Фуко рождение клиники краткое содержание

Обновлено: 04.07.2024

Предпринимаемое здесь исследование содержит смелый замысел быть одновременно и историческим и критическим в той мере, в которой идет речь об установлении условий возможности медицинского опыта в том виде, в котором его знает современная эпоха.

Эта книга написана не в пользу одной медицины против другой, тем более не против медицины и за отказ от нее. Речь идет об исследовании, пытающемся вычленить из дискурса исторические условия.

В том, что говорится людьми, учитывается не только то, что они могли бы думать о вещах, но и то, что с самого начала приводит их в систему, делая в последующем бесконечно открытыми новым дискурсам и задачам их трансформации

глава I Пространства и классы

глава II Политическое сознание

глава III Свободная область

глава IV Дряхление клиники

глава VI Знаки и случаи

глава VIII Вскройте несколько трупов

глава IX Невидимое видимое

глава Х Кризис лихорадок

Именно эти темы занимают центральное место в творчестве одного из крупнейших французских философов XX века Мишеля Фуко. На вопрос почему, можно попытаться ответить различными способами. Например психоаналитик, занимающийся археологией индивидуального сознания, мог бы обнаружить множество фактов личной биографии Фуко, которые достаточно убедительно позволили бы найти причину столь устойчивого, если не сказать навязчивого, интереса.

Мишель Фуко родился в 1926 году в провинциальной буржуазной семье на юге Франции. Семейные традиции как бы предполагали вполне четкую траекторию жизненного пути: сыну и внуку врача надлежало продолжить дело его предков. Но бунт начался весьма рано и может быть не последней его причиной была ненависть, которую Мишель Фуко, по его словам, испытывал к отцу. Он пытался отличаться от него во всем:

Можно найти причины такого интереса и в более поздних биографических фактах: частых депрессиях, попытке самоубий

И еще, может быть несколько слов с точки зрения переводчика. Перевод такого не самого легко понятного автора как Мишель Фуко требовал постоянного соблюдения равновесия между точностью и понятностью (без которой точность в переводе невозможна) русского варианта текста. И хотя я постоянно пытался соответствовать обоим требованиям, при невозможности соблюдения равновесия выбирал первое.

Но ведь вы только что написали предисловие.

По крайней мере оно короткое.

доктор психологических наук А.Ш.Тхостов

В этой книге идет речь о проблеме пространства, языка и смерти, проблеме взгляда.

Между текстом Помма, доводящим до логического конца старые мифы о нервной патологии, и текстом Байля, описавшим во время, к которому мы все еще принадлежим, мозговое поражение при общем параличе, различие и ничтожно и тотально. Тотально для нас, так как каждое слово Байля в его качественной точности направляет наш взгляд в мир с постоянной возможностью наблюдения, тогда как предыдущий текст говорит нам о фантазмах языком, не имеющим перцептивной поддержки. Но какой фундаментальный опыт может установить столь очевидное различие, по эту сторону от нашей уверенности, где она рождается и себя обосновывает? Кто может нам подтвердить, что врач XVIII века не видел того, что он видел, и что оказалось достаточно нескольких десятков лет, чтобы фантастические образы рассеялись и освобожденное пространство позволило узреть истинное положение вещей? A.L.J. Bayle, Nouvelle doctrine des maladies mentales (Paris, 1825), p. 23—24.

Что касается самого языка, то с какого-то момента по некой семантической и синтаксической модификации можно установить изменение его роли в рациональном дискурсе. Какова окончательная черта, проведенная наконец между описанием Investissment (фр.) вложение, загрузка. М.Фуко использует психоаналитический термин, объясняющий переход энергии либидо на объект представления, часть тела и пр. (Примеч. перев.).

Фуко не занимается проблемами происхождения медицины, так же как неинтересно для него история понятия болезнь. Это печально, поскольку древнейшие нозологические трактаты (Гиппократ, Гален, Авиценна) могли и не быть трактатами по медицине в нашем понимании и даже могли не быть трактатами о болезнях вообще. Они могли представлять собой лишь описания некоторых аномалий существования человеческого организма.

Так или иначе, но подобные трактаты, как и медицина в целом, претендуют на некое знание о человеке. Причем древнейшим объектом рассмотрения медицины является человеческое тело.
[33]

Отметим ряд важных положений:

1. Тело дано медицине лишь будучи телом больным, поскольку о здоровом теле медицине сказать вообще нечего, и лишь болезнь позволяет медицине существовать. То есть оказывается, что живое и здоровое тело для медицины не существует вообще, поскольку медицина ничего о нем не может сказать, оставаясь при этом медициной.

И уж коль скоро мы заговорили о телесности… Телесность, на мой взгляд, есть то, что дает возможность начать говорить о теле, то есть ввести тело в тот или иной дискурс. Или иначе, телесность — есть место для тела в дискурсе, то есть телесность определяет, когда о теле уместно говорить.

Если да, то тело нам дано не полностью, истина тела всегда скрыта, и для того чтобы ее открыть, тело нужно не просто препарировать, но разложить на мельчайшие составляющие, сделав тем самым тело доступным для умозаключений, но тем самым уничтожив его.

Если же медицина не интерпретация, то что же она тогда собою представляет?

Болезнь дает возможность рассматривать тело в качестве знака, причем именно в качестве знака, а не качестве одного из его [36] аспектов. Тело становится носителем симптомов-означающих, будучи местом локализации означаемого-болезни. Именно знаковая трактовка симптома и болезни, тела и аномалии дает возможность поставить вопрос об истине тела. Фуко сконцентрировал свое внимание на том, что клиническая практика распространила понятие истины на сферу телесности. Если наука интерпретации означающих подразумевает своей целью нахождение истины, являющейся постоянно уменьшающимся остатком избыточного означаемого, которое собственно-то и является условием возможности любой интерпретации, то в сфере телесности мы с неизбежностью сталкиваемся с целым рядом вопросов: есть ли избыток означаемого у тела, то есть существует ли возможность каким-либо образом интерпретировать симптом, значит ли он что-либо кроме самого себя. Фуко намекает также на призрачную цель клинической медицины: сделать значимым каждый симптом, а если точнее, то сделать значимым каждое изменение в теле, что эквивалентно рассмотрению самого видимого тела как совокупности бесконечного количества симптомов, распространенных по всей его поверхности. Всякое реальное тело, отличное от своего изображения представленного в анатомическом атласе, становится телом аномальным, скрывающим свою истину, подлежащим если не немедленному лечению, то, по крайней мере, внимательному изучению. Примеров тому можно привести множество, даже если и не говорить о попытках теории Ломброзо. Удачным примером является хиромантия, заставляющая говорить мельчайшие телесные подробности. Вопрос принципиальный для всей клинической практики: где граница между симптомом и индивидуальной особенностью тела? Что дает возможность связать образ тела и болезнь? Когда аномалия становится патологией? Для ответа на этот вопрос необходимо создание идеального языка о теле — клинического описания, поскольку неорганизованная речь тела о себе ничем не может быть остановлена. Взгляд не организованный клинически может говорить о теле бесконечно, то есть у тела всегда есть что сказать тому, кто его слушает, вся сложность в том, чтобы услышать то, что называется истиной тела.

Клиническая медицина и патологоанатомия в частности предлагают говорить о теле особым образом. Задачей речи о теле становится максимальная обратимость речи и образа. Дискурсивное описание должно максимально соответствовать визуальному образу индивидуального проявления болезни с тем, чтобы в другом индивидуальном случае болезнь была бы неминуемо узнаваемой, причем узнаваемой при помощи образа восстанавливаемого с помощью текста. Задача чрезвычайно непростая (можно даже сказать, что она в чем-то сродни задаче поэтической), если учесть, что в каждом наблюдаемом клиникой случае переплетается индивидуальное и всеобщее. Можно попытаться предположить, что клинический взгляд, порождающий клинический текст, позволяет увидеть всеобщее в каждом индивидуальном, или, скорее, изгнать индивидуальность из образа (в отличие от случая поэтического, когда элиминированным оказывается всеобщее).

высшее юридическое образование, кандидат философских наук по специальности 09.00.11.

Ключевые слова: современная философия, структурализм, Мишель Фуко, современная медицина, современные медицинские проблемы.

Keywords: modern philosophy, structuralism, Michel Foucault, modern medicine, modern medical problems.

Читая тексты философов-структуралистов мы сталкиваемся с вопросом правильного понимания этих текстов. В этом отношении структурализм представляет собой философский эксперимент, призванный найти порядок в социальных отношениях уподобив их структуре текста. Интуитивно чувствуется, что автор пытается донести до читателя глубокую мысль, но эта мысль скрыта за оригинальными терминами, методологией, стилистикой и структурой текста.

Здесь мы можем сделать несколько выводов. Болезнь с самого начала представляет собой умозрительную структуру, которую мы обнаруживаем опосредовано через наблюдение за больным телом. При этом эта структура имеет конкретную пространственную локализацию в больном теле. Подобные положения характеризует подход естественнонаучной медицины, в противоположность традиционной (схоластической) медицины.

Данное понимание симптома явно противоречит определению Симптома (греч. simptoma) как – явления, оказательство, внешний признак( какой либо болезни). (3; с. 157). В медицинском понимании симптом – это признак какой либо болезни. Различают С. субъективные (основаны на описании больного своих ощущений, напр. Боль, чувство нехватки воздуха, сердцебиение, головокружение), заставивших больного обратится за мед. помощью и С. объективные (полученные при осмотре больного, напр. Глубокое, ритмичное дыхание при отсутствии сознания – т.н. большое дыхание Кассмадуля при диабетической коме, либо электрокардиографическое признаки инфаркта миокарда).(2; с. 752)

Врач читает знаки смерти на теле больного, не для того что бы обнаружить их истинную природу. Врач призван выполнять другу функцию – он должен излечить больного. Ценность жизни становится выше ценности истинности. Именно к этому сводится множество вопросов и дискуссий медицинской практики таких как эвтаназия, аборты, конфиденциальность диагноза и т.д. Все эти вопросы находят свое решение именно в пространстве клиники, как территории особой дисциплинарной власти отбросившей рациональные ценности ради этических. Этот момент важен в понимании аксиологической и эпистемологической функции клиники.

Наш обзор имел цель выстроить концепцию Фуко в наглядном виде. Мы попытались используя концептуальный анализ увидеть сквозь мешанину текста М. Фуко всю соль его оригинальных идей. Конечно это вопрос интерпретации текста, и сохранились многие темные места в самом тексте. Но мы лишь попытались наметить общий путь нахождения истинности в противоречивых и непоследовательных текстах противоречивого и непоследовательного философа.

[moisture] запись закреплена

Мише́ль Поль Фуко́ (фр. Michel Foucault, 15 октября 1926, Пуатье — 25 июня 1984, Париж) — французский философ, теоретик культуры и историк. Создал первую во Франции кафедру психоанализа, был преподавателем психологии в Высшей нормальной школе и в университете города Лилль, заведовал кафедрой истории систем мышления в Коллеж де Франс. Работал в культурных представительствах Франции в Польше, ФРГ и Швеции. Является одним из наиболее известных представителей антипсихиатрии[1]. Книги Фуко о социальных науках, медицине, тюрьмах, проблеме безумия и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мыслителей XX века.

Язык медицинских трактатов в XVIII и в XIX веке различен. Медицинское мышление XVIII столетия было классификаторским и следовало за общей приверженностью естественных наук к Проекту Универсальной Таблицы, а методом медицинского теоретизирования была нозография. Центральным объектом являлась болезнь. Ей следовало дать имя и расположить в общей таблице, рядом с другими болезнями. Иными словами, классифицировать.

Клиника становится областью научного знания, формирующегося на основе метода непосредственного наблюдения за болезнью. Объектом изучения оказывается больной, то есть тело, в котором присутствует болезнь. Благодаря проведению вскрытий развивается патологическая анатомия. Тело рассматривается как состоящее не только из органов, но ещё и из тканей, в которых могут проявляться отклонения. Болезнь становится патологией.

Меняется и отношение к смерти. Смерть — это уже не разложение живого организма, но анализ, позволяющий узнавать о жизни. Отношение к последней тоже трансформировалось. Жизнь не является формой организма, в противоположность прежнему мнению, но организм оказывается видимой формой жизни.

Читайте также: