На задворках великой империи краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Содержание романа

В романе рассказывается о судьбе высокопоставленного российского чиновника прогрессивных убеждений Сергея Яковлевича Мышецкого (прототип — князь Урусов), который в 1904 году получил высокий пост в провинции — вице-губернатора Уренской губернии (Семипалатинск).

На губернатора пишут донос и император снимает его с поста и лишает звания камер-юнкера Его Императорского Величества. Но чиновник не сдаётся и в революционном 1905 году пост ему возвращают. События Первой русской революции показаны через призму глухой российской провинции и доведены до назначения премьер-министром России П.А.Столыпина и покушения эсеров на него в августе 1906 года.

В незаконченной третьей книге романа, опубликованной в 1992 под названием "Судьба князя Мышецкого", описана жизнь главного героя после 1917 года: арест ЧК, работа бухгалтером в продорганах, учителем в сельских школах, консультантом на "Ленфильме", совслужащим. Во время Великой Отечественной войны он остается в Ленинграде и умирает от голода во время блокады.


Роман На задворках великой империи по-новому раскрывает для читателей легендарную личность Петра Столыпина, члена Государственной думы. А также одного из любимых исторических персонажей В. Пикуля. Все события, описанные в произведении, достоверны и рассказаны живым, интересным и понятным языком. По книгам Пикуля можно изучать историю России, приоткрыть занавесу ее загадочного прошлого. Роман На задворках великой империи удивительным образом перекликается с нашим временем, и также волнует читателя и сегодня.

В романе раскрывается панорама жизни русской провинции в начале XX века. Почитателей таланта Валентина Пикуля ждет новая встреча с захватывающим сюжетом, яркими героями, реалиями истории нашего Отечества.

Валентин Пикуль написал роман На задворках великой империи в период 1964-1966г.

Отрывок из романа На задворках великой империи

Мышецкий был озадачен: где же люди — умные, зрячие, все понимающие и совсем непричастные к чиновному быдлу? Неужели сенатор Мясоедов был тогда прав, говоря, что таких людей он не встретит в Уренской губернии?

Сергей Яковлевич, будучи человеком неглупым, понимал также и то, что Борисяк (и подобные ему) никогда не дадут ему даже подержаться за кончик той ниточки, уводящей к спасению, как нить Ариадны, ибо он, его сиятельство, всегда останется для этих людей чужим…

«Но почему? — думал князь расстроенно.

— То, что мы наблюдаем, Иван Степанович, — говорил князь, — это крамола, по сути дела. Крамола по отношению к народу, одобренная самим правительством. И порождающая другую крамолу, вполне законную, как ответ на это издевательство. Тридцать процентов детской смертности… Тридцать! Ведь это же сознательное умерщвление народа, умного и терпеливого!

Метод воздействия на них был прост: вот земля у вас под носом, приглядитесь — сочная, нетронутая, за Томском путь еще тяжелее, вам будет не дотянуть. Решайте: или — здесь, или… Смотрите сами!
И семейства — победнее да посмелее — начали оставаться.

Узнав об этом, Мышецкий сразу же распорядился:
— Напишите официальное прошение от моего имени к командующему Уренским военным округом. Пусть генерал лейтенант Панафидин выделит мне, сколько сможет, солдатских палаток. Я найду способ отблагодарить его… А сейчас срочно в три ноги, чтобы Борисяк был здесь!

Борисяк, запыхавшийся, явился:

— Вот что, Савва Кириллович! Получив солдатские палатки, сразу же подвергните их дезинфекции. За Кривой балкой заранее расчистите место, устройте ретирадные ямы. Баки для кипячения воды… Начинайте строгий медицинский отбор группы переселенцев, остающихся в моей губернии!

— Простите, — вмешался Борисяк. — Но поместить больных в холерный барак — значит сразу похоронить. А среди детей, как правило, корь, дифтерит, скарлатина… Куда же я их дену?

— И то верно, — призадумался Сергей Яковлевич. — Я тоже не совсем доверяю Ениколопову… Тогда придется вам соорудить отдельный барак. На той же Кривой балке! Я могу положиться на вас, Савва Кириллович?

— Это я сделаю, — бестрепетно ответил инспектор. — А что будет дальше — не ручаюсь.

Непосредственным толчком к работе писателя над романом послужили документы — анкеты членов Государственной думы, заполненные ими собственноручно.

В 1950–1960 годы прошлого века в СССР в полную мощь шло освоение целинных и залежных земель. Пикуль решил откликнуться на эти события примерами из истории, обращаясь к началу XX века.

Оценивая своё детище, Пикуль говорил: «“На задворках великой империи” мой второй исторический роман… я ощутил какую-то лёгкость в изложении материала, который был мною хорошо изучен, и провёл параллель с современностью.

Первая — профессора Семёна Бенциановича Окуня возглавлявшего в ту пору кафедру истории в Ленинградском государственном университете, который в молодом авторе заметил проблески таланта и благожелательно относился к нему и поддерживал его, особенно в первый период творческой деятельности.

Уже находясь в Риге, Валентин вёл переписку с профессором, советовался по многим сложным историческим вопросам и всегда находил поддержку.

Вторая рецензия на двухтомник — доброжелательная — подтвердила выводы С. Б. Окуня и проложила путь рукописи в издательство.

Первый том увидел свет в 1964 году, второй том вышел в 1966 году. Публикация второго тома была задержана, возможно, из-за недоброжелателя Валентина Пикуля — Белянчикова Н. Н., направившего письма в ЦК КПСС и в Лениздат. Он писал:

Главный герой романа князь Сергей Яковлевич Мышецкий — молодой, блестящий кандидат правоведения, прослуживший несколько лет на гражданской службе, учёный-статистик, сторонник парламентского правления, лицо тоже вымышленное, но вполне узнаваемое. Прототипом его явился князь Урусов, позже член Государственной думы первого созыва, остальные личности в романе имеют прототипы живших в то время людей.

Мышецкий отказывается от придворной карьеры и едет губернатором в Уренскую губернию. Он полон добрых намерений изменить жизнь в провинции к лучшему. Но даже то, что он успел осуществить для народа — устройство переселенцев, терпит крах. Все его действия и поступки оборачиваются против него самого, поскольку в обществе действуют крупные силы, направленные на сохранение старых порядков. В результате его отстраняют от должности…

В уста Мышецкого автор вкладывает свои мысли и убеждения:

Сюжет в романе в основном развивается вокруг событий, происходящих на окраине царской России. С одной стороны — это Уренская губерния, где действовали главные действующие герои романа, с другой — это сама Российская империя и события, происходящие в Центре и других районах страны.

Как и во всех романах, на все события, изложенные в двухтомнике, Пикуль имел свою точку зрения и свой взгляд, не повторяя никого из авторов, писавших об этом времени. Но у Пикуля взгляд особенный: точка обзора им выбрана изнутри правящих классов Российской империи. А это было далеко не всем по душе. Нестандартное мышление и умение приблизить, сделать почти осязаемым далёкое прошлое — вот что вызывало раздражение и нападки.

В этот период у автора сложились добрые взаимоотношения с Лениздатом.

Роман был доброжелательно встречен читателями, которые поверили молодому автору и поддержали его. Писем было много и в момент выхода романа, и позднее.

«Многоуважаемый Валентин Саввич!

Пишет Вам Афанасьева Екатерина Владимировна. Летом у нас в семье был большой праздник: удалось прочитать 6 Ваших романов. Один из них — “На задворках великой империи” — муж принёс из библиотеки электротехнического института. В жизни я таких книг не видывала! Листочки тонкие-тонкие. Светятся. И почти каждый из них (а их больше шестисот) подклеен прозрачной пленкой, так, чтобы можно было всё прочитать. Будто эта книга только что выписалась из реанимации. Вот как Вас читают!

В одном интервью писатель признался:

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Валентин Пикуль На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы: краткое содержание, описание и аннотация

В романе раскрывается панорама жизни русской провинции в начале XX века. Почитателей таланта Валентина Пикуля ждет новая встреча с захватывающим сюжетом, яркими героями, реалиями истории нашего Отечества.

Валентин Пикуль: другие книги автора

Кто написал На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Валентин Пикуль: Фаворит

Фаворит

Валентин Пикуль: Каторга. Богатство

Каторга. Богатство

Валентин Пикуль: Пером и шпагой. Битва железных канцлеров

Пером и шпагой. Битва железных канцлеров

Валентин Пикуль: Битва железных канцлеров

Битва железных канцлеров

Валентин Пикуль: Каторга

Каторга

Валентин Пикуль: Слово и дело

Слово и дело

Валентин Пикуль: Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы

Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы

Валентин Пикуль: Каторга. Богатство

Каторга. Богатство

Валентин Пикуль: Нечистая сила

Нечистая сила

Валентин Пикуль: На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

Валентин Пикуль: Океанский патруль. Книга 1

Океанский патруль. Книга 1

Валентин Пикуль: Реквием каравану PQ-17

Реквием каравану PQ-17

На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы — читать онлайн ознакомительный отрывок

Сергей Яковлевич, несмотря на пластырь, приклеенный ко лбу, был настроен благодушно:

Мышецкий с удовольствием поднял бокал.

— Какие милые люди эти французские монахи! — засмеялся он. — Шампанское выдумали они, шартрез — они, бенедиктин — они же. И живи я в те времена, непременно пошел бы в монахи. Ваше здоровье, господа!

— Говорят, — добавил Кобзев, — монахи выдумали еще и порох…

Чиколини вскоре ушел, призванный долгом своей собачьей службы, и Мышецкий, неожиданно заскучав, спросил:

— Иван Степанович, вы случайно не знаете некоего Виктора Штромберга?

— Нет, князь. Впервые слышу это имя.

— Странно. — Мышецкий качнул пустую бутылку и отбросил ее в кусты. — Я плохо разбираюсь во всяческих партиях, которые растут в России, как поганки под дождем. Но… — Он надвинул цилиндр и потянулся к трости. — Впрочем, это касается одного меня! Пока что…

Они поднялись и пошли на выход из ресторана. Кобзев не стал поддерживать этот разговор. Запахнул старик свое пальтишко, мелкими шажками выступал рядом с высоким и красивым человеком, с которым его связала случайная судьба.

Мышецкий был слегка пьян. Сел он в коляску, положил руку на плечо Ивана Степановича.

— Плоты, — похвалился он, — это ведь я придумал… А?

Кобзев не пожелал отстаивать свое авторство.

— И хорошо придумали, — согласился.

— Бревен жалко, — поскупел Мышецкий. — Лес дорог. Трещит всё кругом…

— Что трещит? — спросил Кобзев, улыбаясь.

— Россия, конечно. — И Мышецкий захохотал, довольный. Стал накрапывать дождик. Сергей Яковлевич закинул верх коляски. Посматривал вокруг — горделиво, явно довольный собою и этим днем. Незнакомые лица с тротуаров спешили раскланяться перед ним, и он отвечал им — четким и выразительным кивком крупной своей головы.

Какой-то крестьянин, еще молодой парень, перебежал перед лошадьми дорогу. На голове его был зимний треух, а на плечах — пиджак фабричного мастерового.

— Карпухин! — вдруг окликнул его Кобзев.

Коляска остановилась. Крестьянин торопливо подбежал, стащил с головы треух, глянул на Мышецкого ясными глазами.

— А я до лавки, — сказал он без боязни, обращаясь к Ивану Степановичу.

Кобзев вытянул руку.

— Сергей Яковлевич, желаю вам запомнить — на этого человека вы можете положиться. Бестрепетно!

— Весьма польщен, — ответил Мышецкий и шутливо приподнял цилиндр над гладко зачесанными волосами.

Когда они отъехали, Сергей Яковлевич рассмеялся:

— Простите, я так и не понял: кому же вы меня столь любезно сейчас представили?

— Карпухин, — пояснил Кобзев, не разделяя княжеского веселья. — Это староста поселенцев, отобранных для вашей, как вы любите утверждать, губернии.

— А-а-а… — протянул Мышецкий и выкинул вперед руки, стиснув в пальцах костяной набалдашник трости.

Он и не знал, бедняга, что судьба его тоже, как и судьба Кобзева, отныне переплетется с судьбой этого человека, который приподнял сегодня перед ним только краешек своего цилиндра.

— Задворки, — сказал он, — мы живем на задворках империи!

Вечером его запросто навестил — проездом через Уренск — генерал Аннинский; он был подавлен и печален.

— Вы еще не слышали, князь? — спросил он. — В здании финского сената убит генерал-губернатор Бобриков… Вот вам плоды правления Вячеслава Константиныча!

Мышецкий невольно поежился: он, как чиновник, тоже ведь вылупился из яйца, которое высидел Плеве в своей канцелярии, и потому круто перевел разговор:

— А как вы, генерал, расцениваете сражение под Цзинь-чжоу?

Аннинский вяло махнул рукой:

— Ляпнул один дурак поначалу где-то под аркой Главного штаба: мол, шапками закидаем! Да вот шапок-то, видно, и не хватает. Смешно, князь, — наделяют солдат образками с Серафимом Саровским… Прав умница Драгомиров: мы их — иконами бьем, а японцы нас — шимозой да пулями! Глупо все!

Читайте также: