Краткое содержание из пламя и света
Обновлено: 02.07.2024
Рейтинг фильма Из пламя и света (, 2008, Россия): краткое содержание, создатели, премии и номинации
Жанры:
драмы, исторические фильмы
Страны:
Оценка редакции (1-10):
О фильме
Краткое содержание
Отзывы о фильме
Команда фильма
Впечатляющее видео
В 2 года родители купили малышу баскетбольное кольцо и мяч, посмотрите, что умеет этот малыш в 5 лет!
Это книга о великом русском поэте М. Ю. Лермонтове — талантливом, но не понятом и недооценённом современниками, — об одном из лучших творцов XIX века.Автор книги — Магдалина Сизова — воссоздала мельчайшие подробности биографии великого русского поэта и попыталась показать всю неоднозначность личности Михаила Юрьевича Лермонтова.
Купить онлайн
Технологические процессы производства заготовок. Часть 2. Получение заготовок ковкой на прессах, объемной штамповкой и из сортового проката
Чижик-Пыжик и побег из Летнего сада
Крылатые фразы из Библии и их немецкие аналоги
Игрушки и аксессуары из фетра
Еще ничего не добавлено. Добавить похожее
Эта книга рассказывает о детстве замечательной советской балерины, народной артистки Советского Союза Галины Сергеевны Улановой.
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Это книга о великом русском поэте М. Ю. Лермонтове — талантливом, но не понятом и недооценённом современниками, — об одном из лучших творцов XIX века.
Автор книги — Магдалина Сизова — воссоздала мельчайшие подробности биографии великого русского поэта и попыталась показать всю неоднозначность личности Михаила Юрьевича Лермонтова.
Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала…
Кончилась Отечественная война. В Московский Кремль свезли сотни пушек, отнятых у французов. Кузнецкий мост опять звенел французской речью, и московские дамы, стараясь во всем походить на парижанок, постукивали французскими каблучками по улицам, где еще недавно гремели сапоги французских солдат.
Прокатившись лавиной по русской земле, армия Наполеона растаяла, как снег на солнце. Вслед за ее отхлынувшим и порядком обмелевшим потоком по дорогам Европы зашагали русские полки, а многие пленные французы осели в дворянских и купеческих семьях, принимавших с полным радушием вчерашних врагов, и занялись воспитанием и обучением французскому языку малолетних представителей старых фамилий.
Санкт-Петербург был не тронут войной и оставался прежним. Но Москва, пережившая пожар и разрушение, теперь жадно возвращалась к жизни и деятельно отстраивалась.
Кое-где еще виднелись пустыри на местах сгоревших зданий. Но каменные особняки и большие дома о двух этажах, украшенные колоннами и балконами, воздвигались один за другим на узких московских улицах и заполнялись семьями москвичей, возвращавшихся на родные пепелища. С утра до наступления сумерек даже тихие переулки были теперь полны кипучей жизнью. Зато по вечерам и переулки, и площади, и улицы, слабо освещенные редкими фонарями, становились безлюдны и безмолвны.
В один поздний октябрьский вечер большая площадь, что у Красных ворот, была особенно пустынна. Откуда-то взялся туман, редкий гость в московском климате, и все окутал влажной пеленой.
Старик с седыми баками, состоявший швейцаром при большом особняке, уже второй раз выходил из подъезда посмотреть, не потух ли фонарь около дома.
Окна особняка, кроме двух, выходивших в сад и плотно завешенных темными гардинами, были ярко освещены свечами. В комнатах мелькали какие-то тени, беспокойно перебегали из одной части дома в другую. Иногда чье-то лицо приникало к оконному стеклу и кто-то всматривался в темноту.
Стук колес о булыжную мостовую издалека возвестил о приближении кареты. Швейцар в третий раз вышел к подъезду. Лакей и две дворовые девушки подбежали к дверцам кареты.
Доктор, чрезвычайно полный и чрезвычайно важный, известный всей Москве, не торопясь вышел из кареты и поднялся по широкой лестнице.
На площадке, опираясь рукой о перила, стоял еще совсем молодой человек с красивым, обрамленным небольшими бачками бледным лицом и растерянно смотрел на доктора.
— Я — муж больной, — быстро проговорил он, судорожно схватив мягкие руки доктора. — Я весьма, весьма благодарен вам за то, что вы согласились помочь ей!
— Я имею честь говорить с господином…
— Лермонтовым, — перебил, волнуясь, молодой человек. — Юрий Петрович Лермонтов… С 1811 года капитан в отставке. Прошу вас, пройдемте.
Доктор не спеша прошел в дверь.
— Очень польщен, — сказал он, потирая на ходу свои белые руки. — Но фамилия госпожи, в дом которой я приглашен, Арсеньева…
— Фамилия матери жены моей. Жена моя — урожденная Арсеньева. Мать ее — Елизавета Алексеевна… Впрочем, вот: разрешите вас представить…
В открытую дверь гостиной быстро входила высокая пожилая женщина. Манеры ее были решительны и свободны, губы строго сжаты. Уверенным жестом приглашая доктора войти, она проговорила вполголоса:
— Пожалуйте, доктор, мы уже давно вас ждем.
— Как чувствует себя больная?
— Плохо, — ответила она. — Наш постоянный доктор и его помощница в тревоге. Но мы надеемся на вас.
Она пропустила его вперед и плотно закрыла двери.
Молодой человек остался один. Он подошел к двери и прислушался. Оттуда, из большой полутемной комнаты, доносились тихие стоны.
Тогда он подошел к дивану и зарылся головой в подушку.
Юрий Петрович не видел, как мимо него ходили взволнованные люди, пробегали дворовые девушки, проносили откуда-то воду, лекарства и нашатырный спирт. Он лежал ничком на диване, стараясь ничего не видеть и не слышать.
Он не помнил, сколько прошло времени до той минуты, когда полная рука доктора легла на его плечо и неторопливый голос произнес:
— Ну-с, господин Лермонтов, спешу вас поздравить: у вас теперь сын, государь мой.
Молодой отец вскочил в волнении на ноги.
— Сын! — повторил он тихо. — Неужели у меня в самом деле сын?!
— В самом деле, — улыбнулся доктор.
— И она… здорова? Слава богу! Ах, слава богу! Я хочу пойти к ней! Можно мне к ней. И… к нему?
— Пока еще нет, — сказала решительно теща.
— Подождите немного, совсем немного, — успокоил его доктор, дотрагиваясь до его руки. — Ваша супруга только что пришла в себя после… небольшого обморока, и свидание с вами может ее взволновать.
Когда перед Юрием Петровичем открыли, наконец, дверь полутемной комнаты, он вздрогнул и стал машинально приглаживать рукой волосы. Потом быстро перекрестился мелким крестом, на цыпочках переступил порог — и остановился.
Канделябр с зажженными свечами стоял у изголовья широкой кровати. Темные волосы разбросались по подушке вокруг юного женского лица, такого бледного, что Юрий Петрович испугался его синеватой белизны.
Тонкая рука его жены лежала рядом с маленькой темной головкой сына, выделявшейся на белых кружевах подушки.
Юрий Петрович наклонился и с умилением поцеловал руку жены и крошечную ручку сына.
— Мари, — сказал он тихо, — дорогая, как вы чувствуете себя?
Глаза его юной, девятнадцатилетней жены, окруженные глубокой тенью, обратились на него, тихо сияя.
— Не будите его! — сказала она шепотом. — Он спит. У него глаза такие же, как у меня, — добавила она, слабо улыбаясь.
— Мари, мы назовем его Петром, — сказал отец. У нас в роду всегда чередовались Юрии и Петры.
— А мне думается, — ответила за дочь Елизавета Алексеевна, — лучше назвать его Михаилом.
— Потому, что это имя красивее, чем Петр, и потому, что так звали отца Машеньки.
Но тут ребенок зашевелился и закричал тонким голоском, точно протестуя против этого спора бабушки с отцом, несогласия которых начались с первых же часов его жизни.
Когда доктор собрался покинуть больную, предоставив ее сну и покою, она попросила открыть на минуту шторы и форточку.
— Я хочу взглянуть на деревья и на небо, — сказала она тихо, — и немножко подышать свежим воздухом. Я думаю, ночь еще не очень холодна?
Стоявшие около кровати домашний доктор и его помощница поспешили исполнить ее желание и откинули тяжелые занавеси окна. Под порывами ветра туман уносился куда-то в темноту ночи, быстрые облака летели низко над спящим городом, и казалось, что они слегка шумят пролетая. Но это шумел старый сад. Облака, проносясь, открывали на мгновенье чистое небо с бледнеющей предутренней луной.
— Ну-с, теперь довольно, — сказал неторопливый доктор. — Вам нужен сон, мадам, сон и полный покой. А вообще говоря, я рекомендовал бы деревенский воздух и спокойствие природы как для матери, так и для сына.
— Мы немедленно уедем в Тульскую губернию, в мое поместье Кропотово, — решительно сказал Юрий Петрович.
— Как только установится санный путь, — еще решительнее поправила бабушка, — и не в Тульскую, а в Пензенскую губернию, в Тарханы, а не в Кропотово.
— Очень хорошо-с, — заключил доктор и вышел из комнаты.
Стук колес гулко прокатился по безлюдной улице и замер в предрассветной тишине. Начинался новый день — 3 октября 1814 года.[1]
Деревья качали длинными ветками и, шелестя остатками листвы около плотно завешенных окон, точно передавали друг другу шепотом какие-то никому не понятные слова.
Вся деревня встречала пришедший в Тарханы господский обоз.
Староста верхом ожидал барыню у оврага, отделявшего ее земли от соседских. Дворовые люди с раннего утра прибирали комнаты, топили печи, ставили тесто и ловили цыплят к обеду, гоняясь за ними по двору под сердитые окрики ключницы Дарьи Григорьевны.
Когда из большого дорожного дормеза вышла кормилица, держа на руках ребенка, закутанного в мягкое беличье одеяло, старики и девки окружили ее тесным кольцом. Девки, выбежав на мороз в одних сарафанах, сгорали от любопытства и не обращали никакого внимания ни на холод, ни на щипки Дарьи Григорьевны. Каждой хотелось прежде других увидеть нового барчонка, посланного им судьбой, а главное — посмотреть, в какую родню он пошел-то: в отцову или в ихнюю, арсеньевскую.
На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Это книга о великом русском поэте М. Ю. Лермонтове — талантливом, но не понятом и недооценённом современниками, — об одном из лучших творцов XIX века. Автор книги — Магдалина Сизова — воссоздала мельчайшие подробности биографии великого русского поэта и попыталась показать всю неоднозначность личности Михаила Юрьевича Лермонтова.
Магдалина Сизова: другие книги автора
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
— Что ты сказал? — обернулся к нему Михаил Глебов.
— Нет, ничего, это я так, про себя.
— Ну, тебе нужно выспаться и быть бодрым. Идем, Миша!
Васильчиков встал и, сухо поклонившись, направился к балкону.
Глебов, проходя мимо письменного стола, остановился и взглянул на лежащие на нем листы.
— Неужели ты писать собираешься, Михаил Юрьевич?
— Да не знаю, кто еще, кроме тебя, мог бы перед дуэлью писать стихи.
— А я за час до дуэли мог бы писать, — весело сказал Лермонтов. — Вот видишь ли, здесь я начал…
— Ну, если ты начал говорить о стихах, то не скоро кончишь, — прервал его Васильчиков. — Я пойду, — сказал он Глебову. — Ты догоняй меня, если не задержишься. А тебе выспаться надо, Михаил Юрьевич!
— Завтра в Железноводске успею! — отозвался Лермонтов, разыскивая что-то среди листов. — Вот смотри. Здесь в нескольких строках — план будущей работы моей, о которой я все время думаю.
— Новая поэма? — спросил Глебов.
— Нет, проза, дорогой мой, чистейшая проза! Трилогию буду писать из, нашей русской истории.
— Вот как! — отозвался рассеянно Глебов, стараясь не думать о предстоящей дуэли.
— Да нет, ты послушай! — уже увлеченно заговорил Лермонтов. — Я задумал целых три романа, исторических, обнимающих собой огромный период из жизни России и по времени и по важности разыгравшихся событий. Трилогия должна рассказать и о Пугачевском восстании, о времени Екатерины, и об Отечественной войне с французами в двенадцатом году, и, наконец, о нынешней кавказской войне. Ее я порядочно узнал за последние годы, и не только как поэт. И очень хочу я показать роль Грибоедова в кавказских событиях! Но во всех трех романах хочу дать того героя, о котором у нас очень мало говорят, — народ наш. Ну, что ты скажешь? И как ты думаешь, — горячо спросил он, — справлюсь я с таким большим полотном?
— Я уверен в этом. — Глебов быстро пожал ему руку. — Я опять покороче — через заборчик. Итак, завтра уезжай в Железноводск!
— Ваня, — тихо сказал Лермонтов, — ты вино не уноси!
— Слушаю, Михал Юрьич.
Взяв наполненный Ваней стакан, он в раздумье спросил:
— Ты мне вот что скажи: как тебе Николай Соломонович, нравится?
— Я так полагаю, — с расстановкой ответил Ваня, — что для дамского полу они занимательны… черкески это всякие, кинжалы… Кому и занятно!
— А как, по-твоему, может он меня убить?
— Сохрани бог! Это за что же?
— А вот смеюсь я над ним часто.
— Да нешто за это убивают? А вы и смеетесь не со зла, а так себе, для ради веселья… Сохрани бог!
— Ну, тогда выпей и ты — за мою долгую жизнь!
Лермонтов, улыбаясь, поднял высоко свой стакан.
— Так точно! Многая лета.
— А еще за то выпьем, что оба мы с тобой любим: за Россию, за родину, за Тарханы наши! И за весь народ!
— Так точно, Михал Юрьич! За Россию, за весь народ. Многая лета.
Он выпил, поставил стакан и хотел уйти.
— Я тебе уже говорил, кажется: завтра — это будет, впрочем, уж нынче, потому что ночь скоро кончится, — словом, как встану, так в Железноводск уеду, ванны брать.
— Слушаю, Михал Юрьич.
Ночь на исходе. За окном, за стеклянной дверью, открытой настежь на балкон, не видны сегодня горы. Но тучи поднялись выше, и часть их рассеялась — должно быть, где-нибудь далеко пролившись дождем.
На Пятигорск они двигаются теперь не спеша, точно нехотя, бродят вокруг. Но духота ночи уже не так томительна, и пахнет цветами из сада.
Лермонтов высунулся из окна и вздохнул полной грудью. Потом прислушался и тихо позвал:
— Монго! Монго! Ты не спишь?
— В данный момент нет, потому что ты меня разбудил.
— Ты бы на Бештау посмотрел!
— А что мне на него ночью смотреть? Я его и так каждый день вижу.
— Он нынче был в облаках и вечером курился, точно загашенный факел. Люблю горы! А знаешь, Монго, ведь завтра все-таки соберется гроза! Или послезавтра? Ты как думаешь?
— А зачем мне об этом думать? Да еще прежде времени;
— Нет, Монго, с тобой невозможно серьезно разговаривать! Спи лучше.
Он прислушивается. Еще в детстве здесь, на Кавказе, любил он слушать, как в глубокой тишине тихо проскрипит запоздалая арба да сторож крикнет гортанным криком и ему откуда-то издалека ответит другой.
Читайте также: