Герман гессе сиддхартха краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Если смотреть шире, то замысел Гессе поражает нескромностью и скромностью одновременно, ибо по сути замысел превышает компетенцию человека. Состояние просветления – за пределами человеческого понимания и объяснения и, соответственно, изображения. Сознание Будды – высшая ступень духовного развития в восточной культуре. (Для европейской культуры в равной степени было бы заведомым превышением полномочий писать роман о Христе – но именно как о Божьем сыне, а не как о человеке.) С другой стороны (как раз в отличие от ситуации Христа), сознание Будды, согласно его учению, доступно человеку и, более того, живет во всяком человеке, и его пробуждение является естественной целью для всякого человека. Поэтому нельзя сказать, что замысел Гессе превышает человеческие силы, и формально противоречие, хотя и не преодолевается, но вроде бы перестает быть непреодолимым. Тем не менее здесь сохраняется апория, обусловленная разрывом между восточной и западной культурами, а именно, в отношении к слову.

Итак, схема пути Сиддхартхи такова:

– Брахман: изучение священных текстов и ритуальных практик.

– Самана: аскетические практики.

– Встреча с Буддой: отказ вступить в буддийскую общину и предпочтение самостоятельного пути.

– Ученичество у реки и Васудевы и обретение просветления (момент этого этапа – появление сына и стремление заслужить его любовь: разрыв последней привязанности).

– Своеобразный эпилог – встреча с Говиндой: засвидетельствование итога пути Сиддхартхи и раскрытие его сути.

Внешне задача расхождения-схождения с Буддой выполнена. Внутреннюю оправданность этой схемы можно оценить, проследив ее смысловую динамику, которая проявляется в переходах, узловых моментах принятия решений, соответственно, характере и степени оправданности их мотивов.

Переход первый – от брахмана к самане:

Переход второй – от саманы к встрече Будде. Здесь мотивация проста и убедительна, повторяет мотив первого перехода, и на ней нет нужды останавливаться:

Любопытно, однако, что, заявив намерение отыскать первоисточник в собственном Я, Сиддхартха под руководством саман занимается как раз противоположным, его умерщвлением:

Переход третий – отказ от пути ученика Будды. Сиддхартха сам объясняет причину в беседе с Буддой:

(Еще одно соображение – литературное. Если бы Сиддхартха на этом переходном этапе своего пути вдруг принял решение пойти в ученики к Будде, это бы означало конец приключения, конец его как литературного героя и конец сюжета. По вышеприведенной причине. Ибо дальше начинается чистая духовная практика, доминирует метод и умирает Я. Тогда как литературный герой – это свобода и свободный поиск.)

Содержание

Сиддхартха брахман

Книга повествует о молодом брахмане по имени Сиддхартха и его друге Говинде. Всеми уважаемый и удивительный Сиддхартха посвящает свою жизнь поиску Атмана, Единого, который есть в каждом человеке.

Сиддхартха саман

Поиск делает его из брахмана саманом, аскетом и нищим. Говинда следует за ним на этом пути. Тем не менее, Сиддхартха чувствует по прошествии некоторого времени, что жизнь самана не приведет его к цели. Вместе с Говиндой он совершает паломничество к Гаутаме Будде. Однако, он не принимает его учение. Сиддхартха узнает, правда, что Гаутама достиг святости и правильность его учения не ставит под сомнение, однако, он верит, что оно является действенным только для Гаутамы. Нельзя стать Буддой при помощи учения, эта цель должна быть достигнута посредством собственного опыта. С этим осознанием он отправляется снова в поездку и начинает новый период жизни, в то время как друг Говинда присоединяется к Гаутаме.

Сиддхартха, паромщик

В поиске нового пути Сиддхартха чувствует своё влечение к реке и встречает снова паромщика Васудеву, которого он просит взять себя к нему помощником. Тот учит его внимательно слушать шум реки и учиться у него.

Сиддхартха, отец

Сиддхартха — Святой

В последнем эпизоде Герман Гессе показывает ещё раз встречу друзей юности Сиддхартхи и Говинды: закончившего свой путь и все ещё ищущего. Эта противоположность лежит в основе всей книгой насквозь и снова появляется другим граням, преодолевая себя в конце. Гессе изображает, как Сиддхартха передаёт своему другу в этот момент своё познание истиной природы вещей.

Сиддхартха-Будда

Гессе показывает помимо просветленной сущности будды и его обыкновенную человеческую природу.

Индийский мир веры

Если меня спросят о самой затронувшей душу книге, я сразу вспомню о ней. Книга рассказывает историю жизни сына брахмана по имени Сиддхартха от детства до глубокой старости. Читается на одном дыхании.

Если меня спросят о самой затронувшей душу книге, я сразу вспомню о ней.

Книга рассказывает историю жизни сына брахмана по имени Сиддхартха от детства до глубокой старости. Читается на одном дыхании и проникает в самое сердце.
Такое ощущение, что я испытала все его чувства и пережила опыт Сиддхартхи сама.
Может дело в том, что мне близка ведическая культура и я чувствую с ней необъяснимую связь. А может это талант Германа Гессе передавать эмоции. Или я увидела саму себя в главном герое, человеке, который с детства жаждал знаний, который несколько раз оставлял всё и пускался на поиски истины…
И я с уверенностью могу сказать, что перечитаю эту книгу еще ни раз.

Смотри, Камала: если ты бросаешь камень в воду, то он быстро, кратчайшим путем, идет ко дну. Так же точно поступает Сиддхартха, когда он ставит себе какую-нибудь цель. Сиддхартха ничего не делает, он только ждет, мыслит, постится, но он проходит через существующее в мире, как камень через воду, ничего не делая для этого, не шевельнув пальцем. Он отдает себя влекущей его силе, он дает себе упасть. Его цель сама по себе уже влечет его, ибо он не допускает в свою душу ничего, что противодействовало бы этой цели. Вот чему Сиддхартха научился у саман!
Глупцы называют это чарами и воображают, что эти чары приобретаются с помощью демонов. Но демоны тут ни при чем, да никаких демонов и нет. Всякий может колдовать, всякий может достигать своих целей, если он умеет мыслить, ждать и поститься.

Если кто-нибудь очень усердно ищет, – сказал Сиддхартха, – то глаз его становится нечувствителен ко всему, помимо того, что он разыскивает, и тогда он ничего не замечает, ничего не воспринимает, потому что его мысль всегда занята искомым, потому что у него есть цель, и он одержим этой целью.
Искать – значит иметь цель. Находить же – значит быть свободным,
оставаться открытым для всяких восприятий, не иметь цели.

На собственном теле и на собственной душе я убедился в том, что мне нужен был грех, что и сладострастие, и стремление к земным благам, и тщеславие – мне нужны были в такой же степени, как и мое постыдное отчаяние, дабы наконец отказаться от противодействия миру, дабы научиться любить его таким, как он есть, не сравнивая его с каким-то желательным, созданным моим воображением миром, с придуманным мною видом совершенства. Вот, о Говинда, некоторые из моих мыслей, до которых я додумался.

А вот наконец и мое учение, над которым ты, наверное, будешь смеяться: Любовь, о Говинда, по-моему важнее всего на свете. Познать мир, объяснить его, презирать его – все это я предоставляю великим мыслителям.
Для меня же важно только одно – научиться любить мир, не презирать его, не ненавидеть его и себя, а смотреть на него, на себя и на все существа с любовью, с восторгом и уважением.

Герман Гессе - Сиддхартха краткое содержание

Жемчужина прозы, небывалая по глубине проникновения в восточную философию…

Сиддхартха - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Ромену Роллану, высокочтимому другу, посвящается

В тени домов, на солнечном берегу реки у лодок, в тени ракит, в тени фиговых деревьев, рядом со своим другом, сыном брахмана Говиндой, рос Сиддхартха, прекрасный юный сокол, сын брахмана. Он ходил к реке, он купался, он совершал священные омовения и жертвоприношения, а солнце смуглило загаром его бледную кожу. Тени скользили в его черных глазах, когда он играл в манговых зарослях с другими детьми, когда тихонько пела его мать, когда совершались священные жертвоприношения, когда его отец, ученый, занимался с ним, когда говорили мудрецы. Давно уже Сиддхартха принимал участие в беседах мудрецов, упражнялся вместе с Говиндой в словесной борьбе, в искусстве созерцания, в труде сосредоточения. Он умел уже произносить беззвучно Ом — Слово всех слов, беззвучно произнося, вдыхать его со вдохом и, беззвучно произнося, выдыхать с выдохом; душа его сосредоточивалась, и лоб озарялся ясным светом мысли, постигающей дух. Он умел уже глубиной своего существа постигать атман — неразрушимое “я”, единое со Вселенной.

Радость наполняла сердце отца — радость за сына, быстрого в учении, жадного к знанию; ростки мудрости видел он в нем — рос великий жрец, рос будущий глава брахманов.

Гордость наполняла сердце матери, когда она смотрела на него; когда она смотрела, как он идет, как он встает, как садится; ее Сиддхартха, сильный, красивый, как он идет, переступая сильными ногами, с каким благородным достоинством он приветствует ее. Любовь касалась сердец юных дочерей брахманов, когда шел по улицам города Сиддхартха, взгляды их ласкали его светлый лоб, его гордые глаза, его узкие бедра.

И все же больше их всех любил его Говинда — его друг, сын брахмана. Он любил глаза Сиддхартхи и милый его голос, он любил его походку и благородное достоинство его движений, он любил все, что Сиддхартха делал и говорил, но более всего он любил его дух, его пламенные, высокие мысли, его страстную волю, его высокое призвание. Говинда знал: его друг не будет обычным брахманом — ни ленивым служителем жертвоприношений, ни жадным торговцем, заклинающим удачу, ни суетным пустым говоруном, ни злобным двоедушным жрецом, и не будет он доброй глупой овечкой в стаде многих, не будет. И он, Говинда, тоже не хотел становиться таким, не хотел быть брахманом, каких и без него десять тысяч. Он хотел следовать за Сиддхартхой, возлюбленным, царственным. И если Сиддхартхе суждено когда-нибудь стать богом, суждено взойти к лучезарным, то Говинда последует за ним — как его друг, как его спутник, его слуга, его копьеносец и его тень.

И все любили Сиддхартху. Всем он веселил душу, всем он был в радость. Но не было радости и не было веселья в душе Сиддхартхи. Он гулял по розоватым дорожкам усаженных смоковницами садов, окунувшись в синеватую тень листвы, он предавался созерцанию, он омывал каждодневно ступни и ладони в очистительных струях, он совершал в глубокой тени мангового леса жертвоприношения, благородным достоинством были отмечены его движения, всеобщая любовь и радость окружали его, но не было радости в его сердце. Видения, беспокойные мысли текли к нему с речной водой, мерцали в свете звезд, струились в солнечных лучах; видения приходили к нему и тревожили душу, они таились в учениях старых брахманов, они поднимались из дымящейся крови жертвенных животных, ими дышали стихи “Ригведы”.

Ростки неудовлетворенности начинали пробиваться в душе Сиддхартхи. Он начинал понимать, что любовь отца, и любовь матери, и любовь Говинды, его друга, не всегда будет составлять его счастье, не всегда будет успокаивать его, и насыщать, и удовлетворять. Он начинал догадываться, что его досточтимый отец и другие мудрые брахманы, его учителя, уже передали ему большую и лучшую часть своей мудрости, что богатство, наполнявшее их умы, было уже излито в сосуд его жаждущей души, — и сосуд не был полон, не был удовлетворен ум, не нашла мира душа, не нашло покоя сердце. Омовения хороши, но ведь это только вода, она не смывает грехов, она не утоляет жажды духа, не заглушает тревоги сердца. Прекрасны жертвы и обращения к богам, но разве этого достаточно? Разве жертвоприношения дают счастье? А боги? Да точно ли Праджапати создал этот мир? А что же атман — единственный, единосущии? И разве не были боги существами, сотворенными, как я и ты, подвластными времени, преходящими? Так хорошо ли это, правильно ли, воистину ли это исполнено смысла и высочайшее деяние — жертвовать богам? Но кому же другому приносить жертвы, кого же чтить, как не его, единственного, — не атман? И где же найти атман, где он живет, где бьется его вечное сердце — где еще, если не в собственном “я”, в том сокровенном и неразрушимом, что каждый несет в себе? Но где, где это “я”, это сокровенное, последнее? Это не кровь и не плоть, не мысль и не сознание — так учили мудрейшие. Но что же тогда? И где? Проникнуть туда, к “я”, к себе, в атман, — разве есть еще какой-то путь, который стоило бы искать? И никто не знал этот путь, никто не мог указать его: ни отец, ни учителя, ни мудрецы, ни священные жертвенные гимны. Всё они знали, брахманы с их священными книгами, всё знали они, обо всем задумывались и более всего — о сотворении мира, о возникновении речи, о еде, о вдохах и выдохах, о правилах рассуждении, о деяниях богов; бесконечно много знали они, но стоило ли знать все это, если не знаешь одного-единственного, важнейшего, единственно важного?

Конечно, многие строки священных книг — хотя бы в Упанишадах “Самаведы” — говорили об этом сокровенном и последнем, величественные строки. “Твоя душа — весь мир” — было написано там, и было еще написано, что во сне, в глубоком сне, погружается человек в свое сокровенное, в атман. Удивительная мудрость была в этих строках, все знание мудрейших было собрано здесь в магических словах, чистое, как собранный в сотах мед. Нет, не следовало пренебрегать этими сокровищами познания, которые собрали и сохранили бесчисленные поколения мудрых брахманов. Но где же те брахманы, те жрецы, те мудрецы или аскеты, которые смогли не только заглянуть в эти глубины знания, но и — сойти в них? Где тот искусный, которому удалось снять заклятие и вызвать таинственный атман из сна в явь, в жизнь, в шаг и жест, в деяние и слово? Многих досточтимых брахманов знал Сиддхартха, брахманом был его отец — ученый, чистый помыслами, достойнейший среди достойных. Удивителен был его отец, спокойны и благородны были его движения, чиста его жизнь, мудро его слово, высокие, святые мысли скрывал его лоб; но и он, столь много знавший, жил ли он в блаженстве, в мире с самим собой? Разве не был и он всего лишь ищущим, жаждущим? Разве не должен был он, жаждущий, вновь и вновь припадать к священным источникам: к жертве, к книге, к беседе брахманов? Почему он, безгрешный, каждый день должен был смывать грехи, каждый день заботиться об очищении, каждый день — заново? Разве не был атман в нем самом, разве не лилась чистая струя святого источника в его собственном сердце? Его нужно было искать, святой источник в собственном “я”, его нужно было найти! Все остальное было лишь суетой, лишь блужданием и заблуждением.

Читайте также: