Голомяное пламя дмитрия новикова краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Вообще неспроста большинство толстых журналов все чаще делают подобные (тематические, географические) номера. Это один из действенных способов обратить на себя внимание если не пресловутого массового читателя, то хотя бы части критиков. Теперь ведь для критиков нужны некие наживки: шорт-листы престижных премий, окололитературный скандал, новое имя, которое наверняка псевдоним популярного автора, — просто так книгу или тем более толстый журнал они, критики, вряд ли возьмут в руки.
У журналов механизмов для завлечения критиков мало. Разве что вот: посмотрите, дорогие, мы собрали современную литературу Русского Севера; мы выпустили молодежный номер, и в нем много ярких талантов, так расскажите о них первыми; мы перевели произведения литовских (эстонских, грузинских, армянских) писателей — очень любопытно.
Да, роман Новикова (журнальный вариант романа) вышел в благоприятной обстановке. Это ни в коей мере не принижает его художественных достоинств. Наоборот: отлично, что хоть одно из многих и многих достойных внимания, обсуждения произведений современной русской литературы получило их вскоре после появления на свет.
Прежде чем перейти к разговору о самом романе, несколько слов об авторе.
Дмитрий Новиков из поколения писателей, появившихся на российском литературном поле в первой половине нулевых. Вместе с Денисом Гуцко, Сергеем Шаргуновым, Ильей Кочергиным, Аркадием Бабченко, Андреем Рубановым, Александром Моревым, Данилом Гурьяновым, Захаром Прилепиным, Германом Садулаевым. Как раз тогда и в связи с ними пошли разговоры о новом реализме, новой искренности, новой исповедальности, наскальном письме, человеческом документе.
Особенно важно, что большинство авторов жили (и живут до сих пор) вдали от Москвы, и в нашу современную литературу они принесли художественные картины Ростова-на-Дону, Сахалина, Алтая, Чечни, Урала. Дмитрий Новиков из Петрозаводска вновь открыл нам Карелию.
В 2002–2009 годах в толстых журналах появилось десятка два рассказов Новикова, вышли два сборника. Они получили множество положительных отзывов, причем не столько от критиков, сколько от собратьев-прозаиков, в том числе Андрея Битова, Фазиля Искандера, Владимира Маканина, Андрея Волоса.
Лучше открою наугад книгу и приведу из нее кусочек:
Крепнет мнение, что толстый роман — анахронизм, что вернуться к романной форме позапрошлого века невозможно. Читатель, мол, попросту не осилит семь сотен страниц убористого текста, запутается во множестве персонажей, в нескольких линиях.
Лишь однажды они пересекаются. И то не напрямую, а через третьих лиц:
В одном, кажется, месте книги, и то вскользь, указано, что парень Колямба из главок о 1930-х годах и старик Саввин — одно лицо. Тормозят чтение тексты о Варлааме Керетском (взятые из антологии древнерусской литературы), набранные к тому же в старой орфографии. Может быть, их стоило вплести в современность, а не делать отдельными главками?
То, о чем горевали писатели-деревенщики сорок–пятьдесят лет назад, что пытались спасти, кажется, погибло окончательно. Впрочем, нет. Людей выталкивают из городов разные силы, а в основном инстинктивная тяга жить на земле, своим хозяйством. Это находит отображение и в литературе. К примеру, в произведениях Бориса Екимова, Михаила Тарковского, Андрея Антипина, Ильи Кочергина. И это отрадно. Вообще русская литература — не о городах. Вернее, город в ней — нечто инородное, страшное, противное природе. По большому счету, даже сейчас, когда по статистике две трети россиян живут в больших городах, литература относится к городу по-прежнему.
Хочется прочитать об этом у Новикова. Увидеть то же Белое море, ту же Кереть глазами не туриста, а укоренившегося обитателя.
А пока еще один отрывок из книги. По секрету признаюсь — чтоб заманить возможного читателя этой заметки в саму книгу. Найти, прочесть целиком.
«Самцы к нересту лошать начинали, ярко-красные, нарядные становились. За самочкой несколько их увивалось. И бились они, дрались молодецки, удаль свою и уважение этим выказывая. Она же выбирала одного и с ним начинала гнездо строить. Где-нибудь на перекате речном, где галька да песок на дне да вода неглубокая, чтоб солнышко прогревало, нароют они холм большой, да туда она икринки и вымечет.
Автор:
Почему я взялся за северный роман? Просто мне стало обидно, что о русском Поморье мало знаем. А ведь здесь за пять веков не было ни одного уголовного преступления. Люди боролись с природой, выживали и жили. А потом эта цивилизация куда-то исчезла. Мне стало интересно, куда она делась, почему, что её сломало. Я задумался над этим. В итоге родился роман. Мне очень приятно, что друзья из Петрозаводска и Вологодска меня поддержали, и новая северная проза оказалась не искусственно придуманным феноменом, а действительно духовным движением.
Первый роман замечательного рассказчика Дмитрия Новикова написан языком рассказа и рассчитан на медленное чтение. Это и есть, в общем-то, пакет рассказов, подвергшийся сварке, а затем многократной перековке — как дамаск. Довольно плотный, узорчатый текст, вряд ли поддающийся экранизации. Богатый язык не только задает идеальный темп чтения для выбранной автором темы (чего можно было бы просто добиться за счет искусственного усложнения языка), но и делает этот темп приятным. По мне — это как езда на резвой, но очень послушной лошади, когда она идет шагом, легко сдерживаемая поводьями, но горячится и переступает чуть чаще, чем требуется. Приятно же!
В рамках романа это весьма широкая проблематика, уместившая и поиск своих корней в Беломорской Карелии, и восстановление семейной истории, засвидетельствовавшей драму Ухтинского восстания, скорбь и травму Великой Отечественной, причуды нового столетия, Новиков интересно играет с сюжетом и композицией, превращает канон романного жанра в податливый материал, с которым можно живо и увлеченно играть: почти лоскутный хронотоп, скачки во времени (1913 – 2003, 1935 – XVI век и обратно), постоянное изменение места действия (Пряжа, Петрозаводск, Кереть и др.)
О своем новом романе "Голомяное пламя", работа над которым велась семь лет, рассказывает известный карельский прозаик Дмитрий Новиков в телепередаче "Прачечная" от 17 сентября 2016.
Спрашивайте в библиотеках!
Искры бликов
Искры из глаз
Герой, который жаждет любви, как всё живое воды, в очередной раз нарывается на остро отточенный женский нож непонимания и холодного расчета.
Прочитала как-то в умной книжке, что человек человеку может быть едой (без кого не обойтись), лекарством (кто решает проблемы) или болезнью (с кем не хочется пересекаться вообще). Какие-то восточные мудрецы сподобились сформулировать. Ясно, что не люди фейсбука. Им некогда рассуждать, кто перед ними — еда, яд или вообще отходы пищевой промышленности. А тем паче усердно их классифицировать, как шведы мусор. Им поститься надо. На фоне пирамид. Эйфелевой башни. Красных дорожек. Синих холмов. Раки с преподобным Серафимом Саровским. Круто же, когда сам святой Серафим — всего лишь твой фон. И это упоение собственной крутостью снедает мало-мальские способности к любви, как моль шубу. Ведь табунами народ слоняется, орет в пустоту и рвется на части не хуже новиковского персонажа, сжигающего себя сердечным пламенем. А всё невдомек: хочешь, чтоб тебя разглядели, дай себе труд всмотреться самому, и не в планшете, хочешь взять — отдай, хочешь тепла — согревай, хочешь, чтобы любили, — жертвуй. Ну последнее — это уже из категории святости, которая тоже присутствует в романе Д. Новикова в образе прп. Варлаама Керетского и представлениях писателя о нем.
Искры в небе
Дым догоревшего костра
Дочитав роман до точки, подумала: как можно охарактеризовать моё к нему отношение в нескольких предложениях? И вот до чего додумалась. В то время как все вокруг одержимы жаждой — славы, наживы, удовольствий, власти, — Дмитрий Новиков упорно ищет живоносный источник, откуда можно будет черпать, пить и больше не алкать: идет, спотыкается, падает, встает, опять падает, встает, устремляется дальше. Источник этот его тоже ждет. В общем, будем молиться, чтобы они наконец-таки нашлись! Ведь какая книга может получиться!
Дмитрий Новиков. Фото: "Республика" / Леонид Николаев
«В то время я с очень многими интересными людьми познакомился, со стариками, которые на Белом море живут всю жизнь, — рассказывает писатель. — Стереотипы о северянах в чем-то верны: природа суровая воспитывает определенный характер.
Суровый характер, впрочем, сочетается в поморах с прекрасными душевными качествами: гостеприимством, добротой, любовью к родному краю, силой духа. А какие песни поют!
Впечатления от этих знакомств Дмитрий Новиков использовал в романе. Но реальных персонажей с конкретными прототипами там нет, предупреждает автор, все совпадения случайны.
В романе необычная хронология: из 1975 года мы попадаем в 1913-й, потом в 2005-й, потом в середину XVI века. Все-таки это не историческая книга: цели у автора были другие.
«Хотелось создать роман о северном русском духе. Это то, о чем порой говорят политики: а что главное в России, в чем ее душа? Мне тоже хотелось это понять и подумалось, что на Севере это всё лежит более близко и открыто.
Я обращался к настоящему и к прошлому — недавнему и далекому, пытался разных людей испытывать в разных ситуациях. И не находил разницы между нами, живущими здесь и сейчас, и нашими предками: ни в том, как мы справляемся с тяжелыми ситуациями, ни в любовании природой, ни в каких-то других вещах.
Название, поэтичное и красивое, всё же несло в себе определенные риски, как и другие диалектизмы, и нелинейная хронология. Новиков опасался, что всё это просто не поймут. И на заглавие действительно сразу ополчились критики.
«Сейчас я могу признаться, что это такая провокация с моей стороны была, — объясняет Дмитрий Новиков. — Я это наименование сам придумал: как-то взял в руки несколько книг наших авторов и подумал, что они же в одном направлении написаны.
Карельские писатели в понятие северной прозы вполне вписываются. Хотя публиковаться им непросто: власти почти не выделяют денег на книгоиздание, публиковать что-то за свой счет издательства не будут, а публикация за счет автора — дело нехорошее, считает Дмитрий Новиков. Но и в таких условиях таланты пробиваются.
«Где-то в начале 2000-х годов появилась такая хорошая тенденция: москвичи ощутили, что стало им не хватать собственного величия, и решили где-то еще поискать. Тогда появился форум молодых писателей в Липках, тогда выезжали в регионы, искали талантливых авторов. И сегодня можно смело сказать, что российская литература не столичная, она всей стране принадлежит.
«Я боялся, как оно в итоге будет, думал, а как получится перевести старорусскую лексику. Но переводчики вышли из положения: использовали староанглийский, чудесный язык Шекспира — прекрасно это всё звучит. Сложнее оказалось подобрать поморские термины: баклыши, куйпоги и т. д. Но Англия — морская страна, и в итоге получилось подобрать аналоги.
Есть, конечно, в переводе ошибки определенные. В Костромском университете уже написали хорошую работу об ошибках перевода романа и как можно было их избежать. На самом деле, это приятно: это и есть жизнь, это и есть работа, которая вокруг текста существует.
Помимо иностранных языков роман перевели на язык театра: постановку готовят артисты Национального театра Карелии. Предпремьера назначена на май, а широкую премьеру хотят дать в сентябре, ближе к юбилею республики.
Мы первый прогон спектакля уже смотрели, и молодые актеры как-то заразились этой историей, такую энергию выдали со сцены — меня лично трясло. А это когда бывает? Когда люди чувствуют, что это про них. Это здорово.
«Любил ездить на юг, отдыхать за границей, гулять по Парижу, — рассказывает про это время Дмитрий. — А потом я стал строить дом в деревне, и тут мои чувства всколыхнулись почвеннические.
40 лет мне исполнилось, и я подумал: вот как я, здоровый мужик вроде бы, а дом не построил. И стал искать место. Занесло меня в Крошнозеро — примерно в тех местах мои предки жили. Было тяжело, но сейчас многое уже сделано. Радостное чувство, когда понимаешь, что уже не бревна надо ворочать, а досочку покрасить — полегче стало немножко.
Теперь деревенский дом — любимое место семейного отдыха: Новиков приезжает туда с женой, двумя дочерьми, собакой породы сиба-ину. В свободное время рыбачит, хотя уже реже: всех, кого хотел, поймал. Теперь разве что на океан ехать — за большой рыбой.
Дочери писателя уже взрослые: одна окончила медицинский институт, вторая недавно поступила на филфак. И обе в какой-то степени продолжили путь отца: Новиков-писатель когда-то учился на врача.
Читайте также: