Краткое содержание рассказа гардемарин

Обновлено: 08.07.2024

Данное произведение повествует о мечтах маленького ребенка. Все дети по натуре мечтатели. Мальчик был очень увлечен морем. Оно всегда было таким красивым и необъятным. Он рассказывает о событиях, произошедших в его жизни и людей, встречавшихся ему на пути. Эти факты повлияли на осуществленный им выбор и дальнейшую судьбу.

Среди его окружения было очень много интересных людей. На мечты мальца повлияли и родители, близкие люди и те, кто уже достигли мечты парня. Если смотреть на этих людей объективно, в них не было ничего невероятного. Они были такими же, как и все. Однако, мальчишка не переставал восхищаться ими. Благодаря окружающим людям, парнишка все больше представлял и воображал о желаемом будущем. Он представлял, как станет моряком, воображал разные истории на эту тему.

Однажды мальчишка встретился с гардемарина. Парнишка шел за ним по пятам и восхищался его деятельностью. Он рассказывал о своих мечтах, о том, как он хотел пойти в море и покорить далекие горизонты. Гардемарин решил подарить мальчику фото корабля, радости ребенка не было границ. Через время парень осознал, что этот подарок был мотивирован жалостью. Но это несколько не поколебало его мечту. Парень постоянно рассматривал карты, не выпускал атласы из рук. Мальчишка лелеял свою мечту. Море. Корабль. Это было то, что он никак не мог предать. Все истории и встречи происходят на Кавказе. Там великолепная природа. Здесь можно долго говорить о море и походах.

Через много лет парень вспоминает о своих приключениях с улыбкой. Он благодарен тем людям, которые были рядом с ним и поддерживали его. Они многому научили его и повлияли на то, кем он стал теперь.

Константин Георгиевич через данную работу хочет научить будущие поколения любви и доброте. Очень важно быть открытым для людей и отзывчивым. Это обязательно вернется. Писатель удивительно чувствовал природу. Он описывает ее до таких деталей, которые не каждый сможет заметить. Константин Георгиевич пишет о нежном дуновении ветра. Данная повесть является автобиографией, которая описывает детские мечты. Это было у каждого, особенно в то время. Тогда почти каждый мальчишка хотел стать или космонавтом, или летчиком. Да, автор не смог стать тем, кем так хотел быть. Однако, окружающие его люди смогли многому его научить. Они не убили мечту ребенка в зародыше, а давали ему шанс на то, чтобы мечта стала реальностью. Теперь в памяти уже взрослого мужчины остались приятные воспоминания. Этот опыт обязательно пригодится.

Другие произведения автора: ← Барсучий нос↑ ПаустовскийЗолотая роза →

Паустовский. Краткие содержания произведений

Акварельные краски
Бакенщик
Барсучий нос
Белая радуга
Бриз
Дремучий медведь
Желтый свет
Жильцы старого дома
Заботливый цветок
Заячьи лапы
Золотая роза
Золотой линь
Исаак Левитан
Квакша
Колотый сахар
Корзина с еловыми шишками
Кот ворюга
Мещерская сторона
Повесть о жизни
Подарок
Похождения жука-носорога
Прощание с летом
Разливы рек
Растрепанный воробей
Рождение рассказа
Сказочник
Скрипучие половицы
Снег
Собрание чудес
Стальное колечко
Старый повар
Телеграмма
Тёплый хлеб

Повесть о жизни

Утром прошёл дождь, но сейчас над нами блистало чистое небо весны. Только с сирени слетали запоздалые капли дождя.

Продолжение после рекламы:

Девочка с бантами в волосах остановилась против нас и начала прыгать через верёвочку. Она мне мешала читать. Я потряс сирень. Маленький дождь шумно посыпался на девочку и на Галю. Девочка показала мне язык и убежала, а Галя стряхнула с книги капли дождя и продолжала читать.

И вот в эту минуту я увидел человека, который надолго отравил меня мечтами о несбыточном моем будущем.

По аллее легко шёл высокий гардемарин с загорелым спокойным лицом. Прямой чёрный палаш висел у него на лакированном поясе. Чёрные ленточки с бронзовыми якорями развевались от тихого ветра. Он был весь в чёрном. Только яркое золото нашивок оттеняло его строгую форму.

Брифли существует благодаря рекламе:

Гардемарин прошёл мимо, хрустя по песку. Я поднялся и пошёл за ним. Галя по близорукости не заметила моего исчезновения.

Вся моя мечта о море воплотилась в этом человеке. Я часто воображал себе моря, туманные и золотые от вечернего штиля, далёкие плаванья, когда весь мир сменяется, как быстрый калейдоскоп, за стёклами иллюминатора. Боже мой, если бы кто-нибудь догадался подарить мне хотя бы кусок окаменелой ржавчины, отбитой от старого якоря! Я бы хранил его, как драгоценность.

Я шёл за ним по Елизаветинской улице, потом по Институтской и Николаевской. Гардемарин изящно и небрежно отдавал честь пехотным офицерам. Мне было стыдно перед ним за этих мешковатых киевских вояк.

Несколько раз гардемарин оглядывался, а на углу Меринговской остановился и подозвал меня.

— Мальчик, — спросил он насмешливо, — почему вы тащились за мной на буксире?

Продолжение после рекламы:

Я покраснел и ничего не ответил.

— Все ясно: он мечтает быть моряком, — догадался гардемарин, говоря почему-то обо мне в третьем лице.

— Я близорукий, — ответил я упавшим голосом. Гардемарин положил мне на плечо худую руку.

— Дойдём до Крещатика.

Мы пошли рядом. Я боялся поднять глаза и видел только начищенные до невероятного блеска крепкие ботинки гардемарина.

На Крещатике гардемарин зашёл со мной в кофейную Семадени, заказал две порции фисташкового мороженого и два стакана воды. Нам подали мороженое на маленький трёхногий столик из мрамора. Он был очень холодный и весь исписан цифрами: у Семадени собирались биржевые дельцы и подсчитывали на столиках свои прибыли и убытки.

Мы молча съели мороженое. Гардемарин достал из бумажника фотографию великолепного корвета с парусной оснасткой и широкой трубой и протянул мне.

— Возьмите на память. Это мой корабль. Я ходил на нем в Ливерпуль.

Он крепко пожал мне руку и ушёл. Я посидел ещё немного, пока на меня не начали оглядываться потные соседи в канотье. Тогда я неловко вышел и побежал в Мариинский парк. Скамейка была пуста. Галя ушла. Я догадался, что гардемарин меня пожалел, и впервые узнал, что жалость оставляет в душе горький осадок.

Брифли существует благодаря рекламе:

После этой встречи желание сделаться моряком мучило меня много лет. Я рвался к морю. Первый раз я видел его мельком в Новороссийске, куда ездил на несколько дней с отцом. Но этого было недостаточно.

Часами я просиживал над атласом, рассматривал побережья океанов, выискивал неизвестные приморские городки, мысы, острова, устья рек.

Конечно, я сидел у себя в пароходной конторе, в дыму сигар, среди пёстрых плакатов и расписаний. Широкие окна выходили, естественно, на набережную. Жёлтые мачты пароходов торчали около самых окон, а за стенами шумели добродушные вязы. Пароходный дым развязно влетал в окна, смешиваясь с запахом гнилого рассола и новеньких, весёлых рогож.

Я придумал список удивительных рейсов для своих пароходов. Не было самого забытого уголка земли, куда бы они не заходили. Они посещали даже остров Тристан да-Кунью.

Для того чтобы руководить таким обширным пароходным предприятием, мне понадобилось много знаний. Я зачитывался путеводителями, судовыми справочниками и всем, что имело хотя бы отдалённое касательство к морю.

— Он дойдёт бог знает до чего со своими играми, — сказала однажды мама. — Как бы все это не кончилось менингитом.

Я слышал, что менингит — это болезнь мальчиков, которые слишком рано научились читать. Поэтому я только усмехнулся на мамины страхи.

Все окончилось тем, что родители решили поехать всей семьёй на лето к морю.

Теперь я догадываюсь, что мама надеялась вылечить меня этой поездкой от чрезмерного увлечения морем. Она думала, что я буду, как это всегда бывает, разочарован от непосредственного столкновения с тем, к чему я так страстно стремился в мечтах. И она была права, но только отчасти.

Однажды мама торжественно объявила, что на днях мы на все лето уезжаем на Чёрное море, в маленький городок Геленджик, вблизи, Новороссийска.

Нельзя было, пожалуй, выбрать лучшего места, чем Геленджик, для того чтобы разочаровать меня в моем увлечении морем и югом.

Геленджик был тогда очень пыльным и жарким городком без всякой растительности. Вся зелень на много километров вокруг была уничтожена жестокими новороссийскими ветрами — норд-остами. Только колючие кусты держи-дерева и чахлая акация с жёлтыми сухими цветочками росли в палисадниках. От высоких гор тянуло зноем. В конце бухты дымил цементный завод.

Но геленджикская бухта была очень хороша. В прозрачной и тёплой её воде плавали, как розовые и голубые цветы, большие медузы. На песчаном дне лежали пятнистые камбалы и пучеглазые бычки. Прибой выбрасывал на берег красные водоросли, гнилые поплавки-балберки от рыбачьих сетей и обкатанные волнами куски темно-зелёных бутылок.

Море после Геленджика не потеряло для меня своей прелести. Оно сделалось только более простым и тем самым более прекрасным, чем в моих нарядных мечтах.

В Геленджике я подружился с пожилым лодочником Анастасом. Он был грек, родом из города Воло. У него была новая парусная шлюпка, белая с красным килем и вымытым до седины решётчатым настилом.

Анастас катал на шлюпке дачников. Он славился ловкостью и хладнокровием, и мама иногда отпускала меня одного с Анастасом.

Однажды Анастас вышел со мной из бухты в открытое море. Я никогда не забуду того ужаса и восторга, какие я испытал, когда парус, надувшись, накренил шлюпку так низко, что вода понеслась на уровне борта. Шумящие огромные валы покатились навстречу, просвечивая зеленью и обдавая лицо солёной пылью.

Я схватился за ванты, мне хотелось обратно на берег, но Анастас, зажав трубку зубами, что-то мурлыкал, а потом спросил:

— Почём твоя мама отдала за эти чувяки? Ай, хороши чувяки!

Он кивнул на мои мягкие кавказские туфли — чувяки. Ноги мои дрожали. Я ничего не ответил. Анастас зевнул и сказал:

— Ничего! Маленький душ, тёплый душ. Обедать будешь с аппетитом. Не надо будет просить — скушай за папу-маму!

Он небрежно и уверенно повернул шлюпку. Она зачерпнула воду, и мы помчались в бухту, ныряя и выскакивая на гребни волн. Они уходили из-под кормы с грозным шумом. Сердце у меня падало и обмирало.

Неожиданно Анастас запел. Я перестал дрожать и с недоумением слушал эту песню:

От Батума до Сухума -Ай-вай-вай!

От Сухума до Батума -Ай-вай-вай!

Бежал мальчик, тащил ящик -Ай-вай-вай!

Упал мальчик, разбил ящик -Ай-вай-вай!

Под эту песню мы спустили парус и с разгона быстро подошли к пристани, где ждала бледная мама. Анастас поднял меня на руки, поставил на пристань и сказал:

— Теперь он у вас солёный, мадам. Уже имеет к морю привычку.

Однажды отец нанял линейку, и мы поехали из Геленджика на Михайловский перевал.

Сначала щебёнчатая дорога шла по склону голых и пыльных гор. Мы проезжали мосты через овраги, где не было ни капли воды. На горах весь день лежали, зацепившись за вершины, одни и те же облака из серой сухой ваты.

Мне хотелось пить. Рыжий извозчик-казак оборачивался и говорил, чтобы я повременил до перевала — там я напьюсь вкусной и холодной воды. Но я не верил извозчику. Сухость гор и отсутствие воды пугали меня. Я с тоской смотрел на тёмную и свежую полоску моря. Из него нельзя было напиться, но, по крайней мере, можно било выкупаться в его прохладной воде.

Дорога подымалась все выше. Вдруг в лицо нам потянуло свежестью.

— Самый перевал! — сказал извозчик, остановил лошадей, слез и подложил под колеса железные тормоза.

С гребня горы мы увидели огромные и густые леса. Они волнами тянулись по горам до горизонта. Кое-где из зелени торчали красные гранитные утёсы, а вдали я увидел вершину, горевшую льдом и снегом.

— Норд-ост сюда не достигает, — сказал извозчик. — Тут рай!

Линейка начала спускаться. Тотчас густая тень накрыла нас. Мы услышали в непролазной чаще деревьев журчание воды, свист птиц и шелест листвы, взволнованной полуденным ветром.

Чем ниже мы спускались, тем гуще делался лес и тенистее Дорога. Прозрачный ручей уже бежал по её обочине. Он перемывал разноцветные камни, задевал своей струёй лиловые цветы и заставлял их кланяться и дрожать, но не мог оторвать от каменистой земли и унести с собою вниз, в ущелье.

Мама набрала воды из ручья в кружку и дала мне напиться. Вода была такая холодная, что кружка тотчас покрылась потом.

— Пахнет озоном, — сказал отец.

Я глубоко вздохнул. Я не знал, чем пахло вокруг, но мне казалось, что меня завалили ворохом веток, смоченных душистым дождём.

Лианы цеплялись за наши головы. И то тут, то там на откосах дороги высовывался из-под камня какой-нибудь мохнатый цветок и с любопытством смотрел на нашу линейку и на серых лошадей, задравших головы и выступавших торжественно, как на параде, чтобы не сорваться вскачь и не раскатить линейку.

— Вон ящерица! — сказала мама. Где?

— Вон там. Видишь орешник? А налево — красный камень в траве. Смотри выше. Видишь жёлтый венчик? Это азалия. Чуть правее азалии, на поваленном буке, около самого корня. Вон, видишь, такой мохнатый рыжий корень в сухой земле и каких-то крошечных синих цветах? Так вот рядом с ним.

Я увидел ящерицу. Но пока я её нашёл, я проделал чудесное путешествие по орешнику, красному камню, цветку азалии и поваленному буку.

— Тут рай! — повторил извозчик, сворачивая с шоссе на травянистую узкую просеку в лесу. — Сейчас распряжём коней, будем купаться.

Мы въехали в такую чащу и ветки так били нас по лицу, что пришлось остановить лошадей, слезть с линейки и идти дальше пешком. Линейка медленно ехала следом за нами.

Мы вышли на поляну в зелёном ущелье. Как белые острова, стояли в сочной траве толпы высоких одуванчиков. Под густыми буками мы увидели старый пустой сарай. Он стоял на берегу шумной горной речонки. Она туго переливала через камни прозрачную воду, шипела и уволакивала вместе с водой множество воздушных пузырей.

Пока извозчик распрягал и ходил с отцом за хворостом для костра, мы умылись в реке. Лица наши после умывания горели жаром.

Мы хотели тотчас идти вверх по реке, но мама расстелила на траве скатерть, достала провизию и сказала, что, пока мы не поедим, она никуда нас не пустит.

Я, давясь, съел бутерброды с ветчиной и холодную рисовую кашу с изюмом, но оказалось, что я совершенно напрасно торопился — упрямый медный чайник никак не хотел закипать на костре. Должно быть, потому, что вода из речушки была совершенно ледяная.

Потом чайник вскипел так неожиданно и бурно, что залил костёр. Мы напились крепкого чая и начали торопить отца, чтобы идти в лес. Извозчик сказал, что надо быть настороже, потому что в лесу много диких кабанов. Он объяснил нам, что если мы увидим вырытые в земле маленькие ямы, то это и есть места, где кабаны спят по ночам.

Мама заволновалась — идти с нами она не могла, у неё была одышка, — но извозчик успокоил её, заметив, что кабана нужно нарочно раздразнить, чтобы он бросился на человека.

Мы ушли вверх по реке. Мы продирались сквозь чащу, поминутно останавливались и звали друг друга, чтобы показать гранитные бассейны, выбитые рекой, — в них синими искрами проносилась форель, — огромных зелёных жуков с длинными усами, пенистые ворчливые водопады, хвощи выше нашего роста, заросли лесной анемоны и полянки с пионами.

Боря наткнулся на маленькую пыльную яму, похожую на детскую ванну. Мы осторожно обошли её. Очевидно, это было место ночёвки дикого кабана.

Отец ушёл вперёд. Он начал звать нас. Мы пробрались к нему сквозь крушину, обходя огромные мшистые валуны.

Отец стоял около странного сооружения, заросшего ежевикой. Четыре гладко обтёсанных исполинских камня были накрыты, как крышей, пятым обтёсанным камнем. Получался каменный дом. В одном из боковых камней было пробито отверстие, но такое маленькое, что даже я не мог в него пролезть. Вокруг было несколько таких каменных построек.

— Это долмены, — сказал отец. — Древние могильники скифов. А может быть, это вовсе и не могильники. До сих пор учёные не могут узнать, кто, для чего и как строил эти долмены.

Я был уверен, что долмены — это жилища давно вымерших карликовых людей. Но я не сказал об этом отцу, так как с нами был Боря: он поднял бы меня на смех.

В Геленджик мы возвращались совершенно сожжённые солнцем, пьяные от усталости и лесного воздуха. Я уснул и сквозь сон почувствовал, как на меня дохнуло жаром, и услышал отдалённый ропот моря.

С тех пор я сделался в своём воображении владельцем ещё одной великолепной страны — Кавказа. Началось увлечение Лермонтовым, абреками, Шамилем. Мама опять встревожилась.

Сейчас, в зрелом возрасте, я с благодарностью вспоминаю о детских своих увлечениях. Они научили меня многому.

Но я был совсем не похож на захлёбывающихся слюной от волнения шумных и увлекающихся мальчиков, никому не дающих покоя. Наоборот, я был очень застенчивый и со своими увлечениями ни к кому не приставал.

Главные герои и их характеристика:

Настя – дочка Катерины Петровны. Молодая девушка, коллеги ее называют Сольвейг за светлые волосы и глубокие глаза. Трудолюбивая и исполнительная, отдается полностью работе и карьере. Пренебрегает любовью своей мамы, у нее постоянно нет времени, чтобы хотя бы написать письмо, не говоря уже о встрече.
Катерина Петровна – сгорбленная, не высокого роста старушка, доживает отведенный судьбой срок в глухой деревне. Дочь знаменитого художника, образованная и интересующаяся сферой искусства.

Отзывы читателей

Читая Константина Паустовского, возникает ощущение, что ты выезжаешь куда-то на природу, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Тонкий юмор, образный язык, мудрые наблюдения — слагаемые писательского успеха. Все его произведения полны тонкой философии, которая незаметно учит, как нужно жить. Рассказы Паустовского — это настоящая поэзия в прозе.

Трудовая деятельность

Так они и шли сперва по Елизаветинской улице, потом по Институтской и Николаевской. Гардемарин изящно и небрежно отдавал честь пехотным офицерам. А Костя ощущал жгучий стыд за этих мешковатых сухопутных вояк.

На Крещатике гардемарин завел мальчика в кондитерскую и заказал две порции фисташкового мороженого и два стакана воды. Мороженое они съели молча. Затем гардемарин достал из бумажника фотографию великолепного корвета с парусной оснасткой и широкой трубой и подарил Косте на память, объяснив, что это его корабль, на котором он ходил в Ливерпуль.

После этой встречи желание сделаться моряком мучило его несколько лет. Он рвался к морю. Первый раз он видел его в Новороссийске, куда ездил на несколько дней с отцом. Но этого ему было недостаточно.

Мальчик придумывал для своих пароходов список удивительных рейсов. Они не пропускали ни одного самого забытого и отдаленного уголка земли. И посещали даже остров Тристан де’Акунью.

Для того чтобы руководить таким обширным предприятием, ему требовалось множество различных знаний. Мальчик зачитывался словарями и путеводителями, судовыми справочниками и всем, что имело хотя бы отдаленное отношение к морю.

В конце концов родители решили поехать на лето всей семьей к морю. Впоследствии Костя понял, что этой поездкой мама надеялась вылечить сына от его увлечения. Она думала, что он, как это чаще всего бывает, будет разочарован непосредственным столкновением с тем, к чему так страстно стремился в своих мечтах. И она оказалась права, но лишь отчасти.

Но гардемарин понимает все без слов. Когда-то он, наверное, и сам был таким же мальчишкой, отчаянно мечтавшим о море. И ему понятны волнение и восторг незнакомого мальчика. Он ничем не может ему помочь, но он понимает его мечту, его увлеченность и непреодолимое стремление к морю и не может просто от него отмахнуться.

Он приводит Костю в кондитерскую, угощает мороженым и дарит фотографию своего корабля. Косте кажется, что этот поступок был продиктован жалостью, и эта жалость оставляет в его душе горький осадок.

Но это не просто жалость взрослого человека к наивному и восторженному мальчишке. В поступке гардемарина чувствуется деликатное уважение к человеку, способному мечтать и стремиться к достижению своей мечты, несмотря ни на что.

Повествование начинается с описания весны в городе Киеве, где К. Паустовский провел детские годы. С теплотой и лиризмом он описывает пробуждение природы. “На Бибиковском бульваре распускались клейкие пирамидальные тополя. Они наполняли окрестные улицы запахом ладана.

Каштаны выбрасывали первые листья – прозрачные, измятые покрытые рыжеватым пухом… Майские жуки и бабочки залетали в вагоны трамваев. По ночам в палисадниках пели соловьи”.

Среди всей этой красоты

совершенно ненужными казались мальчику Косте поездки за город. И он не мог понять пристрастия матери обязательно вывозить детей на выходные в дачные места – Боярку, Пущу Водицу или Дарницу. Он скучал среди однообразных дачных участков, равнодушно смотрел в боярском лесу на “чахлую аллею поэта Надсона и не любил Дарницу за вытоптанную землю около сосен и сыпучий песок, перемешанный с окурками”.

Гораздо сильнее будоражил его утопающий в сирени и тополином пуху Киев.

Наибольший восторг у мальчика вызывали сады, где он пропадал все дни напролет. Там он играл, читал, учил уроки и знал все

укромные уголки. Домой он приходил лишь обедать и ночевать. Садов и парков в Киеве было много – Ботанический, Царский и Купеческий сады, где все лето играл оркестр, и ничто не мешало слушать музыку, кроме протяжных пароходных гудков, доносившихся с Днепра.

Но больше всего Костя любил Мариинский парк, что нависал над Днепром. “Стены лиловой и белой сирени высотой в три человеческих роста звенели и качались от множества пчел. Среди лужаек били фонтаны”.

Именно в этом Мариинском парке мальчик однажды увидел человека, который отравил его мечтами “о несбыточном будущем”. Костя сидел там вместе с сестрой Галей и читал “Остров сокровищ” Стивенсона. Галя тоже читала книгу.

Возле брата и сестры остановилась незнакомая девочка с бантами в волосах и стала прыгать через веревочку. Галю – близорукую, добрую и доверчивую, она не потревожила. А Косте незнакомка мешала. И он потряс сирень, возле которой они сидели, и на девочек посыпались капли от прошедшего недавно дождя.

Галя смахнула с книги капли и продолжала читать. А незнакомка показала ему язык и убежала.

И в эту минуту Костя заметил, что “по аллее легко шел высокий гардемарин с загорелым спокойным лицом. Прямой черный палаш висел у него на лакированном поясе. Черные ленточки с бронзовыми якорями развевались от тихого ветра. Он был весь в черном.

Только яркое золото нашивок оттеняло его строгую форму”.

В сухопутном Киеве, где жители почти не видели моряков, гардемарин показался мальчику пришельцем из далекого легендарного мира крылатых кораблей, “из мира всех океанов, морей, всех портовых городов, всех ветров и всех очарований, какие связаны были с живописным трудом мореплавателей”.

Когда гардемарин прошел мимо, Костя поднялся и пошел за ним следом. Галя по близорукости не заметила исчезновения брата. А для Кости этот человек стал воплощением всей его мечты. Он давно мечтал о морских путешествиях.

Он часто воображал себе моря, “туманные и золотые от вечернего штиля, далекие плаванья, когда весь мир сменяется, как быстрый калейдоскоп за стеклами иллюминатора”. “Боже мой, если бы кто-нибудь догадался подарить мне хотя бы кусок окаменелой ржавчины, отбитой от старого якоря! Я бы хранил его, как драгоценность”.

Гардемарин оглянулся. На черной ленточке его бескозырки Костя прочел непонятное и загадочное для него слово “Азимут”. Позже он узнал, что это название учебного корабля Балтийского флота.

Гардемарин несколько раз оглядывался, а затем остановился, подозвал мальчика и попытался выяснить, почему тот за ним идет. “Мальчик, – спросил он насмешливо, – почему вы тащитесь за мной на буксире?” Покрасневший от смущения Костя ничего не ответил. Но гардемарину и так все было понятно. “Все ясно: он мечтает быть моряком, – догадался гардемарин, говоря почему-то обо мне в третьем лице”. “Я близорукий”, – ответил мальчик, упавшим голосом.

Гардемарин положил ему на плечо худую руку и предложил дойти до Крещатика. Они пошли рядом, но Костя не решался поднять глаза и видел лишь “начищенные до невероятного блеска ботинки гардемарина”.

Потом он крепко пожал мальчику руку и ушел. А Костя посидел еще немного, пока на него не начали оглядываться “потные соседи в канотье”.

Тогда он вышел и побежал в Мариинский парк, где оставил сестру. Но скамейка была пуста. Галя ушла.

Костя решил, что гардемарин его пожалел и “впервые узнал, что жалость оставляет в душе горький осадок”.

После этой встречи желание сделаться моряком мучило его несколько лет. Он рвался к морю. Первый раз он видел его в Новороссийске, куда ездил на несколько дней с отцом.

Но этого ему было недостаточно.

Он часами просиживал над атласом, рассматривал берега морей и океанов, выискивал неизвестные приморские городки, мысы, острова, устья рек. Костя придумал сложную игру. Он составил длинный список пароходов со звучными названиями: “Полярная звезда”, “Вальтер Скотт”, “Хинган”, “Сириус”.

В своем воображении он был владельцем самого большого флота в мире.

Он представлял, что сидит у себя в пароходной конторе, “в дыму сигарет, среди пестрых плакатов и расписаний”. Окна этой конторы выходили, естественно, на набережную. И прямо около них торчали желтые мачты пароходов, а за стенами шумели добродушные вязы. “Пароходный дым развязно влетал в окна, смешиваясь с запахом гнилого рассола и новеньких веселых рогож”.

Он снимал пароходы с одного рейса и перебрасывал на другой. И безошибочно знал, где в данный момент находится каждый из его кораблей. “Знал где сегодня “Адмирал Истомин”, а где “Летучий голландец”: “Истомин” грузит бананы в Сингапуре, а “Летучий голландец” разгружает муку на Фарерских островах”.

Это всепоглощающее увлечение вскоре начало вызывать тревогу у Костиной мамы. Именно тогда он впервые услышал от нее слово “менингит”.

“Он дойдет бог знает до чего со своими играми, – сказала однажды мама. – Как бы это не кончилось менингитом”.

Костя слышал, что менингит – болезнь мальчиков, которые “слишком рано научились читать”. И лишь усмехнулся в ответ на мамины страхи.

И она оказалась права, но лишь отчасти.

Книга К. Г. Паустовского “Повесть о жизни” является автобиографическим произведением. То есть произведением, в котором автор повествует о себе самом и событиях своей жизни. Она включает в себя пять повестей, которые были написаны им на протяжении нескольких лет и охватывают длительный период жизни автора – от раннего детства, которое прошло в городе Киеве, до зрелых годов.

Он описывает все тяготы, которые выпали на его долю в годы революции и гражданской войны. Свои скитания по югу России, Кавказу и Закавказью.

“Гардемарин” – это глава из повести “Далекие годы”, целиком посвященной детским и отроческим годам К. Паустовского. В этой главе автор рассказывает нам о своей заветной мальчишеской мечте – мечте о дальних странствиях, путешествиях, морских приключениях. Мечте яркой и недостижимой, не отпускавшей его долгие годы. Хотя он знал, что никогда не сможет воплотить ее в жизнь.

Ему, скромному и стеснительному мальчику со слабым зрением, никогда не стать моряком. Но чем больше он это понимал, тем острее волновало его все, что связано с морем. И неизвестно как оказавшийся в сухопутном Киеве гардемарин стал для мальчика воплощением всех его мечтаний.

Костя и сам не знает, зачем и почему он идет за ним. Когда тот задает ему этот вопрос, он не находит ответа. Он просто не может не идти.

Сама мечта манит его своим крылом.

Но гардемарин понимает все без слов. Когда-то он, наверное, и сам был таким же мальчишкой, отчаянно мечтавшим о море. И ему понятны волнение и восторг незнакомого мальчика.

Он ничем не может ему помочь, но он понимает его мечту, его увлеченность и непреодолимое стремление к морю и не может просто от него отмахнуться.

Эта повесть, в которой отражены все воспоминания из детства маленького мальчика мечтателя, его влекло море, такое красивое и непонятное. Он повествует о событиях и людях, которых он когда-то встречал. Все это, несомненно, наложило отпечаток на его судьбу и повлияло на его выбор.

Среди людей были и его близкие и просто интересные личности, которые каким - то образом оказали на него влияние, были воплощением его мечты и ее представлением. Конечно, на первый взгляд это совершенно простые ничем не выделяющиеся люди, но все же они восхищали его и заставляли воображать все новые и новые мысли, истории. Когда он повстречал гардемарина, то очень долго шел за ним и восхищался, он мечтал стать моряком, ходит в море, покорять новые горизонты. Гардемарин подарил ему фотографию корабля, и он был под таким впечатлением. Спустя время он понимает, что он сделал это из жалости, но, тем не менее, это не повлияло на его мечту. Мальчик продолжал рассматривать атласы, мечтать о море и корабля, лелеять свою мечту, что когда – нибудь и он будет ходить на корабле за горизонт. Все люди очень тесно переплетаются с описаниями красивейшей природой Кавказа, морских приключений и походов, путешествий в лес.

Спустя длительное время мальчик вспоминает обо всем с улыбкой и благодарностью, о тех людях и увлечениях, которые, конечно, смогли научить его чему – то, и повлиять на дальнейшей выбор в его жизни.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Паустовский. Все произведения

Повесть о жизни. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Культовый роман известного американского автора содержит собранные воедино повествования, рассказывающие об открытии землянами Марса. Прежде печатавшись отдельными короткими произведениями, позже они собраны

Алиса Селезнёва, дочь профессора, учила дома по видеофону язык жителей Марса. В это время её отцу, работавшему в кабинете, позвонил маленький козлик. Профессор подумал, что это шутка.

Перед Новым Годом москвичи заняты подготовкой подарков. В окнах домов мигают огни гирлянд, воздух наполнен ароматом мандаринов. Но в стенах детского отделения больницы совсем другая атмосфера

Читайте также: