Левиафан пол остер краткое содержание
Обновлено: 28.06.2024
Пол Остер рассказывает о дружбе двух писателей, точнее, его герой Питер Аарон - о своём друге Бенджамине Саксе. Сакс – сын католички и еврея, потомка выходцев из России. Его предки по отцу бежали в Америку от погромов. Но Сакс не ограничивается простой констатацией этого факта.
Идею государства Сакс намерен развить в своём следующем романе, однако в его жизнь врываются совсем уж головокружительные обстоятельства, в результате чего он срывается с места и отправляется колесить по Америке. В скитаниях ему попадается на глаза диссертация, посвящённая еврейскому левому радикалу, выходцу из России Александру Беркману, и это оказывается поворотной точкой в судьбе Сакса. Он решает окончательно порвать с литературой. Остаток жизни Сакс посвящает тому, чтобы под именем Призрака Свободы выступать с политическими заявлениями, которые каждый раз сопровождаются своеобразной акцией – отчасти концептуально-художественной, отчасти террористической, или, скорее, имитирующей террористическую, - поскольку от неё никто не страдает. В свободное от художественного терроризма время Сакс преображается в жителя Чикаго Александра Беркмана.
Таким образом, Сакс воспринимает Беркмана как своего предшественника и отчасти даже двойника. Мотив двойничества вообще занимает важное место в книгах Пола Остера. В некотором смысле двойниками Сакса являются и другие персонажи романа, и даже некоторые исторические лица. Даже его друг и рассказчик Питер Аарон – его двойник. Оба они писатели, проходят похожие стадии становления, одновременно или по очереди влюбляются в одних и тех же женщин. Сакс даже тайком ставит автографы на книгах Аарона в магазинах.
В начале 1979 года, через три-четыре месяца после моего возвращения
в Нью-Йорк, я познакомился с человеком, сыгравшим
центральную роль в смерти Сакса.
Марии Тернер было в то время двадцать семь или двадцать восемь.
Высокая, сдержанная молодая женщина с коротко подстриженными
светлыми волосами и острым лицом. Она была далеко не
красавицей, но меня привлекал проникновенный взгляд серых глаз и
нравилось, как она одевается - со строгой чувственной грацией,
лишь изредка прорывавшейся в кратких проблесках эротичной
забывчивости. Например, когда она позволяла юбке чуть задраться,
кладя ногу на ногу, или дотрагивалась до моей руки, когда я
давал ей прикурить. Это не было издевкой или сознательной
попыткой вызвать сексуальное возбуждение. Меня поразило, что
она казалась хорошей буржуазной девочкой, отлично выучившей
правила поведения в обществе, однако, больше в них
совершенно не верящей, у которой есть какая-то тайна, которой она
может захотеть с вами поделиться, а может и не захотеть, по
настроению.
Она жила в студии на Дуан Стрит, недалеко от моего жилища в Варике,
и после вечеринки мы вместе поехали на бруклинском такси
обратно на Манхэттан. Это оказалось началом сексуального союза,
продлившегося два года. Я использую это выражение в
качестве клинически точного описания, но это не значит, что между
нами были только физические отношения и что мы не
интересовались друг другом, помимо постели.
И все же то, что между нами существовало, было лишено романтических
ловушек и сентиментальных иллюзий, а характер нашего
взаимопонимания мало изменился с той первой ночи. Мария не жаждала
привязанности, которую ищет большинство, любовь в
традиционном понимании была ей чужда, страсть лежала за пределами ее
способностей. Учитывая мое внутренне состояние в то время, я
был с радостью готов принять поставленные ею условия. Мы не
предъявляли друг другу претензий, виделись лишь время от
времени, вели совершенно независимую жизнь.
И все же между нами существовала прочная привязанность, близость,
которой мне не удалось в полной мере достичь с кем-нибудь еще.
Хотя мне и потребовалось какое-то время, чтобы это
уразуметь. В начале я находил ее жутковатой, возможно, даже
извращенной (что придавало волнующий характер нашим первым
встречам), но со временем понял, что она просто эксцентрична, не
ортодоксальна, жила в соответствии с тщательно разработанной
системой причудливых индивидуальных ритуалов. Любой опыт у нее
систематизировался, становился самостоятельным приключением
с риском и ограничениями.
Но я любил ту роль, которую она для меня выбрала, и никогда не жаловался.
Мария была художником, но ее работы не имели отношения к созданию
объектов, традиционно называемых искусством. Некоторые
называли ее фотографом, другие - концептуалистом, третьи считали
писателем. Но все эти определения были неточны, и я не думаю,
что вообще было возможно как-то ее классифицировать.
Ее творчество казалось слишком сумасшедшим, слишком своеобразным,
слишком личным, чтобы его можно было отнести к одному виду или
области искусства. Ее захватывали какие-то идеи, она
работала над проектами, появлялись конкретные результаты, которые
можно показывать в галереях, но эта деятельность рождалась
не столько из желания делать искусство, сколько из
необходимости потворствовать собственным навязчивым идеям, жить только
так, как она хочет. Жизнь всегда была на первом месте, и
некоторые долгосрочные проекты она делала исключительно для
себя и никому не показывала.
С четырнадцати лет она хранила все подарки, подаренные ей на день
рождения, так и не развернутые, аккуратно расставленные на
полке по годам. Позже, уже став взрослой, она ежегодно
устраивала на свой день рождения торжественный ужин, приглашая
столько гостей, сколько лет ей исполнялось.
Мария решила, что это один из самых красивых мужчин, каких она
встречала, но одет он был просто ужасно, поэтому, не сказав
никому ни слова, она сама занялась улучшением его гардероба.
Каждый год на Рождество она посылала ему анонимный подарок –
галстук, свитер, элегантную рубашку, а поскольку они с мистером
Л. вращались практически в одних и тех же кругах, время от
времени сталкиваясь с ним, она с удовольствием отмечала
значительные перемены в его гардеробе: мистер Л. всегда носил
одежду, присланную ему Марией. Иногда она даже подходила к
нему на какой-нибудь вечеринке и делала комплименты по поводу
одежды, но не более того, так что мистер Л. так и не понял,
что это она посылала ему эти рождественские посылки.
Мария выросла в Холивуоке, Массачусетс. Она была единственным
ребенком, родители развелись, когда ей было шесть лет. Окончив
школу, она поехала в Нью-Йорк с намерением поступить в
художественную школу и стать художником, но, пробыв там один
семестр, потеряла к этому интерес и забросила занятия.
Она купила себе подержанный Додж и отправилась в путешествие по
американскому континенту, оставаясь по две недели в каждом
штате, находя по пути временную работу, где придется, –
официантки, сезонной рабочей на ферме, рабочей на фабрике,
зарабатывая ровно столько, сколько нужно, чтобы переехать с одного
места на другое. Это был первый из ее безумных, превращавшихся
в навязчивую идею, проектов, и в некотором смысле самая
невероятная вещь из сделанных ею: совершенное бессмысленное и
произвольное занятие, на которое она потратила два года жизни.
Ее единственной целью было провести в каждом штате
четырнадцать дней, в остальном она была вольна делать все, что
захочет. Упрямо и бесстрастно, не задаваясь вопросами
относительно целесообразности своих действий, Мария довела дело до
конца. Когда она начинала, ей было всего девятнадцать - юная
девушка, совсем одна, но она все-таки сумела о себе
позаботиться и избежать серьезных катастроф, пережив приключения, о
которых мальчики ее возраста могли только мечтать.
Однажды во время этого путешествия один ее коллега дал ей старую
35-миллиметровую камеру. Без предварительных инструкций, безо
всякого опыта она начала делать фотографии. Когда через
несколько месяцев после этого она увиделась в Чикаго с отцом, то
сказала, что, наконец, нашла, чем бы хотела заниматься в
жизни. Она показала ему несколько фотографий, и, впечатленный
силой ее первых опытов, отец предложил сделку. Если она
продолжит заниматься фотографией, он будет оплачивать ее расходы
до тех пор, пока она сама не сможет себя содержать. Не
важно, сколько на это уйдет времени, но бросать это дело ей не
позволено.
В любом случае так она сама мне об этом рассказывала, и у меня нет
оснований ей не верить. Все годы, пока продолжались наши
отношения, каждое первое число месяца на счету у Марии появлялся
депозит в тысячу долларов, поступавший прямо из банка в
Чикаго.
Она вернулась в Нью-Йорк, продала грузовичок и поселилась в студии
на Дуан Стрит, в большой пустой комнате, расположенной этажом
выше оптовой торговли маслом и яйцами.
Первые месяцы ее пребывания в Нью-Йорке прошли в одиночестве и
подействовали обескураживающе. У нее не было друзей, не было
жизни, о которой она могла бы говорить, а город казался
незнакомым и опасным, будто бы она в нем никогда раньше и не жила.
Она начала неосознанно ходить за незнакомыми людьми на улице,
выбирая кого-нибудь наугад, выходя утром из дому, и тем
самым определяя, куда она пойдет в этот день. Так у нее
возникали новые мысли, она могла заполнить пустоту, которая,
казалось, вот-вот поглотит ее.
Иногда она брала с собой фотоаппарат и снимала людей, за которыми
ходила. Вернувшись вечером домой, она садилась и записывала,
где побывала, что делала, используя маршруты незнакомцев,
чтобы строить гипотезы об их жизни и иногда составлять их
краткие воображаемые биографии.
Примерно так началась ее карьера художника. Затем последовали новые
работы, движимые тем же духом расследования и любовью к
риску. Ее темой был глаз, драма наблюдателя и наблюдаемого. В
выставленных ею работах проявлялись качества, присущие самой
Марии: дотошность, внимание к деталям, опора на произвольные
конструкции, терпение на грани невыносимости. Для одного из
проектов она наняла частного детектива, чтобы он следил за
ее передвижениями по городу. Несколько дней этот человек
фотографировал ее, когда она ходила по своим обычным делам,
отмечая все ее перемещения в маленькой записной книжке, не
упуская из виду даже самые банальные и проходные события: как она
перешла улицу, купила газету, зашла в кафе выпить чашку
кофе. Это был совершенно искусственный опыт, но у Марии дух
захватывало, что кто-то активно ею интересуется. Самые
незначительные действия были теперь нагружены новым смыслом, самая
сухая рутина наполнилась необычными эмоциями. Спустя
несколько часов, она так привязалась к детективу, что почти забыла,
что сама ему платит. Когда в конце недели он передал ей свой
отчет, и она изучила свои фотографии, прочла исчерпывающую
хронологию своих передвижений, ей показалось, она стала
кем-то другим, превратилась в воображаемое существо.
Для следующего проекта Мария устроилась горничной в большой отель в
центре города.
Идея была в том, чтобы собирать информацию о постояльцах,
ненавязчиво и никого не компрометируя. На самом деле она намеренно
избегала встреч с ними, ограничившись разбросанными в комнатах
вещами. Она снова делала фотографии, снова придумывала на
основании попавших к ней улик истории их жизни. Это была, так
сказать, археология настоящего, попытка восстановить суть по
простейшим фрагментам: корешок билета, порванный чулок,
пятно крови на воротничке рубашки.
Через некоторое время с Марией попытался познакомиться на улице
какой-то мужчина. Она нашла его непривлекательным и отшила. В
тот же вечер по чистой случайности она наткнулась на него на
открытии галереи в Сохо. Они разговорились, и Мария узнала,
что на следующее утро мужчина отправляется со своей девушкой
в Новый Орлеан. Она тоже туда поедет, решила Мария, и в
течение всей поездки будет следовать за ним с камерой. Он ее
совершенно не интересовал, и меньше всего она искала любовных
приключений. Она собиралась прятаться, избегая любого
контакта, только изучая его внешнее поведение и не пытаться
истолковать увиденное.
На следующее утро она села на рейс из Ла Гвардии в Новый Орлеан,
остановилась в гостинице и купила себе черный парик. За три дня
она обошла дюжину отелей, выясняя местопребывание того
человека. Наконец, нашла и целую неделю следовала за ним, как
тень, сделав сотни снимков, задокументировав каждое место,
которое он посетил. Кроме того, она вела дневник, а когда ему
подошло время возвращаться в Нью-Йорк, вернулась на рейс
раньше – чтобы ждать его в аэропорту и сделать последнюю серию
фотографий, когда он выйдет из самолета. Для нее это был
сложный и неприятный опыт, оставивший ощущение, что она
забросила собственную жизнь ради своего рода небытия. Как будто бы
она снимала вещи, которых нет.
Фотоаппарат больше не был инструментом, фиксировавшим присутствие,
это был способ заставить мир исчезнуть, технология для
встречи с невидимым. Отчаянно желая повернуть вспять запущенный ею
процесс, Мария с головой окунулась в новый проект всего
через несколько дней после возвращения в Нью-Йорк.
Однажды, прогуливаясь после обеда с фотоаппаратом по Таймс Сквер,
она разговорилась с привратником топлесс-бара. Погода стояла
теплая, и Мария была одета только в шорты и футболку,
необычно скудный для себя наряд. Но в тот день она и вышла на улицу
именно для того, чтоб ее заметили. Она хотела убедиться в
реальности своего тела, вскружить головы, доказать себе
самой, что все еще существует в глазах других людей. Мария была
хорошо сложена, длинные ноги и красивая грудь, свист и
непристойные замечания, полученные ею в свой адрес, подняли ей
дух.
Привратник сказал, что она – красивая девушка, такая же красивая,
как девушки внутри, и по ходу беседы неожиданно предложил ей
работу. Одна из танцовщиц отпросилась по болезни, сказал он,
и что если она готова ее заменить, то он сможет представить
ее боссу, и, возможно, из этого что-нибудь получится. Мария,
не задумываясь, согласилась.
Мария попросила одного друга прийти и поснимать ее выступление – не
для того, чтобы кому-нибудь показать потом, а для себя, для
удовлетворения собственного любопытства относительно того,
как она выглядела. Она сознательно превращала себя в объект,
безымянную фигуру желания, и ей было очень важно понять, что
это был за объект. Она сделала это тогда один единственный
раз, отработав смены по двадцать минут с восьми вечера до
двух ночи, но при этом не жалела себя, и все то время, пока
была на помосте, взгромоздившись позади бара с разноцветными
лампочками, почти отскакивающими от ее обнаженной кожи,
полностью выкладывалась в танце. Одетая в трусы-танга со
стразами, на высоченных шпильках, она раскачивалась под громкий
рок-н-ролл и смотрела, как пялятся на нее мужчины. Она крутила
перед ними задницей, облизывала губы, соблазнительно
подмигивала, когда они подначивали ее и совали долларовые купюры.
Это получалось у нее замечательно, как и все, что она делала.
Когда она заводилась, уже ничто не могло ее остановить.
Насколько я знаю, лишь однажды она зашла слишком далеко, весной
1976, и в дальнейшем результат ее просчета оказался
катастрофическим. Были потеряны, по крайней мере, две жизни, и хотя,
прежде чем это произошло, прошли годы: от связи между прошлым и
настоящим никуда не деться. Мария была связующим звеном
между Саксом и Лиллиан Стерн, и если бы не ее привычка повсюду
искать неприятности, Лиллиан Стерн никогда бы не появилась.
После того, как Мария в 1979 оказалась в квартире Сакса, стала
возможна встреча между Саксом и Лиллиан Стерн. Потребовалось еще
несколько невероятных поворотов событий, прежде чем это
возможность была реализована, но можно проследить, что каждый из
них восходит к Марии. Еще задолго до нашего знакомства, в
одно прекрасное утро она вышла из дома, чтобы купить пленку,
увидела на земле небольшую черную записную книжку и
подобрала ее. Именно с этого события началась вся эта грустная
история.
Мария открыла записную книжку, и джинн вырвался на свободу, на нас
пал бич насилия, безумия и смерти.
Первой реакцией Марии было желание вернуть записную книжку, но как
это часто бывает с личными вещами, хозяин не позаботился
написать на ней свое имя. Она посмотрела везде, где можно, как
это подсказывает логика - внутри обложки, на первой странице,
сзади – но имени не нашла. После этого, не зная, что ей
теперь делать с этой вещью, бросила ее в сумку и отнесла домой.
Думаю, что большинство людей об этом просто бы забыло, но Мария не
из тех, кто пасует перед неожиданно открывшимися
возможностями и не реагирует на подсказки судьбы. К тому времени, когда
она отправилась спать, у нее уже был готов план следующего
проекта.
Это будет хорошо продуманный проект, значительно сложнее и труднее
того, чем все то, что она пыталась делать раньше. Сама цель
его приводила ее в состояние сильнейшего возбуждения.
Она была почти уверена, что владельцем записной книжки был мужчина.
Почерк казался мужским, мужских имен было больше, чем
женских, книжка была потертая и засаленная, с ней обращались не
слишком бережно. На нее вдруг снизошло дурацкое озарение,
которым мы все подвержены. Она вообразила, что ей предначертано
влюбиться в хозяина записной книжки. Это длилось одну-две
секунды, но это время он казался ей мужчиной ее мечты:
красивый, умный, душевный, лучше всех тех, кого она когда-либо
любила.
Видение исчезло, но было уже поздно. Записная книжка превратилась
для нее в волшебный предмет, хранилище темных страстей и
невыговоренных желаний. Он оказался у нее случайно, но теперь,
когда он принадлежал ей, она рассматривала его как орудие
судьбы.
В первый вечер она изучила записи и не нашла ни одного знакомого
имени. Прекрасное начало, подумала она. Она отправится в путь
во тьме, совершенно ничего не зная, и постепенно поговорит со
всеми людьми, перечисленными в записной книжке. Выяснив,
кто они, она мало-помалу что-то узнает и о человеке,
потерявшем записную книжку. Это будет заочный портрет, контур,
обводящий пробел, и постепенно на общем фоне начнет вырисовываться
фигура, по кусочкам составленная из всего того, чем она не
является. Таким образом она надеялась его выследить, но даже
если это не удастся, усилие само себе будет наградой. Она
хотела заставить людей, с которыми она будет встречаться,
открыться ей, рассказать истории о прелести, похоти и
влюбленности, поверить ей самые глубокие секреты. Она предполагала
работать над этими опросами месяцы, возможно, даже годы.
Потребуется сделать тысячи снимков, записать сотни свидетельств,
исследовать целый мир. Во всяком случае, так она думала.
В действительности проект отклонился от курса в первый же день.
Левиафан американский писатель Пол ОстерСедьмой роман, опубликованный Викинг Press в 1992 году. Роман рассказывает о жизни и преступлениях человека, который решает действовать по словам, чтобы донести свое послание до мира, как сказал его разлученный лучший друг.
Содержание
Введение в сюжет
Роман открывается как детектив, поскольку рассказчик начинает,
Шесть дней назад мужчина взорвал себя на обочине дороги в северном Висконсине. Свидетелей не было, но, похоже, он сидел на траве рядом со своей припаркованной машиной, когда случайно взорвалась бомба, которую он строил. Согласно только что опубликованным заключениям судебно-медицинской экспертизы, мужчина был убит мгновенно. Его тело разлетелось на множество мелких осколков, а фрагменты его трупа были найдены на расстоянии пятидесяти футов от места взрыва. -Левиафан
В ходе собственного расследования рассказчик пытается ответить на вопросы о том, кем был человек, взорвавший себя, почему он был найден с самодельной бомбой и какие обстоятельства привели его к насильственному концу.
Объяснение названия романа
Остер известен тем, что помещает своих вымышленных персонажей в контексты реального времени с реальными событиями в качестве фона для своих рассказов. Есть параллели с Унабомбером, академическим городским террористом, Теодор Качиньский который был активен примерно столько же с конца 1970-х до середины 1990-х. [2] [3]
Краткое содержание сюжета
История рассказана Питером Аароном о жертве, Бенджамине Саксе, его лучшем друге, которого он впервые встречает в качестве коллеги-писателя в баре Гринвич-Виллидж в 1975 году. Питер решает попытаться собрать воедино историю другой жизни Бена после агентов из ФБР приблизиться к нему в ходе расследования. Об их дружбе Питер признает потерянные годы страданий и болезненного внутреннего состояния Бена, говоря:
За 15 лет Сакс путешествовал из одного конца в другой, и к тому времени, когда он пришел в это последнее место, я сомневаюсь, что он вообще знал, кто он такой. К тому времени было преодолено такое большое расстояние, что он не мог вспомнить, с чего начал.
Его каюта и ее содержимое пусты, в том числе его рукопись под названием Левиафан. Больше никаких контактов с Фанни и последней встречи с Питером, на которой он признается во всем.
Питер соединяет воедино жизнь Бена и отношения с Марией, художницей, и ее подругой Лилиан. Случайная жестокая встреча с мужем Лилиан, ветераном войны во Вьетнаме по имени Рид, отправляет Бена в радикально новом направлении.
Основные темы
Аустерианские темы в романе исследуют неудачу, идентичность, случайность, совпадение и уклончивую природу истины. Мария, персонаж, который следует за незнакомцами, чтобы сфотографировать их, основан на Софи Калле, [1] Французская художница, которая воссоздала свою жизнь, фотографируя реальных людей, создавая о них вымыслы. Калле упоминается во введении к роману. Бен, главный герой романа, встречает Марию в тот момент, когда начинает воссоздавать свою жизнь. Контраст заключается в том, что пока Калле / Мария превратили свои выдумки в карьеру, Бен создает жизнь, которая его кончает.
Стилистически Остер доказывает свои темы с помощью обходного многослойного письма, сообщая о противоречивых личных отчетах, чтобы вписать субъективные виды истины. [1] [4]
Символы
- Питер Аарон, писатель и рассказчик (названный в честь представителя Бога, библейского Аарон)
- Бенджамин Сакс, протестующий, романист, городской террорист
- Фанни Сакс, Жена Бена
- Мария Тернер, фотограф
- Лилиан Стерн, бывший секс-работник, лучшая подруга Марии
- Мария Димаджо, Маленькая дочь Лилиан
- Рид Димаджио, Муж Лилиан
- Агнес Дарвин, гость вечеринки, который стал причиной аварии Бена
Литературные заметки
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Левиафан"
Описание и краткое содержание "Левиафан" читать бесплатно онлайн.
Посвящается Дону Делилло
Всякое государство продажно.
Ральф Уолдо Эмерсон
По мне, чем больше это будет тянуться, тем лучше. История, которую я собираюсь рассказать, довольно запутанная, и, если они докопаются раньше, чем я успею закончить, мой труд пойдет насмарку. Как только правда выплывет наружу, вокруг нее нагородят столько нелепостей и откровенного вранья, прежде всего в газетах, что репутация человека будет погублена раз и навсегда. Нет, я не собираюсь оправдывать его поступки, но, раз уж он не может защитить себя сам, кто-то должен сделать для него такую малость — рассказать, кем он был при жизни и что его занесло в северную глушь. Времени в обрез: когда они объявятся на пороге, надо встретить их во всеоружии. А если, паче чаяния, тайну так и не раскроют, я оставлю написанное при себе, и пусть никто не узнает всей правды. Это было бы наилучшим выходом: разойтись по нулям, ни слова с той и с другой стороны. Впрочем, рассчитывать на это не приходится. Чтобы исполнить задуманное, я должен исходить из того, что они уже близки к разгадке и рано или поздно установят личность погибшего — не тогда, когда в моем повествовании будет поставлена точка, а в любую минуту — завтра, сегодня.
Не знаю, сумел ли я их убедить. Подозреваю, что нет. Но даже если они не поверили ни одному моему слову, скорее всего моя стратегия позволила мне выиграть время. А если учесть, что я впервые имел дело с ФБР, у меня есть все основания собой гордиться. Я был спокоен, я был вежлив, я смешал в правильной пропорции растерянность и готовность помочь. Уже одно это было моей маленькой победой. Вообще-то по части обмана я не силен, за многие годы при всем старании мне мало кого удалось обвести вокруг пальца. В том, что позавчера я оказался в ударе, отчасти были повинны сами фэбээровцы. Даже не манера говорить, а, скорее, их внешний облик, то, как они были одеты, идеально совпадало с моими представлениями об агентах ФБР: легкий пиджак, грубые ботинки, немнущаяся синтетическая рубашка, летные очки. Эти темные очки, непременный атрибут профессии, производили такой, я бы сказал, постановочный эффект, как будто эти двое были актерами, которые играют в эпизоде малобюджетного фильма. Все это странным образом подействовало на меня успокаивающе, и, вспоминая тот день, я понимаю, что ощущение нереальности происходившего сработало на меня. Я тоже почувствовал себя актером, и то, что это был уже не я, а сценический персонаж, дало мне законное право хитрить, рассказывать байки без малейших угрызений совести.
Читайте также: