Не стреляй в медведя дважды краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Специфика эстетической оценки современного этапа развития литературы, не отделённого от исследователя временным интервалом, определяется тем обстоятельством, что социально–культурный фон литературы, собственно, ещё не осмыслен: импульс ищущей мысли художника обнажает её живое движение. В то же время отсутствие временной отдалённости способствует воссозданию более полной картины художественной жизни жанра.

Художественные поиски коми повести рубежа веков

Пемыд вой ш?рын садьма да –

Чуж?м? рытыв вой швичк?,

Ыджыд пуясс? п?р?д?, томъясс? му

?ти гудыр? гудрал?

Гигзь? – серал?, омлял?, б?рд? да ойз?.

Пемыд вой ш?рын садьма да – ол?мыс

Проснусь в тёмную полночь

В лицо со свистом бьёт северная ночь,

Большие деревья валит, молодые прижимает к земле,

В общую муть мешает день и ночь.

Гогочет – смеётся, воет, плачет и стонет.

Проснусь в тёмную полночь – жизнь из-под ног убегает.

Повесть последних лет находится в поисках самостоятельных, независимых от политизированных концепций форм художественного решения в создании образа современного мира и человека; писатели сознают необходимость независимости от политических веяний времени. В современной повести формируется тенденция, выражающая стремление авторов оградить свое творчество от влияния социальных и политических факторов; писатели как бы пытаются изолировать человека от социальной среды и стремятся к осмыслению его судьбы, исходя из его личностных данных. Мысль о — значимости природных факторов, обуславливающих нравственный опыт и судьбу личности, определяет художественные поиски современной коми повести.

В произведении Ю.Екишева нашла выражение готовность повести рассмотреть онтологическую глубину сущего: расколотый апокалиптическим сознанием мир обретает цельность. Ощущение бытийной значимости во многом связано с образом главного героя: для него характерно чувство отрешенности от всего мирского, суетного, ориентация на вопросы вечные. Философский характер придаёт произведению стремление автора определить связи человека с миром, понять, в чём его основное предназначение. В особенностях обрисовки характеров героев киноповести Ю.Екишева, форм их выражения, а также движения сюжета проявляется общая картина жизни, развивающаяся согласно вечным законам. События, действия героев, их характеры перерастают конкретное значение, наполняясь неким извечным, непреходящим смыслом (в частности, этому в немалой степени способствует поэтически емкая семантика образов героев). Эпизоды истории семьи, охватывающие военный и послевоенный периоды, представляющие достоверные реалии жизни коми села, неуловимо насыщаются глубинным содержанием; в них угадывается движение самой жизни: за сиюминутным скрывается вечное. Слог Екишева настолько насыщен семантически, что впору вести речь о густых мазках художника.

— Ванюк?й дай, сё з?л?тушка?й! Кодлы н? миян?с эновтiн?!

— Кир? ?нь?лы, — вомгорулас артмис Колял?н.

— А? Мый шуин? Эг велав, — сылань бергoдчылiс Сандра.

— Нин?м эг. Шог?йла тай мыйк? артмис.

(— Ванюшка, золотой! На кого ты нас покинул?!

— На Кир? ?нь?, — вполголоса получилось у Коли.

— А? Что сказал? Не расслышала, — повернулась в ту сторону Сандра.

— Ничего. С горя что-то получилось).

То обстоятельство, что любовь переживают люди зрелого возраста (поэтика заглавия повести, основывающаяся на метафорических отношениях, передает и грустное отношение), позволяет им глубже понять её природу, осмыслить значимость. Стремясь к цельности чувств, гармоничности ощущений, герои все же осознают, что путь любви тернист, природа этого удивительного феномена противоречива; озаренные солнечным светом любви, герои обнаруживают лучшие человеческие качества. Исповедуясь в письмах, Илья и Ольга постоянно наблюдают свои переживания, размышляют, сопоставляют, анализируют: автором достаточно полно представлены как развитие чувства, так и процесс его осмысления. Познавая своеобразие природы чувств, анализируя душевные движения, герои пытаются осмыслить и свой духовный опыт, осознать жизненные ценности. Обращаясь к ощущениям и переживаниям героев, прозаики характеризуют и их индивидуальный внутренний мир, особенности мироотношения.

В повести А.Ульянова предстает история любви, осененная теплом воспоминаний; она несколько возвышена и имеет лирико –романтический окрас (несмотря на то, что в финальной части произведения происходит крушение романтических представлений героя). В воспоминаниях ?ль?ксана, героя повести Ульянова, воссозданы ровные, нежные чувствования, герои повести Е.Козловой, мучимые страстью, исповедуются в тончайших нюансах меняющегося, всепоглощающего бурного чувства; воссозданы робкий, довольно ровный свет юношеской влюбленности и сила страсти человека зрелого возраста, которые раскрывают характеры, очень разные в своих проявлениях. Видение мира героя А.Ульянова довольно реально: чувству любви, сердечному влечению отведено определенное место в жизни (возможно, склонность к регламентации и не даёт покоя герою, побуждая вновь и вновь задавать себе вопросы). Мироотношение же героев Е.Козловой определяется страстью, которой они всецело поглощены; всё остальное для них вторично.

В поисках концептуальной основы любви Е.Козлова подходит к гендерной ее дифференциации. Если для женщины духовное и физическое начала любви нераздельны, испытываемое ею влечение изначально гармонично и естественно связано с одним человеком, то мужчина легко разграничивает чувство, не ощущая раздвоенности состояния. Сущностные отличия, обуславливающие природу чувств, определяют конфликтную основу отношений героев, что оказывает влияние на развитие сюжета. Таким образом, Е.Козлова утверждает приоритет женского начала в дуэте любви, изображая гармоничность и красоту любви женщины; в повести, открывающей и своеобразие женского характера, психологии, нашли воплощение идеи феминистского характера.

Изображая драматичные перипетии любви, исследуя ее природу, автор утверждает созидательную силу и красоту этого могучего чувства, его всеобъемлющую мощь: «Шондiа-кым?ра улас и олам: т?в да гож?м, вой да лун, выльлун да вежалун, жугыльлун да кыпыдлун, шуд да сiй?с воштал?мъяс. Ставыс вежласяна. С?мын кыпыд гыяс оз чинны лолын, ол?м?с менсьым югзь?д?ны.

Эти радостные волны – любовь).

- от незнания – к познанию;

- от попытки познания – к признанию невозможности рационализации;

- от невозможности рационализации – к метафоризации;

- от попытки художественного освоения истории через метафору –

Изображая батальные сцены, автор неизменно подчеркивает оборонительный характер боев. Поэтика массовых сцен имеет особый смысл: автору важно показать древних коми как сплоченный народ, с ярко выраженным этническим самосознанием. Особую роль в художественной характеристике народа коми играют образы предводителей – Микола, Арси, Oнджа Яка; их характеры наделены чертами исключительными. При характеристике героев гиперболизируются и национальные чувства; авторы утверждают мысль об этническом самосознании как одной из важнейших сфер духовной жизни народа. Проблема национальной идентичности занимает доминирующее положение в произведении.

Мысль о самобытности культуры народа коми, своеобразии его исторического пути (часто реанимирующая безвозвратно ушедшее) воплощается и в стилевой плоскости повести В.Тимина; с ней коррелирует поэтика имени. Стилевое своеобразие исторической повести В.Тимина определяется как особенностями лексики (в нее введен весьма значительный пласт историзмов, представляющий давно вышедшие из употребления слова: шыпурт – меч; нь?ввуж – лук; пеша – светец, подставка для лучины; ?ксай - князь), так и спецификой поэтической антропонимики: писатель обращается к именам коми происхождения (имена и прозвища героев повести В.Тимина: Кыз Ку – Толстая Кожа; Би Кабыр – Огненный Кулак; Бурморт – Хороший человек; К?ч – Заяц и др. *).

Коми повесть рубежа ХХ-ХХI в., во многом характеризуя художественное мышление современной прозы, в своих исканиях отражает противоречия переходного периода, переживаемого страной: опыт художественного осмысления отражает изменчивый лик жизни. Само время, период быстрых изменений не позволяет в полной мере осмыслить противоречивую суть жизни; современная повесть находится в поисках, несущих печать противостояния канонам соцреализма. Отказавшись от нормативных установок, писатели пытаются определиться в поисках ценностных мировоззренческих основ творчества. Разрушившиеся связи, что вызывают ощущение дискомфорта, чувство безысходности характеризуют картину мира, отличную от сложившейся в литературе позднесоветского периода. В повести рубежа веков открываются очень непростые отношения героя с миром, когда он в попытках их осмыслить переживает эсхатологические ощущения, стремление остро прочувствовать связь со временем, понять, в чем основное предназначение человека, осознать значимость жизненных ценностей.

Высокое напряжение апокалиптических ощущений, выражая умонастроение эпохи, способствует и тому, чтобы выявить основные жизненные ценности, понять, в чем предназначение человека. В средних формах эпических жанров созревает готовность обратиться к вечным, общечеловеческим ценностям; повесть стремится заглянуть и в глубины жизни, выявить сущностные, закономерные связи и отношения.

В своем развитии современная коми повесть обнажает очень непростой путь художественного осмысления:

1. Художественый опыт коми повести рубежа веков в полной мере отражает кризисное состояние современника, глубину его эсхатологических ощущений (что отразилось как в выражении переживаний и ощущений героя, так и в отчетливо выраженных пассеистических взглядах, обращении к прошлому народа, развитии эротических мотивов).

2. Средние формы эпических жанров запечатлевают и эволюцию сознания, открыв, что общество пришло к осознанию жизни как неровного, противоречивого, но непрерывного течения; расколотый апокалиптическим сознанием мир обретает цельность.

3. Несмотря на то, что в сложный период глубоких перемен и переоценки основных жизненных ценностей, что переживает современное общество, повесть концентрирует внимание на ощущениях и переживаниях личности, в целом воссозданая ею реальная картина жизни достоверно и убедительно выражает дух времени.

2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. – М.: Сов. Россия, 1979. – С.221.

3. Белая Г.А. Кризис?! Кризис! // Взгляд: Критика. Полемика. Публикации. – М.: Сов. писатель, 1988. – С.69.

4. Белая Г. Перепутье // Вопросы лит. – 1987. – №12. – С. 94.

5. Белинский В.Г. Сочинения в стихах и прозе Дениса Давыдова // Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу. – М.: Современник, 1982. – С. 364.

6. Беляев Г.В. От вечно живого корня. – Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1983. – С. 162.

7. Беляев Г.В. От вечно живого корня. – Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1983. – С. 161.

10. Бурилова Н.А. В поисках идеала личности: Книга статей о герое коми прозы. – Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1987. – 144 с.

11. Варламов А. О дне же том и часе никто не знает… Апокалиптические мотивы в русской прозе конца ХХ в. // Лит. учёба. – 1997. – Книга 5-6. – сентябрь-октябрь. – С. 69.

12. Воронцов Б.Н. Феномен массовой культуры: этико-философский анализ // Философские науки. – 2002. – №3. – С.114.

13. Головко В.М. Поэтика русской повести. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1991. – С. 128.

14. Гурвич И. Русская беллетристика: эволюция, поэтика, функции // Вопросы литературы. – май 1990. – С. 120.

15. Елисеев Н.Л. Мыслить лучше всего в тупике. Кое-что об экзистенциальных мотивах в нашей литературе // Новый мир. – 1999. – №12. – С. 201.

16. Ермолин Е. Художественная литература и критика в русской периодике 2005 года // Континент. – 2006. – №1. – январь – март. – С.71-107.

17. Иванова Н. В полосочку, клеточку и мелкий горошек: Перекодировка истории в современной русской прозе // Знамя. – 1999. – №2. – С. 185.

18. История коми края в документах и материалах. Хрестоматия. Часть 1. Дореволюционный период. Под редакцией О.Е.Бондаренко, В.И.Чупрова. – Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1991. – С.151-152.

19. Карасев Л.В. Лики смеха // Человек. – 1993. – №4. – С. 179.

20. Колобаева Л.А. Русский эрос: философия и поэтика любви в романе начала и конца ХХ в. // Вестник МГУ. Серия Филология. – 2001. – № 6. – С. 60

22. Кузнецова Т.Л. Коми повесть 1960-1980-х годов: художественная эволюция жанра // Современная коми литература: проблематика, герой, стиль. – Сыктывкар, 2004. – С.10-11. (Тр. Ин-та языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН; Вып. 64).

23. Латышева В.А. Чуйм?дана кузь в?т (Поразительный длинный сон) // Войвыв кодзув. – 1998. – №6. – С.74-76.

24. Латышева В.А. Чуйм?дана кузь в?т (Поразительный длинный сон) // Войвыв кодзув. – 1998. – №6. – С.75.

25.Латышева В.А. 70 – ?д воясся коми повесть (Коми повесть 1970-х годов): Учебн?й пособие. – Сыктывкар: Сыктывкарский ун – т, 1997. – 81с.

26. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы. – М.: Издательский центр Академия, 2003. – С.672.

28. Лимеров П.Ф. Чудь // Мифология коми. – М. – Сыктывкар: Изд – во ДИК, 1999. – С.376-380.

30. Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-литературная проблема // Избранные статьи в трёх томах. Т. 1. – Таллинн:Александра, 1993. – С.388.

31. Лыткина Л.В. Современная коми–зырянская проза // Чужан кыв. – 1997. – №1. – С.3-9.

32. Мальцева А.П. Сексуальный маньяк как герой культуры и культурный герой // Человек. – 2000. – №4. – С.124.

33. Микушев А.К. Легенды и сказания народа коми // Дыхание пармы. Книга об искусстве и литературе народа коми. – Сыктывкар, 1991. – С.15-16.

35. Немзер А.С. Замечательное десятилетие русской литературы. – М.:Захаров, 2003. – С.244.

36. Нефагина Г.Л. Русская проза конца ХХ века. – М.: Флинта, Наука, 2003. – С.188.

37. Новиков В. Бедный эрос // Новый мир. – 1998. № 11. – С.185.

38. Новиков В. Четыре литературных конъюктуры ХХ века. К постановке вопроса // Литературное обозрение. – 1999. № 1. – С.94.

40. Русская советская повесть 20-30-х годов. – Л.: Наука, 1976. – С.10.

41. Синенко В. О повести наших дней. – М., 1971. – С.5.

42. Современная русская повесть (1941 – 1970). – Л.: Наука, 1975. – С.7.

43. Степанян К. Отношение бытия к небытию // Знамя. – 2001. – №3. – С.207.

44. Степанян К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма // Знамя. – 1992. – №9. – С.236.

45. Султанов К.К. Динамика жанра (Особенное и общее в опыте современного романа). – М.: Наука, 1989. – С.10.

47. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М.: Наука, 1977. – С.160.

48. Утехин Н.П. Современность классики. – М.: Современник, 1986. – С.94, 100 – 107.

49. Фадеева И.Е. Поэтика текста как онтология реальности // Коренные этносы Севера Европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы (сборник статей). – Сыктывкар, 2000. – С.439.

50. Чаликова В.А. Послесловие // Шацкий Е. Утопия и традиция. – М.: Прогресс, 1990. – С.437.

51. Черняк М.А. Современная русская литература. – СПб., М.: САГА: ФОРУМ, 2004. – С.12-13.

52. Черняк М.А. Массовая литература конца ХХ века // Русская литература ХХ века: Школы, направления, методы творческой работы. – СПб.: Изд-во Logos; М.: Высшая школа, 2002. – С.342.

* Из 37 наших работ приводим следующие: [21].

* В.А. Латышева вполне справедливо утверждает, что в повести Е.Рочева фантастика заключает утопический идеал [24].

* Чудь – фольклорный образ предков – язычников. Об этом: [28].

* Подробнее об этом: [22].

** Произведение Ю. Екишева представляет билингвистический опыт: написано на коми и русском языках.

* Йиркап – эпический персонаж коми фольклора. Об этом: [33].

* Думается, имеет смысл указать на некоторые из многочисленных выступлений прозаика в прессе, где он указывает на значимость того обстоятельства, чтобы литература привлекала внимание читателя, завоёвывала его: [34 ].

Когда впервой приходили сюда с отцом и братом Митей, отец пометил нас, какого мы роста. Вот они, зарубки, хорошо видать. Я встал к обомшелой стенке. Прижался, ладонь на голову поставил. За четыре года подрос на четыре пальца. Мало еще… Отец вон какой был, а я чего-то медленно тянусь. И то сказать, еды мало, как вырастешь. Вот бы осень сейчас была, тут грибов кругом — завались. Прямо от баньки, и все грузди, грузди. Мы их тут брали, сколько хошь.

И огромные, как тугие колокола, и малюсенькие, будто вытачивали их, ядреные такие колечки. Росли грузди и одиноко, и целым семейством, и белели в траве, и перли из-под ошметок старой листвы. Влажные, скользкие, в шляпках-воронках вода скопилась после дождя.

А потом отец повел нас к осине, которую успел уже повалить и обтесать с комля. Оказывается, осину он выбрал у старой вырубки, а там малина разрослась, буйная. Столько малины! Ягода крупная, с пушком, и много, ляжешь на землю, поглядишь вверх, прямо ужас сколько. Ягоды сами сползали с белых стерженьков, только бери. И во рту таяли, одна за другой. Мы с братом, наверное, по ведру съели. Потом уж стали собирать. У отца шляпа была, старая, большая, и пока он лодку долбил, мы пять шляп собрали…

Эх, была бы осень… То-то здесь еды пропадает.

Я спустился к ручью, напился. Холодная вода малость отдавала талым снегом и болотом.

Потом я вышел на середину лужайки, выбрал место посуше и лег. Все равно до вечера зайцы не выйдут. Лег я и заснул, даже не заметил как. Ветерок шелестит, ручей журкает, птицы на солнышке разомлели, не поют — убаюкивают. Не знаю, долго ли я спал, часов у меня не было. Открыл глаза — солнце уже низко, висит на елках. Разморило меня на сырой земле, силы нет встать, голову поворачиваю оглядеться, — и сердце мое захолонуло. Десять шагов от меня — ходит глухарь, огромный. Брови красные, голова задрана высоко, длинная толстая шея, и пышный хвост распущен веником. И до того он на Анну Ош смахивает… я чуть не засмеялся, — здорово похож. Однако не засмеялся… Нет, думаю, снится мне. Это я еще не проснулся, еще сплю. Шурка заболел, я патроны набивал, все про глухаря думал, потом сюда сколько шел — думал, и во сне думаю. Снится он мне, и все тут. Однако не шевелюсь, чтоб глухаря не спугнуть…

Помню, ружье мое заряжено, рядом лежит. А как его взять? Глухарь чуть чего заметит, и был таков, ищи ветра. Это он меня за чурку принял какую. Ну, думаю, погоди, я тебе покажу чурку.

Прижимаю ружьишко к боку и тихонько поворачиваюсь, тихонько-тихонько, чтоб оказаться головой к птице. Я даже глаза поприкрыл, боюсь мигнуть сильно, глухаря спугнуть. И не дышу. Сердце во мне пухнет, и весь я вспотел. И не терпится скорей ружье поднять, скорей выпалить, пока не улетел. Но я терплю, все поворачиваюсь, поворачиваюсь, поворачиваюсь. Ну, все, сунул я ружье вперед, а глухарь уже уходит от меня медленно, топ-топ… Неуж почуял?

Заряды мои самые что ни на есть препаршивые, — мелкая дробь вперемешку с рубленой проволокой. Сзади такой дрянью глухаря, пожалуй, не взять. Однако и деваться некуда, уходит же.

Грохнул я, в плечо толкануло. Глухаря будто подкинуло, поднялся он свечкой — и к болоту. Я вскочил, обалдевши, смотрю, как он летит, и отчаянно надеюсь: упадет. Вот-вот упадет. Ну, падай же! А он не упал. Пока был виден — не упал. Я побежал, гляжу, где он сидел, там перьев полно. Перья остались, а мясо улетело. Однако, думаю, раз я ему перо выбил, может, и упадет.

Рванул бегом через ручей, вошел в кочкастое болото, а оно до краев залито талой водой. Кружил-месил, пока силу совсем не выбил. Ноги мои в старых кирзушках вконец промокли и уже коченеют. А я из болота все не выхожу, все думаю: может, вон за той корягой, вдруг вон за той кочкой? И пришлось-таки бросить, уйти ни с чем. Надо было готовиться к ночлегу, солнце уже клонилось на покой.

К баньке натаскал сухих валежин, в берестяном чумане принес воды из ручья. Потом осторожно пошел к лужайке, что была по ручью чуть выше. Подкрадываюсь и вижу, в прямом просвете тропинки пасется заяц. Он еще не всю зимнюю шубу сбросил, и его далеко видать в сумерках.

Но как к нему поближе подступить? Ведь косой, он вон какой дошлый, куда глухарю. Эвон как ушищами поводит… Раза два щипнет травку, выпрямится и слушает, слушает. Разве ж так наешься.

Был бы хороший заряд, я бы свистанул издалека. Однако глухарь меня уже научил. Крадусь. Ветка под ногой молчит, вода не булькнет. Ты, косой, хитер, но я тоже не дурак. Крадусь. Когда только и научился так ловко… Пальнул — заяц заорал таким жутким криком, я от испуга подумал: не в медведя ли, случаем, попал? Заяц раза два перекувырнулся на месте, я к нему. А он как сиганет к ельнику. Мне бы ружье перезарядить, а я кинулся догонять. Разве догонишь… Был, и нет. У него ж четыре ноги.

Вы можете добавить книгу в избранное после того, как авторизуетесь на портале. Если у вас еще нет учетной записи, то зарегистрируйтесь.

Ссылка скопирована в буфер обмена

Вы запросили доступ к охраняемому произведению.

Это издание охраняется авторским правом. Доступ к нему может быть предоставлен в помещении библиотек — участников НЭБ, имеющих электронный читальный зал НЭБ (ЭЧЗ).

Если вы являетесь правообладателем этого документа, сообщите нам об этом. Заполните форму.

  • публикует оригинальные материалы и статьи по направлению 10.00.00 (филологические науки), в том числе по литературоведению, фольклористике и лингвистике, а также по актуальным проблемам исследования языков, фольклора и литературы народов Сибири и Дальнего Востока;
  • знакомит отечественного и зарубежного читателя с основными направлениями исследований сибирских филологов;
  • освещает филологическую научную жизнь (конференции, семинары, публикации).

Журнал выходит 4 раза в год.

Журнал включен в Российский индекс научного цитирования (РИНЦ).

Плата с авторов за публикацию рукописей не взимается.

Адрес редакции: 630090, г. Новосибирск, ул. Николаева, 8. Институт филологии СО РАН.

Читайте также: