Душевные смуты воспитанника терлеса краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
Роберт Музиль (1880-1942) – австрийский писатель и драматург. При жизни был мало известен. Главное его произведение – роман “Человек без свойств”(31 г), писал его практически всю жизнь, но так и не закончил.
Когда он умер, за его гробом шло около 10 человек. “наименее известный из великих писателей нашего века”. Отец – инженер-машиностроитель, профессор высшей технической школы. Всю жизнь следовал воле родителей, это и привело его к концепции человеческой личности, как человека без свойств.
Учился в Кадетском корпусе, в военно-инженерной
академии, работал в высшей технической школе, там и начал писать свой роман “Душевные смуты воспитанника Терлеса”, понимал, что техническое образование ограничивает картину видения мира, потому слушал курсы по философии и истории, в конечном счете решил посвятить себя литературе, служил библиотекарем, участвовал во 2МВ, то, что увидел на войне вызвало ощущение кризиса цивилизации.
Он пессимист. Его австрийское происхождение представлялось ему мифом, как и непонятная история страны, без четкой истории и т. д. Его происхождение тоже играло роль к происхождению его концепции человека без
Долгие годы существовал на грани нищеты. Работал в прессе, писал новеллы. Был неуживчивым, желчным человеком. Его раздражали восклицания, что человек прекрасен ит. д. Писал о немецкой нации.
К писателям современникам относился негативно, т. к. они занимаются сотворением иллюзии, альтернативы капитализму нет, возврат к менее расчетливым отношениям – это и возврат к патриархальным отношениям. Его время – одно из самых сильных времен истории и из всего этого должен родиться новый человек, если нет, то и надежды нет. Единственный выход – воспитание человека с сохранением всех его гибких черт в определенном балансе, не сделать из человека идеалиста, который не сможет выжить в бездушном мире, не позволит ему окостенеть, некая утопия, к торой стремится Музель воспитанник Терлес – это остаться в состоянии пластичности, податливости, поддаваться ситуации, не отвергать мир, каким бы страшным он не оказывался., но и не принимать окончательных форм.
Человек лишен образа, лишен свойств, на него воздействует масса явлений, одновременно, он способен принимать любой образ, совершать любые поступки, человек постоянно играет роли, врастает в чужую форму, подчиняясь законам истории и случайным ситуациям
Мир – хаос, он бесчеловечен и антигуманен, человек ему подчиняется. В этом трагизм. Спасение в сохранении пластичности.
М. выделяет во внешнем мире 2 аспекта: рациоидное(подлежит рац. познанию, все, что подлежит научной систематизации) и нерациоидное ( мы не в состоянии познать при помощи аналитич. способностей)
В “Душевные смуты воспитанника Терлеса” – внутренний монолог, грань шизофрении, дневник Терлеса “мне кажется, я схожу с ума”, “мне кажется, я за устойчивым миром”. Устойчивый мир оформлен – это его отношения с родителями, друзьями учителями и учениками. Но в какой-то момент устойчивые формы сознания начинают казаться зыбкими, за ними что-то глубокое и сильное, но он не может понять, его это приводит в ужас. (сцена с облаками, облака и голубое небо – в одной плоскости, но голубизна намного дальше, глубже), присутствие чего-то неподдающегося сознанию, это совсем не те правила, по которым он должен жить, его это приводит в ужас.
При расследовании инцидента по поводу издевательства над одним из учеников, при допросе Терлес говорит, что ему интересно было посмотреть на реакцию истязуемого, на поведение истязателей, потому что это выбивалось за рамки привычных форм поведения, это было нечто, что нигде не было описано. У него не было желания помучить. Изменяется сознание, близкое к шизофрении.
Факты нерациоидного тем и интересны, что не дают себя приручить, область оценок, оценок мира другого человека, этических, эстетических отношений, область поэта.
В повести мальчик по фамилии Терлис обучается в некой закрытой школе, где их готовят к будущей военной службе. Это закрытое заведение для мальчиков со всеми вытекающими отсюда проблемами: дедовщина, неадекватные отношения в том числе сексуального характера. Сюжет заключается в показе взросления Терлеса, как он проходит через ряд ситуаций, как они на него влияют, что в нем меняют, но основной сюжет во взаимоотношениях Терлиса и Базини, мальчиком, которого уличили в краже, его же однокурсники. Выяснили это 2 друга Терлиса, причем они решили не выводить его на чистую воду, не жаловаться начальству, а воспользоваться этим знанием, чтоб подчинить его себе, превратить в свое животное.
У них была своя тайная комнатка, в которой они решают устраивать эксперименты над Базини. Сначала они заставляют его ползать на коленях, вылизывать ботинки, заканчивается все чудовищно, они вступают с ним в сексуальную связь, заставляют раздеться догола, одеть петлю и стоять на краю доски. Райтинг готовит себя в начальство, потому он должен уметь убивать в себе сострадание, тренирует в себе палача, ему доставляет удовольствие. Терлис же только наблюдает, не испытывает эмоций по отношению к Базини.
Существует мнение, что в образе Райтинга и Байнеберга Музиль предсказал образы Гитлера и Муссолини. Райтинг не тупой диктатор, он философ, психолог, он хочет очистить душу Базини до степени обнаженности за счет моральных мук, истязать душу. Байнеберг просто искренне хочет наказать за кражу. Терлис проникает в то, что нигде не было описано и сказано, Базини становится даже дорого Терлису, это не сострадание, это интерес к экземпляру, необычному экземпляру.
Затем он пытается описать это с эстетической стороны, получение эстетического опыта. Любопытство художника. Базини деградирует полностью.
До истории с Базини у Терлиса был приятель, который оказался выходцем из аристократической семьи, был наследным принцем. Для Терлиса было это своеобразным очарованием, он принимал его религиозность. Однажды они поспорили о религиозных вещах, отчего и разошлись. С тех пор не общались, Т. осознавал, что совершил нечто бессмысленное, “деревянная линейка разума не вовремя разбила что-то тонкое и сладостное”.
Столкновение разума и эмоций иногда становится губительным, идеал для Музеля – соединение математики с поэзией, рационального с интуитивным, цельность мироощущения.
Терлесу сразу кажется, что все как-то не так. Это заведение делает из него марионетку, ему хочется избежать правил, броситься в другой мир, именно это приводит его в компанию мучителей Базини. Он разрывался между 2-мя мирами, солидно-буржуазным, где порядок и разум (привык дома) и авантюрным, полным темноты, тайны, крови.
Символом свободы для него становится пожилая проститутка, тайные побеги к ней, она для него интересна, так как узнает ее судьбу, ее падение. Она пережила падение, но осталась человеком, любящим себя. Это не любовь, не страсть, это желание стать преступником наравне с ней, испытать “двойное дно”, безумие, в всего есть две стороны.
Его главная черта – умение удивляться, видеть “двойное дно”, он воспринимал все, себя, предметы, людей так двояко, что у него возникало и чувство непонятности и чувство родства. Противоречие. Его мучает несостоятельность языка и чисел. Выходом из противоречий становится творчество, поэзия.
Эпиграф к повести несет мысль о том, что все, выраженное в словах, утрачивает свою значительность. Ему иногда казалось, что у него совсем нет характера. Его внутренняя беспомощность мешала найти себя.
В кабинете директора его не понимали даже взрослые, они глупее Терлеса.
“Прежде в голове у меня все было очень ясно и четко распределено. А теперь мне кажется, что мои мысли – как облака, и когда я подхожу в них к определенным местам, кажется, что дальше – провал, через который виден какой-то бесконечный, не поддающийся определению мир. Математика-то, конечно, права.
Но что с моей головой и что со всеми другими? Неужели они совсем не чувствуют этого? Как это отражается в них?
“Какие вещи изумляют меня? Самые незначительные. Чаще всего неодушевленные предметы.
Что изумляет меня в них? Что-то, чего я не знаю. Но то-то и оно! Откуда же я беру это “что-то”?
Я ощущаю его присутствие. Оно воздействует на меня – так, словно оно хочет заговорить. Я испытываю волнение человека, который должен по движениям губ парализованного догадаться, что тот хочет сказать, и никак не догадывается. Словно у меня наодно чувство больше, чем у других, но чувство это не вполне развито, оно есть, оно напоминает о себе, но оно не работает.
Мир для меня полон беззвучных голосов. Кто я поэтому – ясновидящий или одержимый галлюцинациями?
Т. не испытывает сострадания к Базини, но пытается ему помочь ради соблюдения правил приличия. Т. узнает, что Базини собираются сильно избить, рассказвает об этом Базини, который переступает через себя и сознается.
Между Базини и Терлисом возникает какая-то связь, что-то похожее на любовь, они вместе проходят через муки ада. Терлис остается при этом мнении даже повзрослев.
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Душевные смуты воспитанника Тёрлеса"
Описание и краткое содержание "Душевные смуты воспитанника Тёрлеса" читать бесплатно онлайн.
Душевные смуты воспитанника Тёрлеса
Как только мы что-нибудь выскажем, мы это удивительно обесцениваем. Мы думаем, что погрузились в бездонную глубину, а когда возвращаемся на поверхность, капля воды на бледных кончиках наших пальцев уже не похожа на море, откуда она взялась. Мы мним, что открыли замечательные сокровища, а, возвращаясь на дневной свет, приносим с собой лишь подделки под драгоценные камни и стекляшки, и все-таки сокровище по-прежнему мерцает во тьме.
Маленькая станция на линии, ведущей в Россию.
Бесконечно прямо уходили в обе стороны четыре параллельные рельсовые нитки между желтым гравием широкого полотна: возле каждой, как грязная тень, темная полоса, выжженная отработанным паром.
За низким, выкрашенным масляной краской станционным зданием широкая разъезженная улица поднималась к вокзалу наклонным въездом. Ее края терялись в вытоптанной кругом земле, и распознать их можно было только по двум рядам акаций, уныло стоявших с обеих сторон, с иссохшими, задушенными пылью и копотью листьями.
То ли из-за этих унылых красок, то ли из-за бледного, бессильного, утомленного дымкой света послеполуденного солнца в предметах и людях было что-то безразличное, безжизненное, механическое, словно их выхватили из сцены кукольного театра. Время от времени, через одинаковые промежутки, начальник станции выходил из своего кабинета, глядя вдаль, одинаково поворачивая голову, ждал из сторожек сигналов, которые все еще не возвещали приближения скорого поезда, надолго застрявшего на границе; одинаковым движением руки он доставал затем свои карманные часы, качал головой и исчезал снова — как приходят и уходят фигурки, возникающие на старинных башенных часах на исходе часа.
По широкой утрамбованной полосе между рельсами и зданием прохаживалась оживленная компания молодых людей, шагая слева и справа от немолодой супружеской четы, находившейся в центре их несколько громкой беседы. Но и оживленность этой группы не была настоящей; шум веселого смеха умолкал, казалось, уже через несколько шагов, словно падал наземь, наткнувшись на упорное невидимое препятствие.
Госпожа надворная советница Тёрлес, дама лет сорока, прятала за густой вуалью грустные, слегка покрасневшие от слез глаза. Надо было прощаться. И ей было тяжело снова оставлять свое единственное дитя на такой долгий срок среди чужих людей, без возможности самой оберегать своего любимца.
Ведь городок этот находился далеко от столицы, на востоке империи, среди пустынных сухих полей.
Причина, заставлявшая госпожу Тёрлес мириться с пребыванием своего мальчика на такой далекой, неприютной чужбине, состояла в том, что в этом городе находился знаменитый интернат, который с прошлого века, когда он был построен на земле одного богоугодного фонда, так и оставили на отшибе, затем, вероятно, чтобы оградить подрастающую молодежь от пагубного влияния большого города.
Ибо здесь сыновья лучших семей страны получали образование, чтобы, покинув это заведение, поступить либо в высшую школу, либо на военную или государственную службу, и во всех этих случаях, как и для вхождения в высший свет, быть выпускником интерната в В. считалось особой рекомендацией.
Четыре года назад это заставило супругов Тёрлес уступить честолюбивому напору их мальчика и добиться его приема в училище.
Решение это стоило позднее обильных слез. Ведь с той минуты, когда за ним безвозвратно закрылись ворота училища, маленький Тёрлес страдал от страшной, страстной тоски по дому. Ни уроки, ни игры на больших, пышных лужайках парка, ни другие развлечения, которые предоставлял интернат своим воспитанникам, не способны были занять его. Он видел все только как бы сквозь пелену, и даже среди дня ему часто бывало трудно подавить в себе упорное всхлипывание; а по вечерам он всегда засыпал в слезах.
Он писал письма домой, почти ежедневно, и жил только в этих письмах; все прочее, что он делал, казалось ему лишь призрачным, пустым времяпрепровождением, безразличными вехами, как цифры на циферблате. А когда он писал, он чувствовал в себе нечто особое, исключительное; как остров, полный чудесного солнца и красок, поднималось в нем что-то из того моря серых впечатлений, которое холодно и равнодушно теснило его со всех сторон изо дня в день. И когда он среди дня, за играми или во время уроков, думал о том, что вечером будет писать свое письмо, у него было такое чувство, будто он носит на невидимой цепочке потайной золотой ключик, которым он, когда этого никто не увидит, откроет калитку чудесного сада.
Примечательно, что в этой внезапной, изнуряющей привязанности к родителям было что-то новое и поразительное для него самого. Он прежде не подозревал о ней, он отправился в училище с радостью и добровольно, он даже засмеялся, когда его мать при первом прощании не удержалась от слез, и лишь после того как он пробыл несколько дней один и чувствовал себя относительно хорошо, это прорвалось в нем вдруг и стихийно.
Но теперь это прошло, и этот источник высокого блаженства стал для него ощутим лишь благодаря тому, что иссяк.
В это время снова исчезли из его писем следы пробуждавшейся души, и место их заняли подробные описания жизни в училище и новообретенных друзей.
Сам он чувствовал себя при этом обедненным и голым, как деревце, которое после неплодоносного цветения вступает в первую зиму.
А родители его были довольны. Они любили его с большой, бездумной, животной нежностью. Каждый раз, когда у него кончались каникулы, дом ее казался советнице снова пустым и вымершим, и после каждого такого приезда она еще несколько дней со слезами на глазах ходила по комнатам, ласково дотрагиваясь до предметов, которых касались взгляд мальчика или его пальцы. И оба были готовы сложить за него голову.
Неловкая трогательность и страстная, упрямая печаль его писем причиняла им боль и приводила их в состояние напряженной чувствительности; веселое, довольное легкомыслие, следовавшее затем, вселяло радость и в них, и они его посильно поддерживали в надежде, что преодолели какой-то кризис.
Ни в том, ни в другом они не узнали признака определенного психологического развития, принимая и боль и успокоение за естественное следствие данных обстоятельств. Что то была первая, неудачная попытка молодого, предоставленного самому себе человека развернуть внутренние свои силы, — это от них ускользнуло.
Тёрлес испытывал теперь большое недовольство и тщетно искал ощупью чего-то нового, что могло бы поедут жить опорой ему.
Один эпизод этой поры был типичен для того, что готовилось тогда в Тёрлесе к дальнейшему развитию.
Однажды в училище поступил молодой князь Г., отпрыск одного из самых влиятельных, старинных и консервативных дворянских родов империи.
Все другие находили его кроткие глаза пошлыми и жеманными; над его манерой стоя выпячивать одно бедро и при разговоре медленно играть пальцами они смеялись, как над бабьей. Но особенно они издевались над тем, что в интернат его доставили не родители, а прежний его воспитатель, doctor theologiae и член монашеского ордена.
А на Тёрлеса новичок с первого взгляда произвел сильное впечатление. Может быть, тут повлияло то обстоятельство, что это был принятый при дворе принц, но во всяком случае это была другая, неведомая раньше человеческая порода.
Душевные смуты воспитанника Терлеса, Роберт Музиль - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание
Автор:
Категория:
Классическая и современная проза
О книге
Краткое содержание
"Душевные смуты воспитанника Терлеса" - рассказ о подростке, воспитаннике закрытого учебного заведения. Так называемые "школьные романы" были очень популярны в начале прошлого века, однако Терлес резко выделяется на их фоне . В романе разворачивается картина ужасающего дефицита человечности: разрыв между друзьями произошел "из-за глупости, из-за религии". Ничто не остановило Терлеса от казни унижением человеческого достоинства воспитанника Базини. Никакие заповеди религии и морали не помешали, словно никаких запретов и пределов не существовало никогда.
Психологический роман австрийского писателя Роберта Музиля (1880-1942) повествует о сложных этапах взросления юноши, учащегося в привилегированном закрытом интернате. Одна из причин душевной смуты героя - математические операции, в частности с квадратным корнем из минус единицы. Этот во многом автобиографический роман позволяет получить представление о мировоззрении автора, выразившемся в его последующих произведениях.
Роман публикуется в классическом переводе Соломона Апта.
ПТУшная шлюха или история одного философа
Если гомосексуализм формируется в головах парней именно так, как было в голове Тёрлеса – я против гомосексуалистов. Знаете, вообще-то, это история про п*дора, а не про гомосексуалиста.
Геи – отличные ребята, но в этой книге было что-то иное..
История элементарная:
Воспитанник Тёрлес оказывается в российском училище, куда его отправили родители, ведь это лучшее военнокакоетотам заведение. Тёрлес не особо этому был рад, но противиться родителям не смел.
И как говорится, родители – по домам, дети – в пляс.
И тут началась вакханалия, пустословие и унылость автора.
Ребятки решили наказать (поиздеваться) над вором. И Тёрлес, вообще-то, был в первых рядах судейской коллегии. Не смотря на то, что он такой запредельно нежный.
Пока пацаны думали, как посильнее избить вора, Т. думал, как бы член в себя засунуть. Но его головушка была слишком философской, чтобы сказать об этом прямо.
Вот и весь сюжет.
На мой взгляд, это просто бездарный автор. Который своей книжулей не принесет никому и ничего. И я вообще не понимаю, кто может данной работе поставить оценку выше единицы.
Я даже аудиокнигу далеко не с первого раза смогла дослушать, а всё потому, что это такое унылое болото бреда.
И в каких бы годах эти события не происходили.. подростки так не размышляют, какими бы они высокодуховными не были. Это все ересь, человека без нужного опыта, который вещает только со своей колокольни.
И кстати, тут всюду написано, что он был, чуть ли не одним из первых кто заговорил о гомосексуализме в литературе.. ну так и что? Разве такое может сделать книгу ценной?! Конечно, нет!
Я уверена, что критики впадают в течь от этого произведения, только потому, что Музиль жил в далекие гранатовые года, а всё что было тогда, теперь считается иссусьей благодатью.
Не читайте и не наслаждайтесь !
Читайте также: