Ночь проходит екимов краткое содержание
Обновлено: 16.05.2024
Сын и дочь бабы Дуни давно уже жили в городе. Раньше она часто по нескольку дней гостила у детей, но с недавних пор начала кричать и разговаривать во сне. Чтобы не будить по ночам всю квартиру, баба Дуня стала приезжать редко и только на день. А теперь вот внук Гриша подрос и навещал бабулю не только на каникулах, но и по праздникам. Она с трудом узнавала внука в этом длинноногом, большеруком подростке.
Весь вечер Гриша собирался на рыбалку — снасти разбирал, а ночью его разбудил крик бабы Дуни. Ей снилось, что идёт война, а она потеряла продуктовые карточки, и теперь дети будут голодать.
Гриша разбудил бабулю, уговорил повернуться на правый бок, но вскоре баба Дуня снова закричала. На этот раз ей приснилось, что она ходила за Дон, набрать желудей, из которых можно намолоть муки и испечь лепёшки. На пароме лесники отняли мешки с желудями, и теперь дети будут голодать. Гриша снова встал и успокоил бабу Дуню.
Через несколько дней мальчик пошёл на почту позвонить матери. Она посоветовала прикрикнуть на бабулю, когда та станет кричать во сне. По дороге домой Гриша думал, как помочь бабе Дуне, для которой по ночам оживало её горькое и тяжёлое прошлое.
Ночью Гриша не спал. Когда бабе Дуне снова приснилась потеря карточек, Гриша хотел прикрикнуть на неё, но не смог. Он ласково обнял бабулю и сказал, что нашёл карточки, которые она обронила. И баба Дуня успокоилась.
Потом Гриша долго сидел у печки и плакал.
Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далёких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать.
Баба Дуня снова заговорила. Теперь ей снилось, что она пробирается к мужу в госпиталь, надо где-то переночевать, а её не пускают. Гриша убедил бабулю, что её пустят переночевать и уложат на кровати, а не на полу. Больше баба Дуня в ту ночь не кричала.
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 172
- КНИГИ 669 720
- СЕРИИ 25 792
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 026
На шумном станичном базаре в субботу среди бела дня ходила расхристанная-немолодая баба и кричала в голос.
- Чакалка подох! Люди добрые, Чакалка подох! - кричала она и плакала. Да какой же черт его сумел перебороть, господи.
Коренные станичные жители не ведали, о каком Чакалке речь, и, внимая бабьим речам, посмеивались. Но выходцам хуторов Вихляевского, Тепленького, Тубы, Рубежного, Большой и Малой Дубовки, Головки, тоже Малой и Большой, Поповки, Ястребовкй - словом, всей забузулуцкой стороны - тем было не до смеха. Лишь услыхав, спешили они на зов, дотошливо расспрашивали бабу, а потом в свой черед дальше передавали весть. И пошла гулять по базару и станице помолвка: "Роман Чакалкин помер".
Весна стояла, апрель, майские праздники подходили, зацветали, сады.
А в тридцати километрах от станицы, на хуторе Тепленьком, как и всегда в эту пору, беспутный бобыль Шелякин уходил на летнее житье.
В колхозе отсеялись. Последнюю делянку за Дубовским мостом кончали ночью. Шелякин уже посветлому трактор на хутор пригнал, поставил его и пошел домой.
Добрый десяток дней он из трактора не вылезая и спал в нем привычно. А теперь, когда разом обрезалсй машинный гул и лязг, хуторская жизнь вокруг текла в сказочной тишине. Сладко постанывали голуби у амбаров, петухи орали вразнобой, захлебывались скворцы, и редкие людские голоси медленно плыли над землей в весеннем сизеватом утре. В отвычку идти было, как-то неловко, тянуло сесть. Ноги подгибались: и несли тяжелое тело словно вприсядку. Так всегда бывало после долгой осенней пахоты и сева весной.
Перед самым домом встретился старый Капура. Встретился и долго расспрашивал, что сеяли да как. Шелякин все толком объяснил. Басок его словно в бочку гудел в разговоре: бу-бу-бу-бу.
Говорил он не больно внятно, в десяти шагах уже и не разберешь, но зато слышалось на весь хутор: бубу-бу-бу.
За этот говорок и звали его иногда Шаляпиным.
Кацура, старик дотошливый и ехидный, в конце разговора подсмеялся.
- Посадим, - пообещал Шелякин. - Руки-ноги есть.
И так веско прозвучало его обещание, что старый Кацура на мгновение опешил и проводил Шелякина удивленным взглядом.
А Шелякин, одолев последнюю сотню метров, прибыл домой. В хату он не пошел, а уселся на крыльце - перекурить и обдумать. Перед домом лежал бурьянистый огород. Новая зеленка и сухой старник сплетались там год от года от низов наползали терны. Крыша на сараях прохудилась, на базах гулял ветер.
Шелякин хозяйства не вел. Спасибо хата была шифером ошелевана и накрыта и потому ничьих рук не просила. Но после ясного дня, высокого неба и солнышка не хотелось в дом. Там было неуютно. И потому из года в год по весне бросал он свою насквозь прокопченную хату и уносил пожитки на берег речки, в займище. Там он летовал до холодов. И теперь, сидя на крылечке и покуривая, Шелякин представлял, как обоснуется под старой вербой и хорошо отоспится в тишине и покое. Как порыбалит.
Был он видом диковат: сиывые патлы стриг редко, черную староверскую бороду запустил, из нее лишь глаза глядели да сизоватый нос. Любил он рыбачить. И когда сидел где-нибудь над речкой в кустах, его можно было принять за лешего и до смерти перепугаться.
Покурив, Шелякин вошел в дом. Там было сумрачно, тянуло из углов зимней стылостью, приторный запах горелой солярки не выветрился до сей поры. По зиме топил он не дровами, а соляркою, удивляя хутор. Ставил в печь чугунок, заливал горючее, и дымила Шелякинская труба не хуже паровозной.
В просторный матрацный мешок сложил он свои пожитки: тюфяк да старое одеяло, котелок да чашку с ложкой - щербу хлебать. Кто-то наведывался в дом без хозяина. Валенки с печи стянули и бросили посреди хаты. Жилье не запиралось. И не считал кое-кто грехом попытать в его углах счастья.
Собрался Шелякин быстро и зашагал к диким садам, к речке. Правда, к магазину он свернул, купил хлеба и водки, курева и кое-какой крупы.
- Будем щи варить, - пошутил он с продавцом и хохотнул добродушно.
Из года в год летовал он в привычном месте, под старой неохватной вербой, на заречной стороне против хутора. Кладка через речку была ненадежной, и без дела ее не переходили.
К своему логову пришел впору. Солнце уже встало в дуб и хорошо нагрело жесткое подножье вербы и землю. Кинув телогрейку, он сел возле дерева, чуя его живую горячую плоть. Мешок не стал разбирать, лишь вынул буханку хлеба, краюху отломил, намочил в сладкой речной воде, пожевал и заснул.
Он засыпал покойно, откинувшись на просторном подножье вербы. Засыпал, словно погружался в глубокий и светлый речной омут; опускался и слышал, как поют над ним все тише и тише лесные птицы, как солнце греет, и ласкает ветер, и шелестит листва. Долгий сон смежил ему очи, обещая покой. Недоеденная краюха осталась в руке, на земле. Старая ежиха, учуяв Шелякина, вышла из гнезда и занялась хлебом. Ежиха селилась тут пять лет подряд, знала Шелякина и не боялась его.
Его знали все в округе - и звери и люди. Странная это была личность. Родился и вырос он в Тубе, там и теперь жили его братья и сестры, отец с матерью. - Но, в родном хуторе не бывал он много лет.
"Я - найда, меня отец с дерева снял", - коротко объяснял он холодность родственных отношений: - В Тубе его, горемычного, оплакали и уже редко вспоминали. Словно и не было в семье старшего сына.
Тут же неподалеку, на хуторе Рубежном, много лет вдовела его жена с большой уже дочерью. И туда он был не ходок. Он прижился на Тепленьком, бедовал здесь давно. Как пришел с трехлетней отсидки на чужой хутор, Так и осел. Привыкли к нему, дали свое прозвище - Шаляпин, имя забыв.
Порой загуливал он на неделю и тогда из хаты не выходил. Его ругали. Но, отрезвев, он падал в ноги управляющему: "Прости". И грехи ему отпускались, потому что работником он был дорогим. В посевную, на пахоте, в уборочную из машины не вылезал. Садился на бульдозер, на "Кировец", на "Белорусы" - везде его место было. О дурных его заработках рассказывали сказки. Но текли эти денежки вешней водой.
Так он и жил. В бороде, волосатый, черноликий, в затерзанной одежонке страх посмотреть. На работу он шел, с работы больше молчком: Порою бродил по хутору, иногда беседовал: бу-бу-бу-бу. Зимой жил в прокуренной хате, летом - на воле.
И здесь, за речкой, в займище, жилось ему не в пример веселее. И долгой зимой мечталось о сегодняшнем часе, когда просыпаешься не в хате, а под зеленой крышей. Как теперь.
Под вечер проснувшись, Шелякин не сразу понял, где он: в сладком ли сне или наяву плещет вода, соловей пощелкивает, и высится над головой в золотистом сиянии цветущая верба, и райский дух от нее. Он лежал, замерев, боясь спугнуть дорогую минуту счастливого сна, если сон это.
Но то были явь, конец апреля, щедрая весна. И, поверив, он встал и принялся за дела.
У подножья вербы на старом месте поставил шалаш, сухим чаканом его устелил и накрыл. Достал из ухоронки удочки и быстро наловил рыбы на уху жирных сазанчиков, громко чавкающих круглыми ртами, и черных окуней с алыми плавниками. Ловить рыбу Шелякин умел. Он все лето жил рыбой, неверным деньгам не доверяясь.
Скоро поспела уха.
Текучая вода пошептывала в камышах, плескалась рыба. На хуторе, за рекой, встречали скотину, и коровий мык стоял, людские зовущие голоса. Садилось солнце остылым шаром. И в вечерних сумерках, приглушая зелень, словно вскипала сахарная бель цветущих садов. Топили округу пенистые яблони и терны; могучие храмины груш вставали беломраморными глыбами. Солнце уходило, зажигая редкие высокие облака. А над речкой стояли вербы в полном цветении. Их золотистые главы поднимались все выше, словно уплывали рт земли, растворяясь в нежной, зелени, в мягкой желтизне весеннего вечернего неба. А на земле наступала ночь.
Основные персонажи рассказа
Главные герои:
- Баба Дуня – старушка, пережившая страшный голод во время войны, добрая, заботливая женщина.
- Гриша – внук бабы Дуни, отзывчивый мальчик с большим любящим сердцем.
Старушка очень плохо спит, кричит во сне, видит кошмары. Самый страшный сон о том, как она потеряла в войну хлебные карточки, а они жизненно нужны её детям. Внук берётся её вылечить: ночью проговаривает спящей, что карточки нашлись.
И бабушка просыпается практически здоровой и спокойной. И только в последний момент мальчишка решает не хвастаться. Решается сохранить магию исцеления в тайне.
Главная мысль
Главное – проявлять внимание к людям, но не выставлять свои добрые дела, чтоб не разрушить чудо. Важно сохранить саму веру человека.
Этот пересказ можно использовать для читательского дневника.
Борис Екимов Ночь исцеления краткое содержание:
К бабушке приезжает покататься на лыжах внук. Лыжная прогулка так увлекла его, что ехать домой уже поздно – нужно переночевать. Рисуется портрет классической заботливой и доброй бабушки. Она постоянно суетится по дому, убирает и готовит, чтобы всех накормить. И так всю жизнь она трудилась – всё делала для других.
Единственный недостаток у неё – мешает другим спать ночами. И не храпит ведь – кричит от ужаса, хотя сама этого очень стыдится. Всегда предупреждает гостей, старается плотней закрыть двери…
Снится ей опять война, которая, хоть и закончилась, будто продолжается в воспоминаниях людей. Страх не пережит, не побеждён. Он постоянно с ней, но только ночью, когда отошли заботы дня, он набрасывается на свою жертву. Как будто это настоящее эхо войны.
Внук, разбуженный ночью, подходит к бредящей старушке, вслушивается, понимает, что за кошмар ей снится. Мальчик сам испуган, так как ощущает ужас в её криках, отчаяние в неразборчивых словах спящей. И придумывает, как ей помочь, просто от доброты душевной.
Приходится ночью сидеть около кровати и повторять спящей, что карточки нашлись. Точней, она сама во сне просит добрых людей помочь. Она кричит, что это было на хлеб для её детей. Возможно, кто-то из них уже умирает от голода. И во сне она воспринимает слова внука, верит им, успокаивается.
Конечно, мальчик гордится, что он сумел так ловко всё придумать, обмануть ночной кошмар. Внук собирается рассказать о том, какой он сообразительный, всем – и в первую очередь, естественно, самой бабушке. Но в последний момент он понимает, что так разочарует ей, обманет надежды на то, что кончились её страдания. И он заставляет себя молчать.
Дети приезжали к ней и того реже, только летом, и лишь внук Гриша, как подрос, приезжал к бабушке на праздники. Он очень весело проводил время в деревне: ловил рыбу с местной ребятней, собирал грибы, зимой катался на лыжах и коньках. Баба Дуня, глядя на резвого внука, очень радовалась, забывая о своих болезнях.
Мальчик стал думать, как ей помочь. Дождавшись ночью бабушкиных криков, Гриша принялся ее успокаивать, уверяя, что платок нашелся, карточки целы и дети будут накормлены. Бабушка во сне поверила ему, успокоилась.
Заключение
Произведение Екимова учит быть милосердным, внимательным, чутким по отношению к ближним. Оказывая помощь, не нужно демонстрировать ее.
Сын и дочь бабы Дуни давно уже жили в городе. Раньше она часто по нескольку дней гостила у детей, но с недавних пор начала кричать и разговаривать во сне. Чтобы не будить по ночам всю квартиру, баба Дуня стала приезжать редко и только на день.
А теперь вот внук Гриша подрос и навещал бабулю не только на каникулах, но и по праздникам. Она с трудом узнавала внука в этом длинноногом, большеруком подростке.
Весь вечер Гриша собирался на рыбалку — снасти разбирал, а ночью его разбудил крик бабы Дуни. Ей снилось, что идёт война, а она потеряла продуктовые карточки, и теперь дети будут голодать.
Гриша разбудил бабулю, уговорил повернуться на правый бок, но вскоре баба Дуня снова закричала. На этот раз ей приснилось, что она ходила за Дон, набрать желудей, из которых можно намолоть муки и испечь лепёшки. На пароме лесники отняли мешки с желудями, и теперь дети будут голодать. Гриша снова встал и успокоил бабу Дуню.
Через несколько дней мальчик пошёл на почту позвонить матери. Она посоветовала прикрикнуть на бабулю, когда та станет кричать во сне. По дороге домой Гриша думал, как помочь бабе Дуне, для которой по ночам оживало её горькое и тяжёлое прошлое.
Ночью Гриша не спал. Когда бабе Дуне снова приснилась потеря карточек, Гриша хотел прикрикнуть на неё, но не смог. Он ласково обнял бабулю и сказал, что нашёл карточки, которые она обронила. И баба Дуня успокоилась.
Потом Гриша долго сидел у печки и плакал.
Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далёких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать.
Баба Дуня снова заговорила. Теперь ей снилось, что она пробирается к мужу в госпиталь, надо где-то переночевать, а её не пускают. Гриша убедил бабулю, что её пустят переночевать и уложат на кровати, а не на полу. Больше баба Дуня в ту ночь не кричала.
Видео прочтение Ночь исцеления
В названии рассказа идет речь об исцелении душ героев. Тема рассказа – эхо войны, незаживающая память о ней, связь поколений. Ни одну семью война не обошла стороной. Муж Дуни на фронте, она с тремя детьми выживает в тылу. Эти впечатления оказались самыми сильными в жизни бабы Дуни.
Внук Гриша понял: страдание и страх лечатся состраданием, любовью. Рассказ учит сопереживать, ценить жизнь, мир, беречь близких, знать и помнить историю своей страны, лечить душевные раны друг друга любовью.
Тут можно читать бесплатно Борис Екимов - Ночь проходит. Жанр: Русская классическая проза издательство неизвестно, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте knigi-for.me (knigi for me) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Борис Екимов - Ночь проходит краткое содержание
Борис Екимов - Ночь проходит - описание и краткое содержание, автор Борис Екимов , читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки Kniga-for.me
Борис Екимов - Ночь проходит читать онлайн бесплатно
На шумном станичном базаре в субботу среди бела дня ходила расхристанная-немолодая баба и кричала в голос.
- Чакалка подох! Люди добрые, Чакалка подох! - кричала она и плакала. Да какой же черт его сумел перебороть, господи.
Коренные станичные жители не ведали, о каком Чакалке речь, и, внимая бабьим речам, посмеивались. Но выходцам хуторов Вихляевского, Тепленького, Тубы, Рубежного, Большой и Малой Дубовки, Головки, тоже Малой и Большой, Поповки, Ястребовкй - словом, всей забузулуцкой стороны - тем было не до смеха. Лишь услыхав, спешили они на зов, дотошливо расспрашивали бабу, а потом в свой черед дальше передавали весть. И пошла гулять по базару и станице помолвка: "Роман Чакалкин помер".
Весна стояла, апрель, майские праздники подходили, зацветали, сады.
А в тридцати километрах от станицы, на хуторе Тепленьком, как и всегда в эту пору, беспутный бобыль Шелякин уходил на летнее житье.
В колхозе отсеялись. Последнюю делянку за Дубовским мостом кончали ночью. Шелякин уже посветлому трактор на хутор пригнал, поставил его и пошел домой.
Добрый десяток дней он из трактора не вылезая и спал в нем привычно. А теперь, когда разом обрезалсй машинный гул и лязг, хуторская жизнь вокруг текла в сказочной тишине. Сладко постанывали голуби у амбаров, петухи орали вразнобой, захлебывались скворцы, и редкие людские голоси медленно плыли над землей в весеннем сизеватом утре. В отвычку идти было, как-то неловко, тянуло сесть. Ноги подгибались: и несли тяжелое тело словно вприсядку. Так всегда бывало после долгой осенней пахоты и сева весной.
Перед самым домом встретился старый Капура. Встретился и долго расспрашивал, что сеяли да как. Шелякин все толком объяснил. Басок его словно в бочку гудел в разговоре: бу-бу-бу-бу.
Говорил он не больно внятно, в десяти шагах уже и не разберешь, но зато слышалось на весь хутор: бубу-бу-бу.
За этот говорок и звали его иногда Шаляпиным.
Кацура, старик дотошливый и ехидный, в конце разговора подсмеялся.
- Посадим, - пообещал Шелякин. - Руки-ноги есть.
И так веско прозвучало его обещание, что старый Кацура на мгновение опешил и проводил Шелякина удивленным взглядом.
А Шелякин, одолев последнюю сотню метров, прибыл домой. В хату он не пошел, а уселся на крыльце - перекурить и обдумать. Перед домом лежал бурьянистый огород. Новая зеленка и сухой старник сплетались там год от года от низов наползали терны. Крыша на сараях прохудилась, на базах гулял ветер.
Шелякин хозяйства не вел. Спасибо хата была шифером ошелевана и накрыта и потому ничьих рук не просила. Но после ясного дня, высокого неба и солнышка не хотелось в дом. Там было неуютно. И потому из года в год по весне бросал он свою насквозь прокопченную хату и уносил пожитки на берег речки, в займище. Там он летовал до холодов. И теперь, сидя на крылечке и покуривая, Шелякин представлял, как обоснуется под старой вербой и хорошо отоспится в тишине и покое. Как порыбалит.
Был он видом диковат: сиывые патлы стриг редко, черную староверскую бороду запустил, из нее лишь глаза глядели да сизоватый нос. Любил он рыбачить. И когда сидел где-нибудь над речкой в кустах, его можно было принять за лешего и до смерти перепугаться.
Покурив, Шелякин вошел в дом. Там было сумрачно, тянуло из углов зимней стылостью, приторный запах горелой солярки не выветрился до сей поры. По зиме топил он не дровами, а соляркою, удивляя хутор. Ставил в печь чугунок, заливал горючее, и дымила Шелякинская труба не хуже паровозной.
В просторный матрацный мешок сложил он свои пожитки: тюфяк да старое одеяло, котелок да чашку с ложкой - щербу хлебать. Кто-то наведывался в дом без хозяина. Валенки с печи стянули и бросили посреди хаты. Жилье не запиралось. И не считал кое-кто грехом попытать в его углах счастья.
Собрался Шелякин быстро и зашагал к диким садам, к речке. Правда, к магазину он свернул, купил хлеба и водки, курева и кое-какой крупы.
- Будем щи варить, - пошутил он с продавцом и хохотнул добродушно.
Из года в год летовал он в привычном месте, под старой неохватной вербой, на заречной стороне против хутора. Кладка через речку была ненадежной, и без дела ее не переходили.
К своему логову пришел впору. Солнце уже встало в дуб и хорошо нагрело жесткое подножье вербы и землю. Кинув телогрейку, он сел возле дерева, чуя его живую горячую плоть. Мешок не стал разбирать, лишь вынул буханку хлеба, краюху отломил, намочил в сладкой речной воде, пожевал и заснул.
Он засыпал покойно, откинувшись на просторном подножье вербы. Засыпал, словно погружался в глубокий и светлый речной омут; опускался и слышал, как поют над ним все тише и тише лесные птицы, как солнце греет, и ласкает ветер, и шелестит листва. Долгий сон смежил ему очи, обещая покой. Недоеденная краюха осталась в руке, на земле. Старая ежиха, учуяв Шелякина, вышла из гнезда и занялась хлебом. Ежиха селилась тут пять лет подряд, знала Шелякина и не боялась его.
Его знали все в округе - и звери и люди. Странная это была личность. Родился и вырос он в Тубе, там и теперь жили его братья и сестры, отец с матерью. - Но, в родном хуторе не бывал он много лет.
"Я - найда, меня отец с дерева снял", - коротко объяснял он холодность родственных отношений: - В Тубе его, горемычного, оплакали и уже редко вспоминали. Словно и не было в семье старшего сына.
Тут же неподалеку, на хуторе Рубежном, много лет вдовела его жена с большой уже дочерью. И туда он был не ходок. Он прижился на Тепленьком, бедовал здесь давно. Как пришел с трехлетней отсидки на чужой хутор, Так и осел. Привыкли к нему, дали свое прозвище - Шаляпин, имя забыв.
Порой загуливал он на неделю и тогда из хаты не выходил. Его ругали. Но, отрезвев, он падал в ноги управляющему: "Прости". И грехи ему отпускались, потому что работником он был дорогим. В посевную, на пахоте, в уборочную из машины не вылезал. Садился на бульдозер, на "Кировец", на "Белорусы" - везде его место было. О дурных его заработках рассказывали сказки. Но текли эти денежки вешней водой.
Так он и жил. В бороде, волосатый, черноликий, в затерзанной одежонке страх посмотреть. На работу он шел, с работы больше молчком: Порою бродил по хутору, иногда беседовал: бу-бу-бу-бу. Зимой жил в прокуренной хате, летом - на воле.
И здесь, за речкой, в займище, жилось ему не в пример веселее. И долгой зимой мечталось о сегодняшнем часе, когда просыпаешься не в хате, а под зеленой крышей. Как теперь.
Под вечер проснувшись, Шелякин не сразу понял, где он: в сладком ли сне или наяву плещет вода, соловей пощелкивает, и высится над головой в золотистом сиянии цветущая верба, и райский дух от нее. Он лежал, замерев, боясь спугнуть дорогую минуту счастливого сна, если сон это.
Но то были явь, конец апреля, щедрая весна. И, поверив, он встал и принялся за дела.
У подножья вербы на старом месте поставил шалаш, сухим чаканом его устелил и накрыл. Достал из ухоронки удочки и быстро наловил рыбы на уху жирных сазанчиков, громко чавкающих круглыми ртами, и черных окуней с алыми плавниками. Ловить рыбу Шелякин умел. Он все лето жил рыбой, неверным деньгам не доверяясь.
Скоро поспела уха.
Текучая вода пошептывала в камышах, плескалась рыба. На хуторе, за рекой, встречали скотину, и коровий мык стоял, людские зовущие голоса. Садилось солнце остылым шаром. И в вечерних сумерках, приглушая зелень, словно вскипала сахарная бель цветущих садов. Топили округу пенистые яблони и терны; могучие храмины груш вставали беломраморными глыбами. Солнце уходило, зажигая редкие высокие облака. А над речкой стояли вербы в полном цветении. Их золотистые главы поднимались все выше, словно уплывали рт земли, растворяясь в нежной, зелени, в мягкой желтизне весеннего вечернего неба. А на земле наступала ночь.
Шелякин похлебал уху и мыл котелок в теплой речной воде, когда поодаль, там, где лежала через речку ненадежная кладка из вербовых да тополевых веток, чей-то голос забормотал, словцо ругаясь, потом послышался плеск и аханье - кто-то шел через кладку, направляясь, как видно, сюда, к стану. Гости ему не были нужны. Он хотел покурить, пригасить костерок и уснуть до утренней зари, до клева.
Но кто-то шел теперь берегом, ругаясь в голос:
- Забрался. Сатаново дите. Лешак глупомордый.
По голосу он признал Варечку Сисиху, престарелую бабу, которой, видать, крепко приспичило, коли она и сюда добралась. "Не дам, - подумалось. Привадишь, потом не отлепится". На хуторе Сисиха часто навещала шелякинскую хату, пользуясь дармовым питьем. Но то был хутор. А летом Шелякин старался жить трезво.
- Черт безродный. - выбралась наконец на свет, на поляну Варечка.. Чуток не потонула. Оборвалася, а тама глыб. Кладку бы починил, мосток сделал.
Шелякин гулко кашлянул, бабьей болтовни не одобряя. Кашлянул и поднял на Сисиху глаза.
Читайте также: