нем знаючи. И знаючи-то Митька, наш механизатор, на прошлой неделе влетел в колдобину возле Лисьего бору чуть не по самую трубу. Мужики поначалу смеялись над Митькой, а потом, когда откапывали трактор, ругали его на чем свет стоит.
Мы тоже помогали откапывать. Да и не только мы, все наши мальчишки копошились возле железной громадины. Еле вытащили двумя тракторами и поставили на берегу реки у кузницы.
Митька потом целую неделю отмывал свою железину. А после крутил-крутил заводную ручку, взмылился, плюнул и разобрал трактор на мелкие части. Видно, в нутро грязь попала.
А нам с Гринькой хоть в нутро грязь и не попала, а на штаны и куртку нацепилось, пожалуй, не меньше, чем на этот самый трактор.
Мать как взглянула на меня, так и ахнула. Она и сейчас нет-нет да и треснет меня по загривку и все приговаривает.
— Погибели на тебя нет, соломенная голова.
А штаны и куртка так и висят в сарае. Мать постирала и повесила сушить их. А на днях ударил мороз, и они стали как железные. Грохнешь по ним палкой — звенят. Но меня это не расстраивает. Пусть висят сколько им хочется. Мать с отцом поругали-поругали и купили мне новые штаны и куртку. Правда, немного великоватые. Рукава приходится подгибать, а штаны засучивать. Но я не обижаюсь. Мне всегда покупают одежку, как поясняет мать, с запасом. А на что мне нужен этот запас, убей не пойму.
Прошлым летом забрались мы к Марье Шиковой в огород за помидорами, а она увидела. Схватила прут — и за нами. Все мальчишки убежали, и я бы убежал — я не тише их бегаю, — но у меня на штанах запах распустился. Я запутался и упал. А Марья и рада. Думала, что догнала, и так меня отходила, что я после целых две недели глядеть не мог на чужие огороды.
А еще говорят, что запас карман не дерет.
Однажды подрались мы с Гринькой, и подрались-то из-за пустяка — из-за сломанной лыжи. И не то чтобы подрались, скорее он меня вултузил, а я только отмахивался. Он длинный верзила, и рукава у него по локти, а у меня с запасом. Пока я искал кулак в своем рукаве, он мне весь нос расквасил и лыжу забрал. Такая драка не по-честному, я так и сказал Гриньке, a он прищурился и говорит:
— А зачем ты хотел мою лыжу взять?
— Так это, — говорю, — моя лыжа. Я ее нашел первым.
— Нет, моя, — говорит Гринька, — я ее увидал первый.
— Где же, — говорю, — Гриньк, ты ее увидал, ежели я ее нашел?
— А я ее, — говорит, — еще летом видал.
— Ну и что, что летом. Мало ли что я летом видал.
— А что, — говорит, — ты летом видал?
— Вот, — говорит, — и ну.
Я разозлился и говорю:
— Вот, — говорит, — и бери свой танк. А лыжа моя.
— Так как же, Гриньк, я его возьму?
— А я, — говорит, — не знаю.
— Не знаешь, — говорю, — а за что ты меня по носу двинул?
— А я, — говорит, — не двигал, я только дотронулся.
— А-яй, — говорю, — дотронулся, коли кровь пошла.
— Это, — говорит, — у тебя нос такой хлипкий.
— Хлипкий, у меня искры из глаз посыпались.
— Искры, — удивился Гринька, — врешь, я что-то не видал.
На этом мы и разошлись и не встречались долго. Пожалуй, до самой зимы. А потом нам надоело сердиться, и мы помирились.
Гринька — он ничего, отходчивый. Он первый пришел ко мне и говорит:
— Сань, пойдем на лыжах кататься?
— Да я, Гринь, уроки не выучил.
— Брось, все равно все книжки не выучишь.
— И правда, Гринь. Учу-учу и никак не пойму.
— Да вот о расширении тел.
— О! — вскрикнул Гринька. — Это проще простого. От тепла тела расширяются, а от холода сжимаются. Например, летом дни длиннее, а зимой короче.
Я посомневался, посмотрел на Гриньку: шутит он или серьезно. Гляжу, он такой важный, говорю:
— Ладно, Гриньк, пойдем кататься.
Вышли на улицу. Смотрю, у Гриньки две лыжи, и обе отремонтированы. Одна — впереди ремня, другая — позади. А так лыжи что надо.
Гринька заметил мое восхищение и говорит:
— Сам сколачивал. Надежно. Вишь, сколько гвоздей.
— А как же, — ответил я, — вижу. — Потрогал лыжи руками. — Почти что железные.
— То-то, — загордился Гринька, — износу не будет.
Он вскинул лыжи на плечо, и мы зашагали на гору. И не на ту, на которой катается всякая там чегашня, а на самую крутую. По дороге к этой горе к нам прицепился младший Гринькин брат Васек.
— Ты кататься не будешь, — отрезал Гринька. — Можешь не ходить. Соплив больно.
— Да я, Гринь, так, — проканючил Васек. — Я, Гринь, только поглядеть.
— Поглядеть, это можно, — милостиво разрешил Гринька.
На вершине горы мы с Гринькой немножко поспорили. И ему хотелось катиться первым, и мне.
Потянули палочки. Гринька говорит:
— Длинную вытащишь — я поеду, короткая попадется — ты покатишься.
Потянул я палку — длинная. А свою Гринька торопливо махнул в сторону. По-моему, у него обе палки были длинные.
Прилаживал лыжи Гринька долго и старательно. Ремни привязал к валенкам бечевкой. Пошаркал взад-вперед, чтоб получше скользили, поглядел вниз, зажмурился и…
Под горой, вправо от нас, стояла старая-престарая баня без крыши. Она была настолько дряхлая, что в деревне никто не знал, чья это баня и сколько времени она тут торчит.
И вот гляжу: Гринька что-то все воротит и воротит к этой бане. Кричит что-то, здорово так кричит, а мы с Васьком никак не поймем — что.
— Поет это он, — сказал Васек.
— Да нет, Васьк, — сказал я, — не похоже. И баня-то совсем рядом, и визжит он, как поросенок недорезанный.
Вдруг Гринька подпрыгнул, как козел, ударился об снег, подскочил и кулем брякнулся в угол бани. Из бани только труха посыпалась.
— Ууу-х! — выдохнул Васька. Мы сбежали вниз.
Гринька, как циркач, кувыркался в сугробе, зажал голову руками и орал. Ох и голосище у него прорезался!
Гринька, заслышав голоса, уселся посреди сугроба, тупо огляделся. Встал.
Мы с Васькой переглянулись. Нам показалось, что Гринька здорово-таки поумнел.
Шапки на нем не было. Через всю верхнюю половину его лба тянулась огромаднейшая шишка, отчего лоб у Гриньки стал высоким и ужасно выпуклым, как у настоящего ученого или поэта.
А Гринька, не обращая ни на кого внимания, молча подошел к бане и принялся ее раскидывать. Мы последовали его примеру, и скоро от трухлявой постройки остались только воспоминания да на Гринькином лбу все распухающая шишка.
Расквитавшись с баней, Гринька посмотрел на свои ноги (на валенках остались лишь ремни с бечевами) и сердито потребовал лыжи. А где их возьмешь?
Малыши перепахали на месте Гринькиного приземления весь снег — и все напрасно. Вместо лыж Гриньке подали смятую, рыжую от трухи шапку.
Гринька ударил ею о коленку и попробовал надеть на голову, но…
— Ничего, — успокоил нас Гринька, — дома есть старая отцовская. Она будет как раз.
Думаю, эта повесть Варлаама Рыжакова заинтересует даже подростков, не особо полюбивших чтение, читается она легко, буквально на одном дыхании, да и про сверстников всегда читать интересней, даже если жили они где-то в 50-60-х годах в далекой деревне. И настолько искренне пишет автор от лица семиклассника Саньки, что кажется, правда мальчишка поведал нам о своей жизни. Рекомендую всем девчонкам и мальчишкам (а особенно мальчишкам, конечно) от 10 лет и старше, и взрослые тоже получат большое удовольствие от чтения!
Варлаам (Вадим) Рыжаков - О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках краткое содержание
Жизнерадостная повесть о двух деревенских семиклассниках.
О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках - читать книгу онлайн бесплатно, автор Варлаам (Вадим) Рыжаков
Так мы и охотились. Я шел впереди, за мной на веревке тащился пес, а за ним, погоняя его, как телка, шел с самопалом на плече Гринька. Мы обошли весь колхозный огород, где, как уверял Гринька, зайцев хоть за уши цапай, облазили все долы и овраги, измерили шагами поля вокруг деревни, измучились — и все без толку.
Звери-зайцы как вымерли.
— В лесу они, — решил Гринька, — осины гложут.
Гринька достал горбушку и разломил ее на троих.
— Поедим — и в лес.
Я едва не подавился.
— А не завтра, Гринь? Уж больно ноги гудят.
— Мы с краешку, Сань. Посмотрим и вернемся.
— В осиннике. Там и волки бывают.
— Волки… А что ты, Гринь, все ходишь и ходишь с ружьем. Дай и я похожу.
— Оно тяжелое, Сань. А ты и так устал.
— Я уже не устал, Гринь.
— Зато ты с собакой, Сань.
— С собакой… Вот, на вот, возьми ее. А ружье давай.
Я снял с Гринькиного плеча ружье и повесил его к себе на шею. И удивительно. Во мне сразу прибавилось и храбрости, и бодрости. А Гринька скис.
— Лучше домой бы, Сань.
Я выбрался на дорогу и торопливо зашагал к лесу. На опушке Гринька остановил меня.
— Сань, возьми Тарзана.
Гринька расстегнул пальто и полез в кустарник.
— Только ты далеко не уходи, — крикнул он.
— Ладно, — не оборачиваясь, отозвался я, ускоряя шаги. Мне хотелось уйти как можно дальше. Сейчас я был настоящим охотником. С ружьем и собакой. А когда Гринька нагонит меня, или ружье, или собаку придется отдать.
На повороте я оглянулся. Гриньку не видно. Побежал. Дорога распалась на две тропы. Не задумываясь, я повернул на ту, которая вела глубже в лес.
— Э-э-э-ге-э-э! — зазвенел Гринькин голос. Я не ответил. Припустил сильнее.
Голос удалялся. Значит, Гринька пошел другой дорогой. Я остановился. Надо отозваться. Глубоко вдохнул в себя воздух и замер.
Из-под низкой разлапистой ели, как из шалаша, вылетела грузная черная птица. Отлетела в сторону и тяжело опустилась па осину.
Дрожащими руками я снял с шеи ружье, согнулся и, осторожно переставляя ноги, начал подкрадываться. Шаг. Еще шаг. Предательски скрипнул снег. Я замер. Птица наклонила голову, прислушалась. Я сдавил дыхание. Шаг. Еще шаг. Под валенком глухо треснул сук. Я вздрогнул. Птица сидела уже на другой осине — дальше. От обиды у меня задрожали губы.
— Ну постой же, не улетай.
Дзи-и-инь! — разбила морозную тишину синица.
— Ну что тебе стоит. А мне…
Я закрыл глаза. Пройти по деревне таким петухом — о-о-о!
У меня аж дух перехватило. Все мальчишки рты поразевают. А Гринька…
До моего слуха долетел далекий, чуть слышный голос.
— Сейчас, Гринь, сейчас, — прошептал я, опомнившись. Выглянул. Птицы нет.
Огляделся. Голые осины.
Совсем была моей и ушла.
От досады я пнул Тарзана ногой.
— Ну, чего стоишь, пошли.
Собака рванулась в сторону и потянула меня за собой. Стоп. И тихо-тихо отступил назад. Птица не улетела. Она сидела совсем недалеко от меня, справа, на посохшей осине, за зеленой копной сосны.
Я подтянул к себе собаку, погладил ее, шепнул:
— Она здесь, Тарзанушка, здесь.
Шаг. Еще шаг. Стараюсь не дышать. Тишина. Как дятел, стучит сердце. Шаг. Еще шаг. Только бы не улетела.
Медленно, осторожно отвел за спину перегородившую дорогу ветку. Самопал наготове.
Вот и сосна. Шаг. Еще шаг. Застыл.
Я не плакал. Я даже не чувствовал боли. Меня сковал ужас.
Мне выжгло глаза. Я протирал их снегом. Поднимал пальцами веки. Тьма.
Я испуганно вскочил и бросился бежать. Запнулся. Упал. Больпо ударился плечом о ствол дерева. Пополз на четвереньках. Остановился.
Куда я? Что со мной?
В голове гул. В ушах звон, лицо в огне. Нестерпимая резь в глазах.
Я зарылся головой в сугроб и заплакал.
Вдруг кто-то потянул меня за подол пальто. Я сжался.
Лязг зубов. Повизгивапие.
Я схватил его и прижал к себе.
— Ты не убежал, да? Ты не бросил меня, да?
Тарзан вырвался и снова потянул меня за подол пальто, заурчал.
— Тарзанка, что ты?
Собака обнюхала мое лицо и сердито затявкала.
Превозмогая боль, я поднял пальцами веки. Блеснул мутный свет и, дрогнув, погас. Мелькнула надежда, и тут же обуял страх. Куда, в какую сторону идти?
Тарзан радостно заскулил и запрыгал. Уперся передними лапами в мою грудь, лизнул мой подбородок. Я поймал его, нащупал на шее веревку. Он только этого и ждал. Веревка натянулась.
Я понял, что он выводит меня из лесу домой. В деревне мое появление взбудоражило всех не меньше, чем пожар.
Подбежал запыхавшийся Гринька.
— А ружье где? — И замолк. Заикаясь спросил: — Разорвало?
— Наверно. У тебя все лицо вздутое и как чугун…
У меня задрожали ресницы.
Отец взял меня на руки и быстро зашагал.
— Глаза-то хоть видят?
— Непутевый ты уродился. В меня, что ли?
— Похоронишь ты свою мать заживо.
— А ты не говори ей, пап.
— Я не скажу. Твоя голова ей все скажет.
В больнице врач открыл мне правый глаз, и я увидел печальное лицо отца. Врач спросил:
Открыл второй глаз.
— Свет вижу. Желтый.
— Счастливо отстрелялся, охотник.
Болел я до обидного недолго. Все люди болеют как люди, а на мне заживает, как на кошке. Не любит меня хвороба да и только. Иногда вроде бы и подцепишь грипп, нос уже завалит — дышать нечем. Еще бы самую малость — и можно в школу но ходить. Так нет. Чихнешь раза два, высморкаешься как следует — и все прошло. И голова никогда не болит. Ну что это за голова! Вон у отца чуть ли не через день в висках стучит. А у меня хоть бы разок стукнуло.
И так вот всегда.
Кому охота похворать — не хворает, а кому страсть неохота — из больницы не вылазит.
"Санька - это я сам, Гринька - мой закадычный друг, а о девчонках потом", - так начинается весёлая и озорная повесть Варлаама Рыжакова о мальчишеской дружбе и испытаниях, связанных с первой влюблённостью.
Санька и Гринька живут в маленькой Показать
Тарас женился на Бульбе
«— Куда мы идем, Гринь?
Если честно - книги не понравилась абсолютно, вот вроде бы у мальчиков первая влюбленность, но такая она дурашливая-дурашливая, впору первоклашкам, проблемы в школе - но так описаны, что максимум на 5 минут тяжких раздумий. Даже не знаю - кому её можно порекомендовать. Читателям возраста семиклассников - они сейчас гораздо более серьезны и в отношениях, и в общем по жизни, 9-11 леткам - и им это вряд ли будет интересно, любителям советской литературы - так мы более разборчивы в литературном слоге. И по отзывам в интернете люди ее рекомендуют 7-8 летним:
На мой взгляд - наивняк неимоверный, я бы своему ребенку ее не порекомендовала - пустышка.
Читайте также: