На дне читать полное содержание
Обновлено: 05.07.2024
Книга загружается. Пожалуйста, подождите несколько секунд.
Михаил Иванов Костылев, 54 лет, содержатель ночлежки.
Василиса Карповна, его жена, 26 лет.
Наташа, ее сестра, 20 лет.
Медведев, их дядя, полицейский, 50 лет.
Васька Пепел, 28 лет.
Клещ Андрей Митрич, слесарь, 40 лет.
Анна, его жена, 30 лет.
Настя, девица, 24 лет.
Квашня, торговка пельменями, под 40 лет.
Бубнов, картузник, 45 лет.
Барон, 33 лет.
Сатин, Актер - приблизительно одного возраста: лет под 40.
Лука, странник, 60 лет.
Алешка, сапожник, 20 лет.
Кривой зоб, Татарин - крючники
Несколько босяков без имен и речей.
Действие первое
Подвал, похожий на пещеру. Потолок — тяжелые, каменные своды, закопченные, с обвалившейся штукатуркой. Свет — от зрителя и, сверху вниз, — из квадратного окна с правой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками комнатой Пепла, около двери в эту комнату — нары Бубнова. В левом углу — большая русская печь; в левой — каменной — стене — дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя. Между печью и дверью у стены — широкая кровать, закрытая грязным ситцевым пологом. Везде по стенам — нары. На переднем плане у левой стены — обрубок дерева с тисками и маленькой наковальней, прикрепленными к нему, и другой, пониже первого. На последнем, перед наковальней, сидит Клещ, примеривая ключи к старым замкам. У ног его — две большие связки разных ключей, надетых на кольца из проволоки, исковерканный самовар из жести, молоток, подпилки. Посредине ночлежки — большой стол, две скамьи, табурет, все — некрашеное и грязное. За столом, у самовара, Квашня хозяйничает, Барон жует черный хлеб и Настя, на табурете, читает, облокотясь на стол, растрепанную книжку. На постели, закрытая пологом, кашляет Анна. Бубнов, сидя на нарах, примеряет на болванке для шапок, зажатой в коленях, старые, распоротые брюки, соображая, как нужно кроить. Около него — изодранная картонка из-под шляпы — для козырьков, куски клеенки, тряпье. Сатин только что проснулся, лежит на нарах и — рычит. На печке, невидимый, возится и кашляет Актер.
Для перехода между страницами книги вы можете использовать клавиши влево и вправо на клавиатуре.
Константину Петровичу Пятницкому
Михаил Иванов Костылев, 54 года, содержатель ночлежки.
Василиса Карповна, его жена, 26 лет.
Наташа, ее сестра, 20 лет.
Медведев, их дядя, полицейский, 50 лет.
Васька Пепел, 28 лет.
Клещ, Андрей Митрич, слесарь, 40 лет.
Анна, его жена, 30 лет.
Настя, девица, 24 года.
Квашня, торговка пельменями, под 40 лет.
Бубнов, картузник, 45 лет.
Барон, 33 года.
Сатин, Актер— приблизительно одного возраста: лет под 40.
Лука, странник, 60 лет.
Алешка, сапожник, 20 лет.
Кривой Зоб, Татарин— крючники.
Несколько босяков без имен и речей.
Подвал, похожий на пещеру. Потолок — тяжелые, каменные своды, закопченные, с обвалившейся штукатуркой. Свет — от зрителя и, сверху вниз, — из квадратного окна с правой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками комнатой Пепла, около двери в эту комнату — нары Бубнова. В левом углу — большая русская печь, в левой, каменной, стене — дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя. Между печью и дверью у стены — широкая кровать, закрытая грязным ситцевым пологом. Везде по стенам — нары. На переднем плане у левой стены — обрубок дерева с тисками и маленькой наковальней, прикрепленными к нему, и другой, пониже первого. На последнем — перед наковальней — сидит Клещ, примеряя ключи к старым замкам. У ног его — две большие связки разных ключей, надетых на кольца из проволоки, исковерканный самовар из жести, молоток, подпилки. Посредине ночлежки — большой стол, две скамьи, табурет, все — некрашеное и грязное. За столом, у самовара, Квашня — хозяйничает, Барон жует черный хлеб и Настя, на табурете, читает, облокотясь на стол, растрепанную книжку. На постели, закрытая пологом, кашляет Анна. Бубнов, сидя на нарах, примеряет на болванке для шапок, зажатой в коленях, старые, распоротые брюки, соображая, как нужно кроить. Около него — изодранная картонка из-под шляпы — для козырьков, куски клеенки, тряпье. Сатин только что проснулся, лежит на нарах и — рычит. На печке, невидимый, возится и кашляет Актер.
Начало весны. Утро.
Барон. Дальше!
Квашня. Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня поди прочь. Я, говорю, это испытала… и теперь уж — ни за сто печеных раков — под венец не пойду!
Бубнов (Сатину). Ты чего хрюкаешь?
Сатин рычит.
Квашня. Чтобы я, — говорю, — свободная женщина, сама себе хозяйка, да кому-нибудь в паспорт вписалась, чтобы я мужчине в крепость себя отдала — нет! Да будь он хоть принц американский — не подумаю замуж за него идти.
Клещ. Врешь!
Квашня. Чего-о?
Клещ. Врешь. Обвенчаешься с Абрамкой…
Настя (протягивая руку). Дай… отдай! Ну… не балуй!
Барон смотрит на нее, помахивая книжкой в воздухе.
Квашня (Клещу). Козел ты рыжий! Туда же — врешь! Да как ты смеешь говорить мне такое дерзкое слово?
Барон (ударяя книгой по голове Настю). Дура ты, Настька…
Настя (отнимает книгу). Дай…
Клещ. Велика барыня. А с Абрамкой ты обвенчаешься… только того и ждешь…
Квашня. Конечно! Еще бы… как же! Ты вон заездил жену-то до полусмерти…
Клещ. Молчать, старая собака! Не твое это дело…
Квашня. А-а! Не терпишь правды!
Барон. Началось! Настька — ты где?
Настя (не поднимая головы). А. Уйди!
Анна (высовывая голову из-за полога). Начался день! Бога ради… не кричите… не ругайтесь вы!
Клещ. Заныла!
Анна. Каждый божий день! Дайте хоть умереть спокойно.
Бубнов. Шум — смерти не помеха…
Квашня (подходя к Анне). И как ты, мать моя, с таким злыднем жила?
Анна. Оставь… отстань…
Квашня. Ну-ну! Эх ты… терпеливица. Что, не легче в груди-то?
Барон. Квашня! На базар пора…
Квашня. Идем, сейчас! (Анне). Хочешь — пельмешков горяченьких дам?
Анна. Не надо… спасибо! Зачем мне есть?
Квашня. А ты — поешь. Горячее — мягчит. Я тебе в чашку отложу и оставлю… захочешь когда, и покушай! Идем, барин… (Клещу.)У, нечистый дух… (Уходит в кухню.)
Анна (кашляя). Господи…
Барон (тихонько толкает Настю в затылок). Брось… дуреха!
Настя (бормочет). Убирайся… я тебе не мешаю.
Барон, насвистывая, уходит за Квашней.
Сатин (приподнимаясь на нарах). Кто это бил меня вчера?
Бубнов. А тебе не все равно.
Сатин. Положим — так… А за что били?
Бубнов. В карты играл?
Сатин. Играл…
Бубнов. За это и били…
Сатин. М-мерзавцы…
Актер (высовывая голову с печи). Однажды тебя совсем убьют… до смерти…
Сатин. А ты — болван.
Актер. Почему?
Сатин. Потому что — дважды убить нельзя.
Актер (помолчав). Не понимаю… почему — нельзя?
Клещ. А ты слезай с печи-то да убирай квартиру… чего нежишься?
Актер. Это дело не твое…
Клещ. А вот Василиса придет — она тебе покажет, чье дело…
Актер. К черту Василису! Сегодня баронова очередь убираться… Барон!
Барон (выходя из кухни). Мне некогда убираться… я на базар иду с Квашней.
Актер. Это меня не касается… иди хоть на каторгу… а пол мести твоя очередь… я за других не стану работать…
Барон. Ну, черт с тобой! Настёнка подметет… Эй, ты, роковая любовь! Очнись! (Отнимает книгу у Насти.)
Настя (вставая). Что тебе нужно? Дай сюда! Озорник! А еще — барин…
Барон (отдавая книгу). Настя! Подмети пол за меня — ладно?
Настя (уходя в кухню). Очень нужно… как же!
Квашня (в двери из кухни — Барону). А ты — иди! Уберутся без тебя… Актер! тебя просят, — ты и сделай… не переломишься, чай!
Актер. Ну… всегда я… не понимаю…
Барон (выносит из кухни на коромысле корзины. В них — корчаги, покрытые тряпками). Сегодня что-то тяжело…
Сатин. Стоило тебе родиться бароном…
Квашня (Актеру). Ты смотри же, — подмети! (Выходит в сени, пропустив вперед себя Барона.)
Актер (слезая с печи). Мне вредно дышать пылью. (С гордостью). Мой организм отравлен алкоголем… (Задумывается, сидя на нарах.)
Сатин. Организм… органон…
Анна. Андрей Митрич…
Клещ. Что еще?
Анна. Там пельмени мне оставила Квашня… возьми, поешь.
Клещ (подходя к ней). А ты — не будешь?
Анна. Не хочу… На что мне есть? Ты — работник… тебе — надо…
Клещ. Боишься? Не бойся… может, еще…
Анна. Иди, кушай! Тяжело мне… видно, скоро уж…
Клещ (отходя). Ничего… может — встанешь… бывает! (Уходит в кухню.)
Актер (громко, как бы вдруг проснувшись). Вчера, в лечебнице, доктор сказал мне: ваш, говорит, организм — совершенно отравлен алкоголем…
Человек – свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум – человек за все платит сам, и потому он – свободен. Человек – вот правда! Что такое человек. Это не ты, не я, не они… нет! – это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном! Понимаешь? Это – огромно! В этом – все начала и концы… Всё – в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!
Кто слаб душой… и кто живет чужими соками – тем ложь нужна… одних она поддерживает, другие – прикрываются ею… А кто – сам себе хозяин… кто независим и не жрет чужого – зачем тому ложь? Ложь – религия рабов и хозяев… Правда – бог свободного человека
А разве можно человека эдак бросать? Он – каков ни есть – а всегда своей цены стоит…
Как ни притворяйся, как ни вихляйся, а человеком родился, человеком и помрешь…
Вот всегда так выходит: человек-то думает про себя – хорошо я делаю! Хвать – а люди недовольны…
Jeffery
09.07.2017
Человек – вот правда! . Всё – в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Сатин Начну с того, что лично мне нравится Горький. Нахожу в его произведениях что-то интересное и новое для себя. Недавно добрался и до пьесы "На дне". Любопытны и подробности создания "горьковских пьес". В начале XX века благодаря новаторским…
Читать полностью
Nisikino
" Человек звучит гордо", говорите?
А так ли гордо это звучит среди пьяниц, алкоголиков и прочих людей, находящихся на " дне?"
Хорошая пьеса.
Произведение На дне полностью
Читать онлайн На дне
| Максим Горький. На дне. (Картины. Четыре акта) | ||
| Вступление | 10.04.13 | |
| Акт первый | 10.04.13 | |
| Акт второй | 10.04.13 | |
| Акт третий | 10.04.13 | |
| Акт четвертый | 10.04.13 | |
Купить онлайн
На дне
На дне
На дне
На дне
На дне
Текила Лейла убита. Ее сердце уже перестало биться, но в течение 10 минут 38 секунд ее мозг все еще активен. И за эти краткие минуты Лейла вспоминает свою жизнь и друзей, таких же изгоев, как она.
Удивительно чувственный роман, затрагивающий тонкие струны души, воспевающий дружбу, милосердие и сострадание к тем, кому повезло в жизни меньше, чем другим.
Ее детство прошло в провинции в глубоко религиозной семье с деспотичным отцом, слепо следующим законам Корана. Не выдержав диктата отца, Лейла убегает из дому в Стамбул, где оказывается втянутой в секс-индустрию. Несмотря на жестокость, царящую в мире торговли женским телом, Лейле придется через многое пройти и многое вынести, но ей удастся сохранить главное — свою душевную чистоту.
“Большой Брат смотрит на тебя!”. Мало найдется людей, кому не известна эта фраза, но далеко не все из них знают, что ее автор - Джордж Оруэлл и звучит она в романе-антиутопии “1984”.
Лондон 1984 года - столица одной из трех сверхдержав, существующих на земле, Океании, в эпоху английского социализма. Мир постоянных войн. Океания живет под неусыпным руководством партии во главе с Большим Братом, квази-божественным лидером, воплощением культа личности. Тотальный контроль над разумом и чувствами осуществляется ради грядущего блага.
Главный герой романа, Уинстон Смит работает в министерстве правды, которое несет ответственность за осуществление партийной пропаганды и исторического ревизионизма. Являясь прилежным работником, Смит тайно ненавидит партию и мечтает о восстании против Большого Брата.
© MrsGonzo для LibreBook
Это — 1999 год. Год, который должен был стать временем Апокалипсиса — но не стал. Или все-таки стал, только мы пока не заметили этого — и не заметим, пока не станет поздно?
Это — 1999 год. Такой, каким увидели его величайшие из мастеров "литературы ужасов" нашего мира. Писатели, хорошо знающие: Апокалипсис начинается не с трубного гласа, поднимающего мертвых, но со Страха, живущего в душе у каждого из нас.
Это — 999 глазами непревзойденного Стивена Кинга. И мчится по дороге Смерть…
Это — 999 по Уильяму Питеру Блэтти. И те, что ушли, говорят с живыми…
Это — 999 Бентли Литтла. И исчезает грань меж явью и кошмаром…
Это — 999 год Дэвида Моррелла, Джойс Кэрол Оутс, Нэнси Коллинз. И еще многих из тех, кому нет равных в умении повергать читателя в черный, иррациональный Ужас…
В этом романе автор попыталась совместить свои знания об афро-американцах и традиции японской литературы.
Amy Yamada is one of the most prominent--and controversial--novelists in Japan today. She bursted onto the scene in 1985 with her short novel "Bedtime Eyes," which for critics embodied the spirit of the 'shinjinru'--i.e. Generation X-- in much the same way that Less Than Zero, Bright Lights, Big City, and Douglas Coupland did in the U.S. Bedtime Eyes is the first English-language publication of three of Yamada's novellas/short novels: "Bedtime Eyes," "The Piano Player's Fingers" and "Jesse." While all are centered around the relationship between a Japanese woman and a black American man, each explores love, sex, and the vast gulf between from different and equally revealing viewpoints. Starkly imagined and sharply observed, Bedtime Eyes introduces to the English language some of Yamada's best known and most influential work.
Это книга о собаке. И, как всякая книга о собаке, она, конечно же, о человеке. О жизни людей. В современной русской прозе это самая суровая книга о нас с вами. И самая пронзительная песнь о собачьей верности и любви.
Этот роман успел стать культовым для поколения 1990-х, чья жизнь пришлась на самые тяжелые переломные моменты новой России.
Пестрая картина русской жизни во всей своей абсурдности, вечные русские вопросы, мучительный поиск путей и смыслов. Новые русские и обычные советские люди, братки и руководители высшего звена, люмпены и идейные – все перемешались, во времена, когда их еще не разделяли высокие заборы и видеокамеры.
Гуманитарий и литератор Вавилен Татарский, в этом качестве новому времени не нужен. В мучительных поисках своего места, он поступает на службу в рекламное агентство. Обнаруженный талант сочинять рекламные слоганы обеспечил Татарскому головокружительную карьеру.
(с) MrsGonzo для LibreBook
Сергей Солоух — имя в русской прозе известное, его романы "Игра в ящик" и "Рассказы о животных" становились финалистами премии "Большая книга", а короткие рассказы трижды входили в лауреатский список премии имении Юрия Казакова. Новый роман Love International уникален тем, что он напугал всех тех, кто ранее Солоуха награждал. Самые строгие из критиков называют Love International злым памфлетом. Самые благосклонные — историей трогательной любви. Полярность мнений объясняется двумя параллельными сюжетными линиями. С одной стороны, медийная персона, мошенник и позер, а с другой — скромный сотрудник в малому кому за профессиональным кругом известной компании. Пути этих двух людей из двух в обычной жизни не соприкасающихся вселенных волей судьбы пресекаются и открывают не всегда привлекательную изнанку мира и всегда удивительную красоту человеческой души. Роман, продолжающий традиции поэтических гротесков Константина Вагинова, и в первую очередь "Козлиной песни", написан в свойственной Сергею Солоуху метафорической манере, искрометен, увлекателен, смешон и горек. И храбрость того, кто не спасует перед этим необыкновенным для нашей современной литературы текстом, будет сторицей вознаграждена.
Солдат в самоволке попросился попутчиком к водителю рефрижиратора. На туманной дороге они сбивают девушку.
Михаил Иванов Костылев, 54 года, содержатель ночлежки.
Василиса Карповна, его жена, 26 лет.
Наташа, ее сестра, 20 лет.
Медведев, их дядя, полицейский, 50 лет.
Васька Пепел, 28 лет.
Клещ, Андрей Митрич, слесарь, 40 лет.
Анна, его жена, 30 лет.
Настя, девица, 24 года.
Квашня, торговка пельменями, под 40 лет.
Бубнов, картузник, 45 лет.
Барон, 33 года.
Сатин, Актер – приблизительно одного возраста: лет под 40.
Лука, странник, 60 лет.
Алешка, сапожник, 20 лет.
Кривой Зоб, Татарин – крючники.
Несколько босяков без имен и речей.
Подвал, похожий на пещеру. Потолок – тяжелые, каменные своды, закопченные, с обвалившейся штукатуркой. Свет – от зрителя и, сверху вниз, – из квадратного окна с правой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками комнатой Пепла, около двери в эту комнату – нары Бубнова. В левом углу – большая русская печь, в левой, каменной, стене – дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя. Между печью и дверью у стены – широкая кровать, закрытая грязным ситцевым пологом. Везде по стенам – нары. На переднем плане у левой стены – обрубок дерева с тисками и маленькой наковальней, прикрепленными к нему, и другой, пониже первого. На последнем – перед наковальней – сидит Клещ, примеряя ключи к старым замкам. У ног его – две большие связки разных ключей, надетых на кольца из проволоки, исковерканный самовар из жести, молоток, подпилки. Посредине ночлежки – большой стол, две скамьи, табурет, все – некрашеное и грязное. За столом, у самовара, Квашня – хозяйничает, Барон жует черный хлеб и Настя, на табурете, читает, облокотясь на стол, растрепанную книжку. На постели, закрытая пологом, кашляет Анна. Бубнов, сидя на нарах, примеряет на болванке для шапок, зажатой в коленях, старые, распоротые брюки, соображая, как нужно кроить. Около него – изодранная картонка из-под шляпы – для козырьков, куски клеенки, тряпье. Сатин только что проснулся, лежит на нарах и – рычит. На печке, невидимый, возится и кашляет Актер.
Начало весны. Утро.
Барон. Дальше!
Квашня. Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня поди прочь. Я, говорю, это испытала… и теперь уж – ни за сто печеных раков – под венец не пойду!
Бубнов (Сатину) . Ты чего хрюкаешь?
Квашня. Чтобы я, – говорю, – свободная женщина, сама себе хозяйка, да кому-нибудь в паспорт вписалась, чтобы я мужчине в крепость себя отдала – нет! Да будь он хоть принц американский – не подумаю замуж за него идти.
Клещ. Врешь!
Квашня. Чего-о?
Клещ. Врешь. Обвенчаешься с Абрамкой…
Настя (протягивая руку) . Дай… отдай! Ну… не балуй!
Барон смотрит на нее, помахивая книжкой в воздухе.
Квашня (Клещу) . Козел ты рыжий! Туда же – врешь! Да как ты смеешь говорить мне такое дерзкое слово?
Барон (ударяя книгой по голове Настю) . Дура ты, Настька…
Настя (отнимает книгу) . Дай…
Клещ. Велика барыня. А с Абрамкой ты обвенчаешься… только того и ждешь…
Квашня. Конечно! Еще бы… как же! Ты вон заездил жену-то до полусмерти…
Клещ. Молчать, старая собака! Не твое это дело…
Квашня. А-а! Не терпишь правды!
Барон. Началось! Настька – ты где?
Настя (не поднимая головы) . А. Уйди!
Анна (высовывая голову из-за полога) . Начался день! Бога ради… не кричите… не ругайтесь вы!
Читайте также: