Андерсен пропащая краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Сказка Г. Х. Андерсена "Пропащая" показывает что нельзя судить о людях по первому впечатлению, не зная какие тяжелые испытания выпали на их долю.
Главная героиня истории прачка, которая часто прикладывается к бутылке. И все жители города осуждают ее и считают пропащей женщиной. А ведь она просто пытается поставить на ноги своего сына и целыми днями стирает белье в холодной воде.
Поможем улучшить оценки по школьной программе, подготовиться к контрольным и понять предмет!
Пропащая
Городской судья стоял у открытого окна; на нем была крахмальная рубашка, в манишке красовалась дорогая булавка, выбрит он был безукоризненно — сам всегда брился. На этот раз он, впрочем, как-то порезался, и царапинка была заклеена клочком газетной бумаги.
— Эй ты, малый! — закричал он.
— Ты славный мальчик! — сказал городской судья. — Почтительный мальчик! Мать, верно, полощет белье на речке, а ты тащишь ей кое-что? Вишь, торчит из кармана! Скверная привычка у твоей матери! Сколько у тебя там?
— Полкосушки,— ответил мальчик тихо, испуганно.
— Да утром ты отнес ей столько же? — продолжал городской судья.
— Нет, это вчера! — сказал мальчуган.
— Две полкосушки — вот уже и целая! Пропащая она женщина! Просто беда с этим народом! Скажи своей матери, что стыдно ей! Да гляди, сам не сделайся пьяницей! Впрочем, что и говорить; конечно, сделаешься! Бедный ребенок… Ну, ступай!
Мальчик пошел; фуражка так и осталась у него в руках, и ветер развевал его длинные белокурые волосы. Вот он прошел улицу, свернул в переулок и дошел до реки. Мать его стояла в воде и колотила вальком разложенное на деревянной скамье мокрое, тяжелое белье. Течение было сильное; мельничные шлюзы были открыты — простыню, которую женщина полоскала, так и рвало у нее из рук, скамья тоже грозила опрокинуться, и прачка просто из сил выбивалась.
— Я чуть-чуть не уплыла сама! — сказала она. — Хорошо, что ты пришел, надо мне подкрепиться маленько. Вода холодная-прехолодная, а я вот уже шесть часов стою тут! Принес ты что-нибудь?
Мальчик вытащил бутылочку; мать приложила ее ко рту и хлебнула.
— Как славно! Сразу согреешься, точно поешь чего-нибудь горяченького, а стоит-то куда дешевле! Хлебни и ты, мальчуган! Ишь ты, какой бледный! Холодно тебе в легоньком платьишке! Осень ведь на дворе! У! Вода прехолодная! Только бы мне не захворать! Дай-ка мне еще глотнуть, да глотни и сам, только чуть-чуть! Тебе не надо привыкать к этому, бедняжка мой!
И она обошла мостки, на которых стоял мальчуган, и вышла на берег. Вода бежала с рогожки, которою она обвязалась вокруг пояса, текла с подола юбки.
— Я работаю изо всех сил, кровь чуть не брызжет у меня из-под ногтей. Да пусть, только бы удалось вывести в люди тебя, мой голубчик!
— Бедняжка, вот как приходится тебе работать! Стоишь по колено в холодной воде! Как тут не глотнуть разок-другой, чтобы согреться! А люди-то считают каждый твой глоток!
— Так он и сказал тебе, сынок? — спросила прачка, и, губы ее задрожали. — Мать твоя — пропащая! Что ж, может быть, он и прав! Но не следовало бы говорить этого ребенку. Да, не впервой терпеть мне от этого семейства!
— Правда, вы ведь служили еще у родителей судьи! Давненько это было, много пудов соли съедено с тех пор, не мудрено, что и пить хочется! — И Марен рассмеялась. — Сегодня у городского судьи назначен званый обед; хотел было отменить, да уж поздно было, все было готово. Я от дворника все это узнала. С час тому назад пришло письмо, что младший брат судьи умер в Копенгагене.
— Умер! — проговорила прачка и побледнела как смерть.
— Что с вами? — спросила Марен. — Неужто вы так близко принимаете это к сердцу? Ах да, ведь вы знавали его!
— Так он умер. Лучше, добрее его не было человека на свете! Не много у господа бога таких, как он! — И слезы потекли по ее щекам. — О господи, голова так и кружится! Это оттого, что я выпила всю бутылку! Не следовало бы! Мне так скверно! И она схватилась за забор.
— Ох, да вы совсем больны, матушка! — сказала Марен. — Ну, ну, придите же в себя. Нет, вам и взаправду плохо! Сведу-ка я вас лучше домой!
— Ну, я возьмусь за него. Держитесь за меня! Мальчуган пусть покараулит тут, пока я вернусь и дополощу. Сущая безделица осталась!
Ноги у прачки подкашивались.
— Я слишком долго стояла в холодной воде! И с самого утра у меня не было во рту ни крошки! Лихорадка так и бьет! Господи Иисусе! Хоть бы до дому-то добраться! Бедный мой мальчик!
И она заплакала.
Мальчик тоже заплакал и остался у реки стеречь белье. Женщины продвигались вперед шаг за шагом, прачка едва тащилась, прошли переулок, улицу, но перед домом судьи больная вдруг свалилась на мостовую. Вокруг нее собралась толпа. Хромая Марен побежала во двор за помощью. Судья со своими гостями смотрел из окна.
— Это прачка! — сказал он. — Хлебнула лишнее! Пропащая женщина! Жаль только славного мальчугана, сынишку ее! А мать-то пропащая!
Прачку привели в себя, отнесли домой в ее жалкую каморку и уложили в постель. Марен приготовила для больной питье — теплое пиво с маслом и с сахаром, лучшее средство, какое она только знала, а потом отправилась дополаскивать белье. Выполоскала она его очень плохо, зато от доброго сердца; собственно говоря, она только повытаскала мокрое белье на берег и уложила в корзину.
Вечером Марен опять сидела в жалкой каморке возле прачки. Кухарка городского судьи дала ей для больной славный кусок ветчины и немножко жареного картофеля; все это пошло самой Марен и мальчику, а больная наслаждалась одним запахом.
— Он такой питательный! — говорила она.
Мальчик улегся на ту же самую постель, на которой лежала и мать; он лег у нее в ногах, поперек кровати, и покрылся старым половиком, собранным из голубых и красных лоскутков.
Прачке стало немножко полегче; горячее пиво подкрепило ее, а запах теплого кушанья подбодрил.
— И какою славною хозяюшкою были вы! — сказала Марен. — Оба вы с мужем были такие добрые! Век не забуду.
— Да, ты жила у нас в хорошие годы! Детей у нас тогда еще не было… Студента я больше не видала… Ах нет, видела раз, но он-то меня не видел! Он приезжал на похороны матери. Я видела его у ее могилы. Какой он был бледный, печальный! Понятно — горевал по матери. Когда же умер его отец, был в чужих краях и не приезжал, да и после не бывал ни разу. Он так и не женился! Кажется, он сделался адвокатом. Обо мне он и не вспоминал, и если бы даже увидел меня, не узнал бы — такою я стала безобразною. Да так оно и лучше.
Потом она стала рассказывать про тяжелые дни, когда одна беда валилась на них за другою. У них было пятьсот талеров, а в их улице продавался дом за двести; выгодно было купить его да сломать и построить на том же месте новый. Вот они и купили. Каменщики и плотники сделали смету, и вышло, что постройка будет стоить тысячу двадцать риксдалеров. Эрик имел кредит, и ему ссудили эту сумму из Копенгагена, но шкипер, который вез ее, погиб в море, а с ним и деньги.
— Тогда-то вот и родился мой милый сынок! А отец впал в тяжелую, долгую болезнь; девять месяцев пришлось мне одевать и раздевать его, как малого ребенка. Все пошло у нас прахом, задолжали мы кругом, все прожили; наконец умер и муж. Я из сил выбивалась, чтобы прокормиться с ребенком, мыла лестницы, стирала белье, и грубое и тонкое, но нужда одолевала нас все больше и больше… Так, видно, богу угодно. Но когда-нибудь да он сжалится надо мною, освободит меня и призрит мальчугана!
Утром она чувствовала себя бодрее и решила, что может идти на работу. Но едва она ступила в холодную воду, с ней сделался озноб, и силы оставили ее. Судорожно взмахнула она рукой, сделала шаг вперед и упала. Голова попала на сухое место, на землю, а ноги остались в воде; деревянные башмаки ее с соломенною подстилкой поплыли по течению. Тут ее и нашла Марен, которая принесла ей кофе.
А от судьи пришли в это время сказать прачке, чтобы она сейчас же шла к нему; ему надо было что-то сообщить ей. Поздно! Послали было за цирюльником, чтобы пустить ей кровь, но прачка уже умерла.
— Опилась! — сказал судья.
А в письме, принесшем известие о смерти младшего брата, было сообщено и о его завещании. Оказалось, что он отказал вдове перчаточника, служившей когда-то его родителям, шестьсот риксдалеров. Деньги эти могли быть выданы сразу или понемножку — как найдут лучшим — ей и ее сыну.
— Значит, у нее были кое-какие дела с братцем! — сказал судья. — Хорошо, что ее нет больше в живых! Теперь мальчик получит все, и я постараюсь отдать его в хорошие руки, чтобы из него вышел дельный работник.
Судья призвал к себе мальчика и обещал заботиться о нем, а мать, дескать, отлично сделала, что умерла, — пропащая была!
Прачку похоронили на кладбище для бедных. Марен посадила на могиле розовый куст; мальчик стоял тут же.
— Мамочка! — сказал он и заплакал. — Правда ли, что она была пропащая?
— Неправда! — сказала старуха и взглянула на небо. — Я успела узнать ее, особенно за последнюю ночь! Хорошая она была женщина! И господь бог скажет то же самое, когда примет ее в царство небесное! А люди пусть себе называют ее пропащею!
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Пропащая: краткое содержание, описание и аннотация
Ганс Андерсен: другие книги автора
Кто написал Пропащая? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Пропащая — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ганс Христиан Андерсен
Городской судья стоял у открытого окна; на нем была крахмальная рубашка, в манишке красовалась дорогая булавка, выбрит он был безукоризненно — сам всегда брился. На этот раз он, впрочем, как-то порезался, и царапинка была заклеена клочком газетной бумаги.
— Эй ты, малый! — закричал он.
— Ты славный мальчик! — сказал городской судья. — Почтительный мальчик! Мать, верно, полощет белье на речке, а ты тащишь ей кое-что? Вишь, торчит из кармана! Скверная привычка у твоей матери! Сколько у тебя там?
— Полкосушки, — ответил мальчик тихо, испуганно.
— Да утром ты отнес ей столько же? — продолжал городской судья.
— Нет, это вчера! — сказал мальчуган.
— Две полкосушки — вот уже и целая! Пропащая она женщина! Просто беда с этим народом! Скажи своей матери, что стыдно ей! Да гляди, сам не сделайся пьяницей! Впрочем, что и говорить; конечно, сделаешься! Бедный ребенок… Ну, ступай!
Мальчик пошел; фуражка так и осталась у него в руках, и ветер развевал его длинные белокурые волосы. Вот он прошел улицу, свернул в переулок и дошел до реки. Мать его стояла в воде и колотила вальком разложенное на деревянной скамье мокрое, тяжелое белье. Течение было сильное; мельничные шлюзы были открыты — простыню, которую женщина полоскала, так и рвало у нее из рук, скамья тоже грозила опрокинуться, и прачка просто из сил выбивалась.
— Я чуть-чуть не уплыла сама! — сказала она. — Хорошо, что ты пришел, надо мне подкрепиться маленько. Вода холодная-прехолодная, а я вот уже шесть часов стою тут! Принес ты что-нибудь?
Мальчик вытащил бутылочку; мать приложила ее ко рту и хлебнула.
— Как славно! Сразу согреешься, точно поешь чего-нибудь горяченького, а стоит-то куда дешевле! Хлебни и ты, мальчуган! Ишь ты, какой бледный! Холодно тебе в легоньком платьишке! Осень ведь на дворе! У! Вода прехолодная! Только бы мне не захворать! Дай-ка мне еще глотнуть, да глотни и сам, только чуть-чуть! Тебе не надо привыкать к этому, бедняжка мой!
И она обошла мостки, на которых стоял мальчуган, и вышла на берег. Вода бежала с рогожки, которою она обвязалась вокруг пояса, текла с подола юбки.
— Я работаю изо всех сил, кровь чуть не брызжет у меня из-под ногтей. Да пусть, только бы удалось вывести в люди тебя, мой голубчик!
— Бедняжка, вот как приходится тебе работать! Стоишь по колено в холодной воде! Как тут не глотнуть разок-другой, чтобы согреться! А люди-то считают каждый твой глоток!
— Так он и сказал тебе, сынок? — спросила прачка, и, губы ее задрожали. Мать твоя — пропащая! Что ж, может быть, он и прав! Но не следовало бы говорить этого ребенку. Да, не впервой терпеть мне от этого семейства!
— Правда, вы ведь служили еще у родителей судьи! Давненько это было, много пудов соли съедено с тех пор, не мудрено, что и пить хочется! — И Марен рассмеялась. — Сегодня у городского судьи назначен званый обед; хотел было отменить, да уж поздно было, все было готово. Я от дворника все это узнала. С час тому назад пришло письмо, что младший брат судьи умер в Копенгагене.
— Умер! — проговорила прачка и побледнела как смерть.
— Что с вами? — спросила Марен. — Неужто вы так близко принимаете это к сердцу? Ах да, ведь вы знавали его!
— Так он умер. Лучше, добрее его не было человека на свете! Не много у господа бога таких, как он! — И слезы потекли по ее щекам. — О господи, голова так и кружится! Это оттого, что я выпила всю бутылку! Не следовало бы! Мне так скверно! И она схватилась за забор.
Timeweb - компания, которая размещает проекты клиентов в Интернете, регистрирует адреса сайтов и предоставляет аренду виртуальных и физических серверов. Разместите свой сайт в Сети - расскажите миру о себе!
Виртуальный хостинг
Быстрая загрузка вашего сайта, бесплатное доменное имя, SSL-сертификат и почта. Первоклассная круглосуточная поддержка.
Производительность и масштабируемые ресурсы для вашего проекта. Персональный сервер по цене виртуального хостинга.
Выделенные серверы
Быстрая загрузка вашего сайта, бесплатное доменное имя, SSL-сертификат и почта. Первоклассная круглосуточная поддержка.
Информация для родителей: Пропащая — трогательная и поучительная история датского сказочника Ганса Христиана Андерсена. В ней повествуется о бедной прачке и её маленьком сыне. Все несправедливо называли её пропащей, хотя и она когда-то была богатой и успешной. Как и почему всё пошло под откос, она расскажет своей подруге Марен. Сказка заставляет задуматься над многими вещами. Рекомендуется детям от 7 до 12 лет.
Читать сказку Пропащая
Городской судья стоял у открытого окна. На нём была крахмальная рубашка, в манишке красовалась дорогая булавка, выбрит он был безукоризненно — сам всегда брился. На этот раз он, впрочем, как-то порезался, и царапинка была заклеена клочком газетной бумаги.
— Эй ты, малый! — закричал он.
— Ты славный мальчик! — сказал городской судья. — Почтительный мальчик! Мать, верно, полощет белье на речке, а ты тащишь ей кое-что? Вишь, торчит из кармана! Скверная привычка у твоей матери! Сколько у тебя там?
— Полкосушки,— ответил мальчик тихо, испуганно.
— Да утром ты отнёс ей столько же? — продолжал городской судья.
— Нет, это вчера! — сказал мальчуган.
— Две полкосушки — вот уже и целая! Пропащая она женщина! Просто беда с этим народом! Скажи своей матери, что стыдно ей! Да гляди, сам не сделайся пьяницей! Впрочем, что и говорить. Конечно, сделаешься! Бедный ребёнок… Ну, ступай!
Мальчик пошёл. Фуражка так и осталась у него в руках, и ветер развевал его длинные белокурые волосы. Вот он прошёл улицу, свернул в переулок и дошёл до реки. Мать его стояла в воде и колотила вальком разложенное на деревянной скамье мокрое, тяжёлое белье. Течение было сильное. Мельничные шлюзы были открыты — простыню, которую женщина полоскала, так и рвало у неё из рук, скамья тоже грозила опрокинуться, и прачка просто из сил выбивалась.
— Я чуть-чуть не уплыла сама! — сказала она. — Хорошо, что ты пришёл, надо мне подкрепиться маленько. Вода холодная-прехолодная, а я вот уже шесть часов стою тут! Принёс ты что-нибудь?
Мальчик вытащил бутылочку. Мать приложила её ко рту и хлебнула.
— Как славно! Сразу согреешься, точно поешь чего-нибудь горяченького, а стоит-то куда дешевле! Хлебни и ты, мальчуган! Ишь ты, какой бледный! Холодно тебе в лёгоньком платьишке! Осень ведь на дворе! У! Вода прехолодная! Только бы мне не захворать! Дай-ка мне ещё глотнуть, да глотни и сам, только чуть-чуть! Тебе не надо привыкать к этому, бедняжка мой!
И она обошла мостки, на которых стоял мальчуган, и вышла на берег. Вода бежала с рогожки, которой она обвязалась вокруг пояса, текла с подола юбки.
— Я работаю изо всех сил, кровь чуть не брызжет у меня из-под ногтей. Да пусть, только бы удалось вывести в люди тебя, мой голубчик!
— Бедняжка, вот как приходится тебе работать! Стоишь по колено в холодной воде! Как тут не глотнуть разок-другой, чтобы согреться! А люди-то считают каждый твой глоток!
— Так он и сказал тебе, сынок? — спросила прачка, и, губы её задрожали. — Мать твоя — пропащая! Что ж, может быть, он и прав! Но не следовало бы говорить этого ребёнку. Да, не впервой терпеть мне от этого семейства!
— Правда, вы ведь служили ещё у родителей судьи! Давненько это было, много пудов соли съедено с тех пор, немудрено, что и пить хочется! — И Марен рассмеялась. — Сегодня у городского судьи назначен званый обед. Хотел было отменить, да уж поздно было, все было готово. Я от дворника все это узнала. С час тому назад пришло письмо, что младший брат судьи умер в Копенгагене.
— Умер! — проговорила прачка и побледнела как смерть.
— Что с вами? — спросила Марен. — Неужто вы так близко принимаете это к сердцу? Ах да, ведь вы знавали его!
— Так он умер. Лучше, добрее его не было человека на свете! Немного у господа бога таких, как он! — И слезы потекли по её щекам. — О господи, голова так и кружится! Это оттого, что я выпила всю бутылку! Не следовало бы! Мне так скверно! И она схватилась за забор.
— Ох, да вы совсем больны, матушка! — сказала Марен. — Ну, ну, придите же в себя. Нет, вам и взаправду плохо! Сведу-ка я вас лучше домой!
— Ну, я возьмусь за него. Держитесь за меня! Мальчуган пусть покараулит тут, пока я вернусь и дополощу. Сущая безделица осталась!
Ноги у прачки подкашивались.
— Я слишком долго стояла в холодной воде! И с самого утра у меня не было во рту ни крошки! Лихорадка так и бьёт! Господи Иисусе! Хоть бы до дому-то добраться! Бедный мой мальчик!
И она заплакала.
Мальчик тоже заплакал и остался у реки стеречь белье. Женщины продвигались вперёд шаг за шагом, прачка едва тащилась, прошли переулок, улицу, но перед домом судьи больная вдруг свалилась на мостовую. Вокруг неё собралась толпа. Хромая Марен побежала во двор за помощью. Судья со своими гостями смотрел из окна.
— Это прачка! — сказал он. — Хлебнула лишнее! Пропащая женщина! Жаль только славного мальчугана, сынишку её! А мать-то пропащая!
Прачку привели в себя, отнесли домой в её жалкую каморку и уложили в постель. Марен приготовила для больной питье — тёплое пиво с маслом и с сахаром, лучшее средство, какое она только знала, а потом отправилась дополаскивать белье. Выполоскала она его очень плохо, зато от доброго сердца. Собственно говоря, она только повытаскала мокрое белье на берег и уложила в корзину.
Вечером Марен опять сидела в жалкой каморке возле прачки. Кухарка городского судьи дала ей для больной славный кусок ветчины и немножко жареного картофеля. Все это пошло самой Марен и мальчику, а больная наслаждалась одним запахом.
— Он такой питательный! — говорила она.
Мальчик улёгся на ту же самую постель, на которой лежала и мать. Он лёг у неё в ногах, поперёк кровати, и покрылся старым половиком, собранным из голубых и красных лоскутков.
Прачке стало немножко полегче. Горячее пиво подкрепило её, а запах тёплого кушанья подбодрил.
— И какою славною хозяюшкою были вы! — сказала Марен. — Оба вы с мужем были такие добрые! Век не забуду.
— Да, ты жила у нас в хорошие годы! Детей у нас тогда ещё не было… Студента я больше не видала… Ах нет, видела раз, но он-то меня не видел! Он приезжал на похороны матери. Я видела его у её могилы. Какой он был бледный, печальный! Понятно — горевал по матери. Когда же умер его отец, был в чужих краях и не приезжал, да и после не бывал ни разу. Он так и не женился! Кажется, он сделался адвокатом. Обо мне он и не вспоминал, и если бы даже увидел меня, не узнал бы — такою я стала безобразною. Да так оно и лучше.
Потом она стала рассказывать про тяжёлые дни, когда одна беда валилась на них за другою. У них было пятьсот талеров, а в их улице продавался дом за двести. Выгодно было купить его да сломать и построить на том же месте новый. Вот они и купили. Каменщики и плотники сделали смету, и вышло, что постройка будет стоить тысячу двадцать риксдалеров. Эрик имел кредит, и ему ссудили эту сумму из Копенгагена, но шкипер, который вёз её, погиб в море, а с ним и деньги.
— Тогда-то вот и родился мой милый сынок! А отец впал в тяжёлую, долгую болезнь. Девять месяцев пришлось мне одевать и раздевать его, как малого ребёнка. Все пошло у нас прахом, задолжали мы кругом, все прожили. Наконец умер и муж. Я из сил выбивалась, чтобы прокормиться с ребёнком, мыла лестницы, стирала белье, и грубое и тонкое, но нужда одолевала нас всё больше и больше… Так, видно, богу угодно. Но когда-нибудь да он сжалится надо мной, освободит меня и призрит мальчугана!
Утром она чувствовала себя бодрее и решила, что может идти на работу. Но едва она ступила в холодную воду, с ней сделался озноб, и силы оставили её. Судорожно взмахнула она рукой, сделала шаг вперёд и упала. Голова попала на сухое место, на землю, а ноги остались в воде. Деревянные башмаки её с соломенною подстилкой поплыли по течению. Тут её и нашла Марен, которая принесла ей кофе.
А от судьи пришли в это время сказать прачке, чтобы она сейчас же шла к нему. Ему надо было что-то сообщить ей. Поздно! Послали было за цирюльником, чтобы пустить ей кровь, но прачка уже умерла.
— Опилась! — сказал судья.
А в письме, принёсшем известие о смерти младшего брата, было сообщено и о его завещании. Оказалось, что он отказал вдове перчаточника, служившей когда-то его родителям, шестьсот риксдалеров. Деньги эти могли быть выданы сразу или понемножку — как найдут лучшим — ей и её сыну.
— Значит, у неё были кое-какие дела с братцем! — сказал судья. — Хорошо, что её нет больше в живых! Теперь мальчик получит все, и я постараюсь отдать его в хорошие руки, чтобы из него вышел дельный работник.
Судья призвал к себе мальчика и обещал заботиться о нём, а мать, дескать, отлично сделала, что умерла, — пропащая была!
Прачку похоронили на кладбище для бедных. Марен посадила на могиле розовый куст. Мальчик стоял тут же.
— Мамочка! — сказал он и заплакал. — Правда ли, что она была пропащая?
— Неправда! — сказала старуха и взглянула на небо. — Я успела узнать её, особенно за последнюю ночь! Хорошая она была женщина! И господь бог скажет то же самое, когда примет её в царство небесное! А люди пусть себе называют её пропащею!
Читайте также: