Горменгаст книга краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.
1. "Титус Гроан".
2. "Горменгаст".
3. "Титус один".
Автор: Мервин Пик.
Экранизация: Тёмное королевство. Сериал.
Я очень люблю книги написанные в жанре фантастики и фэнтези. И всегда ищу для себя новых авторов.
Вот и на этот раз, начитавшись хвалебных од в сети я купила сразу всё собрание сочинений автора, носящего гордое имя Мервин Пик. Как убеждала меня всемирная паутина, Мервин настолько значимый для английской фантастики автор, что его ставят в один ряд с Толкиеном.
Естественно, я захотела восполнить свой пробел незнания и познакомится с этим мастером жанра.
Честное слово, лучше б я прочла предисловие от переводчика этих толмутов до того, как совершила "покупку мечты". Ведь он черным по белому пишет, что книги "малоинтересные, если не сказать скучные".
Никакого отношения к фантастике или фэнтези книги Мервина Пика не имеют.
Весь сюжет книги "Титус Гроан" вполне можно было уместить в 6-8 страниц. А их в первой книге (прошу заметить) 736.
Персонажи (а их предостаточно), не смотря на всю детальность их образов - скучные и не живые. За ними не интересно следить, их диалоги можно смело пролистывать.
Для того, чтобы герой ожил на страницах книг мало написать, что его колени хрустят при ходьбе, а сам он носит поношенный костюм. Нужно вдохнуть душу.
В трилогии "Горменгаст" огромное колличество совершенно не несущих смысловой нагрузки описаний всего и вся. По принципу: что вижу, то и пою.
В аннотации к книге вы прочтете: Горменгаст- это мрачный каменный старинный замок, погрязший в ритуалах. Он пробуждается ото сна благодаря тому, кто-то жаждущий перемен осмелился пройтись по его тёмный коридорам.
И сразу кажется, что сейчас нам покажут замок, в котором творятся чудеса чудесатые. Ничего подобного. Мрачный и таинственный этот замок, видимо, только в голове самого Мервина Пика, который (похоже) ничего кроме собственного бумагомарайства в этой жизни не читал.
Еще больше возмущает то, что на середине первой книги автор напрочь меняет стиль повествования. Ни с чего. Просто так.
Не повторяйте моих ошибок. Не покупайте всю серию целиком, если не знакомы с автором. Начните с покупки одной первой книги. Продолжение всегда купить успеете.
.
Всё выше написанное - сугубо моё личное мнение. Если Мервин Пик ваш любимый автор, а цикл "Горменгаст" вы с восторгом зачитали до дыр, то я ни в коем случае не хотела обидеть ваше чувство прекрасного.
"Тяжелую болезнь вначале легко вылечить, но трудно распознать, когда же она усилилась, ее легко распознать, но уже трудно вылечить." Н. Макиавелли
Тяжелая болезнь Горменгаста (как и любой другой системы, скрепленной цементом молчаливого согласия) - уверенность в собственной правомерности и незыблемости, и проистекающее из этой уверенности спокойствие. Пока умудренный веками разум монархии дремлет, убаюканный верноподданническими колыбельными, ржа потихоньку точит основание пьедестала, и стоит одному выскочке приложить немного усилий - как гора рухнет, погребая под собой сокровища морали, благородства и равновесия. Так случаются революции, так "тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат". Будь здание аристократии чуть менее хрустальным и утонченным, его было бы нипочем не сокрушить. Потому что равенство возможно лишь при условии всеобщего убожества. А кому охота жить в таком мире? Ведь даже черно-белый мир контрастов предпочтительнее скуки мира однородно серого.
Роман, надо сказать, вошел в неожиданное русло. Фарс стал трагедией, хитрец - убийцей, мечтатель - самоубийцей. Реки крови во второй части трилогии смоет только всеочищающая влага потопа. Начавшаяся с нелепости замужества старой девы история обернулась поиском свободы на фоне все разраставшейся паутины "одинокого Сатаны" Стирпайка. А закончилась и вовсе стихийным бедствием, склеившим элементы самые разнородные.
В лице Стирпайка Пику удалось воплотить сверхчеловека Ницше. Он выше морали, он выше ординарности, он выше обыденности и скуки жизни. Стирпайк - художник, творец, пусть и самого извращенного порядка. Люди для него - кусочки замысловатой мозаики, из которой должен получиться небывалый шедевр. И для создания этого шедевра он задействует все возможности человеческого мозга и человеческой воли, безжалостно отбрасывая неподходящие фрагменты, не особо задумываясь над тем, что они разбиваются вдребезги. Стирпайк - абсолютный гений в чистейшем значении этого слова. И в своей гениальности он бесподобен и неотразим, его руки ткут, ткут непрестанно полотно ужасающее и прекрасное одновременно.
Титус же полностью противоположен Стирпайку, тотальный антипод. Ему чужд мир абстракций и мрачных выдумок, ему чужд лик бесконечности, так хорошо знакомый артисту. Он весь - здесь и сейчас. Он жив и жизнь, бурлящая в нем, делает его обыкновенным. Он из тех, кого называют "человек действия". Мир людей без таких прекратил бы свое существование, но наводни они весь мир до краев - стало бы невыносимо скучно.
А Фуксия нашла свою судьбу, как и положено душе без признаков тела. Черная громада Горменгаста осталась пуста, если не считать обитателями плебеев и прочую шушеру. В целом, для меня роман завершился, круг замкнулся, и следующую часть можно было бы и не начинать. Аллегория мира зиждилась для меня на истории тихого, филигранного бунта, и я довольна результатом. Роман умнейший, полный подтекста и гулкой обреченности. Одним словом - браво!
В одной из последних статей вы узнали об оплошности Мервина Пика. Если рассказывать вкратце, то он послушался совета друга и взял деньги за свою работу сразу, то есть не стал ждать. Что из этого вышло, можно узнать вот здесь .
Мервин Пик — писатель
Мервин Пик создал роман, который полностью завораживает и околдовывает читателя. Действует как Стирпайк на Гроанов. Мурашки бегут по коже. Единственное, найти все три книги цикла нелегко. И если найдете, не отдавайте никому. К сожалению, такие книги могут не вернуть.
Он никогда прежде не проходил в эту дверь, но полагал, что быстро отыщет путь, который приведет его под открытое небо, куда-нибудь, где он сможет побыть один. Заворачивая то туда, то сюда, он вскоре понял, что заблудился в лабиринте каменных коридоров, освещаемых там и сям свечами, утопавшими посреди стенных ниш в собственном сале. На бегу юноша в отчаянии схватился за голову, и тут — он как раз обогнул скругление стены — впереди быстро прошествовал поперечным проходом некто, не глядевший ни вправо, ни влево.
Обратимся к замку-исполину.
Где он расположен, нам неведомо — может, в альтернативной ветке мировой истории, а может, и в далекой-далекой галактике. Однако вот он — раскинул свое безбрежное каменное тело среди топей, голых равнин и серых гор. Творение человеческих рук, он кажется естественной частью пейзажа — но это естественность болота, чащобы, трухлявого хребта. Его башням и крыльям несть числа; его стены возносятся на страшную высоту и беззастенчиво раздаются в ширину; его крыши — целая страна, в которой могли бы возникать и гибнуть империи, пожелай того судьба. Впрочем, Горменгаст сам себе судьба. В его бесконечных коридорах, просторных залах, на заваленных чердаках и замшелых террасах, в тайных ходах и укромных нишах дремлет его могучая воля — древняя, неповоротливая, но сокрушительная. Изредка проковыляет по лестнице угрюмый слуга, пробежит мальчишка, скользнет тощая крыса — и все снова стихнет. Эти пыльные холлы и каморы только кажутся пустыми: сама их пустота — это скрытая жизнь.
Трилогия вообще богата на яркие пассажи, из звучных цитат можно было бы составить не то чтобы брошюру, а отдельную книжку. Автор не жалеет красок, и все-таки рисунок его остается неизменно четким: в книге немало парадоксальных метафор и нетипичных сравнений, но все без исключения поддаются расшифровке и разворачиваются в картины удивительной красоты. Неважно, о чем заходит речь — о летнем закате, о наружности старой девы, о смутных порывах души, — Пик раскрывает всякий образ с изумительной точностью и не скупится на подробности.
Сила трилогии не только в конфликте традиции и юности, не только в упоительном богатстве стиля, но и в ее персонажах. В величественной драме замка Горменгаст, поминутно сбивающейся с комедии на трагедию и наоборот, участвует великое множество действующих лиц, готовых врезаться в податливую читательскую память раз и навсегда. Казалось бы, Пик идет по стопам Чарльза Диккенса: выделяет яркую человеческую черту, усиливает в десятки раз, выворачивает в гротеск — и получается оригинальный персонаж, забыть которого очень и очень непросто. Вот мать Титуса, графиня Гертруда — женщина-гора, первобытная богиня, предпочитающая обществу людей диких птиц и белых котов. Вот его сестра Фуксия — девочка с большим сердцем, которое некому подарить; прекрасная душа в угловатом теле. Вот его тетушки, двойняшки Кора и Кларис, дублирующие друг друга не то что до последней черты лица — до последней мысли. Вот эксцентричный доктор Прюнскваллор, невыносимый пустослов и любитель посмеяться над всем и вся. Вот Флэй, верный слуга Сепулькревия, обладатель трескучих колен, не смеющийся никогда. Вот Баркентин, грязный одноногий старикашка, для которого люди — лишь приложение к обрядам и традициям, освященным временем. Вот…
Но страницы переворачиваются одна за другой, словно листы календаря, и постепенно обитатели Горменгаста обретают объем и глубину. То, что казалось комическим, оборачивается ужасом или душевной болью. Замок беспощаден к своим питомцам: нет ни единого тела, ни единой личности, не исковерканной его вечным гнетом. Кто-то сохраняет себя, приспособившись к этому давлению; кто-то ни о чем не думает и покорно служит экспонатом в кунсткамере замковой жизни. Графиня перед лицом беды выходит из животной спячки и проявляет недюжинные лидерские качества. Фуксия, разрываясь от противоречий и невысказанной любви, успевает быть и благородной, и вспыльчивой, и наивной. Кора и Кларис в своей пустоте доходят до абсолютного нуля: это не люди, это отсутствие людей — и как же легко манипулировать этими вакуумами в пурпурных платьях! За ужимками Прюнскваллора скрываются острый ум, доброта и решительность, а собачья верность Флэя подвергается суровым испытаниям. Баркентин обнаруживает колоссальную волю к жизни, хотя кажется легкой добычей…
Но первой скрипкой в этом нестройном оркестре выступает Стирпайк, юноша с невзрачной внешностью, хищными повадками и вечно вздернутыми плечами — человек, которому почти удается опровергнуть старую максиму о гениях и злодействе. Начинает он как зеркальный двойник Титуса, презревший плесневелые устои Горменгаста. Однако свобода для него — не цель, а средство. Не считаясь ни с чем и ни с кем, он все выше взбирается по иерархической лестнице, и косность замковых порядков играет ему только на руку. В системе, застывшей века назад, не может не быть слабых мест — и мощный интеллект способен что угодно обернуть к своей пользе. Разум Стирпайка работает как часы — но даже очень хорошие часы имеют свойство ломаться. И трещинка, пробежавшая однажды по его сознанию, расползается с годами в бездну, которая поглотит и его самого, и многих вокруг. Обаятельный антигерой преображается в воплощение ужаса, пришельца из ночных кошмаров.
Ни один живой организм не может долго существовать в условиях абсолютной реальности и не сойти с ума; говорят, сны снятся даже кузнечикам и жаворонкам. Хилл-хаус, недремлющий, безумный, стоял на отшибе среди холмов, заключая в себе тьму; он стоял здесь восемьдесят лет и вполне мог простоять еще столько же. Его кирпичи плотно прилегали один к другому, доски не скрипели, двери не хлопали; на лестницах и в галереях лежала незыблемая тишь, и то, что обитало внутри, обитало там в одиночестве.
ЭЛИНОР ВЕРНИСЬ ДОМОЙ.
Там же 1
Но забудем на время про дом на холме и обратимся к замку-исполину.
Где он расположен, нам неведомо — может, в альтернативной ветке мировой истории, а может, и в далекой-далекой галактике. Однако вот он — раскинул свое безбрежное каменное тело среди топей, голых равнин и серых гор. Творение человеческих рук, он кажется естественной частью пейзажа — но это естественность болота, чащобы, трухлявого хребта. Его башням и крыльям несть числа; его стены возносятся на страшную высоту и беззастенчиво раздаются в ширину; его крыши — целая страна, в которой могли бы возникать и гибнуть империи, пожелай того судьба. Впрочем, Горменгаст сам себе судьба. В его бесконечных коридорах, просторных залах, на заваленных чердаках и замшелых террасах, в тайных ходах и укромных нишах дремлет его могучая воля — древняя, неповоротливая, но сокрушительная. Изредка проковыляет по лестнице угрюмый слуга, пробежит мальчишка, скользнет тощая крыса — и все снова стихнет. Эти пыльные холлы и каморы только кажутся пустыми: сама их пустота — это скрытая жизнь.
Стойте, но кто же носит эти платья? Не сквозняки ли разносят их по пустынным коридорам? И чьи это глаза горят в темноте алыми огоньками?
Сила трилогии не только в конфликте традиции и юности, не только в упоительном богатстве стиля, но и в ее персонажах. В величественной драме замка Горменгаст, поминутно сбивающейся с комедии на трагедию и наоборот, участвует великое множество действующих лиц, готовых врезаться в податливую читательскую память раз и навсегда. Казалось бы, Пик идет по стопам Чарльза Диккенса: выделяет яркую человеческую черту, усиливает в десятки раз, выворачивает в гротеск — и получается оригинальный персонаж, забыть которого очень и очень непросто. Вот мать Титуса, графиня Гертруда — женщина-гора, первобытная богиня, предпочитающая обществу людей диких птиц и белых котов. Вот его сестра Фуксия — девочка с большим сердцем, которое некому подарить; прекрасная душа в угловатом теле. Вот его тетушки, двойняшки Кора и Кларис, дублирующие друг друга не то что до последней черты лица — до последней мысли. Вот эксцентричный доктор Прюнскваллор, невыносимый пустослов и любитель посмеяться над всем и вся. Вот Флэй, верный слуга Сепулькревия, обладатель трескучих колен, не смеющийся никогда. Вот Баркентин, грязный одноногий старикашка, для которого люди — лишь приложение к обрядам и традициям, освященным временем. Вот…
Но страницы переворачиваются одна за другой, словно листы календаря, и постепенно обитатели Горменгаста обретают объем и глубину. То, что казалось комическим, оборачивается ужасом или душевной болью. Замок беспощаден к своим питомцам: нет ни единого тела, ни единой личности, не исковерканной его вечным гнетом. Кто-то сохраняет себя, приспособившись к этому давлению; кто-то ни о чем не думает и покорно служит экспонатом в кунсткамере замковой жизни. Графиня перед лицом беды выходит из животной спячки и проявляет недюжинные лидерские качества. Фуксия, разрываясь от противоречий и невысказанной любви, успевает быть и благородной, и вспыльчивой, и наивной. Кора и Кларис в своей пустоте доходят до абсолютного нуля: это не люди, это отсутствие людей — и как же легко манипулировать этими вакуумами в пурпурных платьях! За ужимками Прюнскваллора скрываются острый ум, доброта и решительность, а собачья верность Флэя подвергается суровым испытаниям. Баркентин обнаруживает колоссальную волю к жизни, хотя кажется легкой добычей…
Но первой скрипкой в этом нестройном оркестре выступает Стирпайк, юноша с невзрачной внешностью, хищными повадками и вечно вздернутыми плечами — человек, которому почти удается опровергнуть старую максиму о гениях и злодействе. Начинает он как зеркальный двойник Титуса, презревший плесневелые устои Горменгаста. Однако свобода для него — не цель, а средство. Не считаясь ни с чем и ни с кем, он все выше взбирается по иерархической лестнице, и косность замковых порядков играет ему только на руку. В системе, застывшей века назад, не может не быть слабых мест — и мощный интеллект способен что угодно обернуть к своей пользе. Разум Стирпайка работает как часы — но даже очень хорошие часы имеют свойство ломаться. И трещинка, пробежавшая однажды по его сознанию, расползается с годами в бездну, которая поглотит и его самого, и многих вокруг. Обаятельный антигерой преображается в воплощение ужаса, пришельца из ночных кошмаров.
1 Перевод Е. Доброхотовой-Майковой
В оформлении материала использованы иллюстрации Алана Ли, Марка Робертсона и Мервина Пика.
Читайте также: