Граф габсбургский жуковский краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

24 октября 1273 г. в коронном граде Карла Великого Ахене граф Рудольф Габсбургский, могущественный и храбрый феодал, был избран коллегией из семи курфюрстов императором Священной Римской империи * . Избрание Рудольфа прекратило многолетнюю разорительную войну и положило начало австрийской династии Габсбургов. В августе 1803 г. немецкий поэт Фридрих Шиллер написал балладу, посвященную коронационному пиру императора Рудольфа. Могучий владыка был представлен в ней добрым христианином и искренним почитателем муз. В мартеапреле 1818 г. русский поэт Василий Жуковский перевел балладу Шиллера об ахенском пире, превратив графа Габсбургского в еще более набожного, чем в оригинале, государя.

Это переживание непосредственного сердечного контакта с высшей непостижимой и прекрасной силой является характернейшим настроением той эпохи, когда писалась баллада, так что можно сказать, что Жуковский перевел стихотворение Шиллера не только в свою эстетическую и идеологическую систему, но и в определенный, разумеется, отличный от шиллеровского, историко-психологический регистр 8 .

Перед нами не что иное, как картина Ахенского конгресса (или конференции) Священного Союза, вдохновителем и наиболее могущественным участником которого являлся российский император Александр Павлович. Ахенский конгресс первая мирная конференция в Европе после низвержения Наполеона. Ее долго ждали (о необходимости конгресса Александр говорил еще в 1815 г.) и связывали с ней большие надежды.

Тема блаженного мира, гражданского покоя и защищенности от политических треволнений, господствующая тема времени. В экспозиции баллады Жуковский точно следует принятым политическим формулам, восходящим к царскому манифесту по случаю заключения мира с Францией. В заключении манифеста говорилось о том, что с призванием законного государя в Европе наконец возник новый порядок:

Франция возжелала мира. Мир сей, залог частной каждого народа безопасности, всеобщаго и продолжительнаго спокойствия, ограждающей независимость, утверждающей свободу, обещает благоденствие Европы. Всемогущий положил предел бедствиям. Прославил наше любезное отечество (цит. по: [Шильдер: III, 239]).

Да соорудится мне памятник в чувствах ваших, как оный сооружен в чувствах Моих к вам! Да благословляет меня в сердцах своих народ Мой, как Я в сердце Моем благославляю оный! Да благоденствует Россия, и да будет надо Мною и над нею благословение Божие! (цит. по: [Нелединский: 207]) 12 .

язык свободный и простой, дань благодарности, дань бескорыстного удивления

Как стихотворец я сказал вслух и весьма слабым языком то, что каждый из моих соотечественников чувствует в тайне души своей

право поэзии

Как видим, особое значение в этой романтической концепции национального поэта приобретает проблема поэтического долга и свободы: оказывается, что русский певец должен воспевать своего великого государя потому, что этого требует его свободный дух, направляемый самим Богом. Более того, воспевать царя от имени народа, по Жуковскому, есть не долг, а счастливое право поэзии.

невольно

Могущая рука

благодарностью

дар

сама играет лира

Хвала царю, представленная в посвящении к посланию как своего рода сердечная присяга верности, в самом стихотворении недвусмысленно уподобляется молитве, возносимой небесам народами мира.

Это очень важный идеологический сдвиг, не только свидетельствующий о новом понимании Жуковским роли поэзии, но и показывающий, как глубоко осознал поэт принципиальную перемену в мировоззрении и поведении императора Александра второй половины 1810-х гг. По точному наблюдению Р. Вортмана, император в это время постоянно подчеркивал свое безразличие к мнению народа и полную подчиненность воле Всевышнего 27 . Жуковский в образе певца-священника вносит со своей стороны существенное дополнение в эту концепцию: подобно монарху, певец также не подотчетен земному мнению; он выразитель тайной небесной воли, адресованной и народу и императору, своего рода связующее звено между Богом, властью и народом орудие святого Промысла.

Напомним, что баллада начинается с прозрачной аллюзии на современное событие международной политической жизни Ахенский конгресс Священного Союза, с которым император Александр связывал великие надежды. Но парадоксальность ситуации заключается в том, что баллада была опубликована поэтом за несколько месяцев до начала конференции, которую аллегорически изображает.

В свою очередь, грядущий, по Жуковскому, триумф государя должен стать и триумфом его пророка-певца. Очевидно, что в уста германского владыки поэт вкладывал то, что хотел услышать от своего цесаря, признание священной миссии поэта 28 .

Властителю совластвует певец

Переселясь в обитель неземную,

Из легких снов себе свой зиждет трон;

Пусть об руку идет с монархом он:

Они живут на высотах созданья

Вернемся к началу стихотворения описанию коронационного пира в Ахене:

Это достаточно точный перевод шиллеровских стихов 34 . Семь избирателей Рудольфа исторические лица 35 . Согласно немецкому комментарию к стихотворению, сравнение государя и его избирателей с солнцем и звездами восходит к кеплеровской гелиоцентрической системе 36 . Может быть, в случае Шиллера это и так. Но для Жуковского настоящая картина, видимо, имеет другой прототип. Образ семи избирателей, блистающих перед властелином, как звезды пред солнцем, поразительная по своей поэтической смелости аллюзия на известные стихи из первой главы Апокалипсиса (семь духов, находящихся пред престолом Сына Человеческого).

Иоанн семи церквам, находящимся в Асии; благодать Вам и мир от Того, Который есть, и был, и грядет, и от семи духов, находящихся пред престолом Его, и от Иисуса Христа, Который есть свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных (Откр. 1, 45).

Можно сказать, что в конце 1810-х гг. Жуковский переходит из свершившейся истории Европы в идиллический быт павловского парадиза. На смену восторженному апокалиптическому воображению, проницающему сокровенный смысл современности, приходит поэтическая фантазия, превращающая дворцовую жизнь в нескончаемую счастливую феерию ** .

* Автор выражает глубокую признательность М. Г. Альтшуллеру за сочувственные советы на всех стадиях нашей работы над настоящей статьей и О. Б. Лебедевой за любезно предоставленную возможность ознакомиться с неопубликованным комментарием к балладе "Граф Гапсбургский".

1 Известный исследователь Шиллера Бенно фон Визе рассматривает балладу как политическую утопию автора [Wiese: 8797]. Иначе интерпретирует ее смысл критик Вильгельм Кюльман: Die poetische Allegorie einer aktuellen historischen Umbruchsituation, in der die Institution der Kunst zur Frage steht; der tragende Gedanke der Schillereschen Ballade, die Identität des Priesters und Sängers, besass historischen Indiz und Erkennthiswert [Kuhlman: 294].

9 Текст баллады цитируется нами по [Жуковский 1818: 1325], с сохранением авторской пунктуации.

11 Ср.: In his own Empire Alexander seldom responded to public acclaim abroad he enjoyed the sensation of having all eyes focused upon him, of knowing that the Prime Minister of France and the Foreign Ministers of Britain and Austria were watching anxiously the changing expressions of his face [Palmer: 360].

17 Любопытно, что эта лошадь была подарена императору Коленкуром в бытность последнего посланником при русском дворе.

18 Во время военной литургии у эшафота казненного Людовика на Площади Согласия в Рождество 1814 г.

23 Ср., напр.: [ИРП: 253254].

27 Alexander, speaking in the name of Christ, drew his moral authority from above and detached himself from the forces of popular nationalism awakened during the war [Wortman: 230].

28 Ср. возможный намек на шествие на осляти в балладе Жуковского: священник-поэт оказывается выше светской власти, отдающей ему почести.

31 В этой связи было бы крайне интересным исследовать типологические отличия мистических прочтений современной истории в поэзии Жуковского и сочинениях популярных мистиков (от госпожи Крюденер до священника Левицкого). Заметим, что в деле истолкования современных событий тайным конкурентом Поэта оказывается также Историк (Карамзин).

32 Далекий отголосок этой битвы слышится в известных пушкинских стансах [Альтшуллер: 4749].

33 Об этом хорошо сказано в работе Аннет Пейн: Жуковский underlines the mystery of the act of revelation, which is unrelated to process of the mind, and only of the heart (P. 101).

34 Sass König Rudolphs heilege Macht / Beim festischen Kronungsmahle. / Die Speisen trug der Falzgraf des Rheins, / Es schenkte der Bohme des perlenden Weins, / Und alle die Wahler, die Sieben, / Wie der Sterne Chor um die Sonne sich stellt, / Umstanden geschafrig den Herrscher der Welt, / Die Wurde des Amtes zu uben [Schiller: II, I, 276].

35 Семь курфюрстов 4 светских владыки и 3 церковных иерарха. См. их имена в: [Schiller: II, teil II B, 187].

36 Schiller verbindet die Siebenzahl mit dem Keplerschen heliozentrischen Weltbild [Schiller: II, teil II B, 187].

39 Англия, Франция, Пруссия, Австрия, Швеция, Испания и Португалия. Представители этих держав были приглашены и на Ахенскую конференцию.

44 Тема Александра возрождается в творчестве Жуковского после смерти государя, но в совершенно иной идеологической огласовке спиритуальной: покойный император теперь предстает как легкая тень, отлетевшая от мира, как вечный символ воспоминания о лучших днях молодости поэта и его друзей (письмо к Тургеневу от 28 ноября 1825 г.), как ангел-хранитель России (статья о празднике 1834 г.).

Аверинцев: Аверинцев C. A. Размышления над переводами Жуковского // Жуковский и русская культура. М., 1983.

Альтшуллер: Альтшуллер М. Г. Между двух царей: Пушкин 18241936. СПб., 2003.

Архангельский: Архангельский А. Н. Александр I. М., 2000.

Вильчковский: Вильчковский С. Н. Царское село. СПб., 1992 (репринт изд. 1911 г.).

Виницкий: Виницкий И. Ю. Нечто о привидениях: Истории о русской литературной мифологии XIX века. М., 1998.

Вольпе: Вольпе Ц. В. А. Жуковский // Жуковский В. А. Стихотворения: В 2 т. Л., 19391940.

Жуковский: Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем. М., 1998, 2000, 2003. Т. I, II, XIII.

Жуковский 1818: Жуковский В. А. Für Wenige. Для немногих. СПб., 1818. № V. Май.

Жуковский 1898: Жуковский В. А. Письма к А. И. Тургеневу. М., 1898.

Жуковский 1980: Жуковский В. А. Соч.: В 3 т. М., 1980.

Зорин 2001: Зорин А. Кормя двуглавого орла : Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII первой трети XIX века. М., 2001.

ИВ 1892: Записки А. И. Михайловского-Данилевского. 1818 год // Исторический вестник. 1892. С. 373.

Иезуитова: Иезуитова Р. В. Жуковский и его время. Л., 1989.

ИРП: История русской поэзии. Л., 1968. Т. I.

Карамзин: Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1984.

Кошелев: Кошелев В. А. Пушкин: история и предание. СПб., 2000.

Лебедева: Лебедева О. Б. Драматургические опыты В. А. Жуковского. Томск, 1992.

Лопухин: Лопухин И. В. Записки сенатора. М., 1990.

Нелединский: Оболенский Д. А. Хроника недавней старины: Из архива князя Оболенского-Нелединского-Мелецкого. СПб., 1876.

ОА: Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Вып. I: Переписка князя П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 18121819. С. 100.

Орлик: Орлик О. В. Россия в международных отношениях 18151829: От Венского конгресса до Адрианопольского мира. М., 1998.

Проскурин: Проскурин О. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 2000.

Пыпин: Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. СПб., 2000.

РА 1864: Подлинные черты из жизни В. А. Жуковского: Письма А. И. Тургенева к В. А. Жуковскому // Русский архив. 1864. Т. 1. № 4. С. 450.

РА 1895: Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу с примечаниями И. А. Бычкова // Русский архив. 1895. № 7. С. 187.

Семевский: Семевский М. И. Павловск. Очерк истории и описание: 17771877. СПб., 1997.

Семенко: Семенко И. М. Жизнь и поэзия Жуковского. М., 1985.

Тынянов: Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы. Л., 1929.

Успенский: Успенский Б. А. Избранные труды. М., 1994. Т. 1: Семиотика истории. Семиотика культуры.

Чешихин: Чешихин В. Жуковский как переводчик Шиллера. Критический этюд. Рига, 1895.

Шильдер: Шильдер Н. К. Император Александр I. CПб., 1897. Т. 13.

Янушкевич: Янушкевич А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковского. Томск, 1985.

Keil: Keil R.-D. Der Fürst und der Sänger. Varianten eines Balladen-motivs von Goethe bis Puskin // Studien zu Literatur und Aufklärung in Osteuropa / Hrg. von H.-B. Harder und Hans Rothe. Wilhelm Scmitz Verlag in Giessen, 1978. S. 119268.

Kuhlmann: Kuhlmann W. Poetische Legitimität und legitimierte Poesie: Betrachtungen zu Schillers Ballade Der Graf von Habsburg und ihrem literarischen Umkreis // Aurnhammer-Achim (ed.); Manger-Klaus (ed.); Strack-Friedrich (ed.). Schiller und die höfische Welt. Tübingen: Niemeyer, 1990.

Palmer: Palmer A. Tsar of War and Peace. Weidenfeld and Nicolson. London, 1974.

Pein: Pein A. Schiller and Zhukovsky. Aesthetic Theory in Poetic Translation. Meinz: Liber, 1991.

Schiller: Schillers Werke. Nationalausgabe. Zweiter Band. Teil II B. Gedichte (Anmerkungen zu Band 21). Verlag Hermann Bohlaus Nachfolgen: Weimar, 1993.

Vinitsky: Vinitsky I. Exegi Testamentum: Gogols Last Testament // Ulbandus, The Slavic Review of Columbia University. N 6 (2002). P. 85112.

Webster: Webster C. K. The Foreign Policy of Castereagh. London, 1925. Vol. II.

Wiese: Benno von Wiese. Utopie und Geschichte // Geschichte Im Gedicht. Texte und Interpretationen / Ed. W. Hinck. Frankfurt a/M: Suhrkamp, 1979.

Wortman: Wortman Richard S. Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Princeton: Princeton Univ. Press, 1995. V. I.

На пиру императора Рудольфа певец поет песню о рыцаре, который дарит пастырю своего коня, чтобы священник успел к умирающему нищему. Император вспоминает эту историю и узнает в певце пастыря.

За минуту

Во дворце города Ахен, по случаю избрания графа Рудольфа императором, пир. Народ радуется концу войны и приходу справедливого царя — защитника обездоленных. Рудольф желает развлечь гостей песнями.

Из толпы гостей выходит седой человек. Он исполняет песню о рыцаре, который на охоте встречает пономаря и священника со святыми дарами. Набожный граф становится на колени. Служитель церкви спешит, но дорогу преграждает бурный ручей. Священник снимает обувь и входит в воду.

Оказывается, что в селе ждет покаяния и отпущения грехов умирающий нищий, и священник рискует, чтобы спасти чужую душу. Растроганный рыцарь дарит ему своего скакуна и помогает сесть в седло. Утром пастырь возвращает подарок.

Граф отдает Богу послужившего святому делу коня. Священник благословляет рыцаря, желает его семье процветания. Песня заканчивается. У императора Рудольфа на глазах слезы: он вспоминает эту историю и узнает в певце того самого пастыря. Гости понимают, о ком песня, и благословляют Провидение.

Торжественным Ахен весельем шумел;
В старинных чертогах, на пире
Рудольф, император избранный, сидел
В сиянье венца и в порфире.
Там кушанья Рейнский фальцграф разносил;
Богемец напитки в бокалы цедил;
И семь избирателей, чином
Устроенный древле свершая обряд,
Блистали, как звезды пред солнцем блестят,
10 Пред новым своим властелином.

Кругом возвышался богатый балкон,
Ликующим полный народом;
И клики, со всех прилетая сторон,
Под древним сливалися сводом.
Был кончен раздор; перестала война;
Бесцарственны, грозны прошли времена;
Судья над землею был снова;
И воля губить у меча отнята;
Не брошены слабый, вдова, сирота
20 Могущим во власть без покрова.

И кесарь, наполнив бокал золотой,
С приветливым взором вещает:
«Прекрасен мой пир; все пирует со мной;
Все царский мой дух восхищает.
Но где ж утешитель, пленитель сердец?
Придет ли мне душу растрогать певец
Игрой и благим поученьем?
Я песней был другом, как рыцарь простой;

И смело ударил певец по струнам,
И голос приятный раздался:
«На статном коне, по горам, по полям
За серною рыцарь гонялся;
Он с ловчим одним выезжает сам-друг
Из чащи лесной на сияющий луг
И едет он шагом кустами;
Вдруг слышат они: колокольчик гремит;
Идет из кустов пономарь и звонит;
60 И следом священник с дарами.

И набожный граф, умиленный душой,
Колена свои преклоняет,

С сердечною верой, с горячей мольбой
Пред Тем, что живит и спасает.
Но лугом стремился кипучий ручей;
Свирепо надувшись от сильных дождей,
Он путь заграждал пешеходу;
И спутнику пастырь дары отдает;
И обувь снимает и смело идет
70 С священною ношею в воду.

И пастырю витязь коня уступил
И подал ноге его стремя,
Чтоб он облегчить покаяньем спешил
Страдальцу греховное бремя.
И к ловчему сам на седло пересел
И весело в чащу на лов полетел;
Священник же, требу святую
Свершивши, при первом мерцании дня
Является к графу, смиренно коня
90 Ведя за узду золотую.

«Дерзну ли помыслить я, — граф возгласил,
Почтительно взоры склонивши, —
Чтоб конь мой ничтожной забаве служил,
Спасителю Богу служивши?
Когда ты, отец, не приемлешь коня,
Пусть будет он даром благим от меня
Отныне Тому, чье даянье
Все блага земные, и сила, и честь,

Задумавшись, голову кесарь склонил:
Минувшее в нем оживилось.
Вдруг быстрый он взор на певца устремил —
И таинство слов объяснилось:
Он пастыря видит в певце пред собой;
И слезы свои от толпы золотой
Порфирой закрыл в умиленье.
Все смолкло, на кесаря очи подняв,
И всяк догадался, кто набожный граф,
120 И сердцем почтил Провиденье.

Торжественным Ахен весельем шумел;
‎ В старинных чертогах, на пире
Рудольф, император избранный, сидел
‎ В сиянье венца и в порфире.
Там кушанья Рейнский фальцграф разносил;
Богемец напитки в бокалы цедил;
‎ И семь избирателей, чином
Устроенный древле свершая обряд,
Блистали, как звезды пред солнцем блестят,
10 ‎ Пред новым своим властелином.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.

Фридрих Шиллер - Граф Габсбургский краткое содержание

Граф Габсбургский - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Торжественным Ахен весельем шумел;
В старинных чертогах, на пире,
Рудольф, император избранный, сидел
В сиянье венца и в порфире.
Там кушанья рейнский пфальцграф разносил,
Богемец напитки в бокалы цедил,
И семь избирателей, чином
Устроенный древле свершая обряд,
Блистали, как звёзды пред солнцем блестят,
Пред новым своим властелином.

Кругом возвышался богатый балкон,
Ликующим полный народом;
И клики, со всех прилетая сторон,
Под древним сливалися сводом.
Был кончен раздор, перестала война;
Бесцарственны, грозны прошли времена:
Судья над землёю был снова,
И воля губить у меча отнята;
Не брошены слабый, вдова, сирота
Могущим во власть без покрова.

И смело ударил певец по струнам,
И голос приятный раздался:
«На статном коне по горам, по полям
За серною рыцарь гонялся;
Он с ловчим одним выезжает сам-друг
Из чащи лесной на сияющий луг,
И едет он шагом кустами.
Вдруг слышат они, колокольчик гремит;
Идёт из кустов пономарь и звонит,
И следом священник с дарами.

И набожный граф, умилённый душой,
Колени свои преклоняет
С сердечною верой, с горячей мольбой
Пред тем, что живит и спасает.
Но лугом стремился кипучий ручей,
Свирепо надувшись от сильных дождей,
Он путь заграждал пешеходу;
И спутнику пастырь дары отдаёт,
И обувь снимает, и смело идёт
С священною ношею в воду.

И пастырю витязь коня уступил
И подал ноге его стремя,
Чтоб он облегчить покаяньем спешил
Страдальцу греховное бремя.
И к ловчему сам на седло пересел
И весело в чащу на лов полетел.
Священник же, требу святую
Свершивши, при первом мерцании дня
Является к графу, смиренно коня
Ведя за узду золотую.

Задумавшись, голову кесарь склонил:
Минувшее в нём оживилось.
Вдруг быстрый он взор на певца устремил
И таинство слов объяснилось.
Он пастыря видит в певце пред собой —
И слёзы свои от толпы золотой
Порфирой закрыл в умиленье…
Все смолкли, на кесаря очи подняв,
И всяк догадался, кто набожный граф,
И сердцем почтил провиденье.

Читайте также: