Моцарт на пути в прагу краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
„Историю о равнодушной красавице"). Словом, перед нами весьма значительное явление немецкой литературы, удивительно каким образом проскользнувшее мимо русских книго- чиев и переводчиков, у нас, где так много, даже чересчур много переводят. Род Мбрике —с севера, из Бранденбурга. Но ту ветвь, от которой произошел поэт, мы застаем к моменту его рождения уже в Вюртемберге. Земляк Уланда, Вильгельма Хауффа, Густава Шваба, он родился в той же резиденции этого королевства, где и Юстин Кернер, в г. Людвиге- бурге, в семействе почтенного врача, 8 сентября 1804 г. На четырнадцатом году Эдуард-Фридрих лишился отца, и многочисленная семья — в девять человек детей — оказалась в бедствен- ном положении, в Силу чего будущий пбэт пдпая на воспитание к своему дяде в Штуттгарт. Там он получил первоначальное образование и закончил его в знаменитом Тюбингене, поступив не столько по призванию, сколько в силу необеспеченности, на евангелическо-богословский семинарий, так называемый Stift. В первый же год своего пребывания в этом городке он испытал и первую свою любовь, потрясшую все его существо, к „таинственной" чужестранке, воспетой им впоследствии под именем Перегрины. Он стал писать, и эти юношеские стихи его полны, по словам биографов, совершенства. По окончании учебного заведения Мбрике получил место, и вся остальная жизнь поэта внешне прошла поистине однообразно: с 1826 г. по 1843 г. г-на службе в разных пасторатах; с 1843 г. по 1851 г. —в местечке Клеверсульцбах, где поэт проявил трогательную заботливость о могиле матери великого Шиллера и где упокоилась и его родная мать, С 1851 г.
Музыкант, композитор как главный герой произведения - явление, характерное для романтической литературы, породившее специфический жанр Kunetieraovelle .Вспомним хотя бы гофмановского Крейслера или Йозефа Берглингера - трагического героя новеллы Вакенродера, композитора, который, создав свое лучшее произведение, умирает, не выдержав конфликта с чуждой ему средой.
Однако в отличие от, скажем, Гофмана в произведении Мёрике нет фантастики; нет и акцента на том мрачном, демоническом, что Гофман находит в опере Моцарта и выводит на первый план. В новелле Мёрике, напротив, господствуют мягкие, светлые, лирические тона.
Эта психологическая достоверность образа Моцарта во многом объясняется тем, что Моцарт был для Мёрике не только любимым композитором, но и личностью, близкой ему по духу. Некоторые зарубежные исследователи поэтому считают новеллу личной исповедью поэта.
Итак, перед нами два полюса - жизнь и смерть. Заметим, что полюс жизни представлен не блестящей музыкой Дон-Жуана, как это естественно было бы предположить (то, что мы, например, встречаем в новелле Гофмана), а дуэтом крестьянской четы в сопровождении односельчан - наивной песенной мелодией. Эта линия такта проходит в произведении Мёрике, персонизируясь во второй вставной новелле в образе простой девушки из венского предместья, которой Моцарт помог устроить свое счастье. Еще один романтический мотив - идеализация патриархальной простонародной жизни, воплощенной в народном искусстве - вспомним новеллу о бездельнике Эйхендорфа, всю пронизанную стихией песенности, или мечты о возвращении к простой жизни Берглингера.
Музыка не только составляет предмет повествования в новелле, но органически входит в художественную структуру, организуя ее поэтику и композицию. Отсюда попытки объяснить принципы построения новеллы, исходя из музыкальных принципов, например опираясь на композиционную модель оперы (чередование речитативов и арий). Рискнем предложить иную трактовку музыкально-поэтической структуры новеллы (использование музыковедческих терминов в данном случае представляется правомерным в виду той особой роли, которую музыка играет в этом произведении).
Основные мотивы, которые в экспозиционной части новеллы возникают как бы исподволь и независимо друг от друга, в дальнейшем отказываются взаимосвязанными и конкретизируясь и приобретая законченную форму, сначала разводятся как полюса единой концепции, а затем сливаются. Тема предчувствий смерти возникает уже в начале новеллы, противоположная же ей тема идеальной жизни возникает, подобно побочной теме позднее - в сцене в оранжерее. Эта тема при первом своем появлении обладает еще зыбкими, неясными контурами: это пока предощущение - воспоминание, которое только всплывает в памяти; мелодия, которая только просится на перо. Воинственная реализация, способная дать толчок фантазии читателя, - это апельсин, который оказывается в руках у Моцарта, - символ южной природы, солнца, естественного бытия.
Однако есть еще эпилог, в котором все мотивы объединяются, отражая предшествующее развитие, как это бывает в ходе музыкального произведения: мотив предчувствия смерти находит отклик в тревожных мыслях Евгении, а в последней песенке, где речь идет о красоте и бренности жизни, мотивы простой жизни и неминуемой смерти сливаются в один аккорд - светлый и щемящий.
Так музыкальное начало пронизывает всю новеллу, являясь структурной основой ее сюжета и композиции.
МОЦАРТ НА ПУТИ В ПРАГУ
На третий день путешествия, четырнадцатого сентября, часов в одиннадцать утра супруги, пребывавшие в отличном расположении духа, находились немногим более чем в тридцати часах езды от Вены и, следуя в северо-западном направлении, проезжали по ту сторону Мангардсберга и Немецкой Тайи неподалеку от Шремса, где кончается перевал, через живописные Моравские горы.
Знаток вкусов, царивших в восьмидесятых годах, мог бы дополнить несколькими штрихами столь неточное описание упомянутой повозки. Дверцы кареты были расписаны букетами цветов самой натуральной окраски, а по краям обведены узкой золотой полоской, однако краска отнюдь не отливала тем зеркальным блеском, который придает лак изделиям нынешних венских мастеров, да и кузов был не столь выпуклым, хотя смелый изгиб, пожалуй, даже слишком кокетливо сужал его книзу; все это заканчивалось откидным верхом с жесткими кожаными занавесками на окнах, сейчас раздвинутыми.
Относительно одежды обоих путешественников можно лишь заметить, что, стремясь сберечь уложенные в дорожный сундук новые парадные платья, госпожа Констанция выбрала для супруга весьма скромный наряд: вышитый жилет слегка поблекшего голубого цвета, к нему — будничный его коричневый камзол, украшенный большими пуговицами, сквозь звездчатый узор которых просвечивал слой красноватого сусального золота; черные шелковые панталоны, чулки и туфли с позолоченными пряжками. Вот уже с полчаса, как он, из-за необычной для этого месяца жары, снял камзол и теперь, весело болтая, сидел с непокрытой головой в одном жилете. На госпоже Моцарт — удобное дорожное платье, в светло-зеленую и белую полоску; ее перехваченные лентой красивые каштановые волосы пышными локонами ниспадают на спину и плечи; за всю ее жизнь они ни разу еще не были обезображены пудрой, тогда как густые, заплетенные в косу волосы супруга напудрены и сегодня — только несколько небрежнее, чем обычно.
Карета медленно поднималась по косогору меж плодородных полей, которые то там, то сям прорезали широко раскинувшийся лес, и наконец добралась до лесной опушки.
— Сколько лесов нам довелось проехать за эти три дня! — сказал Моцарт. — А я даже и внимания на них не обратил, не говоря уже о том, что мне и в голову не пришло остановиться и выйти погулять. Но здесь, душенька, давай выйдем и нарвем вон тех колокольчиков, что так живописно синеют в тени. А твои лошади, — обратился он к вознице, — пусть пока немного передохнут.
Лишь только они поднялись со своих мест, как обнаружилась маленькая неприятность, навлекшая на маэстро неудовольствие супруги. По его небрежности открылся флакон с дорогими духами, и все содержимое незаметно пролилось на платья и подушки сидений.
— Ну что ты, глупышка, — утешил он ее. — Пойми же, только так твоя божественная благовонная настойка могла принести нам какую-то пользу. Ведь мы изнывали от нестерпимой духоты, не помогал нам и твой веер, сколько ты им ни обмахивалась, и вдруг в карете словно бы повеяло прохладой; ты приписала это действию нескольких капель, коими я надушил свое жабо; мы вновь оживились и весело продолжили нашу беседу, а не пролей я этих духов, мы повесили бы головы, — точь-в-точь как бараны, которых везут на бойню; и такая благодать будет продолжаться всю дорогу. А теперь давай-ка заглянем в эту зеленую чащу!
Взявшись за руки, они перепрыгнули через канаву, что тянулась вдоль дороги, и тотчас же углубились в полумрак ельника, вскоре сгустившийся до темноты, которую лишь кое-где прорезал яркий солнечный луч, озаряя устланную бархатистым мохом землю. Живительная прохлада, которая внезапно сменила царивший вокруг зной, могла бы оказаться опасной для этого беспечного человека, если бы не предусмотрительность его спутницы. С трудом она уговорила его надеть камзол, который на всякий случай прихватила с собой.
— Боже, какая красота! — воскликнул он, глядя на вершины огромных деревьев. — Совсем как в церкви. Мне кажется, будто я никогда прежде не бывал в лесу, и только теперь понял, что значит такое огромное скопище деревьев! Не рука человека посадила их, они сами пришли сюда и стоят так лишь потому, что им весело жить и хозяйствовать единой дружной семьей. Ты знаешь, в юности я исколесил пол-Европы, видел Альпы и море, самое великое и прекрасное из всего, что когда-либо было создано на земле, а вот сейчас, попав случайно в обыкновенный еловый лес на границе Богемии, стою будто олух, удивленный и восхищенный тем, что такое чудо существует в действительности, а не просто una finzione di poeti,[2] как их нимфы, фавны и тому подобное, что это не декорация, а настоящий лес, поднявшийся из земли, вспоенный влагой и взращенный солнечным теплом. Лес этот — родной приют оленя с причудливыми ветвистыми рогами, шалуньи-белки, глухаря и сойки.
Он нагнулся, сорвал гриб и стал восхвалять чудесный ярко-красный цвет его шляпки, нежные белые пластинки на его внутренней стороне, потом сунул в карман несколько еловых шишек.
— Можно подумать, — сказала жена, — что ты и на двадцать шагов не отважился в глубь Пратера, где, право, такие диковинки тоже не редкость.
— Что там Пратер! К черту его, как мог он тебе на ум прийти! Кроме карет, парадных шпаг, робронов и вееров, кроме музыки и бесконечной светской суеты, там ничего больше не увидишь и не услышишь. Да и деревья в Пратере, как бы они ни важничали, все орешки их или желуди — уж не знаю, как их и назвать, — которыми они усыпают землю, скорее сродни бутылочным пробкам, что в великом множестве валяются вокруг. От этого лесочка по всей округе несет кельнерами и всевозможными соусами.
— Это неслыханно! — воскликнула она. — И так говорит человек, для которого нет большего удовольствия, чем отведать в Пратере жареных цыплят.
Когда они снова уселись в карету и дорога после небольшого ровного участка пути постепенно стала спускаться в цветущую долину, что простиралась до видневшихся на горизонте гор, наш маэстро, некоторое время хранивший молчание, вновь заговорил:
— Земля поистине прекрасна, и не следует осуждать того, кто стремится как можно дольше прожить на ней. Я, слава Богу, по-прежнему здоров и бодр и готов свершить одно за другим тысячу дел, к коим и приступлю, как только будет закончена и поставлена моя новая опера. Сколько во всем мире, да и у нас в стране, удивительного и прекрасного, сколько неведомых мне чудес создано природой, наукой, искусством и трудом ремесленников! Черномазый мальчуган-угольщик, обжигающий уголь вон там на костре, знает о некоторых вещах ровно столько же, сколько и я, хотя мне нельзя отказать в желании и стремлении познать кое-что из того, что не относится к моим собственным довольно-таки никчемным занятиям.
Когда они проезжают через леса Богемии, композитор останавливает карету.
Пара выходит, чтобы немного полюбоваться окружающей обстановкой. Моцарт в восторге и жалуется, что у него мало времени для таких перерывов и, прежде всего, что ему не хватает времени на свою семью.
В обед они останавливаются в небольшой деревне. Они хотят перекусить в гостинице, и пока готовится еда, Констанце отдыхает в одной из комнат для гостей. Моцарт не хочет ждать в таверне.
Парк близлежащего замка, принадлежащего графу фон Шинцбергу, открыт для публики. Поэтому Моцарт решает совершить короткую прогулку по дворцовым садам во время предобеденного сна Констанце. Оказавшись в парке, он садится в небольшой беседке у фонтана. Фонтан окружен многочисленными растениями в кадках: апельсиновыми деревьями, кустами лавра, олеандрами.
В самой беседке растет апельсиновое дерево с девятью плодами. Увидев апельсины, Моцарт вспоминает давнее пребывание в Италии. В то же время ему на ум приходит новая мелодия. Погрузившись в свои мысли, он берет в руку один из плодов, срывает его и разрезает, нюхает – и тут появляется садовник.
Садовник очень зол на поведение незнакомца. Дерево предназначено для праздника помолвки. Моцарт хочет сам поговорить с графом, но того нет дома. Итак, Моцарт написал графине короткое письмо с извинениями и пообещал подождать в беседке, пока садовник не вернется с ответом.
Садовник в замке хочет доложить о преступлении незнакомца, но поначалу ни у кого нет времени, его выслушать. В этот день отмечается помолвка Евгении, племянницы графа. Жених и невеста только что прибыли. Графиня берет письмо Моцарта, но не сразу его читает.
Садовник должен был дождаться графа и его сына Макса, прежде чем смог рассказать им о происшествии. Все взволнованы: Макс написал стихотворение о дереве и его девяти плодах для помолвки, которое теперь больше не подходит, если не хватает одного плода.
Между тем графиня прочитала письмо и рада появлению знаменитого композитора: Моцарт - гость на помолвке - это может порадовать невесту. Семья решает пригласить композитора и его жену во дворец. Моцарт, который все еще ждет в парке ответа и собирается уйти, с радостью принимает приглашение. Тем временем Макс идет в таверну и приглашает Констанце.
Когда все гости собрались, Моцарт рассказывает, что произошло в беседке: апельсиновое дерево напомнило ему о пребывании в Италии 17 лет назад и увиденной итальянской комедии, в которой актеры жонглировали желтыми шарами, которые должны были изображать апельсины.
Граф приносит кадку с апельсиновым деревом. Это дерево с историей: бабушка графа была связана с Францией и королевским двором. Однажды французская дворянка, с которой она дружила, подарила ей веточку апельсина. Ветка была посажена и вывезена в Германию. Из этого выросло маленькое деревце, о котором семья нежно заботилась на протяжении поколений. Евгениия особенно привязалась к дереву.
Однако прошлой весной деревцо начало чахнуть, к большому сожалению Евгении. Граф втайне нашел средство и дерево ожило. Теперь он дарит его Евгении на помолвку. Макс переписал свои стихи и читает их. В нем он связывает историю дерева, которое почти погибло и теперь снова приносит плоды, с мотивами из древних легенд.
Тем временем Евгения разучила музыкальное произведение, сочиненное в беседке, и исполняет его вместе с композитором.
На следующее утро Моцарты отправляются в путь, граф дарит им карету на прощание.
У Евгении смешанные чувства. Теперь, после личной встречи с композитором, ее охватывает предчувствие, что Моцарт долго не проживет. Она говорит со своей семьей об этом, но над ней смеются.
Позже на пианино, на котором играл Моцарт, она находит ноты и текст песни, намекающий на внезапную смерть. Евгения видит подтверждение своего предчувствия смерти композитора.
Читайте также: