Галин восточная трибуна краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше

В комедии А. Галина встречаются бывшие одноклассники лет через пятнадцать после окончания школы. Точнее, один одноклассник и пять одноклассниц. Встречаются на заброшенном стадионе одного областного города, куда по дороге из Москвы в Крым заехал Вадим Коняев на машине брата жены.

На трибуну разрушенного стадиона приходит девушка, которая любила Вадима, — Вера Семенихина. Приходит красивая Мадлен, которой Вадим когда-то делал, предложение. Она отказала, потому что знала: он любит другую, Милу Кленышеву. Позже всех появляется Мила, теперь — Людмила Ивановна, председатель райисполкома, судя по характеру ее забот.

Место действия в пьесе Александра Галина — восточная трибуна старого стадиона. Время — летнее воскресенье, от полудня до заката солнца. Здесь; Вадим прощался с друзьями перед отъездом в консерваторию. Это место действия обладает особыми свойствами — оно динамично, не замкнуто, связано и с Москвой, откуда Вадим приехал, и с дорогой на юг, которая у него впереди, с улицами и домами этого города. За трибунами стадиона идет жизнь, частицы которой приносят сюда женщины, пришедшие на свиданье со своей юностью. Вера Семенихина живет по-прежнему в том же доме, в той же комнате. А дом, в котором жил Вадим, снесли, и его единственная родственница, тетя Валя, переехала в новый район, ее дом — против проходной завода, где теперь работает Шура Подрезова. Локальное место действия как бы расширяется, продолжается и за пределами видимого зрителю, реально данного читателю пространства.

Тип конфликта, принцип построения сюжета и характера, своеобразие общения в пьесе Галина во многом восходят к чеховской традиции, к чеховской концепции драматизма.

Есть и движение внутреннее, самораскрытие героев, самоанализ, минуты доверия, мгновения горьких признаний и прозрений. В диалогах героев раскрывается вся их жизнь, все заботы и раздумья: сколько получают, где работают, здоровы ли дети, кто — жены, кто — мужья, в чем раскаиваются, к чему стремятся.

Цели и желания Коняева и Потехина разнонаправлены, их отношение к городу, предстоящей встрече ни в чем не похожи. Олег настойчиво обращается к Вадиму с советами, наставлениями. Ему о многом хочется спросить Коняева, но, пожалуй, чаще он стремится побудить его к деятельности и деловитости.

Коняев. Размеры. деньги. Сказал, встретимся — поговорим.

Так и движется пьеса, переплетая внешнее действие — примерки, покупки — и действие внутреннее, построенное на взаимном узнавании. Между этими двумя сюжетными рядами — сложная связь, взаимодействие. Те конкретные детали быта, семейных обстоятельств, которые выясняются по ходу распродажи, помогают глубже и точнее проникнуть в мотивы настроений, в сложность и своеобразие каждой человеческой судьбы.

Точнее, ситуация примерок, обсуждение цен играют заметную роль лишь в 1 акте, в конце которого Мадлен уносит сумки с вещами к спекулянтке. В 1 действии появляются четыре одноклассницы Вадима, и только в начале II приходит та, пятая, которую Вадим любил. Во втором акте выяснение того, как прожили, какими стали, в чем и почему реальность не совпала с юношескими мечтами, становится первым планом действия. Пьеса движется вглубь характеров и взаимоотношений: если первый разговор Вадима с Шурой Подрезовой ведется вокруг общих и внешних контуров судьбы каждого, то встречи с Мадлен или Кленышевой постепенно выливаются во взаимные исповеди.

Шура и удивлена, что Вадим привез какие-то вещи на продажу, и взволнована, но быстро принимает предложенные Олегом условия игры. Самохваловой и Семенихиной она показывает с трудом натянутое французское платье, с Мадлен советуется о цене. И в этом своем увлечении, суетливости, беспокойстве Шура кажется смешной.

Самохвалова. . Чумная, что ли? Загорать здесь решила. (Смотрит в сторону трибуны) Что она делает?

Но эта прозаическая и нелепая ситуация подготавливает момент, когда обнаружится ее беда, скрытая драма бодрой и жизнерадостной Шуры Подрезовой: у нее муж в ЛТП, в лечебно-трудовом профилактории.

Подрезова. Вадик. Что, я два месяца должна работать на одно платье?

Потехин. Выход простой, Шура. Это платье будет носить другая женщина, у которой спутник не так далеко, как у вас.

У нее есть чувство собственного достоинства, чувство своей социальной полноценности: она наладчица на большом текстильном комбинате, хорошо зарабатывает, растит дочь. И если Шура начинала разговор с Вадимом снизу вверх, то это вовсе не от приниженности, а от уважения к его способностям, к его делу, к музыке.

Наташа Самохвалова и Вера Семенихина идут по заросшему полю стадиона, держась за руки (С первого класса дружат, — замечает Подрезова). Но с первых реплик видно, что это дружба-вражда, дружба людей, по-разному воспринимающих каждое событие.

Самохвалова. Парень, выглядишь ты потрясающе.

Семенихина. Постарел, парень. постарел. Есть и волос седой.

«Кому я интересна без денег, со слепой матерью.

И то, и другое — правда, у Веры наиболее тяжелые жизненные обстоятельства, но она сохраняет своеобразный душевный романтизм.

Семенихина. Что слышно в Москве?

Коняев. Что тебя интересует, Верочка?

Семенихина. О чем сейчас говорят? Какие новые идеи появились?

Конечно, свою потребность в духовной пище Вера выражает с провинциальной наивной прямолинейностью. Сама форма может вызвать улыбку, даже иронию, как и интерес Наташи Самохваловой к подробностям жизни Карела Гота. Но нельзя не уважать эту потребность подняться над обыденностью, стремление жить не только сегодняшними практическими интересами.

Олегу искренне кажется, что они действуют вместе и по одному методу, только функции у них разные.

Возвращается Шура Подрезова, и Вадим просит подойти всех остальных, прерывая мучительную для него сцену.

Вадим оказывается в еще более нелепом положении: раньше его могли счесть спекулянтом, теперь его жалеют и перед ним извиняются.

Коняев. Что с Наташей? Вера, она придет?

Семенихина. Ей стыдно перед тобой, что она ничего не купила.

Коняев. Вы меня сегодня добьете.

В финале Кленышева с яростью прерывает Веру, которая пытается напомнить Вадиму мечты и обещания юности:

Вадим уехал в Москву, потому что поступил в консерваторию. Там учится брат Веры Семенихиной, — Москва притягивает таланты, но притягивает и людей, наделенных корыстной энергией Бычка.

Вадим сидит в оркестровой яме и не хочет бороться за движение вверх по вертикали жизненного успеха. А его жена Валентина — второй внесценический персонаж пьесы и очень значимый — сейчас репетирует днем и ночью, готовится к творческому конкурсу.

И если начинал он с презрения к жалкому и пыльному провинциальному городу, то в конце — Олег берет у Мадлен адрес, собирается заехать на обратном пути.

Позиция драматурга диктует неуклонное стремление проникнуть в суть характеров и судеб, разобраться в объективных обстоятельствах и субъективных причинах, эти характеры и судьбы объясняющих.

Уважение к личности обыкновенного человека, стремление понять его внутренний мир — один из великих уроков русской классической литературы, который осваивается и обогащается литературой современной. Мы все ищем и ждем героя масштабного и яркого, вобравшего ритм и размах современности. Но важно не пропустить таких героев, как Валентина из Чулимска, как женщины Александра Галина из обычного провинциального города в центре России.

Мужество негромкое и ежедневное, достоинство честно работающего, порядочного человека, щедрость сердца, готовность к добру — те нематериальные ценности, которые могут и должны стать материальной силой в нашей жизни. Эти ценности А. Галин отстаивает и защищает, но специфически драматургическими, близкими Чехову средствами. Он исследует конкретную противоречивость характеров и сложность обстоятельств. Его писательские задачи вовсе не ограничены наблюдательностью, правдой факта или мотива.

В пьесе Александра Галина нет прямой публицистичности, итоговых нравственных формул, но есть исследование диалектики взаимосвязей человека и времени.

Развалины стадиона заросли диким бурьяном. Среди вздыбленных досок и щебня несколько чудом сохранившихся рядов восточной трибуны. Внизу свалены в кучу развороченные глыбы постаментов с остатками спортивных скульптур, только одна поставлена прямо – гимнастка, с отбитой головой. На футбольном поле, в сухом безветрии, стоят могучие лопухи. За высокой стеной с треснувшими гипсовыми чашами угадывается неторопливая жизнь провинциального города в разгар жаркого летнего дня. Два молодых человека с дорожными сумками в руках проникли на территорию заброшенного стадиона и по полю направились к восточной трибуне.

Коняев. Кто тебя просил с ним связываться?

Потехин. Во-первых, он грубил, а я этого не люблю. Стоит будка с каленой рожей и собирает милостыню. Сколько он у тебя попросил?

Коняев. Двадцать копеек.

Потехин. Ты дал?

Коняев. Дал.

Потехин. Вот видишь! У меня он уже потребовал рубль.

Коняев. Зачем ты позвал милицию?

Потехин. Как он тебя величал?

Коняев. Ну и что!

Потехин. Козлота… (Смеется.) Не козел даже, а ко-зло-та!

Коняев. Он ко всем так обращается, это Паша Хромцов.

Потехин. Он что, лауреат Нобелевской премии? Кто он такой?

Коняев. Никто… Бывший футболист. Здесь его каждый знает. Лет двадцать назад девушки ходили за ним толпами.

Располагаются на восточной трибуне.

На чем он нас прервал? (Пауза.) Да! Мы выявляли степень родства. Ты – муж моей сестры, значит, я тебе кто? Двоюродный брат?

Коняев. Ты мне шурин.

Потехин. А ты мне тоже шурин?

Коняев. Я – свояк.

Потехин. Ну это грубо… свояк! Лучше я буду называть тебя шурин. Свояк… Что-то в этом блатное. Шурин тебе больше подходит. Шу-рин. Вадим Николаевич Шурин.

Коняев. Хватит, помолчи.

Потехин. Куда это мы пришли?

Коняев. Когда-то здесь был стадион…

Молчание. Смотрят по сторонам: Потехин отчужденно, Коняев – с заметным волнением.

Потехин. Сегодня воскресенье, шурин?

Коняев. Воскресенье.

Потехин. Вчера была суббота. Как же я мог забыть!

Коняев. Что?

Потехин. Памятная дата… Отец помер вчера пять лет назад.

Жена твоя Валька двадцать копеек не отдала бы. Шурин, при нашей-то казне подавать! Отец мой говорил: никогда не помогай слабому, он от этого будет только слабее. Сильному надо помогать. Ты слушай, шурин, что я говорю… и запоминай.

Коняев. От самой Москвы, как только мы поехали, ты начал давать мне советы. Хватит. Вообще мне не нравится твой тон. Даже в шутку не надо… Здесь этого не поймут.

Потехин. Что же ты сидел всю дорогу и терпел? Надо было раньше сказать, я бы заткнулся. Что еще тебе не нравится?

Коняев. Ты все время говоришь о своих бабах. Это тоже утомляет.

Потехин. Я и о чужих говорю. Какая девочка подсела к нам в Орле! Как ты думаешь, кто из нас ей понравился?

Коняев. Ты.

Потехин. Я светился, как динамо, – она ни разу не отреагировала, просто ни один мускул не дрогнул. Нормальная женщина, в конце концов, начинает реагировать.

Коняев. Устал я от тебя…

Потехин. Ты интеллигент, шурин, вы быстро устаете… А отчего, интересно, ты устал? Дремал на сиденье, я крутил колесо – и ничего не устал… Потому что у меня пролетарская закваска. Знаешь, как маманя отца звала? Моего отца. Тебе Валентина не рассказывала?

Коняев. Шагающий экскаватор.

Потехин. Вот-вот…

Здоровый был Иван Андреевич Потехин. (Пауза.) Сгубила его мать… Тянула в Москву из Челябинска. В столице ударила ей кровь в голову, стала она на него больше наседать… В Челябинске отец что-то открывал… командовал комбинатом. В Москве получил трест и пару инфарктов. Сестренка тебе не рассказывала, как он умер?

Коняев. Нет.

Потехин. Мать его иссушила, стал он искать ласку на стороне. И полюбил девушку – не то вахтера, не то пожарницу… простую, деревенскую. Отмечали годовую премию, выехали на пленэр… Он пригубил хорошо – как чувствовал, что в последний раз, – и увлек барышню в чащу… Барышня с ясным синим взором… Я, когда подрос, отыскал ее. Рассказала подробности. Тяжелый, говорит, был… умер с открытыми глазами… Она глоточек отопьет – и деталь, отопьет – и деталь… Отец любил ее… Простой был… Экскаватор, одним словом… Маманя сразу же привела отчима. Иванушка такой, по возрасту – мой старший братец… Это сейчас он растолстел, а раньше был сухой. Вальке она квартиру отдала, а мне батькину машину – лишь бы мы отпустили ее душу… Ладно. Что я нашей семейной хроникой этот чистый эфир засоряю? Расскажи мне, шурин, почему ты со швейцаром за руку поздоровался? У вас, у музыкантов, так принято? Это смур?

Коняев. Швейцар жил в соседнем дворе. Он меня не узнал.

Потехин. Надо было его опохмелить сначала, к нему бы вернулась память. А ты подумал, у него увлажнились глаза от воспоминаний? Ему показалось, ты протянул гривенник вместо руки.

Не нравится мне здесь. На обратном пути объеду твой родной город по объездной. Жарко, пыльно… Водку продают, а прохладительные напитки – нет. Какие-то развалины в центре города.

Коняев. Тут недалеко построили новый стадион. Этот снесут, поставят высотную гостиницу.

Потехин. Высотную? Сюда ожидают толпы туристов? Встречать их будет гостеприимный Паша Хромцов? Напомни, как площадь называется, где мы машину оставили?

Коняев. Пушкинская.

Потехин. Что тут выросло, кроме лопухов?

Коняев. Хороший был стадион. Копьеметатель стоял… вон там… гимнастка справа.

Потехин. Волновала, наверно, мужиков гимнасточка?

Коняев (улыбнулся). Бедная. Ее любила вся местная шпана.

Потехин. А я-то думал: почему он назначил встречу именно здесь?

Что-то не идут твои подруги. (Пауза.) Ау! Шу-рин!

Коняев. Что?

Потехин. У тебя начинается солнечный удар?

Коняев. Вспомнил, как стадион открывали.

Потехин. Подруги где?

Коняев. Придут. По дорожкам катили грузовики. В кузовах стояли племенные быки…

Потехин. Племенные. Это хорошо.

Коняев. Играл военный оркестр. Колхозницы несли снопы… Флаги трещали от ветра… желто-голубые с золотом… вон там, над главным входом… Там стояли колонны, огромные колонны… Их уже снесли.

Потехин. Риму не снились такие колонны.

Коняев. Я тогда первый раз увидел живого негра.

Потехин. Его что, тоже в кузове везли?

Потехин. Я ослышался или у меня наркоз? Какая сборная?

Коняев. Сборная цирков мира. (Пауза.) Такая странная команда приехала, я помню. (Усмехнулся.) Веселый был тогда отрезок времени… Негр стоял в воротах, у наших центра нападения играл Паша Хромцов. Тот самый. Смертельный удар правой, на ноге повязку носил… Циркачи блистали индивидуально.

Потехин. Наши налегали на коллективизм?

Коняев. Правильно.

Потехин. Паша корректен, бьет только левой…

Коняев. Откуда ты это знаешь?

Потехин. Не трудно догадаться. Ну дальше, дальше…

Потехин. И бьет левой?

Коняев. Да! Паша ударил левой!

Потехин. Забил?

Коняев. Негр взял. Но Паша ударил левой!

Потехин. Победила дружба.

Грандиозные лопухи здесь растут. Никогда таких не видел. Вы что, их тут скрещивали с чем-нибудь? Какой-то местный Мичурин старался?

Коняев. Земля тут хорошая, чернозем.

Потехин (видя, что его спутник все больше погружается в воспоминания, достает походную электробритву). Что же это за время такое? Рассказывай, шурин, у тебя приятный баритон… Когда это было?

Коняев. В конце пятидесятых. Мне исполнилось тогда десять лет.

Потехин. Ты такой старый? Я думал, тебе тридцати нет.

Коняев молчит. Тихо жужжит бритва.

Ну где же твои подруги? Кстати, если им придется раздеваться, как они это сделают здесь?

Коняев. Зачем им раздеваться?

Потехин. Заехали бы к твоей тетке. Тихо, интимно. Утром двинули бы дальше. Она живет далеко отсюда?

Коняев. В новом районе. Нам не по дороге.

Потехин. Давай заедем. Мне надо выспаться по-человечески. Пятьсот километров все-таки… Возьмем харчишко на дорогу.

Коняев. Не надо. Так будет лучше. (Пауза.) Опоздаем в Симферополь… Она одна, с ней тоже надо побыть.

Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Описание книги "Восточная трибуна"

Описание и краткое содержание "Восточная трибуна" читать бесплатно онлайн.

Коняев. Земля тут хорошая, чернозем.

Коняев. В конце пятидесятых. Мне исполнилось тогда десять лет.

Потехин. Ты такой старый? Я думал, тебе тридцати нет.

Коняев молчит. Тихо жужжит бритва.

Ну где же твои подруги? Кстати, если им придется раздеваться, как они это сделают здесь?

Коняев. Зачем им раздеваться?

Потехин. Заехали бы к твоей тетке. Тихо, интимно. Утром двинули бы дальше. Она живет далеко отсюда?

Коняев. В новом районе. Нам не по дороге.

Коняев. Не надо. Так будет лучше. (Пауза.) Опоздаем в Симферополь… Она одна, с ней тоже надо побыть.

Потехин. Дело твое. Только не забывай, зачем мы сюда приехали. Все, не смотри больше на гимнасточку.

Коняев. Видишь ту крышу? Вправо от колокольни. Там жила девушка, в которую я был безумно влюблен. Мила Клёнышева… Клё-ны-ше-ва.

Потехин. Ей звонил из ресторана?

Коняев. Что ты улыбаешься?

Потехин. Лицо у тебя было, видела бы Валентина!

Коняев. Я разговаривал с Мадлен, подруга детства с соседней улицы.

Потехин. Давай, давай, старина! Тебе надо выговориться. Я понимаю: нахлынуло, забродило… вспомнил первый поцелуй… Наверно, сюда таскал девушек? Куда же еще! Конечно сюда… Вам было легче. Мои считают спортивные сооружения плохим тоном. Отдаться в машине – это еще куда ни шло… Давай, про Мадлен. Как ее настоящее имя?

Коняев. Мадлен.

Потехин. Прости, я забыл: девушки здесь ведь не то что в соседних областях! Я думаю, и Париж могут придержать при желании. В провинции любят давать звучные имена. На первом курсе кинули нас в район на уборку овощей, там была методист Дома культуры, женщина по имени Руина. Представь: днем картофель, ночью… Извини, шурин. Так что же тебе ответила Мадлен?

Коняев. Обещала привести остальных.

Потехин. Сколько вы не виделись?

Коняев. Я уехал отсюда… пятнадцать лет назад.

Потехин. Ты не спросил, какие у них размеры. Что ты смотришь? Подруги могли растолстеть или вырасти… Они нас найдут на этом пустыре?

Коняев. Найдут.

Потехин. Сразу приступай к делу. Кому что подойдет, пусть берут, полчаса на воспоминания – и ходу. К ночи надо добраться до приличной гостиницы. Ты предупредил, чтобы они захватили деньги?

Коняев. Размеры, деньги. Сказал – встретимся, поговорим…

Потехин. До Черного моря тысяча километров, а мы будем сидеть на жаре и разговаривать?

Коняев. А что я должен был сказать?

Потехин. Все как есть на самом деле: еду с родственником на юг, могу предложить… Что там тебе Валька наложила?

Коняев. Она обещала… ты мне поможешь…

Потехин. Причем здесь я?

Коняев. Тебе будет легче, ты их не знаешь… Мне не

Потехин. А чего неудобного? Смычки, конский волос… черт его знает… канифоль вы там друг другу продаете? Одежда для женщин – та же канифоль, они тебе спасибо скажут…

Коняев. Я этим заниматься не буду.

Потехин. Какой благородный шурин мне достался! Вот за что тебя Валентина любит. После нашей семейки ты для нее – зефир в шоколаде. Ладно, у меня нет консерваторского образования. Предупреждаю, я тоже за прилавком не стоял, так что – как получится.

Коняев (с облегчением). Значит, ты возьмешь это на себя?

Потехин. Возьму, возьму. Какова моя корысть?

Коняев. Мне все равно, разбирайтесь с Валентиной. (Достал лист бумаги.) Вот она мне здесь написала, сколько что стоит.

Потехин (взял листок, весело). Сестренка в мать, своего не упустит. Ладно, деньги – грязь, а грязь к нам не пристает. (Неожиданно.) Посмотри-ка туда?

По футбольному полю медленно идет Подрезова.

Коняев. Подожди, я не вижу…

Потехин. К нам, она нас заметила.

Коняев. Что? Не знаю… кажется, Подрезова…

Шура Подрезова подошла, остановилась у подножия трибуны.

Подрезова. Вадик! Это ведь ты там?

Коняев (спустился вниз). Шура Подрезова!

Подрезова. А я тебя еще издали узнала. Давай хоть руку пожму, раз целоваться не хочешь.

Коняев (целует ее). Здравствуй, Шурочка.

Подрезова. Я как раз стирку затеяла. Только наволочки поставила кипятить – Мадлен прибежала. Иди, говорит, Вадька Коняев на стадионе сидит. Пойду, думаю, посмотрю на него.

Совсем не изменился… Как это ты про меня вспомнил?

Коняев. Видишь, не забыл…

Подрезова (смущенно). Кто я такая, чтобы меня помнить! (Пауза.) Наслышаны про твои успехи.

Коняев. Какие успехи?

Подрезова. Не скромничай. Очень рады за тебя, Вадик. Молодец, что родину не забываешь… Ну как ты? Расскажи.

Коняев. Живу…

Подрезова. Я тетю Валю иногда встречаю. Ваш дом снесли – это ты знаешь, комнату ей дали, как раз через дорогу от моей проходной. Пока стоим за молоком, она мне все про тебя расскажет. Так что наслышаны. Молодец. Женился. Тетя Валя говорила: красавица. Красивая?

Коняев. Ничего.

Подрезова. Ладно, не прибедняйся.

Коняев. Ты… тоже… прекрасно выглядишь.

Подрезова. Брось. Так это по-быстрому себя в порядок привела. Ребенок у меня, девочка. Анжелой зовут. Угадай от кого. (Пауза.) Ну. Не угадаешь, ни за что!

Коняев. Не знаю.

Подрезова. Восемь лет замужем. Помнишь Цурика? Ну кличка его была такая… Не помнишь? Вообще-то он Шурик, как и я.

Коняев. Конечно, помню! Цурик! Жил на улице Володарского.

Подрезова. Точно. Теперь он из ЛТП не выходит. Лечебно-трудовой профилакторий. Туда алкашей направляют. С нашей улицы многие там перебывали. Толик Локтионов… Ленька Селиверстов… Брат его в Монголии служит. Они напротив партшколы жили. Женился на этой… ну как ее. Дом рядом с колонкой. Внизу инвалиды коробки делали. Из головы выскочило…

Коняев. Неважно.

Муж мой… этот вот Цурик, он вообще-то на автобазе работает… У нас здесь все одно и то же… А ты надолго приехал?

Коняев. Я… проездом… на машине.

Подрезова. Уже и машину купил?

Коняев. Родственника машина… Мы вдвоем.

Подрезова. Без жен, значит?

Коняев. Жена в Москве… у нее работа… А я с ребенком на юг… ее туда поездом привезут. Тоже девочка… Это вот брат жены. (Зовет.) Олег! Что ты там сидишь? Спускайся сюда.

Потехин. Нет, уж лучше вы поднимайтесь. Вадик, как зовут подругу?

Подрезова. Зовут меня Шура.

Потехин. Поднимайтесь, Шура, поднимайтесь. А я вам за это что-то покажу.

Подрезова. Наволочки там мои выкипят все. (Поднимается наверх.) Вообще-то положено мужчине первому подходить.

Коняев. Знакомься, Шура. Это Олег.

Подрезова. Молодой, а уже избалованный. Скромный или неуверенный специально сильно руку жмет, а этот себе цену знает: мол, пожимай сама.

Потехин. Судя по пожатию, в материальном производстве себя применяете?

Подрезова. Наладчица.

Потехин. Что налаживаем, если не секрет?

Подрезова. Есть такие прядильно-камвольные линии.

Потехин. Зарплатой не обижены?

Подрезова. Хватает.

Потехин. Понятно, понятно…

Говорите, не обижены зарплатой. Разряд, наверное, имеете высокий? Вы только не напрягайтесь…

Подрезова. В каком смысле?

Эта книга стоит меньше чем чашка кофе!
УЗНАТЬ ЦЕНУ

На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Галин восточная трибуна краткое содержание

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

Описание книги "Восточная трибуна"

Похожие книги на "Восточная трибуна"