Киплинг мэри глостер краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Умирает Энтони Глостер – “один из властителей рынка” . Перед смертью зовет своего сына Дика , которому рассказывает историю своей жизни, то как он заработал такое состояние. Он стал капитаном в 22 года, женился в 23. Жена его копила деньги и выводила его в люди. Но она умерла в Макасарском проливе. Он назвал в честь нее единственное судно, которое тогда у него был, и отметил место на карте, где сбросил ее тело в воду.
Сыну он не собирается ничего оставлять в наследство, все пущено в оборот. Обращается к сыну:
“Но тебе уже скоро 40, и тебя я успел узнать…Я дал тебе воспитание, и дал его, вижу, зря. Тому, что казалось мне нужным, ты вовсе не был рад, И то, что зовешь ты жизнью, я называю – разврат…Ты женился на этой костлявой, длинной как карандаш, От нее ты набрался спеси; но скажи, где ребенок ваш?…Итак ты мне не дал внука, Глостеров кончен род. А твоя мать в каждом рейсе носила под сердцем плод…Лгун и лентяй и хилый, скаредный как щенок, Роющийся в объедках.” Отец рассказывает также, что женился во второй раз, просит дать ей немного денег и адвоката. Предлагает сыну 5000 фунтов за то, чтобы он похоронил его
Он просит после смерти привязать его тело к штурвалу корабля “Мэри Глостер” и затопить корабль. “На ней сэр Энтони Глостер в свадебный рейс пойдет…И вот он идет к любимой, и совесть его чиста!… Довольно продажных женщин, я хочу обнимать одну!”
Умирает Энтони Глостер “один из властителей рынка” (так называли его газеты). Перед смертью зовет своего сына Дика (“Я платил за твои капризы, не запрещал ничего Я создал себя и миллионы, но я проклят ты мне не сын!”), которому рассказывает историю своей жизни, то как он заработал такое состояние. Он стал капитаном в 22 года, женился в 23.
Жена его копила деньги и выводила его в люди. Но она умерла в Макасарском проливе. Он назвал в честь нее единственное судно, которое тогда у него был, и отметил место на карте, где сбросил ее тело в воду.
Обращается к сыну: “Но тебе уже скоро 40, и тебя я успел узнать Я дал тебе воспитание, и дал его, вижу, зря. Тому, что казалось мне нужным, ты вовсе не был рад, И то, что зовешь ты жизнью, я называю разврат Ты женился на этой костлявой, длинной как карандаш, От нее ты набрался спеси; но скажи, где ребенок ваш? Итак ты мне не дал внука, Глостеров кончен род.
А твоя мать в каждом рейсе носила под сердцем плод Лгун и лентяй и хилый, скаредный как щенок, Роющийся в объедках.” Отец рассказывает также, что женился во второй раз, просит дать ей немного
денег и адвоката. Предлагает сыну 5000 фунтов за то, чтобы он похоронил его рядом с матерью. Он просит после смерти привязать его тело к штурвалу корабля “Мэри Глостер” и затопить корабль. “На ней сэр Энтони Глостер в свадебный рейс пойдет И вот он идет к любимой, и совесть его чиста!… Довольно продажных женщин, я хочу обнимать одну!”
Краткое содержание: Энтони Глостер, корабельный магнат, произведенный в баронеты, self-made-man, владелец 40 пароходов, заводов, фабрик и много еще чего, миллионер (на нынешние деньги – 30 млн), умирает. Время – самый конец 19-го века. Перед смертью он вызывает единственного сына, Дикки, которого презирает за интеллигентность, мягкотелость, любовь к книгам, искусству и пр., и рассказывает ему о своей жизни, которой явно гордится. Он рассказывает о том, как он из простого шкипера стал судовладельцем-магнатом, как он трудился, не покладая рук, рисковал жизнью, здоровьем, как он потерял в море всех детей, кроме одного, и любимую жену, чьим именем назвал корабль. А также, как он обманывал страховые компании, надувал партнеров, намеренно топил корабли. Женщину, которая провела многие годы рядом с ним, после смерти первой жены, он приказывает выкинуть на улицу, дав ей жалкие 100 фунтов, а все капиталы вложить обратно в бизнес.
Оношкевич-Яцына вообще очень хорошая переводчица, но здесь ее капитально подвело плохое знание английского, и даже ее обычно более сведущий муж Г. Фиш не помог. Давайте посмотрим, что у нее получилось (чтоб не быть голословным, замечу, что когда я впервые, юношей, прочитал эту поэму, естественно, в переводе, я ее воспринял, как восхваление жизни настоящего мужчины, в противоположность светскому ничтожеству типа Томлинсона).
Начнем с названия. Поэма называется The “Mary Gloster”. Артикль не оставляет сомнений, даже на слух, что речь идет именно о корабле, а не о женщине. Для сэра Энтони Мэри Глостер в первую очередь судно, и лишь во вторую – любимая жена. В переводе сохранены кавычки, но читатель может и не обратить на них внимания.
"Море детей убило - так ты мне вечно твердил.
Мол, выжил один ты, Дикки". Ложь! Это ты нас губил!
Что я запомнил из детства - брань, и сырость, и смрад,
И мать зажимала мне уши, проклиная тебя стократ.
Она захворала, - помнишь? - и порт был недалеко,
Ей доктора бы и сушу, тепло и мед с молоком.
Но ты не хотел швартоваться - ведь там был выгодный фрахт,
И мать умерла, и лучше б ты отдал земле ее прах.
У Малого Патерностера пусть она отдохнет,
Пока на суде Господнем тебе выставляют счет.
И да - спасибо за Эджи, как сестра теперь нам она,
Свои четыреста тысяч она получила сполна.
За что она так любила костлявый мешок дерьма,
Никто объяснить не может, и даже она сама.
Ее дочь от первого брака (ты вёл себя, как свинья),
Теперь она Анна Глостер, о том позаботился я.
И если господь-спаситель не дал нам своих детей,
Когда мы смотрим на Анну, у нас на душе светлей.
И да, пожалуй что стоит правду тебе рассказать
На какие капризы я ухнул тучу твоих деньжат.
Когда я построил школу для детей моряцких сирот,
Тех самых, отцы которых топили твой пароход
(ты забыл сказать, похваляясь, что урвал у страховки куш,
Что также отправил к рыбам семнадцать матросских душ).
Когда я построил школу, и сам в ней детей учил,
От тебя я, сэр Глостер, ни пенса, ни шиллинга не получил.
Пришлось соврать, что мне нужно отдать, мол, карточный долг.
Ты орал, как раненый боров, но развязал кошелек.
Ты мог сказать в своем клубе, что пьяница я и мот,
Но что Ричард Глостер, как фраер, уроки нищим дает?
Но была и другая слабость, каприз, ты можешь сказать.
(Не дам я в фамильном склепе спокойно тебе лежать).
Ну да, властителем рынка твой Дикки отнюдь не стал.
Другим я стал капитаном - ты таких всегда презирал.
Ты всегда расставлял знакомых, как пуговки на груди:
Вот этот - мужик суровый, палец в рот не клади.
Вот это парень послабже, со мной ему не совладать.
А этот - баран и только, остричь его и прогнать.
Но ниже любого барана, не нужного никому,
Ставил ты рифмоплетов без единого пенса в дому
Тех, кто марает бумагу в каморке перед свечей,
Взгляни, Сэр Антони Глостер, вот он, потомок твой.
Но останется Мэри Глостер, без якоря и парусов,
Останется на бумаге, одним из моих стихов.
Пройдет полтора столетья, и в далекой стране
переведут на русский рассказ о тебе и мне.
В изоляции, в карантине, в еще не означенный год
Рассказ об отце и сыне интернет разнесет.
Ты останешься в памяти предков, волной на морском песке,
Буквами на бумаге, а не шиллингами в кошельке.
Я умираю, Дикки. Ты выслушать должен меня.
Завтра наступит день, но его не увижу я.
Доктор дает мне неделю, но ошибается он.
Так слушай же, Дикки. Но прежде вышли сиделку вон.
Я трудился полвека, неустанно сражался. Да.
Однажды наступит твой час, - о чем ты вспомнишь тогда?
Ты знал лишь свои капризы, а я за них платил
И много денег в тебя без всякого толка вложил.
На верфях строю я корабли; создан огромный флот,
Земли мои что ни год дают миллионный доход.
Не только суда, заводы - я создал себя самого,
И лишь с одним тобою не сумел я достичь ничего!
Шкипером стал в двадцать два, взял жену всего через год.
Теперь десять тысяч на службе, сорок один пароход.
Отец твой Энтони Глостер не кто-нибудь - баронет.
Передо мной склонялся Британии высший свет!
На завтраке был у принца; недурно возвысился я!
В статьях "властителем рынка" пресса зовёт меня.
Удача? О, нет! Я просто случая не упускал.
Не ныл, не канючил, крепко удерживал я штурвал.
Корабль-гнилушка не должен из рейса вернуться в порт.
Страховка - хозяину, мне же - совсем неплохой доход.
Приказ выполнялся в точности, хоть и негласным был.
Сколько же ветхих судёнышек в море я утопил!
Не все на такое решались - жизни жалко своей,
Я их в шкипера поставил: люблю надёжных людей!
Команда порой бузила, - но я справляться умел.
Кормёжка была отвратной - я то же самое ел.
В двадцать три женился, и жена встала рядом со мной.
И я не ошибся: Мэри стала достойной женой.
Не знали с ней передышки мы ни единого дня,
Она неустанно копила, выводила в люди меня.
Шкипер в двадцать два года. Тем гордился немало я.
Смотрела гораздо дальше мудрая Мэри моя.
Мы заняли денег и так купили первый клипер свой.
На уголь нам не хватало: впроголодь жили с женой.
Звался "Красным быком". Купили потом тридцать семь!
Работа кипела - ведь клипера требовались всем!
Быстро летело время, превосходны были дела.
Мы шли Макассарским проливом - Мэри там умерла.
Крестом на карте отметил то место, где спит жена.
Глубока голубая могила - сто футов с лишним до дна!
На собственном судне скончалась - "Мэри Глостер" звалось,
От Малого Патерностера к Яве оно понеслось.
Я пил как лошадь - корабль едва не разбился у скал.
Но Мэри явилась мне, и с выпивкой я завязал.
Трудился еще усердней - так приказала жена.
И пополнялась кубышка - была довольна она!
В Лондоне как-то Мак-Кулло мне довелось повстречать,
На пару с ним мы решили заводик свой основать.
Фунтов пять сотен наскрёб в кубышке тощей своей.
Начали с малого мы: три кузницы, двадцать людей.
За гроши барахло чинили. Но дело прибыль дало.
Патент удачно купил - и с этим вновь повезло.
Делать станки дешевле, чем на рынке их покупать,
Но партнер ухитрился целый год вопрос утрясать.
Тогда пароходства рождались - дела невпроворот,
Машины были огромны - вот так создавался флот!
Мак-Кулло нравился мрамор и бархат, и всякий клён,
Ванны, клозеты со сливом. Ещё впридачу салон!
В шестидесятых умер, мечты не увидев своей.
Я умираю сейчас. Да, множество было идей!
Придурки возились с железом - на сталь поставил я.
И вскорости блестяще оправдалась ставка моя!
Девять узлов развивали новые наши суда,
Не видывала торговля подобного никогда!
Додумался как? В Писаньи есть подходящий ответ:
"Тако да воссияет перед людьми ваш свет".
Я ушел далеко вперед - хоть пытались мне подражать,
Но мыслей моих не похитить, опыта не украсть!
В литейном деле Мак Кулло все тонкости понимал,
Контракт подвернулся - и я его чертежи разобрал.
Ух, вдова разозлилась. Но я случая не упустил:
Шестидюймовый прокат шестьдесят процентов мне приносил!
И это с браком вместе. Вдвое меньше давало литье.
Дикки, ведь очень скоро все это будет твое.
Мне долго казалось, что похож ты будешь на мать.
Но тебе скоро сорок, и тебя сумел я узнать!
Харроу! Тринити колледж! Гораздо лучше моря.
Деньги на обучение точно пропали зря.
Всё, что я в жизни ценил, ты глубоко презирал,
И путь, не похожий на мой, ты для себя избрал.
Фарфор, гравюры, альбомы. О, сколько угробил сил!
Обставив в колледже квартирку, шлюхе подобен был.
Чванства ты поднабрался у костлявой супруги своей.
Добра у вас в доме вдоволь, вот только нету детей!
Кареты свои гоняешь по капризу туда-сюда,
Но доктор к вам ни ногой - не родит хозяйка. Беда!
Ты, Дикки, последний Глостер, и вымрет с тобою род,
А мать твоя в каждом рейсе под сердцем носила плод.
Не выживали бедняги; их океан убивал.
Ты выжил один, и этот успех твоим последним стал.
Слабак, лентяй и лгунишка! Какой-то помойный щенок!
Ты сам ничего не добился; ну, ничего не смог.
Унаследуешь триста тысяч и с капитала доход.
Но не раскатывай губы - я деньги пустил в оборот.
Марать не желал ты ручек? Наследника не дал мне?
Все деньги останутся в деле - привет от меня жене!
Рыдает в своей карете, платком утирая глаза:
"Папуля отходит наш!" Крокодилова это слеза!
Спасибо, конечно. Тронут. Не желаю видеть её!
Она бы не нравилась Мэри - женское верно чутье!
О моей подруге узнаешь. Эджи как бы вторая жена.
Пошли ей сотнягу, Дикки, - пусть будет довольна она.
Славной была бабёнкой - ты вскоре увидишь сам.
С Мэри я объяснюсь, а ты растолкуй друзьям!
Один не может мужчина - ему подруга нужна!
Но никогда не станет из подруги супругой она.
Впрочем, об Эджи довольно. Леди Глостер есть у меня.
Отправлюсь к ней на свиданье - ждать не намерен ни дня!
Оставь звонок в покое! Пять тысяч тебе заплачу.
Лишь слушай и в точности сделай все, чего я хочу.
Объявят меня сумасшедшим. Но будь же мужчиной, сын.
Некому верить - вокруг никого. Только Дикки один.
Мрамор и мавзолеи! Мак Кулло мрамор любил.
Покойник могилой гордится, - я про таких говорил.
Нам вместо гробов служили ветхие корабли
И многих так хоронили - безумцами не сочли!
Надеясь, что будут внуки, я в Вокинге склеп купил -
Бросил я деньги на ветер - Рок надо мной подшутил.
Путь мой окончен - возвращаюсь к началу начал.
В тебе моя кровь течёт - не зря же тебя зачал.
Избавь от Вокинга, сын, я там не хочу лежать.
Я щедро плачу за могилу, где твоя ожидает мать!
Выберешь "Мэри Глостер" - стоит наготове она -
И будет по первому слову тут же тебе отдана.
Недёшево обходилось судно без дела держать.
Я отдал бы втрое больше - скончалась там твоя мать.
На баке лежала Мэри - о борт плескалась волна.
Навек в океан уходила моя молодая жена.
О, как же синие волны жирны, теплы и густы!
Долготы - сто восемнадцать, три - южной широты.
Глава на линии маори - Мак Эндрю, надежней нет.
Давно у него хранится запечатанный мной конверт.
Там сказано, где могила, и деньги лежат для тебя.
Он в точности сделает все, меня и Мэри любя.
Деньги без всякой опаски я доверил ему:
Я верю Мак Эндрю больше, чем себе самому!
Терпеть он не может приемов; на них у меня не бывал.
Зато за меня молился, старый морской шакал!
Ему передал я деньги, своего ожидая конца.
Получишь в точности всё, предав океану отца.
На "Мэри Глостер" сэр Энтони в свадебный рейс пойдёт.
Увидишь, Дикки, какой у неё замечательный ход!
На капитанском мостике привязанный буду стоять,
Винт океанскую воду станет в пену взбивать.
Под флагом моим "Мэри Глостер" последний свой груз везёт
Туда, где любимая жёнушка долгие годы ждёт.
Я в мире создал немало. Но это всё суета.
Я свидеться с Мэри иду - совесть моя чиста!
Мои указанья точны - ошибки не может быть.
Пять тысяч от Мака сразу сможешь ты получить!
Пузыри не лопнут ещё - уж деньги в кармане лежат.
За шесть недель в дороге. По совести - выгодный фрахт.
На берег сойдёшь в Макассаре. Один вернешься домой.
Мак в курсе моих желаний. "Мэри Глостер" - корабль мой.
Твоя мать назовёт транжирой. Меньше одним - ничего!
Прибыв в своём экипаже, оставлю у двери его.
Плохо я верю сыну: уж слишком в искусство влюблён.
Транжирил отцовские деньги без капли совести он.
Единственный сын наш, Мэри, он сердце моё разбил.
Род прерывается с ним: внука он мне не родил.
Харроу! Тринити Колледж! А я на него пахал!
В его глазах сумасшедшим я, без сомненья, стал.
На меня ты сердилась, Мэри? Женщины? Знаю я.
Поверь, любимая, зря ты осуждаешь меня!
Мужчине нужна подруга, а ты бесплотна была;
Кровать оплачивал, да. Но не говорил про дела.
У Малого Патерностера с тобою хочу возлечь.
Что мне каких-то пять тысяч?! Денег не надо беречь.
Верую в Воскресение; читал Писание я,
Но склеп не нужен мне - океан ожидает меня.
Сокровища в сердце моём пойдут с кораблём ко дну,
К чёрту оплаченных баб! Хочу целовать одну.
Вернувшись к истокам я, из родного колодца напьюсь,
И поцелуем жарким в любимые губы вопьюсь!
Наверняка сумеет Мак Эндрю балласт разместить.
И носом в воду начнёт судно со мной уходить.
Вот в люки ворвались волны. Трюм наполняют пустой.
Вот доверху залит он водой холодной и злой.
Кончено! Над волной нет ни носа и ни кормы.
Не видел такого, Дикки?! Вот так умираем мы!
Читайте также: