Машинка и велик или упрощение дублина краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Разве что у Александра Проханова в каком-нибудь из последних босхианских романов можно встретить вместе и порознь столь же пеструю тусовку (может, отсюда и восторженный клекот Александра Андреевича, учителя, приветствующего ученика-победителя). Уровень текстов, однако, несопоставим.

Мне тогда это показалось странной архаикой, сам автор – туристом-неофитом, заблудившимся в литературных временах.

Ряды сталкеров редеют.

Надо сказать, что инновации в литературе работают довольно прихотливо, ни о каком промышленном потоке речи идти не может (разве что прямое подражательство, скажем, тому же Набокову: традиционно унылое). Выдающиеся стилисты прошлого, как правило, вешали за собою знак-кирпич в словесности. Влияя на нее, дальнейшую, опосредованно, и предвосхищая – довольно точно и подробно – коммуникационные технологии.

Замечательный прозаик Анатолий Гаврилов явно сделался менее интересен, когда возникла стилистика и целая школа смс- и твит-общения, по большому счету, им и придуманная.

Энергично-гротескная лексика Исаака Бабеля возродилась не с новой гражданской войной в 90-е, но когда война эта потребовала своего киношного эпоса – бумеров и жмурок, сценариев Адольфыча.

А оппонирует Дубовицкий Соколову в самой принципиальной для обоих языковой материи.

Если Соколову свойственно погружаться в стихию языка, подчиняясь волнам и избегая твердого дна, то Дубовицкий ищет хоть какой-то определенности, пытаясь разобраться в запущенном хозяйстве русской речи.

Что там за душой на самом деле – нам неведомо, но при таком подходе проясняется мишень для писательской амбиции куда более значительная, чем Саша Соколов – сам Николай Васильевич Гоголь.

Получилось у него то, что получилось.

Удачней – прежде всего для качества романа и писательской репутации: ибо после двух десятков а-четвертых русско-пионерских страниц стилистический прием становится однообразен, густая ирония приедается, из гротеска исчезает комизм – что для подобного рода текстов убийственно. Роман же, напротив, начинает бурно жить.

Контрапункт Дубовицкий обнаружил даже не в детективном сюжете (по задумке «МиВ – триллер, но его так и не вышло), не в нордической, вольное переложение старшей эдды, мистерии, а именно в нравственном идеале.

Пропадают дети – Велик, а за ним – Машинка (Маша, дочь милицейского генерала-коррупционера Кривцова и хорошей женщины Надежды). И весь романный, северный, русский, тусклый, вымороченный, распадающийся, долго сохраняющий запахи, по-своему комфортный в своей скорой обреченности мир – вдруг приобретает целостность и смысл.

Детей – со всеми их айпадами, биониклами, черенками чупа-чупсов во рту – надо спасти. Силами человеческими и ангельскими средствами. Дедуктивным методом и молитвенным деланием.

Больше о шансе Дубовицкий нам ничего не объясняет: сказано и так много.

Не может такого быть, думал я, предвкушая читательское удовольствие, чтобы в новом романе Дубовицкий самого бы себя не увековечил, пусть и упрятав куда поглубже, во второстепенные персонажи.

Альтер эго обнаружился в сыщице и красавице Марго (Маргарита Викторовна Острогорская – Следственный Комитет, Специальное управление, отдел номер ноль, сложные случаи, засекреченные операции…) – с ее причудливой и заурядно-онегинской биографией богатого лишнего человека. Одной, но пламенной страстью – спасения детей из лап, клешней, щупальцев… Пламенна эта страсть, впрочем, до появления первых признаков депрессии.

Тогда еще одна версия. Где бессильны политологический анализ и цифирь социологии, выручает литература. Антипедофильская истерия в российском обществе, восходящая ныне до высоких степеней безумства, может иметь объяснением такой вот, чрезвычайно похвальный, нравственный идеал от одного из первых лиц государства.

Очевиден не столько общественный спрос на борьбу с педофилами, сколько – властный – на активную педофильскую компанейщину (насколько, что братва в местах заключения, говорят, фигурантов соответствующих статей практически не щемит до подробного анализа обстоятельств).

Здесь меня, однако, интересуют соображения чисто, так сказать, литературного свойства. Ведь не в режиме сетевого монолога гадкие извращенцы объясняются в гнусных похотях? Надо думать, эти пуганые вороны клюют на определенный словарь и стилистику собеседования… Ведутся.

Не всё, что написано у Платона, сказали ему, уместно давать современным детям. А относительно нынешнего времени добавили: атмосфера такая.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Машинка и Велик или Упрощение Дублина. [gaga saga] (журнальный вариант): краткое содержание, описание и аннотация

Натан Дубовицкий: другие книги автора

Кто написал Машинка и Велик или Упрощение Дублина. [gaga saga] (журнальный вариант)? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Машинка и Велик или Упрощение Дублина. [gaga saga] (журнальный вариант) — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Машинка и Велик

Обращение к писателям

Писатели мои! что за скука читать романы! И что за наказание, что за напасть писать их! Вот бы не писать! Но как? если, как говорили Беня Крик и Алекс. Пушкин, рука сама тянется к перу. Тянется, впрочем, или не тянется, а времени на писанину все одно нет, а главное — лень. А самое главное — мысль обгоняет слово: весь уже сложен роман в голове, все удовольствие от его сложения автором уже получено, так что физическое написание превращается в несвежий пересказ, нетворческую рутинную канитель.

И, наконец, что еще и поглавнее самого главного — незадачливый подвижник, героически одолевший дремучие заросли лени, вырастающей в нашем климате выше крапивы и цен на нефть, дописавший таки свою книжищу, обнаруживает, что читать его буквы решительно некому. А ведь еще в прошлом веке Борхес предупреждал: читателей больше нет, есть одни только писатели. Потому что — все образованные стали, гордые, себе на уме. Никто не хочет знать свое место и смиренно внимать поэтам и прозаикам. Никто не хочет, чтобы какие-то незнакомые неопрятные люди жгли ему глаголом сердце или какую другую часть тела.

Если в прошлом человек с идеей был диковиной, вроде бабы с бородой, которую всей ярмаркой сбегались посмотреть и послушать, то в наши дни небольшие, удобные и дешевые, как зубные щетки, идеи есть у каждого брокера, блогера и корпоративного евангелиста. Обожествленная было в XIX–XX в.в. литература стала ныне делом простонародным, общедоступным наподобие поедания сибасов или вождения авто. Все умеют, все писатели.

Читают же писатели, как известно, только то, что пишут. Не свои же тексты, если заметят, просматривают по-писательски, то есть — с презрением, невнимательно и не до конца. Для того лишь, чтобы написать (или произнести) рецензию, краткую, невнимательную, презрительную. Чтобы потом читать (или повторять) уже только эту свою рецензию с наслаждением и уважением. И перечитывать (пересказывать) неоднократно с уважением неубывающим. И хвалить себя, обзываясь нежно айдапушкиным, айдасукинсыном.

Не вспомню, сам ли Борхес обнаружил перерождение массового читателя в массового же писателя или по обыкновению своему процитировал кого-то, но он, кажется, был первым гениальным литератором, даже не пытавшимся писать романы, а так прямо и сделавшим литературной классикой рецензирование книг, в том числе и несуществующих. То есть он научился судить о текстах, которые никогда не читал (по той причине, что и написаны они никогда не были). Отзыв, отклик, коммент, твит по поводу какого-либо произведения стали, таким образом, понемногу важнее самого произведения, а затем возможны сами по себе, без произведения, и теперь превратились в самодостаточный жанр новейшей литературы.

Итак, на смену обитавшему в XX веке читателю, человеку-с-книгой-в-метро, человеку-с-книгой-в-бухгалтерии, человеку-с-книгой-на-иконе, человеку-с-книгой-на-костре, человеку-с-книгой — в XXI веке явился особенный, ни на что не похожий писатель нового типа, человек-без-книги, но готовый, кажется, в любую минуту всех изумить, написать какую угодно книгу по какому угодно случаю. Писатель этот высококультурен, а стало быть, ленив. Ненищ и оттого заносчив. Он чувствует в себе силу необъятную и написал бы сам не хуже любого (отчего и не читает ничего), но все недосуг.

Современный писатель водится, как и старинный читатель, и в бухгалтерии, и в метро, и, хвала демократии, в майбахе. Но на иконах и кострах не замечен. Тем и отличается.

Будучи одним из таких писателей, я обращаюсь ко всем таким писателям со следующим предложением.

(Взываю к вам через РПионер, первый зашагавший в ногу со временем журнал, у которого читателей почти столько же, сколько писателей.) Слушайте меня, писатели. Давайте вместе сделаем хороший роман.

Каждый из нас: 1) может писать книгу, но пишет твит и sms; 2) хочет прославиться, но не может выкроить в своем распорядке необходимые для этого пятнадцать минут; 3) страстный поклонник всего своего и желчный критик всего другого.

А ведь нас, таких, тьма. Если каждый пришлет хотя бы по sms на заданную тему и уделит общему делу по пять минут, то ведь это будет вещь потолще фауста гете и минимум полувек великой славы. И если каждый из нас, писателей, купит потом эту нашу вещь, то ведь это будут неслыханные тиражи. А если еще и прочитает, хотя бы не все, хотя бы свой фрагмент, то к нам не зарастет народная тропа.

В качестве приложения к журналу "Русский пионер" вышел роман "Машинка и Велик (gaga saga)" Натана Дубовицкого. Под этим именем три года назад был выпущен роман "Околоноля", истинным автором которого, как считали многие, был тогдашний первый заместитель руководителя администрации президента Владислав Сурков. Новое творение таинственного псевдонимца прочитала АННА НАРИНСКАЯ.

Главная разница между новым текстом и старым состоит вот в чем: про "Околоноля" было интересно, Сурков ли его написал или нет, а про "Машинку и Велик" — совершенно неинтересно, кто именно нагнал всю эту пургу. И это не только потому, что три года назад Владислав Сурков — это был таинственный серый кардинал и, возможно, всесильный политический кукловод, а сегодня он просто чиновник, чье супервлияние осталось в прошлом.

Дело скорее в том, что три года назад, в вегетарианские медведевские времена, намерения власти для многих были неочевидны, и поэтому считывание ее сигналов казалось занятием осмысленным. А роман — даже пусть не написанный полностью, но хотя бы инспирированный идеологом этой власти — представлялся кладезем таких сигналов, кладезем ребусов, разгадав которые, возможно, станешь лучше "их" понимать.

Но после парламентских и президентских выборов (вернее, после того, как именно прошли эти выборы), после протестов, после принятия новых откровенно антидемократических законов, после очередных демонстраций несамостоятельности правосудия намерения власти кажутся вполне понятными и без спущенных сверху шифровок.

Составитель (или составители) текста "Машинки и Велика", носящего дурацкий подзаголовок "gaga saga", все эти обстоятельства с очевидностью понимают и трактуют в свою вполне практическую пользу. Если уж — из-за внешних обстоятельств — такого внимания, как первый роман, этот текст не получит, то, значит, можно совсем не стараться.

Про "Околоноля" ходили слухи, что задумал его и даже начал действительно сам Владислав Сурков, а заканчивал вроде бы писатель Виктор Ерофеев. Но кто бы это тогда в действительности ни был, новый роман, кажется, писал не тот (не те), что первый. Хотя полная халтурность опуса делает его текстовой анализ затруднительным.

Перлом постмодернистской изысканности в этом произведении служит такое скрещение Пушкина и Венедикта Ерофеева в описании пьянства в самолете. Один из собутыльников говорит другому: "Ты выпил? Без меня?" А затем авторская ремарка: "и немедленно выпил". Ну или вот имя адвоката, переводящего деньги в офшоры,— его зовут, извините, Шейлок Холмс. И это лучшие, лучшие шутки, которые там имеются.

Описывать сюжет смысла не имеет — не потому, что есть опасность "сдать" самое интересное (хотя задумывалось все это как триллер и даже отчасти как детектив), а потому, что в этом месиве как-то бессмысленно разбираться. Там есть маньяки-педофилы, ученые "не от мира сего" типа Перельмана, продажные менты, сыщица несусветной красоты и молодости, монах, летающий на чертях, архангел, скрывающийся под личиной нордического супергероя, утонувшие моряки с подлодки "Курск" и еще много кто и что. И все они слипаются в какой-то неаппетитный клубок, и совершенно неинтересно, что с ними всеми будет.

И точно так же — или даже больше — неинтересны все имеющиеся в этом тексте рассуждения и сопровождающие их коленца. Включая, например, такие "ура-русофобские" пассажи про народ, который "думает про себя, какой он классный и непревзойденный богоносец": "Воевать не идет, пахать не идет, плясать не идет, любить не идет. Лежит, смотрит сквозь все на ему лишь видимую точку, поставленную в конце всего того, в начале чего было Слово; смотрит на точку, лежит, бога несет, бороду отращивает. Но тут подходит Магомет и говорит: "Иван, а Иван! Пошли воровать". И что же? Идет Иван, бежит даже, рвется. Проступает на лице его румянец, загораются холодным болотным огнем оба глаза, и вместо народа-богоносца, народа-страстотерпца обнаруживается стосорокамиллионная многонациональная и многоконфессиональная шайка разбойников".

И вроде бы да, провокация, но совершенно не цепляет — настолько это очевидная халтура. Прямо даже как-то странно такое стряпать, прикрываясь псевдонимом, ассоциирующимся с личностью высокопоставленного чиновника, пусть уже и не всесильного. Безответственно даже.

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Среди современных бытописателей новорусского бытия имя Натана Дубовицкого мало того, что никому не известно, но и в интеллектуальных кругах обходится в основном молчанием. И не мудрено, так как интернет-сообщество приписывает авторство этого романа (а так же романа "Околоноля", изданного "Русским пионером") политику Владиславу Суркову, человеку неодиозному, но безусловно талантливому.
Охарактеризовать данное произведение отнюдь не просто. смешение стилей и многообразие персонажей дает возможность говорить об авторе как о знатоке русской души и мастере опять же русского слова. Язык книги сочен, многообразен. метафоричен и самобытен. Но при всех этих положительных качествах не обошлось без должного количества неформата, особенно в описаниях угрюмого быта российской глубинки, с ее извечной нищетой, грязью и пьянством. И именно эта сторона повествования отвращает читателя и, я бы сказал, принижает достоинство автора. Уж слишком гипертрофированно подчеркивает он эти наши бытовые и физические недостатки, так нами не любимые, но так и не преодоленные в своей глобальности многокультурными и многонаучными достижениями века двадцать первого с его тотальным увлечением гаджетами и доступным интернетом для многих далей и весей нашей необъятной все еще державы.
Контрасты бытия материального столь же антогонистичны с описание бытия духовного. Для полноты осмысления духовности народа русского в роман введена религиозно-мистическая составляющая, которая, на мой взгляд и отличает книгу от большинства современных опусов, которые грешат либо излишним мистицизмом, либо натурализмом бытия. "Машинка и Велик" при всей ее неуравновешенности дает гармоничную картину понимания духовных истоков поступков главных(да и второстепенных) героев, так, что излишний натурализм, а иногда просто негативная, темная сторона повседневности, полностью компенсируется духовными исканиями и глубоким религиозным мистицизмом героев, и именно он и делает возможным читать этот роман дальше, желая достичь его простого, но в тоже время неоднозначного конца.
Вряд ли данная книга найдет массовый спрос среди читающей публики. Но это лишь вопрос формата издательства, желания автора, и желания самой читающей публики искать нечто новое в информационном пространстве, немалую часть которого счастью еще составляет такое явление как русская литература.

начала искать эту книгу под впечатлением от песни "Капитан Арктика" группы Вельвет. и выяснила, что найти текст можно только в номерах "Русского пионера", причем печатать роман журнал начал уже довольно давно, т.е. собрать все номера - утопия. и тут вдруг вижу - о радость! - отдельное издание "Машинки и Велика"! УРРА! заказала (правда, не здесь). прочитала. отчитываюсь.
Машинка и Велик - это имена героев романа (Маша и Велимир). хотя название довольно странно и не отражает в полной мере всей сути или сюжета. вообще мне показалось, что имена - это такая фишка романа, довольно забавно обыгрываются.
так, что дальше? текст эээ. неровный и впечатления вызывает также неровные. нет, написано, довольно ровно, но вот впечатления - - от полного восторга до скуки. сюжет любопытный, точно определить жанр действительно очень сложно. тут тебе и менты с мафией, тут тебе и социальные выкрутасы, тут тебе и сказка с ангелами и скитом на льдине. любопытно, от некоторых мест невозможно оторваться, но вот концовка, мне кажется, подкачала. ситуация так нагнетается, что ждешь чего-то. ну, короче, ЧЕГО-ТО. а на выходе получилось все так буднично и скомкано как-то. правда, подозрения Марго насчет Дублина мне показались неожиданными, но впечатления в целом не сильно изменили. очень понравилась сюжетная линия про Семисолнечный скит и капитана Арктика. не понравилось, что автор постоянно выражается свысока и уничижительно о нашем народе в целом. так что "лирические" якобы философско-иронические отступления выглядят как сентенции подзажравшегося барина, рассуждающего о жизни простых людей - откуда ему знать их трудности, если он живет по другим законам, на нас не распространяющихся? (или по законам, распространяющихся на нас, и не распространяющихся на них - мнящих себя хозяевами жизни? сорри за офф-топ).
вообще есть ощущение, что автор хотел написать умно и модно. и написал. типа модно и с претензией на ум, который отдает заумью и высокомерием. но этого на самом деле мало, нужно еще и душу вложить, в каждое предложение! мне вот этого не хватило. но в целом, не жалею, что купила и прочитала. перечитывать в ближайшее время не буду, а в будущем - думаю да, именно те места, которые зацепили - про Капитана Арктика и скит.
рекомендовать? сложно сказать. я очень требовательный человек, возможно, кому-то мои претензии покажутся надуманными, а книга пойдет на ура, но все-таки - на любителя.

теперь о собственно издании - роман издан в виде журнала, увеличенного в ширину формата. обложка - гладкий белый картон, листочки вполне нормальной толщины, не просвечивают, шрифт комфортен для глаз. периодически по встречаются довольно симпатичные черно-белые иллюстрации. правда, мне не очень понравилось, что они разбросаны по всему роману безотносительно к сюжету. ну да ладно, книга же не детская. цена показалась завышенной.

Читайте также: