Курт воннегут синяя борода краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Описание книги "Синяя борода"

Описание и краткое содержание "Синяя борода" читать бесплатно онлайн.

Синяя борода

Автобиография Рабо Карабекяна (1916–1988)

Перевод с английского Ю. Мачкасова

— Доктор Марк Воннегут (Из письма к автору, 1985)

Посвящается Цирцее Берман.

Что тут еще скажешь?

Перед вами — роман, да к тому же в виде фальшивой автобиографии. Не стоит воспринимать его как серьезное изложение истории школы абстрактного экспрессионизма[1], первого значительного направления в изобразительном искусстве, зародившегося в США. Единственное, о чем здесь говорится — это о моих личных реакциях на всякие разные вещи.

Рабо Карабекян никогда не существовал, как и Терри Китчен, Цирцея Берман, Пол Шлезингер, Дэн Грегори, Эдит Тафт, Мэрили Кемп — все главные персонажи этой книги. Что же касается людей настоящих и знаменитых — я не заставляю их делать ничего, в чем они не были и в самом деле замечены на этом нашем полигоне.

Прошу также учесть, что значительная часть того, что я поместил в эту книгу, вдохновлена абсурдностью цен на произведения искусства в последние сто лет. Сосредоточение невероятного абстрактного богатства в немногих руках позволило нескольким людям и организациям придать некоторым видам человеческих шалостей неподобающую, и потому неестественную, серьезность. Я имею в виду не только песочные куличики искусства, но и простые детские игры — бег, прыжки, бросание мяча.

Меня зовут Рабо Карабекян, я — бывший американский художник, и у меня недостает одного глаза. Мои родители были иммигрантами. Я родился в городе Сан-Игнасио, в Калифорнии[2], в 1916 году. Работу над этой автобиографией я начинаю на семьдесят один год позже. Для тех, кто не в ладах с арифметикой: это значит, что сейчас на дворе 1987 год[3].

Я не был циклопом от рождения. Левого глаза я лишился, командуя взводом военных инженеров — все они, удивительное дело, в гражданской жизни были так или иначе художниками — в Люксембурге, в конце Второй Мировой. Мы были специалистами по маскировке, но в тот момент просто воевали, защищая свою жизнь как простые пехотинцы. Взвод состоял из одних художников потому, что кто-то решил, будто именно им будет особенно хорошо удаваться маскировка.

И нам она удавалась! Еще как удавалась! Мы дарили немцам прелестные видения — что с нашей стороны от линии фронта было для них опасным, а что нет. И жить нам дозволялось как художникам, до смешного безалаберно в вопросах формы и устава. Мы не состояли в банальном подчинении у командира какой-нибудь дивизии или, скажем, армии. Мы действовали по прямому приказу Верховного Главнокомандующего союзным экспедиционным корпусом в Европе, который придавал наш взвод то одному, то другому генералу, прослышавшему о наших поразительных иллюзиях. Генералы по очереди, на короткое время, становились нашими покровителями — снисходительными, затем восхищенными, и наконец благодарными.

А потом мы снова исчезали.

В кадровую армию я завербовался за два года до того, как Америка ввязалась в войну, к тому времени имел уже чин лейтенанта, и таким образом вполне мог бы дослужиться по меньшей мере до полковника. Однако став капитаном, от всех последующих повышений я отказывался, чтобы оставаться со своей веселой семейкой, состоящей из тридцати шести мужчин. Это для меня была первая возможность принадлежать к такой большой семье. Вторая выдалась уже после войны, когда я оказался другом и, казалось бы, ровней тех из американских художников, которые вошли теперь в историю как основатели школы абстрактного экспрессионизма.

Мои отец и мать принадлежали в Старом Свете к семьям гораздо большего размера, чем мои две — и их родственники, разумеется, были кровными. Всех своих кровных родственников они потеряли во время резни, которую Турецкая империя устроила примерно миллиону своих армянских граждан. Эти граждане считались изменниками, по двум причинам: во-первых, они были интеллигентными и образованными, а во-вторых, имели родственников по другую сторону границы между турками и их врагами, Российской империей.

То время было временем империй. Как, впрочем, и это, что не очень-то и скрывается.

Германская империя, союзница Турецкой, выслала нейтральных военных наблюдателей, чтобы те собрали информацию о первом в истории геноциде. Этого слова тогда не существовало ни в одном словаре мира. Теперь на любом языке оно означает тщательно продуманную операцию по уничтожению всех представителей — мужчин, женщин и детей — одной искусственно выделенной человеческой семьи.

Трудности в процессе выполнения столь масштабной задачи встают чисто технического порядка: как наиболее быстрым и дешевым способом уничтожить большое количество крупных, изворотливых животных, не допустив, чтобы кто-то из них сбежал, а потом избавиться от завалов мяса и костей. Турки, как первопроходцы, еще не обладали ни склонностью к массовым мероприятиям, ни необходимым оборудованием. Это немцы, через четверть века, и то, и другое продемонстрируют в полной мере[4]. Турки же просто собрали всех армян, которых смогли найти, дома ли, на работе, на отдыхе, за игрой, в церкви, где угодно, вывели их в поля и держали там, без еды, без воды и без крыши над головой, и стреляли в них, и избивали их, и так далее, пока они все не перестали выглядеть живыми. А за работу по уборке принялись собаки, потом стервятники, грызуны, и так далее, последними были уже черви.

Моя мать, которая не была еще моей матерью, притворилась мертвой среди трупов.

Мой отец, который не был еще даже ее мужем, спрятался, когда пришли солдаты, в моче и кале — в выгребной яме за школой, где он работал учителем. Занятия уже закончились, и мой будущий отец остался в школе один. Как-то раз он упомянул в разговоре со мной, что писал там стихи. Когда он услышал шаги солдат, он понял, зачем они пришли. Отец не был свидетелем убийств. Для него самым ужасным воспоминанием о резне была тишина вымершей деревни, в которой к закату солнца он, весь в моче и кале, остался единственным жителем.

И хотя память, которую моя мать вынесла из Старого Света, гораздо ужасней той, которую вынес мой отец — ведь она была прямо там, где творилось убийство, — она как-то смогла пережить в себе резню, найти в Америке хорошие стороны, мечтать о будущем своей семьи в этой стране.

А вот отец отказался.

Я — вдовец. Та, кто была моей женой, урожденная Эдит[5] Тафт — вторая, кому выпала эта честь, — умерла два года назад. От нее мне достался этот дом в девятнадцать комнат на берегу океана в городе Ист-Хэмптон[6], на Лонг-Айленде, который передавался в ее англосаксонской семье, родом из Цинциннати, в штате Огайо, последние три поколения. Ее предки определенно не ожидали, что он окажется в конце концов в руках обладателя такого странного имени — Рабо Карабекян.

Мы с милой Эдит были счастливо женаты двадцать лет. Она была внучатой племянницей Уильяма Говарда Тафта, двадцать седьмого президента США и десятого главы Верховного Суда. Она также была вдовой спортсмена и банкира из Цинциннати по имени Ричард Фэрбенкс-младший, который в свою очередь произошел от Чарльза Уоррена Фэрбенкса, сенатора от штата Индиана, а впоследствии вице-президента при Теодоре Рузвельте.

Мы познакомились задолго до того, как умер ее муж. Я убедил его, и ее тоже, хотя надо отметить, что недвижимость принадлежала ей, а не ему, сдать мне амбар для картошки в качестве мастерской. Они, разумеется, никогда не разводили картошку. Они просто выкупили землю у фермера, их соседа к северу, в обратную сторону от пляжа, чтобы на ней никто ничего не строил. Амбар прилагался к земле.

Мы не были близко знакомы, пока не умер ее муж, а моя первая жена, Дороти, не ушла от меня с нашими сыновьями, Терри и Анри. Я продал свой дом, находившийся в поселке Спрингс, в шести милях отсюда на север, и амбар Эдит стал для меня не только мастерской, но и жильем.

Синяя Борода, автобиография Рабо Карабекяна (1916–1988) это 1987 год Роман автор бестселлеров Курт Воннегут. Сказано как повествование от первого лица и описывает последние годы художественного Абстрактный экспрессионист художник Рабо Карабекян, который впервые появился в качестве второстепенного персонажа в фильме Воннегута. Завтрак чемпионов (1973). Обстоятельства романа грубо напоминают сказка из Синяя борода популяризируется Шарль Перро. Карабекян упоминает об этих отношениях однажды в романе.

Содержание

Краткое содержание сюжета

Символы

Основные темы

Литературное значение и прием

Стиль

Было несколько уникальных аспектов стиля, в котором писал Воннегут. Синяя борода. Дональд Морс определил разницу между Синей Бородой и другими романами Воннегута, которая заключалась в том, что главный герой был счастлив и доволен в конце повествования. Морс также сказал, что Карабекян как писатель очень похож на Воннегута как писателя, и что критика, которую Цирцея Берман высказывает Карабекяну по поводу его сочинений, является параллелью с проблемами, которые критики испытывают по поводу сочинений Воннегута. [2]

Картины

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Ох и немало же римейков этой зловредной сказки. А пожалуй, что у Воннегута - лучший.
В большом доме у океана живет себе-поживает одноглазый нелюдимый старикан. Герой Второй Мировой, мастер маскировки. Ученик самого блестящего иллюстратора. Бывший знаменитый художник-абстрактный экспрессионист, умеющий видеть неоновые души. Разведенный и вдовец. Один живет, с минимумом прислуги. Дом превращен в музей абстрактного экспрессионизма, где картины великих жанра сего и друзей старикана, погибших и с собой покончивших. А самого хозяина картин не осталось, осыпались все из-за плохого качества первых вариантов акрила.
Ездят к старикану со всего света ценители на картины поглядеть, али прикупить каких за миллионы многие. Друг к нему сумасшедший еще захаживает периодически. А так - сидит наш угрюмый циклоп и не занимается ничем, ибо зачем.
И заносит на пляж его собственный какую-то тетку странную.
И для самого него удивительным образом вселяется тетка в дом с картинами и угрюмостью. Переворачивает дом вверх дном, мозг старикану долбит и засаживает его мемуары писать. Эти-то мемуары от первого лица - и есть наша книга. В которой любовь, война, искусство, друзья и многое всякое разное.
Все перевернула, все поперестроила, да только до одного места не добралась. До здоровенного картофельного сарая, на пять замков запертого и охраняемого стариканом от человеческого вторжения пуще оставшегося глаза.
Что же может быть в этой последней комнате Синей Бороды?
Интрига сохраняется почти до самого конца. Но странно предположить, что у бывшего художника в сарае может быть что-то другое, а не картина. А вот что за картина.
Да, в конце сарай откроют. И это если и не изменит жизни многих и многих людей, сплошным потоком идущих смотреть на так долго бывшее спрятанным, то о многом заставит задуматься.

Удивительно светлое и жизнелюбивое произведение с мягким юмором, написанное в несколько не свойственной Воннегуту манере.
Основной смысл которого - вечность и бренность искусства, отвращение к войне и гимн Женщине.

Синяя Борода, Курт Воннегут - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание


Автор:
Категория:

Классическая и современная проза

О книге

Краткое содержание

Один из самых причудливых и загадочных романов Курта Воннегута, в котором он обыгрывает не только "мифологию искусства" XX века, но и архетипы "военной прозы" и мотивы древнегреческой мифологии. Автобиография вымышленного художника Рабо Карабекяна, чья живописная карьера погибла однажды из-за некачественной краски, и таинственной Цирцеи Берман, пытающейся изменить не только его жизнь, но и взгляды на искусство и свое в нем место, служит лишь обрамлением для притчи, по-новому трактующей известный сюжет Творца, его Музы поисков Вдохновения.

Читайте также: