Нилин дурь краткое содержание
Обновлено: 02.07.2024
Всем доброго дня. Меня зовут Павел , и это журнал "Советское кино ". Новые выпуски выходят почти каждый день в 8 утра, не забывайте заглядывать на канал.
В этом выпуске речь пойдет о фильме " Единственная ", снятый на киностудии Ленфильм в 1975 году. В главной роли Валерий Золотухин . Ранее я уже писал про фильм " Пакет ", где актер дебютировал на большом экране.
По актерскому составу хочу отметить молоденькую Елену Проклову, Вячеслава Невинного, Любовь Соколову и Владимира Высоцкого . К сожалению, Владимир Семенович мелькнул лишь в трех эпизодах и спел одну песню.
Николай Касаткин (Валерий Золотухин) возвращается из армии, он полон надежд встретиться со своей красавицей-женой (Елена Проклова) и маленькой дочкой. Дома Николая ждет "сюрприз". Ходят слухи, что его супруга Татьяна не "теряла времени даром" и водила к себе в дом мужчин .
Николай так любит свою жену, что решает махнуть рукой на прошлое, устраивается на работу шофером и начинает новую жизнь. Быт супругов начинает налаживаться, они счастливы. Но все рушится в один момент, когда Касаткин неожиданно возвращается домой за забытыми документами.
Бросайте в меня тухлыми помидорами, но смысловая составляющая фильма мне показалась странной . Основной посыл вроде бы очевиден: оставь прошлое в прошлом, живи и радуйся тому, что у тебя есть. Все эти любовные переживания - просто дурь от сытой жизни.
Но ведь человек - не робот, у него нет кнопки, которую нажал, и все ненужные эмоции отключились. Вся драма человеческой жизни и состоит в том, что мы, не имея возможности совладать с чувствами и эмоциями, совершаем такое, о чем, чаще всего, в последствии жалеем.
Я решил обратиться к первоисточнику и прочитал рассказ Павла Нилина "Дурь" , по которому и была снята кинокартина "Единственная". Рассказ оказался небольшим, прочитал его за вечер. Акценты расставлены немного по-другому, но суть примерно та же. Как и в фильме, автор не отвечает на главный вопрос: "что делать?"
Разбитое сердце не лечится в одночасье, это долгий и мучительный период. Говоришь себе: "Ну что я мучаюсь? Все же хорошо", а в голове весь день продолжается "бу бу бу". И не находишь себе места. Кто-то пить начинает, кто-то в работу уходит с головой. Каждый справляется (а кто-то бывает и не справляется) по-своему.
Фильм "Единственная" хороший, тут спору нет, но какой-то он "недоделанный" что ли. Я долго думал над ним, но так и не смог прийти к каким-либо конкретным выводам, слишком все неоднозначно.
Павел Нилин - Дурь краткое содержание
Дурь - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Говорят, да я и сам где-то читал, что в человеке чуть ли не каждые семь лет вся кровь меняется. Но интересно: как, при каких обстоятельствах? И надо ли человеку самому принимать какие-то меры, чтобы вроде того что обновиться?
Вот, например, я могу рассказать, как со мной получилось.
Жениться мне, откровенно говоря, сперва вовсе не хотелось. Женатый, я считал, ведь все равно что связанный. Но на женитьбу меня подталкивала в первую очередь моя мамаша.
- Смотри, избегаешься, Николай, - все время вроде того что предупреждала она меня. - Тем более, - говорила, - ты шофер и женщины поэтому непрерывно тобой интересуются: подвези да прокати и так далее. Избалуешься ты, боюсь. И если женишься потом, жену уже не сможешь как следует уважать, поскольку тебе и сейчас такой повсеместный почет от баб.
Словом, мамаша стремилась, как обыкновенно, поставить меня на правильную точку. И пилила таким способом, наверно, минимум с полгода. А я еще совсем молодой был лопушок.
Наконец я решил жениться. И не на ком-нибудь, а - на Танюшке Фешевой. Она и тогда работала в кафе на пристани. У нее были, вы представить себе не можете, какие богатые, ну совершенно русые волосы, вот так, по последней моде, раскиданные по плечам. Одним словом, я раньше даже не мечтал на ней жениться - до того она вроде казалась неприступная, что ли. А вот случилось.
Поженились мы, прожили почти что годик, и она, пожалуйста, - родила девочку. Не плохо? Вот именно.
Протекло еще года полтора. Тут вызывают меня в военкомат. И знакомый военком прямо говорит, вроде того что собирайся, Касаткин, поскольку данная тебе отсрочка по случаю твоих травм на лыжных соревнованиях кончилась. И Родина вроде того что желает увидеть тебя, как положено, на посту. Пора, мол, Касаткин, послужить Родине.
Пора так пора. И разговора никакого быть не может. Не я первый, в таком деле, и не я последний.
Посадили меня в эшелон, как водится, с такими же, как я, новобранцами и повезли аж до самой реки Амур.
Конечно, сперва я тосковал, как тоскует, может быть, всякий, тем более женатый человек. Вспоминал, как провожали меня родственники, в том числе и в первую очередь Танюшка и моя мамаша. Но в конце концов на людях я постепенно развеялся и вроде того что втянулся в эту для меня-то новую, а вообще-то обыкновенную солдатскую жизнь.
Служба, просто скажу, почти что понравилась мне, потому что я с детства любил аккуратность и чтобы все было как следует. В питании я не очень привередливый. Ну, словом, я вскоре же ко всему привык.
Не хочу, однако, ничего сверх нормы преувеличивать. Мне было, конечно, много легче, чем другим солдатам, поскольку я состоял как шофер при начпродхозе и возил его повсюду на четырехместном "бобике".
По тревоге, по ночам - опять же прибавлять ничего не хочу - мне вскакивать не приходилось, как другим. Ведь в солдатах по-разному бывает. Сегодня вечером, например, играли в своем клубе, пели, танцевали или показывали спектакль. Спать легли веселые и чуток попозже. Уснули как убитые. Вдруг среди ночи: "Тревога!"
Учебная она или условная, а бежать солдатам надо по команде в любую погоду - в дождь ли, в ветер ли, в метель ли. И хоть камни-кирпичи с неба будут падать, а бежать все равно надо, куда укажут.
Мне этого, конечно, не приходилось. Мне жилось много более спокойно по сравнению с другими. И дорого было то, что я все время был в разъездах и мог оглядеть - ну, правда, не во всей красоте, но хотя бы частично этот необъятный Дальний Восток. Это действительно, я должен сказать, красотища!
И вот я стал мечтать, что, когда окончится моя военная служба, я тут же обязательно переведусь на Дальний Восток на гражданскую работу. И, понятно, перевезу с собой жену Танюшку и дочь Эльвиру.
Вот какая у меня была мечта. Мечта-идея. Пусть, думал я, приедут поглядят и мои родные, какой он есть в натуре этот Великий, или Тихий, океан, какие тут реки и леса!
Реки на Дальнем Востоке, просто к слову сказать, удивительные, хотя не все их тут хвалят. Одним словом, не все ими довольны. Особенно кто занимается сельским хозяйством. Ведь везде, заметьте, реки разливаются обязательно весной, когда сходят льды и снега. А здесь, на Дальнем Востоке, они другой раз дают разлив аж к осени. И могут такое натворить-наделать, что весь труд человеческий, то есть крестьянский урожай и все прочее - подвергнется смыву. Надо же! Но уже имеются в настоящее время проекты, нам объяснили, как укрощать эти реки.
И, конечно, не это меня лично заботило, когда я мечтал переехать туда с моей семьей. Я и мамашу свою хотел пригласить с нами, поскольку она так же, как я, обожает ходить по грибы. А грибов там и ягод на Дальнем Востоке, одним словом, грубо сказать - пруд пруди. И кто, как вот я, любитель рыбной ловли или охоты, тому там немыслимое раздолье и благодать.
И, откровенно говоря, я приглядел уже совхоз, где мог бы устроиться после моей военной службы и даже сколотить в лесу свой собственный домик, как давно мечтала моя мамаша.
Но вдруг именно от нее, от мамаши моей, приходит письмо. Не ею, конечно, персонально написанное, но, по всей видимости, соседским мальчиком учеником Витей под ее, понятно, диктовку. Так, мол, и так, дорогой сынок, живем небесполезно, смотрим телевизор, слушаем радио, все здоровы, слава богу, на своим местах и в тепле, но Танюшка, имей в виду, Николай, вроде того что тихонько погуливает и как бы она тебе без твоего спроса и ведома вторую малютку не преподнесла, как сурприз, к твоему возвращению. И, главное, некрасиво, диктует мамаша, что дочь твоя, крошка Эльвира, которая уже во всем разбирается, присутствует тут же при своей матери и может свободно наблюдать совсем не тот пример, какой ей, девочке, будет впоследствии нужен. И ведь все это можно было предвидеть - вроде того что злорадствует и упрекает мамаша. Ведь, мол, говорено было тебе в свое время, что из кафе или из столовой невесту надо брать с особой осторожностью и вниманием. Одним словом, мол, где пьют, там и льют. А позор вроде того что может распространиться на все наше ни в чем никогда не замеченное семейство.
Ну, думаю про Танюшку, приеду, убью ее, тихую дурочку, поскольку, как видно из письма, она, выходит, не мать своему ребенку и не жена своему мужу. Убью, и все. Другого вроде того что выхода не вижу. Не миновать мне, одним словом, думаю, тюрьмы.
И тут старшина вручает мне новое письмо - уже от нее от самой, от Танюшки. Пишет она в том смысле, что, мол, скучаю по тебе невероятно, вижу тебя сквозь все ночи во сне и жду не дождусь, когда же ты обнимешь меня, мой дорогой Коленька. Ведь и пожили-то мы, пишет, с тобой всего ничего из всей нашей молодой жизни. А сейчас я вся извелась, тоскуя по тебе. До каких же, отпиши мне, пор может продолжаться твоя военная служба? Или, может, ты уже нашел себе кого?
Половинка (В. Антонов)
Половинка
(вместо послесловия)
Коля Касаткин, видевший в своей жене Танюше идеал женской прелести, нежности, доброты, любивший её до самозабвения, оказался в растерянности перед досужими разговорами доброхотов об измене жены. При первом же необоснованном подозрении, возникшем у него, Николай потребовал развода.
Как видите, по сравнению с рассказом акценты здесь значительно смещены. Всё не так просто. На самом-то деле Павел Нилин в своём рассказе ставит безупречный психологический эксперимент, напрочь отсекая всякую лазейку, всякую возможность для подобных простых объяснений.
Короче говоря, чтобы закрыть глаза и на такое, нужно быть ангелом или, по меньшей мере, великим мудрецом. До этого момента читатель всё понимает. Но вот потом… Потом, в суде, Танюшка Фешева и произносит те самые слова, которые надолго лишили меня покоя:
— Мне-то хорошо понятно, что такого мужа, каким был ты ещё недавно для меня, я уже не встречу никогда. Но ведь и ты, Коленька, поимей в виду, бабы такой, как я, беспутной, но честной и чистенькой, не сыщешь тоже. Никогда не сыщешь, хоть и станешь тосковать…
— Это ты-то честная и чистенькая? — взглянул я на неё. И весь было затрясся от ярости.
— А ты ещё не понимаешь это? — будто удивилась она. — До сих пор не понимаешь? Ну ничего, потом, может, когда-нибудь поймёшь. Желаю тебе…
Ну так ведь и она же не ангел. В своей гордости от того, что понимает непонимаемое, она доходит до гордыни, считая, что быть Половинкой — это словно бы получить индульгенцию, словно бы это даёт ей безусловное право на беспощадность и всепрощение.
Как будто желая, чтобы его психологический эксперимент оказался безупречным, Павел Нилин отдаёт потом Николаю в жёны красавицу Наташу: умную, образованную, мягкую, деликатную. Одним словом, идеальную. Но всё оказывается напрасным. Половинки разделены, и души разорваны навсегда…
Рассказ этот вовсе не об изменах, чёрствости, неудовлетворённости, незащищённости — вовсе нет (хотя куда ж и от этого всего денешься?). Рассказ Нилина не об изменах и их причинах, а о союзе двух людей, совершённом где-то на небесах. Союзы-то эти совершаются на небесах, а вот измены — они на грешной земле. И в этом — суть конфликта. Конфликт ада и рая. И их единство.
Танюшка Фешева изменяла мужу в полной уверенности, что её любовь перевешивает её измены, она интуитивно чувствовала это; он же не мог с этим согласиться, да не мог и просто понять хоть что-нибудь из случившегося с ними.
Павел Нилин - Дурь краткое содержание
Павел Нилин - Дурь читать онлайн бесплатно
Делал я все для моего семейства, одним словом, нормально. Как все делают. Как все вроде того что должны-обязаны делать. И не упускал в то же время мою давнюю, уже вбитую мне в память, мечту - идею переехать со всем семейством на Дальний Восток. Даже три письма к верным людям, с которыми познакомился там, я отправил еще летом. Мне, например, интересно было узнать у одного знакомого начальника совхозной автобазы, расширилось ли ихнее дело, как намечалось, требуются ли им шоферы и не изменились ли богатые условия, которые он мне сулил, когда я еще был солдатом, - насчет квартиры и потом приобретения, то есть постройки в лесу, своего домика с огородом и садом.
Словом, я, как говорится, заболел этим Дальним Востоком. И болезнь моя и теперь не проходила. Ну, скажем, не болезнь, а вот именно - мечта. Хотя живем мы тут почти что под Москвой в общем-то совсем не плохо. Жаловаться, одним словом, не на что. И лес тут у нас кое-какой есть, даже очень густой попадается, в котором иной раз и ягоду и грибы, несмотря на большое многолюдство, можно собрать. Но разве сравнишь эти ягоды и грибы или, скажем, рыбу с тем, что в любое время можно встретить на Дальнем Востоке? Даже в солдатском моем положении я мог добывать там все, что хотелось мне в смысле живности, или, как говорится, растительного мира - в виде, например, грибов. А надо сказать - зверь, рыба, грибы и всякое такое - для моего характера - это, можно сказать, все.
Но главное, что мне хотелось теперь, чтобы на новом месте, на Дальнем Востоке, и Эльвира забыла разных дедей Шуриков и чтобы Танюшка вступила, как это говорится, в самостоятельную, действительно семейную жизнь и чтобы никаких посторонних намерений не было.
И Танюшка вроде того что тоже загорелась, когда я рассказывал ей о реке Амур и о Тихом океане, где я был почти что мельком.
Танюшка, вообще надо сказать, шла мне во всем навстречу, помогала, то есть, чем могла.
Вдруг приносит теплую такую куртку на ватине и вроде того что с кожаным верхом.
- Надевай, - говорит. - У одной спекулянтки сию минуту купила. Если не придется, успею еще вернуть.
Но я надел ее - и как родился в ней.
- Ну, а теперь, - говорит, - пойдем в кино. Только что взяла билеты как раз на час тридцать. "Жестокая любовь", французский фильм.
В кинотеатре перед началом фильма все, как обыкновенно, разглядывали на стенах портреты артистов. А Танюшке казалось, что многие поглядывают и на нас. И больше всего, как она считала, на меня.
- Ну, это, наверно, из-за куртки, - говорю я. - Куртка действительно богатая. Американская.
- Да при чем тут куртка? - говорит Танюшка. - Ты просто я не знаю какой красивый, Коля! И все лучше делаешься. Я когда с тобой иду, всегда радуюсь, что у меня такой муж. Плечи какие! И глаза. У Эльвиры же твои глаза.
- Ну, ладно, давай без культа, - уже немножко сержусь я.
- Да при чем тут культ? - тоже немножко как бы обижается она на мои слова.
И мы входим в зрительный зал какие-то по-новому очень близкие друг другу.
А картина была на редкость печальная. И из семейной жизни. Про то, как муж бросил свою жену.
Танюшка так плакала, что лицо у нее после сеанса сделалось даже черным, поскольку потекла тушь, которой она, как все женщины, слегка подводит глаза.
- Мне, - говорит, - жалко было эту Мадлену, как она умирала. И ведь она, как можно было понять, даже моложе меня. А ты сидел, я даже удивляюсь, как каменный. Неужели, - спрашивает, - тебе было не жалко ее?
- Жалко, - говорю, - но не очень, поскольку она сама была виновата. Живешь - живи. И думай, что делаешь. А она, как женщина, начала вертеться. Это, - говорю, - хуже всего.
- Но нельзя же, Коля, так рассуждать, - не соглашалась со мной Танюшка. - Я сейчас смотрела кино, а думала все время о себе. Ведь это всегда так бывает: читаешь или смотришь в театре про кого-то, а думаешь про свою жизнь. И волнуешься от этого еще больше. Я, например, всегда волнуюсь.
Это она говорила, когда мы после киносеанса уже обедали дома.
И если б я знал тогда, что это наш последний с ней обед.
Потом она, как обыкновенно, собирала меня в ночную смену. Укладывала в кожаную сумку бутерброды и наливала в термос зеленый чай, как я люблю.
И уж когда я уходил, уже в дверях остановила меня, говоря:
- А я тебе забыла рассказать, какой вчера кошмарный сон я видела: как будто я тебя вот так же, как сейчас, провожаю, но уже на аэродроме. Как будто ты уже садишься в самолет, а я плачу. А ты мне говоришь: "Ведь улетаю совсем ненадолго. Всего на годик". И показываешь вот так палец: всего, мол, на один год. А я реву и не могу остановиться. Прямо вся изревелась. Я всегда за тебя волнуюсь.
- А чего волноваться-то, - смеялся я. - Я же не летчик, не космонавт.
- Ну все-таки, - говорит Таня. - Для меня ты - космонавт. И я прошу тебя: надень новую куртку.
- Что ты, - говорю, - на работе трепать такую вещь.
- Ну, надень, - говорит, - прошу. Эта вещь, - говорит, - все-таки не дороже нас. А на улице вон какая сырость.
Явился я в парк в этой новой куртке. И тут же объявили мне, что посылают меня на двое суток в Москву. Пришлось готовить машину в дальнюю поездку. То да се. Прокрутился я так в автобазе почти что до двух часов ночи и тут только трекнулся, что книжка-то моя с шоферскими правами осталась в старом пиджаке, да и надо было Танюшку предупредить, что я не вернусь утром.
В третьем часу ночи, таким образом, заезжаю я к себе домой - и что же я застаю? Я застаю свою жену - вы не поверите и ни за что не угадаете с кем. С этим самым Костюковым, Аркадием Емельяновичем, с этим вроде того что пожилым, крашеным дьяволом, шестидесяти, можно сказать лет. Картина? Вот именно. И этот уже совершенно старый черт, приводя себя, как говорится, в порядок, этак усмехаясь от своего же конфуза и снимая со стены гитару, на которой опять, должно быть, играл тут свою сюиту, говорит мне:
- Извините, - говорит, - если можете, Николай Степаныч, но я, говорит, - не мог не уступить дамскому капризу. Такая, - говорит, получилась у нас эмоция.
И тут же за занавеской, представьте себе, - кроватка Эльвиры.
Ну что бы вы в таком случае сделали?
А я снял новую дареную куртку, надел старый пиджак, проверил, в нем ли мои шоферские права, сказал: "Счастливо вам всем оставаться", - и ушел, в чем был.
По возвращении из Москвы я, конечно, поселился уже у матери и сразу заявил о разводе.
В коридоре народного суда я издали увидел Танюшку и не узнал. Так изменилась она за какие-нибудь несколько недель - исхудала, пожелтела как-то. Но, заметив меня, опять просияла вся и пошла ко мне, этак весело протянув вперед руки. Будто опять хотела положить их мне на плечи и, по привычке своей, до милой духоты сдавить мне горло, говоря:
- Ну, иди, ну, иди, ну, иди ко мне.
Ничего этого она, конечно, теперь не говорила. Только спросила:
- Отчего, Коля, ты-то как будто веселый? Тебе правда весело? Или ты просто гордишься собой. Не гордись, Коленька, - тут же как посоветовала она. - И не сердись. Не расстраивай свою нервную систему. Ну что же теперь делать, если так получилось жестоко. Много горя я тебе, наверно, причинила? Но все ведь не со зла, наверно. Наверно, не со зла. И хотя я, наверно, кругом виновата перед тобой, но имей в виду, я любила все время только тебя одного. И никого другого, наверно, уж никогда не полюблю. Наверно, никогда.
- Для чего ты все время говоришь одно сорочье слово - наверно? - только и спросил я ее. Хотя хотелось мне спросить другое - для чего же она ночью позвала к себе этого крашеного козла Костюкова, что у нее за интерес, кроме его гитары, был в нем? И как надо понимать это слово - эмоция? Но ничего больше я не спросил, потому что боялся, что не смогу сдержать себя и рассвирепею так, что начну ее душить тут же, в коридоре, или, напротив, вдруг заплачу навзрыд, как женщина.
И она вдруг смахнула слезу.
- Наверно? - переспросила она. И, смахнув слезу, опять просияла так, как умела делать только она и больше никто на свете. - Тебе удивительно, Коленька, что я говорю - наверно? А я так говорю, оттого что не уверена. Я многое еще не совсем понимаю. Ни вокруг себя, ни в себе. А врать, как другие, даже самой себе не хочу. Уверена я только, что с сегодняшнего дня ты уже не будешь нужен мне. И алименты твои, не волнуйся, не нужны. Ни мне, ни Эльвире. Эльвиру я уж как-нибудь сама подниму и поставлю на ноги.
- Или кто-нибудь тебе поможет из твоих друзей, - не стерпел я сказать. - Мало ли разных на твое удовольствие дядей Шуриков, Потаповых, Костюковых.
- Не сердись, Коленька. Не расстраивай себя, - опять сказала она. - И Костюкова не затрагивай. Все это ни тебе, ни мне не понять. Он человек необыкновенный.
- Подумаешь, - сказал я. - Гитарист плешивый, да я бы.
Но в это время зазвонил звонок. Это звали всех в судебный зал.
Я зашел туда и первый сел на первую перед судейским столом скамью, поскольку во всем теперь была моя инициатива. Малость погодя и Танюшка присела рядом со мной.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Читайте также: