Март семнадцатого краткое содержание

Обновлено: 08.07.2024

Содержание

История создания [ | ]

Сегодня 40 лет, как я задумал Р-17. Помню, это был слабосолнечный ноябрьский день, по тогдашнему счёту (каждый шестой) — выходной. Накануне вечером была большая студенческая вечеринка, а теперь я вышел в душевном томлении и пошёл по Пушкинскому бульвару. Трёх кварталов не прошёл — и между Николаевским и Соборным даже остановился, так внезапно вгрузился в меня замысел — и стал лавинно расширяться (я ещё не знал тогда понятия лавинности). Побрёл домой, боясь расплескать, — но ещё до дома не дойдя, стал что-то записывать, уже не держалось [1] .

Содержание произведения [ | ]

Узел I — Август Четырнадцатого [ | ]

Книга 2 (гл. 49—82). Окружение русской армии, наступление германской. Самсоновская катастрофа, отступление русской армии. Полковник Воротынцев выходит из окружения. Русские пленные. О довоенной жизни в России: освободительное движение, анархисты, народовольцы, революционеры. Споры о революции. Богров и Столыпин, убийство Столыпина и его последствия. Очерк жизни Николая II от юности и до Первой мировой войны. Эпизоды дореволюционной жизни в России: отношение интеллигенции к самодержавию и революции.

Узел II — Октябрь Шестнадцатого [ | ]

Книга 1 (гл. 1—37). Саня Лаженицын на фронте. Военные действия, споры о войне и вере. Довоенный период: кадеты, либералы, террористы, Государственная дума. Фёдор Ковынёв. Воротынцев и его жена Алина. Общество, правительство и царь. Воротынцев в Петербурге, споры о войне и мире. Очерк жизни инженера Ободовского. Воротынцев и Ольда, разговоры о монархии и республике [a] . Революция 1905—1907 годов, царь и общество. Революционеры, Шляпников, Гвоздев. Арсений Благодарёв дома. Революционеры в Швейцарии. Ленин.

Книга 2 (гл. 38—75). Воротынцев в Петербурге. Гучков. Еврейский вопрос. Ленин в Цюрихе. Инесса Арманд. Ленин и Парвус [4] . Воротынцев в Москве: объяснение с женой. Саня и Котя на фронте. Прогрессивный блок. Революционеры. Царская семья. Распутин. Николай II и Государственная дума. Исповедь Зинаиды [b] .

Узел III — Март Семнадцатого [ | ]

Книга 1 (гл. 1—170). Царская семья после смерти Распутина. Недостаток хлеба, очереди, недовольство в Петрограде. Революционеры, социалисты. Нарастание волнений в Петрограде. Воротынцев с Ольдой. Волнение в Государственной думе, речи Керенского и Милюкова. Министр Протопопов. Сбор социалистов. Царь в Могилёве. Совет министров и Государственная дума. Демонстрации, беспорядки и стрельба на улицах Петрограда. Бунт запасных батальонов. Воротынцев с Алиной: расставание. Солдатский бунт усиливается. Полковник Кутепов. Временный комитет Государственной думы. Социалисты стягиваются в Думу. Зарождение Совета. Аресты царских чиновников, расправа над полицейскими. Керенский. Царь и генералы, идея послать войска в Петроград. Первые заседания Совета. Милюков. Родзянко. Катастрофические телеграммы из Петрограда.

Книга 3 (гл. 354—531). Распространение манифеста об отречении Николая II. Великий князь Михаил Александрович не принял престола от своего брата, отрекшись в свою очередь. Революция стремительно утверждается в Петрограде и Москве и приходит в другие части Россииː в Ростов, На Дон, на Тамбовщину. Фёдор Ковынёв наблюдает нравы революции. Распад и сдача властей. Первые решения Временного правительства. Приказ № 1 разрушает воинские части на фронте и в тылу. Развал и беспорядки в армии. Бунт на кораблях Балтийского флота, убийство адмирала Непенина. Арест Николая II, заточение его с семьей в Царском Селе.

Узел IV — Апрель Семнадцатого [ | ]

Памятка первочитателя [5] [ | ]

Условия: Совершенно исключить возможность размножения даже отдельных глав и страниц, не говоря обо всей вещи. Вещь в Самиздат пока не идет. Поэтому давать читать только тем лицам, о которых сговорено с представителем автора. Никакой утечки!

Возраст (округленно до пятка):
Пол:
Если мужчина — служил ли в армии, был ли на фронте?
Как прочли Вы сплотку военных глав: — тяжело, легко, средне? сохраняя интерес или теряя его? если терялся — с какой приблизительно главы?
Ясен ли Вам стал смысл и ход армейской операции с русской и немецкой сторон? Была ли охота у Вас вникать, или Вы скользили, пропускали? Как читались Вами обзорные (со штрихом) главы?
Создавалось ли у Вас доверие, что передаются немодифицированные атмосфера, быт, обстоятельства именно той войны, 1914 г.? или показалось проекцией этой войны?
Как Вы оцениваете эту книгу сравнительно с предыдущими того же автора?
Ваше мнение о монтажных главах (6"., 60")?
Персонажи, наиболее удавшиеся?
Персонажи, наиболее неудачные?
Независимо от этой анкеты, устно и письменно, обще или детально, в любом виде сообщайте свое мнение, если есть охота.

Издания [ | ]

На русском языке [ | ]

На других языках [ | ]

На сцене и экране [ | ]

Критические отзывы [ | ]

Литературные персонажи и прототипы [ | ]

Многие персонажи эпопеи имеют прототипы — реальные исторические лица:

В основе супружеских отношений и любовной истории полковника Воротынцева лежит реальный эпизод из жизни автора, случившийся в феврале 1964 года [g] .

Александр Солженицын - Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1 краткое содержание

Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1 - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Александр Солженицын

Александр Исаевич Солженицын

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ФЕВРАЛЯ, ЧЕТВЕРГ

В замкнутой тихости Царского Села Николай провёл шестьдесят шесть дней подле Аликс, своим присутствием смягчая ей безмерное горе потери. (К счастью, зимнее затишье на фронте позволяло такую отлучку из Ставки).

От тревожной, мятущейся, убитой горем Аликс передалось и Николаю ощущение наступившей полосы бед и несчастий, которых сразу не изживёшь.

И ещё одна беда – что смерть несчастного легла чертой размолвки между ним и Аликс. Они и всегда по-разному видели Григория, его суть, значение, степень его мудрости, но щадя чувство и веру Аликс, Николай никогда не настаивал на своём. А теперь – не могла Аликс отпустить мужу, что он не предал убийц суду.

Когда 17 декабря в Ставке во время военного совета с главнокомандующими о плане кампании Семнадцатого года Государю подали телеграмму об исчезновении и возможной смерти Распутина – он, грешным образом, внутренне даже скорей облегчился: столько накопилось вокруг злобы, уже устал он слушать эту череду предупреждений, разоблачений, сплетен, – и вдруг объект общественной ненависти сам собой фаталистически исчезал, без того, чтобы Государю надо было предпринять какое-либо усилие или мучительный разговор с Аликс. Всё отпадало – само собой.

Простодушно же он настроился! Не представлял он, что почти тотчас ему придётся покидать и тот военный совет, столь долго устроявшийся, и Ставку – и мчаться к Аликс на целых два месяца – и заслужить град упрёков: что это – он своим равнодушием к судьбе избавителя-старца довёл до самой возможности такого убийства, а затем – и не желает наказывать убийц.

Да он и сам через полдня уже стыдился, что мог испытать облегчение от смерти человека.

И действительно: убийство было как убийство, долгая травля и злые языки перешли в яд и пистолетные выстрелы, – и не было никаких смягчающих обстоятельств, почему бы не судить. Но то, что жало укола выдвинулось из самой близи, из великокняжеской среды и даже от Дмитрия, мягкого, нежного, взращённого почти как сын, любимого и балуемого (берёг его при Ставке, не посылал в полк), – обессиливало Государя. Чем невыразимей и родственней была обида – тем бессильней он был ответить.

Кто из монархов так попадал? Лишь отдалённый, немой, незримый православный народ был ему опорой. А все сферы ближние – образованные и безбожные – были враждебны, и даже среди государственных людей и слуг правительства проявлялось так мало рачительных о деле и честных.

И разительна была враждебность внутри самой династии: все ненавидели Аликс. Николаша с сестрами-черногорками – уже давно. Но – и Мама была против неё всегда. Но – и Елизавета, родная сестра Аликс. И уж конечно лютеранка тётя Михен не прощала Аликс ревностного православия, а по болезни наследника так и готовилась, чтобы престол захватили её сыновья, или Кирилл или Борис. И затем проявившаяся этой осенью и зимой вереница разоблачителей из великих князей и княгинь, с редкой наглостью наставляющих императорскую чету, как им быть, – и даже Сандро, тесный друг юности когда-то. Сандро договорился до того, что само правительство приближает революцию, а нужно правительство, угодное Думе. Что будто все классы враждебны политике трона, и народ верит клеветам, а царская чета не имеет права увлекать и своих родственников в пропасть. Вторил ему и его брат Георгий: если не будет создано правительство, ответственное перед Думой, мы все погибли. О себе и думают великие князья. Когда им плохо, они уезжают в Биарриц, в Канны. Император лишён такой возможности.

Теперь стыдно было перед Россией, что руки государевых родственников обагрены кровью мужика. Но и так душило круговое династическое осуждение, что в груди не изыскивалось твёрдости – ответить судебным ударом. И Мама просила – не возбуждать следствия. Николай не мог найти в себе безжалостной воли – преследовать их сурово по закону. Да при сложившихся сплетнях всякое нормальное судебное действие могло быть истолковано как личная месть. И всего лишь, что Николай решился сделать: определил ссылку Юсупову в его имение, Дмитрию – в Персию, а Пуришкевичу – даже ничего и не осталось, уехал со своим санитарным поездом на фронт. И даже эта мягкая мера была встречена бунтом династии, враждебным коллективным письмом всей великокняжеской большой семьи, а Сандро приехал и прямо кричал на Государя, чтобы дело об убийстве прекратить.

Они – совсем забылись. Они не считали уже себя подвластными ни государственному, ни Божьему суду!

А тут – дышала гневом Аликс, что Николай преступно мягок к убийцам и этой слабостью погубит и царство и семью.

И легла и протянулась на все эти два месяца в Царском – небывалая прежде, длительная тягость между ним и Аликс, не уходящая обида. Уж Николай старался в чём только можно уступить, угодить. Разрешил все особые хлопоты с телом убитого, охрану, захоронение тут в Царском, на аниной земле. И ото всех прячась, будто затравленные изгои в этой стране, а не цари её, – хоронили Распутина ночью, при факелах, и сам Николай с Протопоповым, с Воейковым нёс гроб. И всё равно – не смягчалась Аликс до конца, так и осталось её сердце с тяжестью. (Одинокими прогулками она ездила теперь тосковать и молиться на могиле. А злые люди подсмотрели и в первые же дни осквернили могилу. И пришлось поставить там постоянную стражу – пока восставится на том месте и закроется часовня).

После убийства Григория тем более не мог Государь ни в чём идти на уступки своим противникам и обществу: подумали бы, что вот – освободился из-под влияния. Или: вот, боится тоже быть убитым.

Под упрёками жены и в собственном образумлении Николай в эти тяжкие зимние месяцы решился на крутые шаги. Да, вот теперь он будет твёрд и настоит на исполнении своей воли! Снял министра юстиции Макарова, которого давно не любила Аликс (и равнодушно-нерасторопного при убийстве Распутина), и председателя министров Трепова, против которого она с самого начала очень возражала, что он – жёсткий и чужой. И назначил премьером – милейшего старого князя Голицына, так хорошо помогавшего Аликс по делам военнопленных. И не дал в обиду Протопопова. Затем, под Новый год, встряхнул Государственный Совет, сменил часть назначаемых членов на более надёжных, а в председатели им – Щегловитова. (Даже в этом гнездилище умудрённых почётных сановников Государь потерял большинство и не мог влиять: не только выборные члены, но и назначаемые всё разорительней играли либеральную игру и здесь). Вообще намерился он наконец перейти к решительному правлению, пойти наперекор общественному мнению, во что бы это ни обошлось. Даже нарочно выбирать в министры лиц, которых так называемое общественное мнение ненавидит, – и показать, что Россия отлично примет эти назначения.

История создания

Сегодня 40 лет, как я задумал Р-17. Помню, это был слабосолнечный ноябрьский день, по тогдашнему счёту (каждый шестой) — выходной. Накануне вечером была большая студенческая вечеринка, а теперь я вышел в душевном томлении и пошёл по Пушкинскому бульвару. Трёх кварталов не прошёл — и между Николаевским и Соборным даже остановился, так внезапно вгрузился в меня замысел — и стал лавинно расширяться (я ещё не знал тогда понятия лавинности). Побрёл домой, боясь расплескать, — но ещё до дома не дойдя, стал что-то записывать, уже не держалось.

Содержание произведения

Узел I — Август Четырнадцатого

Узел II — Октябрь Шестнадцатого

Книга 1 (гл. 1—37). Саня Лаженицын на фронте. Военные действия, споры о войне и вере. Довоенный период: кадеты, либералы, террористы, Государственная дума. Фёдор Ковынёв. Воротынцев и его жена Алина. Общество, правительство и царь. Воротынцев в Петербурге, споры о войне и мире. Очерк жизни инженера Ободовского. Воротынцев и Ольда, разговоры о монархии и республике. Революция 1905—1907 годов, царь и общество. Революционеры, Шляпников, Гвоздев. Арсений Благодарёв дома. Революционеры в Швейцарии. Ленин.

Книга 2 (гл. 38—75). Воротынцев в Петербурге. Гучков. Еврейский вопрос. Ленин в Цюрихе. Инесса Арманд. Ленин и Парвус. Воротынцев в Москве: объяснение с женой. Саня и Котя на фронте. Прогрессивный блок. Революционеры. Царская семья. Распутин. Николай II и Государственная дума. Исповедь Зинаиды.

Узел III — Март Семнадцатого

Узел IV — Апрель Семнадцатого

Памятка первочитателя

Издания

На русском языке

На других языках

На сцене и экране

Критические отзывы

По словам Л. К. Чуковской, поэт и переводчик А. А. Якобсон в мае 1972 года "бранил "Август" — сказал, что для него плохость этой книги личная драма, что А. И. — герой и гений, а в этой книге вымышленный язык, никакой мысли, всё иллюстративно, неталантливо, задано и т. д.". О своём отношении Лидия Корнеевна писала: "твёрдо стою: война там — великолепна, а Бестужевские курсы — безвкусны, пусты, вообще — тыл, мир — неудачен, особенно женщины и любовь".

Литературные персонажи и прототипы

Многие персонажи эпопеи имеют прототипы — реальные исторические лица:

В основе супружеских отношений и любовной истории полковника Воротынцева лежит реальный эпизод из жизни автора, случившийся в феврале 1964 года.

Солженицын. Биография. Иллюстрированное видео

23 февраля, четверг

Писатель вначале делает своеобразное вступление, которое относится к ещё предреволюционной эпохе. Им описываются: Положение царской семьи после убийства Распутина и действия Николая II в ответ на него. Роковой отъезд царя в Ставку 22 февраля, за день до начала революции. – Положение с продовольствием в России к зиме 1916-17 гг. – Биография и личность социалиста Николая Гиммера-Суханова (весьма видного на первом этапе революции). – Жизнь Ленина в Цюрихе накануне февраля 1917. – Арест Рабочей группы Гвоздева.

Тут же обрисовываются начало хлебных волнений в Петрограде 23 февраля и итоги их к концу дня.

24 февраля, пятница

25 февраля, суббота

26 февраля, воскресенье

27 февраля, понедельник

28 февраля, вторник

1 марта, среда

Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Описание книги "Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3"

Описание и краткое содержание "Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3" читать бесплатно онлайн.

Александр Исаевич Солженицын

СЕДЬМОЕ МАРТА, ВТОРНИК

Нет, ещё только от аппарата отойдя, Алексеев почувствовал, что отказывался недостаточно резко, надо было резче.

Нисколько не был он обрадован предложенным назначением в Верховные. Во все эти дни революции, при всех своих шагах и решениях, ни минуты он не имел в виду своего личного возвышения. И перед великим князем совестно: очень легко может подумать, что это – самого же Алексеева интрига.

Человек должен занимать свойственную ему высоту и свойственный ему объём, – только тогда он чувствует себя наилучше. Зачем бы ему ещё подниматься? Сиротливо, как на сквозняке.

Да у великого князя авторитет какой выдающийся. Смело он повелел Алексееву собрать сведения с мест о том, как принято его назначение Верховным, – и отовсюду откликались, что – с удовольствием, радостью, верой в успех и даже восторженно. Даже в разбурлённом Балтийском флоте поняли так, что возвращается сильная твёрдая власть и наступит порядок. Четырнадцать городов, средь них такие как Одесса, Киев и Минск, уже прислали на имя Верховного приветственные телеграммы и выражали уверенность в победе. Во всеобщем трясении этих дней великий князь был единственная скала и опора, единственная надежда! – и именно его неосторожно, торопливо, тайно толкали, свергали руки самого правительства! Это было чудовищно неуклюже. Как будто не правительству больше всех требовался порядок!

А для простых солдат, привыкших к звучанию имени? – это будет совсем необъяснимо.

И ещё – чего от него Гучков хотел? Массовой смены генералов, с одного маха?…

Поздно в ночь Алексеев окончательно решил, что откажется. Перед аппаратом он сплоховал. Уже вызывать их снова поздно, но завтра утром…

Не то что ночь, а десять ночей можно было не спать от одного этого! Ах, не сказал! Теперь же, ночью, надо было слать телеграмму. Им всем опять, в них не разобраться, – и Родзянке, и Львову, и Гучкову (хотя Родзянки, главного искусителя, что-то не стало слышно).

Телеграфировать, что вынужден их просить, дабы никакие распоряжения общего характера не направлялись бы непосредственно на фронты. Для армии не могут быть обязательны распоряжения никому не известного совета рабочих депутатов, не входящего в состав правительственной власти, – и они не будут объявляться войскам.

А, да что там:…Или нам нужно оказать доверие – или заменить нас другими…

А не назначать Верховными…

Разошёлся в сердитости Алексеев, как ещё не был.

А – сам военный министр что приказывает? – ведь это не какой-то совет депутатов – а он тоже всё разрушает: отмена титулования, курение, карты, клубы, политические общества для солдат, – и даже намеревается отменить отдание чести! – сумасшествие какое-то… И на его №114 – уже непоправимо изданный, но с опозданием присланный зачем-то в Ставку на отзыв, – тоже надо отвечать. Раскалывали армию по самый корень – и спрашивали, как посмотрят главнокомандующие! Все офицеры Ставки, кто прочёл, были единодушно возмущены. И вместе с Лукомским уже начал Алексеев составлять ответ – и теперь глубоко в ночь продолжали. Писали обстоятельно.

… Что совершенно отменить отдание чести недопустимо: армия превратится в милицию низкого качества. Большинство старших начальников уйдёт с военной службы, и неоткуда будет набрать хороший офицерский состав. Можно отменить отдание чести, становясь во фронт, но первым должен приветствовать обязательно младший. Ослабить титулование, курение, трамваи, клубы? что ж… Но участвовать солдатам в собраниях с политической целью совершенно недопустимо: господствующее значение в армии получат крайние левые идеи. В нынешних событиях армия не приняла никакого участия, но, вовлечённая в политику, может быть вовлечена и в государственные перевороты, и трудно предвидеть, в какую сторону. Ради победы надо стремиться, чтобы армия оставалась спокойной. Не надо, чтобы мысли её были заняты политическими вопросами…

Пропала ещё одна ночь. Лёжа в постели, придумывал аргументы и даже полуязвительные, как ему казалось, фразы, потом накидывал шинель на бельё, садился к столу – и ещё вписывал ровные чёткие убористые свои петельки, крупнеющие от сердитости.

… Если армия втянется в политику, то не позже июня Петроград может оказаться в руках германцев… Пример французской революции неприменим…

И вот, кажется, что остроумное придумал Алексеев: вопрос Гучкова об отдании чести разослать всем главнокомандующим, а те чтобы разослали до командиров полков. И пусть все командиры полков отвечают! – но не Алексееву, которому и так всё понятно, – а самому Гучкову! Пусть град этих писем, конечно отрицательных, грянет на голову Гучкова!

Это хорошо придумал, первый раз заулыбался.

Это б радость была, да какая! Но по суматохе этих дней и по собственной трезвости Алексеев теперь не поверил. Пуришкевич – он психопат, вполне мог и напутать.

Озаботился невмоготу, начисто спать не мог.

Ему пришла в голову и такая мысль: пока он только наштаверх – он не вызывает бури недоброжелательства. Но если в нынешней безумной обстановке его вознесут в Верховные, тут все полезут на стену, и первое же общество, ему припомнят, чего не припоминают сейчас, например его секретную директиву прошлой осени: что многими учреждениями Земсоюза ведётся революционная пропаганда и необходимо установить за ними самое строгое наблюдение, а если факты подтвердятся, то и закрывать. И сейчас если эту директиву кто вытащит, то что поднимется?

А тут ещё – обидеть Николая Николаевича. А тут ещё – разозлить главнокомандующих. Нет, нет! – ни с какой стати не хотел Алексеев брать этого поста.

Кой-как забылся к рассвету. А утром, не дожидая дальнейших событий, послал в продолжение аппаратного разговора новую телеграмму Львову и Гучкову: просил оставить в силе назначение Николая Николаевича! Получаемые от войск донесения показывают, что его приняли с радостью… (И про два флота, и про 14 городов…) Вопль наболевшей души всех начальников, кто любит родину и армию… В такие минуты подвергать хрупкий организм армии новому испытанию, перемене, мало понятной для простой массы солдат… При таком повышенном настроении населения, получающего толчки от Петрограда и Москвы…

Так написал: верю… нет, верую, что вы примете в соображение всё высказанное. Именно теперь нельзя жертвовать порядком и сплочённостью армии!

Послал – и ждал всё утро. Ставку Правительство дёргало при всяком вздоре, а само на всё важное молчало, такую манеру выработали.

И – понимай как хочешь. Уже днём пришло от Гучкова всего несколько слов – и даже нельзя понять, ответ это или нет? Просто: сознаёт свою великую ответственность перед страной и обеспечит армию всем необходимым для победоносного конца.

Это – на прошлые жалобы? на последнюю телеграмму? или вообще? – как понять?…

А между тем служебный день шёл и с неожиданных сторон приносил своё. На приём к Алексееву попросился английский военный представитель Хенбри Вильямс, он же и старший среди союзных представителей. Алексеев ожидал тревожных расспросов об армии – и заковался.

Но английский генерал пришёл не с этим. Он принёс длинное письмо начальнику штаба от имени всех своих коллег, а устно пояснил, что все они предлагают свои услуги для охраны Государя императора при его возможном возвращении в Царское Село и дальнейшей поездке. Чтобы какие-нибудь революционеры не оказали ему препятствий в дороге.

Вильямс стоял в позе официальной и с холодной английской сдержанностью, – но предлагал совсем не заурядный внеслужебный шаг, движимый несомненной преданностью свергнутому императору, всегда крайне ласковому ко всем союзным представителям.

Читайте также: