Лука мудищев краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
О, Божий мир, что в нем творится!
В нем все животное снобится,
****ся зверь, ****ся скот,
Ебутся птицы всех пород.
Козел **** свою козу,
Кузнечик ****ит стрекозу,
Свинья под боровом пыхтит,
И на блохе блоха сидит.
Осел **** свою ослиху,
На крыше дрочит воробей,
И даже скромный муравей
Пихает в жопу муравьиху!
Ебутся все! ****ся гнида,
****ся бабка Степанида,
****ся лань, тюлень, олень.
Ебутся все, кому не лень!
К ПРОЛОГУ
(дополнение)
Природа женщин сотворила,
Богатство, славу им дала,
Меж ног отверстье прорубила,
Его ****ою назвала.
****а - создание природы,
Она же - символ бытия,
Оттуда лезут все народы,
Как будто пчелы из улья.
****а! О, жизни наслажденье,
****а - вместилище утех!
****а - небес благословенье!
****е и кланяться не грех.
У женщин всех ****а - игрушка,
Мягка, просторна - хоть куда,
И, как мышиная ловушка,
Для всех открытая всегда.
Повсюду всех она прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный *** по ней летает,
Как по сараю воробей.
Блажен, кто по ночам ****
И по утрам исправно серет.
Кто регулярно водку пьет
Имеет чин и в Бога верит.
Дом двухэтажный занимая
В родной Москве жила-была
Вдова — купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.
Покойный муж ее мужчиной,
Еще не старой был поры.
Но приключилася кончина
Ему от жениной дыры.
На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать вам не боясь,
Но уж такой ебливой бабы
Весь свет не видел отродясь!
Покойный муж моей купчихи
Был парень безответный, тихий
И, слушая жены приказ,
Ее еб в сутки десять раз.
Порою ноги чуть волочит,
*** не стоит, хоть отруби.
Она ж и знать того не хочет:
Хоть плачь, но все-таки еби !
В подобной каторге едва ли
Протянешь долго. Год прошел,
И бедный муж в тот мир ушел,
Где нет ни ебли, ни печали.
О, жены, верные супругам!
Желая быть вам лучшим другом
Прошу я: хоть по временам
Давайте отдыхать ***м!
Вдова, не в силах пылкость нрава
И женской страсти обуздать,
Пошла налево и направо
И всем, и каждому давать.
Ебли ее и молодые
И старики и пожилые -
Все, кому ебля по нутру,
Во вдовью лазили дыру.
О вы, замужние, о вдовы,
И девы (целки тут не в счет),
Позвольте мне вам наперед
Сказать про еблю два-три слова.
Ебитесь все вы на здоровье,
Отбросив глупый, ложный стыд -
Позвольте лишь одно условье
Поставить, так сказать, на вид:
Ебитесь с толком, аккуратней -
Чем реже ебля, тем приятней,
Но боже вас оборони
От беспорядочной ебни!
От необузданности страсти
Вас ждут и горе, и напасти,
И не насытит вас тогда
Обыкновенная елда.
Три года ебли бесшабашной,
Как сон для вдовушки прошли,
И вот томленье муки страстной,
И грусть на сердце ей легли.
Её уже не занимало,
Чем раньше жизнь была полна,
Кого-то тщетно все искала,
И не могла найти она.
Всех ебарей знакомы лица,
Их ординарные ***
Приелись ей, и вот вдовица
Грустит и точит слез струи.
И даже в ебле же обычной
Ей угодить никто не мог:
У одного — *** неприличный,
А у другого — короток.
У третьего — уж тонок очень,
А у четвертого — муде
Похожи на качан капусты
И больно бьются по манде.
То сетует она на яйца —
Не видны, словно у скопца,
То *** не больше, чем у зайца.
Капризам, словом, нет конца.
Вдова томится молодая,
Вдове не спится - вот беда,
Уж сколько времени, не знаю,
Была в бездействии ****а.
И вот по здравому сужденью
Не видя толку уж ни в ком,
Она к такому заключенью
Пришла раскинувши умом:
"Мелки в наш век пошли людишки —
***в уж нет — одни ***шки,
Но нужно мне, иль так иль сяк,
Найти себе большой елдак!
Мужчина нужен мне с елдою,
Чтобы когда меня он еб,
Под ним вертелась я юлою,
И чтоб глаза ушли на лоб.
Чтобы дыханье захватило,
Чтоб зуб на зуб не попадал!
Чтоб все на свете я забыла,
Чтоб *** до сердца доставал."
О вдовы — ****и всего света,
Уж знать, зашла моя планета,
Теперь не ется больше мне
В родной и близкой стороне.
Ни днем, ни ночью нет покоя,
Вдова решила сводню звать.
Мужчину с длинною елдою
Уж та сумеет отыскать.
В Замоскворечье, на Полянке
Стоял домишко в три окна.
Принадлежал тот дом мещанке
Матрене Марковне.
Она Жила без горя и печали,
И эту даму в тех краях
За сваху ловкую считали
Во всех купеческих домах.
Но эта тихенькая жрица,
Преклонных лет уже девица
Свершая брачные дела
Прекрасной своднею слыла.
Иной купчихе — бабе сдобной,
Живущей с мужем-стариком,
Устроит Марковна удобно
Свиданье с ебарем тайком.
Иль по другой какой причине
Жену свою муж не ****,
Та затоскует по мужчине -
И ей Матрена *** найдет.
Иная, в праздности тоскуя,
Захочет для забавы ***,
Матрена снова тут как тут,
Глядишь — бабенку уж ебут!
Порой она входила в сделку:
Иной захочет гастроном
Свой *** полакомить - и целку
К нему ведет Матрена в дом.
Матрена все подворье знала,
Умела залечить манду,
Мочой бобровой торговала
И целкой делала ****у.
И вот за этой, всему свету
Известной сводню тайком
Вдова отправила карету
И ждет Матрену за чайком.
Вошедши, сводня поклонилась,
На образа перекрестясь,
Хозяйке чинно поклонилась
И так промолвила, садясь:
"Зачем прислала, дорогая?!
Али во мне нужда какая?
Изволь, хоть душу заложу,
А уж тебе я угожу!
Коль хочешь, женишка спроворю,
Иль просто чешется ****а?
Я в этот раз такому горю
Могу помочь, как и всегда.
Без ебли, милая, зачахнешь,
И жизнь вся станет не мила,
Но для тебя я припасла
Такого ебаря, что ахнешь!"
“Спасибо, Марковна, на слове, -
На это молвила вдова, -
Хоть ебарь твой и наготове,
Но пригодится мне едва.
Мне нужен длинный ***, здоровый,
Не меньше, чем восьмивершковый,
Не дам я малому хую
Посуду пакостить свою!"
Матрена табачку нюхнула,
И, помолчав минуты две,
О чем-то глубоко вздохнула
И так промолвила вдове:
"Трудненько, милая, трудненько,
Такую отыскать елду,
С восьми вершков ты сбавь маленько –
Тогда, быть может, и найду.
Есть у меня тут на примете
Один парнишка. Ей- же- ей,
Не отыскать на белом свете
Такого *** у людей!
Сама я, грешная, смотрела
Намедни *** у паренька.
И, увидавши, обомлела -
Как есть пожарная кишка!
У жеребца — и то короче,
Ему не то что баб скоблить,
А - будь то сказано не к ночи! -
Лишь впору им чертей глушить.
Сам парень видный и дородный,
Тебе, красавица, под стать,
Происхожденьем благородный -
Лука Мудищев его звать.
Но вот беда: теперь Лукашка
Сидит без брюк и без сапог -
Все пропил в кабаке, бедняжка,
Как есть до самых до порток."
Вдова в волнении внимала
Рассказам сводни о Луке
И сладость ебли предвкушала
В мечтах о дивном елдаке.
Не в силах побороть волненья,
Она к Матрене подошла
И со слезами умиленья
Ее в объятья привлекла.
"Матрена, сваха дорогая,
Будь для меня ты мать родная:
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи!
Дам денег, сколько ты захочешь,
А ты сама уж похлопочешь,
Одеть приличнее Луку
И быть с ним завтра к вечерку".
"Изволь, голубка, беспременно
К нему я завтра же пойду,
Экипирую преотменно,
А вечерком и приведу."
И вот две радужных бумажки
Вдова выносит ей в руке,
И просит сводню без оттяжки
Сходить немедленно к Луке.
Походкой быстрой, семенящей,
Матрена скрылася за дверь,
И вот моя вдова теперь
В мечтах о ебле предстоящей.
В ужасно грязной и холодной
Каморке возле чердака
Жил в вечно пьяный и голодный
Штык-юнкер выгнанный, Лука.
В придачу к бедности безмерной
Лука имел еще беду, -
Величины неимоверной
Семивершковую елду.
Ни молодая, ни старуха,
Ни ****ь, ни девка-потаскуха,
Узрев такую благодать
Ему не соглашались дать.
Хотите нет, хотите верьте,
Но про Луку носился слух
Что он елдой своей до смерти
Заеб коров однажды двух.
И с той поры, любви не зная,
Он одиноко в свете жил
И, *** свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.
Но тут позвольте отступленье
Мне сделать с этой же строки,
Чтоб дать вам вкратце представленье
О роде-племени Луки.
Весь род Мудищевых был древний,
И предки нашего Луки
Имели вотчины, деревни
И пребольшие елдаки.
Из поколенья в поколенье
Передавались те ***, -
Как бы отцов благословенье,
Как бы наследие семьи.
Один Мудищев был Порфирий,
При Иоанне службу нес
И, поднимая ***м гири,
Порой смешил царя до слез.
Покорный Грозного веленью,
Елдой своей, без затрудненья
Он раз убил с размаху двух
В опале бывших царских слуг.
И даже он царю наскучил,
И грозный враг его замучил:
К коню за яйца привязал
И прах по полю разметал.
Второй Мудищев звался Саввой -
Картечью шведов угощал,
А после боя под Полтавой
Он ***м пушки прочищал.
Да, славная была картина,
Когда домой он приезжал,
И все три четверти аршина
Своей супруге заправлял.
При матушке Екатерине,
Благодаря своей ***не
Известен был Мудищев Лев,
Красавец, генерал-аншеф.
Вот вам еще один набросок,
Чем славен был наш генерал,
Без всякого смущения в доску
Он ***м гвозди забивал.
За удалые эти штуки
Ему вручала прямо в руки
Крест золотой сама царица,
Решившись с ним совокупиться.
Сказать по правде — дураками
Мудищевы всегда слыли
Зато большими елдаками
Они похвастаться могли.
Но все именья, капиталы,
Спустил Луки распутный дед,
И наш Лукаша, бедный малый,
Был неимущим с детских лет.
Судьбою не был он балуем,
И про него сказал бы я:
Судьба его снабдила ***м,
Не давши больше ни ***!
Одевши нищего бедняжку,
Карету сводня наняла.
И усадив туда Лукашку
К вдовице еться повезла.
Настал уж вечер дня другого.
Купчиха гостя дорогого
В гостиной с нетерпеньем ждет,
А время медленно идет.
Пред вечерком она подмылась
В пахучей розовой воде,
И смазала на всякий случай
Губной помадой по ****е.
Хотя всякий *** ей был не страшен,
Но тем не менее, в виду
Такого ***, как Лукашкин,
Она боялась за ****у.
Был вечер, тихо, люди спали,
На небо выплыла луна,
А вдовьи груди трепетали,
Возбуждена была она.
Но чу! - Звонок! О миг желанный!
Прошла еще минута, две -
И гость явился долгожданный -
Лука Мудищев - ко вдове.
Пред ней стоял, склонившись фасом,
Дородный, видный господин.
И произнес пропитым басом:
"Лука Мудищев, дворянин."
Вид он имел молодцеватый:
Причесан, тщательно побрит,
Одет в костюм щеголеватый,
Не пьян, но водкою разит.
"Ах, очень мило. Я так много
О Вашем слышала. " - вдова
Как бы смушалася немного
Сказать последние слова.
“Да, мог бы смело похвалиться
Природным даром я своим,
Но лучше в деле убедиться,
Чем доверять словам чужим.”
“Мужчин я много повидала,
Скажу вам прямо, милый друг,
Но очень редко испытала
Я радость трепетных минут.
А мне так хочется забыться
В объятьях страстных трепеща,
Кончая, в судорогах биться
Как рыбка на краю пруда.
Мужчины разные бывают,
Есть те, что в страсти забывают
О даме нежной, и любя,
Лишь ублажают все себя.”
“А я, имея с девой дело,
Всегда стараюсь так воткнуть,
Чтоб сердце у неё замлело,
И не могла она вздохнуть.”
Но тут Лука чуть-чуть слукавил,
Он не сказал, не выдал дум,
Что дважды в юности заправил
Свой *** смертельно девам двум.
“Люблю с протяжкой отъебнуться,
И в перерыве прихлебнуть
Чуток отменного винца,
А там ****ь уж до конца.”
И, продолжая в том же смысле,
Усевшись рядышком болтать,
Они одно держали в мыслях —
Скорей бы еблею начинать.
Чтоб не мешать беседе томной,
Нашла Матрена уголок,
Уселась там тихонько, скромно,
И принялась вязать чулок.
И находясь вблизи с Лукою,
Не в силах снесть сердечных мук,
Полезла вдовушка рукою
В карман его широких брюк.
И под ее прикосновеньем
*** у Луки воспрянул в миг,
Как храбрый воин пред сраженьем, —
Могуч, и грозен, и велик.
Нащупавши елдак, купчиха,
Мгновенно вспыхнула огнем
И прошептала нежно, тихо,
К нему склонясь: "Лука, пойдем!"
Вошли во спаленку вдовицы,
В углу — кровать и две свечи,
Стоит неполный жбан водицы
И круглый тазик для мочи.
И вот вдова вдвоем с Лукою,
Она и млеет, и дрожит,
И кровь ее бурлит рекою,
И страсть огнем ее палит.
Срывает башмаки и платье,
Рвет в нетерпеньи пышный лиф
И, обе сиськи обнажив,
Зовет Луку в свои объятья.
Мудищев тоже разъярился
И на купчиху устремился
Тряся огромною елдой,
Как смертоносной булавой.
И бросив на кровать с размаху,
Заворотил на ней рубаху,
Ее схватил он поперек,
И *** всадил ей между ног.
Но тут игра плохая вышла -
Как будто ей всадили дышло!
Купчиха начала кричать
И всех святых на помощь звать.
Она кричит — Лука не слышит,
Она еще сильней орет,
Лука, как мех кузнечный дышит,
И все **** её, ****!
Услышав крики эти, сваха
Спустила петлю у чулка,
И шепчет, вся дрожа от страха:
"Ну, знать, заеб ее Лука!"
Но через миг, собравшись с духом,
С чулком и спицами в руках,
Спешит на помощь легким пухом
И к ним вбегает впопыхах.
И что же зрит? Вдова стенает,
От ебли выбившись из сил,
Лука же жопу заголил,
И жертву еть все продолжает.
Матрена, сжалясь над вдовицей,
Спешит помочь такой беде
И ну колоть вязальной спицей
Луке то в жопу, то в муде.
Лука воспрянул львом свирепым,
Матрену на пол повалил
И длинным ***м, точно цепом,
По голове её хватил.
Но тут Матрена изловчилась,
Остатки силы напрягла,
Луке в муде она вцепилась
И напрочь их оторвала.
Взревел Лука и тут старуху
Своей елдой убил, как муху,
Еще с минуту постоял
И сам бездыханный упал.
Наутро там нашли три трупа:
Вдова, разъебана до пупа,
Лука Мудищев без яиц
И сводня, распростершись ниц.
Вот наконец и похороны,
Сбежался весь торговый люд,
Под траурные перезвоны
Три гроба к кладбищу везут
Народу много собралося,
Купцы за гробом чинно шли
И на серебряном подносе
Муде Лукашкины несли.
За ними - медики-студенты,
В халатах белых, без штанов,
Они несли его патенты
От всех московских бардаков.
К Дашковскому, где хоронили,
Стеклася вся почти Москва.
Там панихиду отслужили
И лились горькие слова.
Всех трех их вместе хоронили,
В одну могилу положили.
Лукашин левый глаз глядит -
Почти что вылез из орбит.
Купчиха бледная: страданье
Лежало на ее челе,
Исполнивши свое призванье
Лукашин *** меж ног белел.
Был труп Матрены онемевший,
С вязальной спицей под рукой,
Хотя с ****ою уцелевшей,
Но все ж с проломанной башкой!
Надгробной речи не сказали,
Но в поминаньях записали
“Умершим в бозе”. Отчего
Не написали ничего.
Когда в могилу опускали
Глазетовый Лукашкин гроб,
Все ****и хором закричали:
"Лукашка, мать твою, уёб!"
“Земля им пухом” лишь пропели
Поминки справили, жалели,
Кто мог Матрену, кто Луку,
Кто бедного купца вдову.
Креста в могилу им не вбили,
А лишь насыпали земли,
И вскоре вообще забыли,
Где три бедняги полегли.
Спустя пять лет соорудили
Часовню в виде елдака.
Над входом надпись водрузили:
"Купчиха, сводня и Лука"
О вы, замужние, о вдовы,
О девки с целкой наотлет!
Позвольте мне вам наперед
Сказать о ебле два-три слова.
Ебитесь с толком, аккуратно,
Чем реже еться, тем приятней,
Но боже вас оборони
От беспорядочной ебни!
От необузданной той страсти
Пойдут и горе, и напасти,
И не насытит вас тогда
Обыкновенная елда.
К прологу (дополнение)
Блажен, кто смолоду ебет
И в старости спокойно серет
Кто регулярно водку пьет
И никому в кредит не верит.
Природа женщин наградила:
Богатство, славу им дала,
Меж ног им щелку прорубила
И ту пиздою назвала.
Она для женщины игрушка,
На то названье ей пизда.
И как мышиная ловушка,
Для всех открытая всегда.
Она собой нас всех прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный хуй по ней летает,
Как по сараю воробей.
Дом двухэтажный занимая
В родной Москве жила-была
Вдова — купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.
Покойный муж ее мужчиной
Еще не старой был поры.
Но приключилася кончина
Ему от жениной дыры.
На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать вам не боясь.
Но уж такой ебливой бабы
Никто не видел отродясь!
Покойный муж моей купчихи
Был парень безответный, тихий
И слушая жены наказ
Ее еб в сутки десять раз.
Порой он ноги чуть волочит,
Хуй не встает, хоть отруби.
Она и знать того не хочет:
Хоть плач, а все-таки еби!
Подобной каторги едва ли
Смог вынесть кто. Вот год прошел
И бедный муж в тот мир ушел,
Где нет ни ебли ни печали.
Вдова, не в силах пылкость нрава
И буйной страсти обуздать,
Пошла налево и направо
И всем и каждому давать.
Ее ебли и пожилые,
И старики, и молодые,
А в общем все кому не лень
Во вдовью лазили пиздень.
Три года ебли бесшабашной,
Как сон для вдовушки прошли.
И вот томленья муки страстной
И грусть на серлце ей легли.
И женихи пред ней скучают,
Но толку нет в них ни хуя.
И вот вдова грустит и плачет,
И льется из очей струя.
И даже в еблишке обычной
Ей угодить никто не мог:
У одного хуй неприличный,
А у другого короток.
У третьего — уж очень тонок,
А у четвертого — муде
Похоже на пивной бочонок
И больно бьется по манде.
То сетует она на яйца —
Не видно, словно у скопца.
То хуй короче чем у зайца…
Капризам, словом, нет конца.
И вот по здравому сужденью
Она к такому заключенью
Не видя толку уж ни в ком,
Пришла, раскинувши умом:
«Мелки в наш век пошли людишки —
Хуев уж нет — одни хуишки,
Но нужно мне иль так,иль сяк
Найти себе большой елдак!
И, рассуждая так с собою,
Она решила сводню звать —
И та сумеет отыскать
Мужчину с длинною елдою!
В замоскворечье, на Полянке
Стоял домишко в два окна.
Принадлежал тот дом мещанке
Матрене Марковне. Она
Тогда считалася сестрицей
Преклонных лет, а все девицей.
Свершая брачные дела —
Столичной сводницей была.
Иной купчихе — бабе сдобной,
Живущей с мужем-стариком, —
Устроит Марковна удобно
Свиданье с ебарем тайком.
Иль по другой какой причине
Жену свою муж не ебет,
Она тоскует по мужчине,
И ей Матрена хуй найдет.
Иная в праздности тоскуя
Захочет для забавы хуя,
Матрена снова тут как тут,
Глядишь, красотку уж ебут!
Мужчины с ней сходили в сделку.
Иной захочет (гастроном!)
Свой хуй полакомить, и целку
К нему ведет Матрена в дом.
И вот за этой, всему свету
Известной, сводней вечерком
Вдова отправила карету
И ждет Матрену за чайком.
Вошедши, сводня поклонилась,
На образа перекрестилась
И так промолвила, садясь,
К купчихе нашей обратясь:
«Зачем прислала, говори!
Иль до меня нужда какая?
Изволь, хоть душу заложу,
А уж тебе я услужу!
Коль хочешь, женишка устрою,
Иль просто чешется манда?
И в этот раз, как и всегда
Могу помочь такому горю.
«Спасибо, Марковна, на слове,
Хоть ебарь твой и наготове,
Но мне навряд ли он придется,
Хотя и хорошо ебется.
Матрена табаку нюхнула,
О чем-то тяжело вздохнула,
И помолчав минуты две,
На это молвила вдове:
«Трудненько, милая, трудненько,
Такую отыскать елду.
Ты с десяти-то сбавь маленько,
Вершков тка на восемь — найду!
Есть у меня тут на примете
Один парнишка, ей же ей,
Не отыскать на белом свете
Такого хуя у людей.
Сама я, грешница, узрела
Намедни хуй у паренька,
Как увидала — обомлела!
Как есть — пожарная кишка!
У жеребца — и то короче,
Ему бы им не баб ебать,
А той елдой восьмивершковой
По закоулкам крыс гонять.
Сам парень — видный и здоровый,
Тебе, красавица, подстать.
И по фамильи благородный,
Лука его, Мудищев, звать.
Вдова восторженно внимала
Рассказу сводни о Луке
И сладость ебли предвкушала
В мечтах о длинном елдаке.
Затем уж, сваху провожая,
Она промолвила, вставая:
«Матрена, сваха дорогая,
Будь для меня как мать родная,
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи!
Четыре радужных бумажки
Дала вдова ей ко всему,
И попросила без оттяжки
Уж поутру сходить к нему.
В ужасно грязной и холодной
Коморке, возле кабака,
Жил вечно пьяный и голодный
Вор, пшик и выжига — Лука.
Впридачу бедности отменной
Лука имел еще беду —
Величины неимоверной
Восьмивершковую елду.
Ни молодая, ни старуха,
Ни блядь, ни девка-потаскуха
Узрев такую благодать,
Ему не соглашалась дать.
Хотите нет, хотите верьте,
Но про Луку пронесся слух,
Что он елдой своей до смерти
Заеб каких-то барынь двух!
И с той поры, любви не зная,
Он одинок на свете жил,
И хуй свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.
Весь род Мудищевых был древний,
И предки бедного Луки
Имели вотчины, деревни
И пребольшие елдаки.
Один Мудищев был Порфирий,
При Иоанне службу нес,
И поднимая хуем гири,
Порой смешил царя до слез.
Второй Мудищев звался Саввой
Он при Петре известен стал
За то, что в битве под Полтавой
Елдою пушки прочищал.
Царю же неугодных слуг
Он убивал елдой как мух.
При матушке Екатерине
Благодаря своей хуине
Отличен был Мудищев Лев
Как граф и генерал-аншеф.
Свои именья, капиталы
Спустил уже Лукашкин дед.
И наш Лукашка, бедный малый,
Остался нищим с малых лет.
Судьбою не был он балуем,
И про него сказал бы я —
Судьба его снабдила хуем,
Не дав впридачу ни хуя!
Настал уж вечер дня другого.
Купчиха гостя дорогого
В гостинной с нетерпеньем ждет,
А время медленно идет.
Пред вечерком она помылась
В пахучей розовой воде,
И чтобы худа не случилось,
Помадой смазала в пизде.
Хотя ей хуй большой не страшен,
Но тем не менее ввиду
Такого хуя, как Лукашин,
Она боялась за пизду.
Но, чу! Звонок! Она вздрогнула…
И гость явился ко вдове…
Она в глаза ему взглянула,
И дрожь почудилась в манде.
Вид он имел молодцеватый
Причесан, тщательно побрит,
И не сказал бы я, ребята,
Что пьян, а все-таки — разит…
Так продолжая в том же смысле,
Усевшись рядышком болтать,
Вдова одной терзалась мыслью —
Скорей бы еблю начинать.
И находясь вблизи с Лукою,
Не в силах снесть томленья мук,
Полезла вдовушка рукою
В карман его широких брюк.
И под ее прикосновеньем
Хуй у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем —
Могуч, и грозен и велик.
И вот уж, не стыдясь Луки,
Снимает башмаки и платье
И, грудей обнажив соски,
Зовет Луку в свои объятья.
Лука тут сразу разъярился
И на купчиху устремился,
Тряся огромную елдой
Как смертоносной булавой.
И бросив на кровать с размаху,
Заворотивши ей рубаху,
Всем телом на нее налег,
И хуй задвинул между ног.
Но тут игра плохою вышла,
Как будто ей всадили дышло,
Купчиха вздумала кричать
И всех святых на помощь звать.
Она кричит- Лука не слышит.
Она еще сильней орет.
Лука,как мех кузнечный дышит,
И все ебет, ебет, ебет!
Матрена в будуар вбегает,
Купчиха выбилась из сил —
Лука ей в жопу хуй всадил,
Но еть бедняжку продолжает!
Матрена, в страхе за вдовицу
Спешит на выручку в беде
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в жопу, то в муде.
Лука воспрянул львом свирепым,
Матрену на пол повалил
И длинным хуем, словно цепом
Ее по голове хватил.
Но тут купчиха изловчилась,
(она еще жива была)
В муде Лукашины вцепилась
И их совсем оторвала.
Но все же он унял старуху,
Своей елдой убил как муху,
В одно мгновенье, наповал.
И сам безжизненный упал!
Наутро там нашли три трупа —
Матрена, распростершись ниц,
Вдова, разъебана до пупа,
Лука Мудищев без яиц
И девять пар вязальных спиц.
Был труп Матрены онемевший,
С вязальной спицей под рукой,
Хотя с пиздою уцелевшей,
Но все с проломанной башкой!
Иван Барков.
Лука Мудищев
О вы, замужние, о вдовы,
О девки с целкой наотлет!
Позвольте мне вам наперед
Сказать о *бле два-три слова.
*битесь с толком, аккуратно,
Чем реже еться, тем приятней,
Но боже вас оборони
От беспорядочной *бни!
От необузданной той страсти
Пойдут и горе, и напасти,
И не насытит вас тогда
Обыкновенная елда.
Блажен, кто смолоду *бет
И в старости спокойно серит
Кто регулярно водку пьет
И никому в кредит не верит.
Природа женщин наградила:
Богатство, славу им дала,
Меж ног им щелку прорубила
И ту п*здою назвала.
Она для женщины игрушка,
На то названье ей п*зда.
И как мышиная ловушка,
Для всех открытая всегда.
Она собой нас всех прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный х*й по ней летает,
Как по сараю воробей.
Часть 1
Дом двухэтажный занимая
В родной Москве жила-была
Вдова – купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.
Покойный муж ее мужчиной
Еще не старой был поры.
Но приключилася кончина
Ему от жениной дыры.
На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать вам не боясь.
Но уж такой *бливой бабы
Никто не видел отродясь!
Покойный муж моей купчихи
Был парень безответный, тихий
И слушая жены наказ
Ее *б в сутки десять раз.
Порой он ноги чуть волочит,
х*й не встает, хоть отруби.
Она и знать того не хочет:
Хоть плачь, а все-таки *би!
Подобной каторги едва ли
Смог вынесть кто. Вот год прошел
И бедный муж в тот мир ушел,
Где нет ни *бли ни печали.
Вдова, не в силах пылкость нрава
И буйной страсти обуздать,
Пошла налево и направо
И всем и каждому давать.
Ее *бли и пожилые,
И старики, и молодые,
А в общем все кому не лень
Во вдовью лазили п*здень.
Три года *бли бесшабашной,
Как сон для вдовушки прошли.
И вот томленья муки страстной
И грусть на серлце ей легли.
И женихи пред ней скучают,
Но толку нет в них ни х*я.
И вот вдова грустит и плачет,
И льется из очей струя.
И даже в *блишке обычной
Ей угодить никто не мог:
У одного х*й неприличный,
А у другого короток.
У третьего – уж очень тонок,
А у четвертого – муде
Похоже на пивной бочонок
И больно бьется по манде.
То сетует она на яйца –
Не видно, словно у скопца.
То х*й короче чем у зайца…
Капризам, словом, нет конца.
И вот по здравому сужденью
Она к такому заключенью
Не видя толку уж ни в ком,
Пришла, раскинувши умом:
«Мелки в наш век пошли людишки –
х*ев уж нет – одни хуишки,
Но нужно мне иль так, иль сяк
Найти себе большой елдак!
И, рассуждая так с собою,
Она решила сводню звать –
И та сумеет отыскать
Мужчину с длинною елдою!
В замоскворечье, на Полянке
Стоял домишко в два окна.
Принадлежал тот дом мещанке
Матрене Марковне. Она
Тогда считалася сестрицей
Преклонных лет, а все девицей.
Свершая брачные дела –
Столичной сводницей была.
Иной купчихе – бабе сдобной,
Живущей с мужем-стариком, –
Устроит Марковна удобно
Свиданье с *барем тайком.
Иль по другой какой причине
Жену свою муж не *бет,
Она тоскует по мужчине,
И ей Матрена х*й найдет.
Иная в праздности тоскуя
Захочет для забавы х*я,
Матрена снова тут как тут,
Глядишь, красотку уж *бут!
Мужчины с ней сходили в сделку.
Иной захочет (гастроном!)
Свой х*й полакомить, и целку
К нему ведет Матрена в дом.
И вот за этой, всему свету
Известной, сводней вечерком
Вдова отправила карету
И ждет Матрену за чайком.
Вошедши, сводня поклонилась,
На образа перекрестилась
И так промолвила, садясь,
К купчихе нашей обратясь:
«Зачем прислала, говори!
Иль до меня нужда какая?
Изволь, хоть душу заложу,
А уж тебе я услужу!
Коль хочешь, женишка устрою,
Иль просто чешется манда?
И в этот раз, как и всегда
Могу помочь такому горю.
«Спасибо, Марковна, на слове,
Хоть *барь твой и наготове,
Но мне навряд ли он придется,
Хотя и хорошо *бется.
Матрена табаку нюхнула,
О чем-то тяжело вздохнула,
И помолчав минуты две,
На это молвила вдове:
«Трудненько, милая, трудненько,
Такую отыскать елду.
Ты с десяти-то сбавь маленько,
Вершков тка на восемь – найду!
Есть у меня тут на примете
Один парнишка, ей же ей,
Не отыскать на белом свете
Такого х*я у людей.
Сама я, грешница, узрела
Намедни х*й у паренька,
Как увидала – обомлела!
Как есть – пожарная кишка!
У жеребца – и то короче,
Ему бы им не баб *бать,
А той елдой восьмивершковой
По закоулкам крыс гонять.
Сам парень – видный и здоровый,
Тебе, красавица, под стать.
И по фамильи благородный,
Лука его, Мудищев, звать.
Вдова восторженно внимала
Рассказу сводни о Луке
И сладость *бли предвкушала
В мечтах о длинном елдаке.
Затем уж, сваху провожая,
Она промолвила, вставая:
«Матрена, сваха дорогая,
Будь для меня как мать родная,
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи!
Четыре радужных бумажки
Дала вдова ей ко всему,
И попросила без оттяжки
Уж поутру сходить к нему.
В ужасно грязной и холодной
Коморке, возле кабака,
Жил вечно пьяный и голодный
Вор, пшик и выжига – Лука.
Впридачу бедности отменной
Лука имел еще беду –
Величины неимоверной
Восьмивершковую елду.
Ни молодая, ни старуха,
Ни бл*дь, ни девка-потаскуха
Узрев такую благодать,
Ему не соглашалась дать.
Хотите нет, хотите верьте,
Но про Луку пронесся слух,
Что он елдой своей до смерти
Заеб каких-то барынь двух!
И с той поры, любви не зная,
Он одинок на свете жил,
И х*й свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.
Весь род Мудищевых был древний,
И предки бедного Луки
Имели вотчины, деревни
И пребольшие елдаки.
Один Мудищев был Порфирий,
При Иоанне службу нес,
И поднимая х*ем гири,
Порой смешил царя до слез.
Второй Мудищев звался Саввой
Он при Петре известен стал
За то, что в битве под Полтавой
Елдою пушки прочищал.
Царю же неугодных слуг
Он убивал елдой как мух.
При матушке Екатерине
Благодаря своей хуине
Отличен был Мудищев Лев
Как граф и генерал-аншеф.
Свои именья, капиталы
Спустил уже Лукашкин дед.
И наш Лукашка, бедный малый,
Остался нищим с малых лет.
Судьбою не был он балуем,
И про него сказал бы я –
Судьба его снабдила х*ем,
Не дав впридачу ни х*я!
Настал уж вечер дня другого.
Купчиха гостя дорогого
В гостинной с нетерпеньем ждет,
А время медленно идет.
Пред вечерком она помылась
В пахучей розовой воде,
И чтобы худа не случилось,
Помадой смазала в п*зде.
Хотя ей х*й большой не страшен,
Но тем не менее в виду
Такого х*я, как Лукашин,
Она боялась за п*зду.
Но, чу! Звонок! Она вздрогнула…
И гость явился ко вдове…
Она в глаза ему взглянула,
И дрожь почудилась в манде.
Вид он имел молодцеватый
Причесан, тщательно побрит,
И не сказал бы я, ребята,
Что пьян, а все-таки – разит…
Так продолжая в том же смысле,
Усевшись рядышком болтать,
Вдова одной терзалась мыслью –
Скорей бы *блю начинать.
И находясь вблизи с Лукою,
Не в силах снесть томленья мук,
Полезла вдовушка рукою
В карман его широких брюк.
И под ее прикосновеньем
х*й у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем –
Могуч, и грозен и велик.
И вот уж, не стыдясь Луки,
Снимает башмаки и платье
И, грудей обнажив соски,
Зовет Луку в свои объятья.
Лука тут сразу разъярился
И на купчиху устремился,
Тряся огромную елдой
Как смертоносной булавой.
И бросив на кровать с размаху,
Заворотивши ей рубаху,
Всем телом на нее налег,
И х*й задвинул между ног.
Но тут игра плохою вышла,
Как будто ей всадили дышло,
Купчиха вздумала кричать
И всех святых на помощь звать.
Она кричит – Лука не слышит.
Она еще сильней орет.
Лука, как мех кузнечный дышит,
И все *бет, *бет, *бет!
Матрена в будуар вбегает,
Купчиха выбилась из сил –
Лука ей в жопу х*й всадил,
Но еть бедняжку продолжает!
Матрена, в страхе за вдовицу
Спешит на выручку в беде
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в жопу, то в муде.
Лука воспрянул львом свирепым,
Матрену на пол повалил
И длинным х*ем, словно цепом
Ее по голове хватил.
Но тут купчиха изловчилась,
(она еще жива была)
В муде Лукашины вцепилась
И их совсем оторвала.
Но все же он унял старуху,
Своей елдой убил как муху,
В одно мгновенье, наповал.
И сам безжизненный упал!
Наутро там нашли три трупа –
Матрена, распростершись ниц,
Вдова, разъебана до пупа,
Лука Мудищев без яиц
И девять пар вязальных спиц.
Был труп Матрены онемевший,
С вязальной спицей под рукой,
Хотя с п*здою уцелевшей,
Но все с проломанной башкой!
Мои богини! Коль случится
Сию поэму в руки взять —
Не раскрывайте. Не годится
И неприлично вам читать.
Вы любопытны, пол прекрасный,
Но воздержитесь на сей раз.
Здесь слог письма весьма опасный!
Итак, не трогать, прошу вас.
Что ж, коли срать не хотите,
То, так и быть, её прочтите.
Но после будете жалеть:
Придётся долго вам краснеть!
Природа женщин сотворила,
Богатство, славу им дала,
Меж ног отверстье прорубила,
Его п***ю назвала.
У женщин всех п***а — игрушка
Мягка, просторна — хоть куда,
И, как мышиная ловушка,
Для нас открыта всех завсегда.
Она собою всех прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный х*й по ней летает,
Как по сараю воробей.
П***а — создание природы,
Она же-символ бытия.
Оттуда лезут все народы,
Как будто пчёлы из улья.
Тебя, х*й длинный, прославляю,
Тебе честь должно воздаю!
Восьми вершковый, волосистый,
Всегда готовый бабу е*ь,
Тебе на лире голосистой
До гроба буду песни петь.
О, х*й! Ты дивен чудесами,
Ты покоряешь женский род,
Юнцы, и старцы с бородами,
И царь державный, и свинья,
П***а, и б***ь, и грешный я…
Дом двухэтажный занимая,
У нас в Москве жила-была
Вдова, купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.
Покойный муж её мужчина
Ещё не старой был поры,
Но приключилась с ним кончина
Из-за её большой дыры.
На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать тут не боясь,
Но уж такой е***вой бабы
И свет не видел отродясь.
Несчастный муж моей купчихи
Был парень безответно тихий,
И, слушая жены приказ,
*б в день её по десять раз.
Порой он ноги чуть волочит,
X*й не встаёт, хоть отруби,
Она же знать того не хочет —
Хоть плачь, а всё равно **и.
В подобной каторге едва ли
Протянешь долго. Год прошёл,
И бедный муж в тот мир ушёл,
Где нет ни **ли, ни печали…
О, жёны, верные супругам!
Желая также быть вам другом,
Скажу: и мужниным м**ам
Давайте отдых вы, мадам.
Вдова, не в силах пылкость нрава
И женской страсти обуздать,
Пошла налево и направо
Любому-каждому давать.
Её **ли и пожилые,
И старики, и молодые —
Все, кому **ля по нутру,
Во вдовью лазили дыру.
О, вы, замужние и вдовы!
О, девы! (Ц**ки тут не в счёт.)
Позвольте мне вам наперёд
Сказать про **лю два-три слова.
***тесь все вы на здоровье,
Отбросив глупый ложный стыд,
Позвольте лишь одно условье:
Поставить, так сказать, на вид:
***тесь с толком, аккуратней:
Чем реже **ля, тем приятней,
И боже вас оборони
От беспорядочной **ни.
От необузданности страсти
Вас ждут и горе, и напасти;
Вас не насытит уж тогда
Обыкновенная е**а…
Три года в е**е бесшабашной
Как сон для вдовушки прошли.
И вот томленья муки страстной
И грусть на сердце ей легли.
Её уж то не занимало,
Чем раньше жизнь была красна,
Чего-то тщетно всё искала
И не могла найти она.
Всех ***рей знакомы лица,
Их ординарные х**
Приелись ей, и вот вдовица
Грустит и точит слез струи.
И даже ***ей в час обычный
Ей угодить никто не мог:
У одного х** неприличный,
А у другого короток,
У третьего — уж очень тонок,
А у четвёртого м**е
Похожи на пивной бочонок
И зря колотят по м***е.
То сетует она на яйца —
Не видно, точно у скопца;
То х** не больше, чем у зайца…
Капризам, словом, нет конца.
Вдова томится молодая,
Вдове не спится — вот беда.
Уж сколько времени, не знаю,
Была в бездействии п***а.
И вот по здравом рассужденье
О тяжком жребии своём
Она к такому заключенью
Пришла, раскинувши умом:
Чтоб сладить мне с лихой бедою,
Придётся, видно, сводню звать:
Мужчину с длинною е**ою
Она сумеет подыскать.
В Замоскворечье, на Полянке,
Стоял домишко в три окна.
Принадлежал тот дом мещанке
Матрёне Марковне. Она
Жила без горя и печали
И эту даму в тех краях
За сваху ловкую считали
Во всех купеческих домах.
Но эта Гименея жрица,
Преклонных лет уже девица,
Свершая брачные дела,
И сводней ловкою была.
Наскучит коль купчихе сдобной
Порой с супругом-стариком —
Устроит Марковна удобно
Свиданье с ***рем тайком.
Иль по другой какой причине
Свою жену муж не ***т,
Та затоскует по мужчине —
И ей Матрёна х** найдёт.
Иная, в праздности тоскуя,
Захочет для забавы Х** —
Моя Матрёна тут как тут,
И глядь — бабёнку уж **ут.
Мужчины с ней входили в сделку:
Иной захочет гастроном
Свой х** полакомить — и ц**ку
Ведёт Матрёна к нему в дом…
И вот за этой, всему свету
Известной своднею, тайком,
Вдова отправила карету,
И ждёт Матрёну за чайком.
Вошещи, сводня помолилась,
На образ истово крестясь,
Хозяйке чинно поклонилась
И так промолвила, садясь:
«Зачем позвала, дорогая?
Али во мне нужда какая?
Изволь-хоть душу заложу,
Но на тебя я угожу.
Коль хочешь, женишка спроворю.
Аль просто чешется м***а?
И в этом разе завсегда
Готова пособить я горю!
«Спасибо, Марковна, на слове!
Хоть ***рь твой и наготове,
Но пригодится он едва ль,
Твоих трудов мне только жаль!
Мелки в наш век пошли людишки!
Х**в уж нет — одни х**шки.
Чтоб х** длинного достать,
Весь свет придётся обыскать.
Мне нужен крепкий х**, здоровый,
Не меньше, чем восьмивершковый
Не дам я мелкому х**
Посуду пакостить свою!
Мужчина нужен мне с ***ою
С такою, чтоб когда он**,
Под ним вертелась я юлою,
Чтобы глаза ушли под лоб,
Матрёна табачку нюхнула,
О чём-то тяжело вздохнула
И, помолчав минутки две,
На это молвила вдове:
«Трудненько, милая, трудненько
Такую подыскать **ду.
Восьмивершковый. Сбавь маленько,
Поменьше, может, и найду.
Есть у меня туг на примете
Один мужчина. Ей-же-ей,
Не отыскать на целом свете
Такого х** и м***й!
Я, грешная, сама смотрела
Намедни х** у паренька
И, увидавши, обомлела —
Совсем пожарная кишка!
У жеребца и то короче!
Ему не то что баб скоблить,
А, будь то сказано не к ночи,
Такой ***ой чертей глушить!
Собою видный и дородный,
Тебе, красавица, под стать.
Происхожденьем благородный,
Лука Мудищев его звать.
Вдова восторженно внимала.
Рассказам сводни о Луке
И сладость е**и предвкушала
В мечтах об этом е***ке.
Не в силах побороть волненья,
Она к Матрёне подошла
И со слезами умиленья
Её в объятия взяла:
«Матрёна, сваха дорогая,
Будь для меня ты мать родная!
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи.
И вот две радужных бумажки
Вдова выносит ей в руке
И просит сводню без оттяжки
Сходить немедленно к Луке.
Походкой скорой, семенящей
Матрёна скрылася за дверь,
И вот вдова моя теперь
В мечтах о е**е предстоящей.
Лука Мудищев был дородный
Мужчина лет так сорока
Жил вечно пьяный и голодный
В каморке возле кабака.
В придачу к бедности мизерной
Еще имел он на беду
Величины неимоверной
Восьмивершковую е**у.
Ни молодая, ни старуха,
Ни б***ь, ни девка-потаскуха,
Узрев такую благодать,
Не соглашались ему дать.
Хотите верьте иль не верьте,
Но про него носился слух,
Что он е**ой своей до смерти
За** каких-то барынь двух.
И вот, совсем любви не зная,
Он одинок на свете жил
И, х** свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.
Но тут позвольте отступленье
Мне сделать с этой же строки,
Чтоб дать вам вкратце поясненье
О роде-племени Луки.
Весь род Мудищевых был древний
И предки нашего Луки
Имели вотчины, деревни
И пребольшие е***ки.
Из поколенья в поколенье
Передавались те х**,
Как бы отцов благословенье,
Как бы наследие семьи.
Мудищев, именем Порфирий,
Ещё при Грозном службу нёс
И, поднимая х**м гири,
Порой смешил царя до слёз.
Покорный Грозного веленью,
Своей е**ой без затрудненья,
Он раз убил с размаху двух
В вину попавших царских слуг.
Другой Мудищев звался Саввой,
Петрово дело защищал,
И в славной битве под Полтавой
Он х**м пушки прочищал!
При матушке Екатерине,
Благодаря своей махине,
В фаворе был Мудищев Лев,
Блестящий генерал-аншеф.
Сказать по правде, дураками
Всегда Мудищевы слыли,
Зато большими е***ками
Они похвастаться могли.
Свои именья, капиталы
Спустил Луки распутный дед,
И наш Лукаша, бедный малый,
Был нищим с самых юных лет.
Судьбою не был он балуем,
И про Луку сказал бы я:
Судьба его снабдила х**м,
Не дав в придачу ни х**.
Настал вот вечер дня другого.
Одна в гостиной ждёт-пождёт
Купчиха гостя дорогого,
А время медленно идёт.
Под вечерок она в пахучей
Помылась розовой воде
И смазала на всякий случай
Губной помадою в п***е.
Хоть всякий х** ей не был страшен,
Но тем не менее ввиду
Такого х**, как Лукашин,
Она боялась за п***у.
Но чу! Звонок! О миг желанный!
Прошла ещё минута-две —
И гость явился долгожданный —
Лука Мудищев — ко вдове.
Он вид имел молодцеватый:
Причёсан, тщательно побрит,
Одет в сюртук щеголеватый,
Не пьян, а водкою разит.
И, продолжая в том же смысле,
Уселись рядышком болтать,
Но лишь одно имели в мысли:
Как бы скорей **ню начать.
Чтоб не мешать беседе томной,
Нашла Матрёна уголок,
Уселась в нём тихонько, скромно
И принялась вязать чулок.
Так близко находясь с Лукою,
Не в силах снесть Тантала мук,
Полезла вдовушка рукою
В карман его суконных брюк.
И от её прикосновенья
X** у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем —
Могуч, и грозен, и велик.
И вот вдова, вдвоём с Лукою.
Она и млеет, и дрожит,
И кровь её бурлит рекою,
И страсть огнём её палит.
Снимает башмачки и платье,
Рвёт в нетерпенье пышный лиф,
И, обе сиськи заголив,
Зовёт Луку в свои объятья.
Мудищев тоже разъярился;
Тряся огромною е**ой,
Как смертоносной булавой,
Он на купчиху устремился.
Ее схватил он поперёк
И, бросив на кровать с размаху,
Заворотил он ей рубаху,
И х** всадил ей между ног.
Но тут игра плохою вышла:
Как будто ей всадили дышло,
Купчиха начала кричать,
И всех святых на помощь звать.
Она кричит — Лука не слышит,
Она сильнее всё орёт —
Лука, как мех кузнечный, дышит
И знай себе вдову **ёт.
Но через миг, собравшись с духом,
С чулком и спицами в руках
Спешит на помощь лёгким пухом
И к ним вбегает впопыхах.
И что же зрит? Вдова стенает,
От боли выбившись из сил,
Лука же ж**у заголил,
И жертву *ть всё продолжает.
Матрёна, сжалясь над вдовицей,
Спешит помочь скорей беде
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в ж**у, то в м**е.
Лука воспрянул львом свирепым,
Старуху на пол повалил
И длинным х**м, словно цепом,
По голове её хватил.
Но всё ж Матрёна изловчилась,
Остатки силы собрала,
Луке в м**е она вцепилась
И напрочь их оторвала.
Взревел Лука и ту старуху
Е**ой своей убил, как муху —
В одно мгновенье, наповал,
И сам безжизненный упал.
И что же? К ужасу, Москвы,
Наутро там нашли три трупа:
Средь лужи крови труп вдовы,
С п***ой, разъ**анной до пупа,
Труп свахи, распростёртый ниц,
И труп Лукаши без яиц.
Три дня Лукашин красный х**
Лежал на белом покрывале,
Его все девки целовали,
Печален был их поцелуй…
Вот наконец и похороны.
Собрался весь торговый люд.
Под траурные перезвоны.
Три гроба к кладбищу несут.
Народу много собралося,
Купцы за гробом чинно шли
И на серебряном подносе
М**е Лукашины. несли.
За ними — медики-студенты
В халатах белых, без штанов.
Они несли его патенты
От всех московских бардаков.
К Дашковскому, где хоронили,
Стеклася вся почти Москва.
Там панихиду отслужили,
И лились горькие слова.
Читайте также: