Фолкнер когда я умирала краткое содержание
Обновлено: 02.07.2024
Роман состоит из 59 глав, в которых напрочь отсутствует хотя бы одна авторская реплика. Повествование представляет собой сбор внутренних и внешних монологов, представленных как бы независимо друг от друга, но связанных единой сюжетной линией. Каждая отдельная глава знакомит читателя с мыслями конкретного персонажа,который описан автором в духе потока сознания. Из него мы узнаем то, о чем не слышат другие, находящиеся в непосредственной близости, персонажи. Недомолвки, воспоминания, актуальные для дня сегодняшнего личные ценности и выводы создают ощущение неумолимо надвигающейся трагедии.
Фолкнер обращается к истории, казалось бы, малоинтересных людей. Речь идет о семье крестьян, вся жизнь которых проходит вдали от городской суеты, новостей и минимального образования. Эти люди, диалект которых мастерски создает Фолкнер, проводят будни в простом созерцании мира, мужчины стругают доски и возятся с лошадьми и скотом, женщины ухаживают за домом.
Помню, в молодости я думал, что смерть — явление телесное; теперь я знаю, что она всего лишь функция сознания — сознания тех, кто переживает утрату. Нигилисты говорят, что она — конец; ретивые протестанты — что начало; на самом деле она не больше, чем выезд одного жильца или семьи из города или дома.
Адди Бандрен завещала похоронить ее в городе. На дворе стоит изматывающая жара июля, единственный путь в город – мост — затоплен. Череда событий трагедийного абсурда начинается тогда, когда Анс Бандрен решает ехать в город со всем семейством, чтобы исполнить последнюю волю жены. Никто ни с кем особо не разговаривает, но мы всегда в курсе внутренних монологов всех членов семьи. И тут узнается самое отвратительное и болезненное, вызывающее в сердце протест и жалость. Вовсе не завещание Адди несет семью через опасную реку. Просто кто-то думает об аптеке, враче и возможном аборте, кто-то — о новых зубах, кто-то — о мертвой рыбе, а кто-то и вовсе ни о чем. Но и эта вязкая реальность действия не конечна.
Так ли проста была Адди и в чем состоялся ее внутренний и единственно возможный протест против жизни жертвы, осознавшей свое будущее через боль в совсем юном возрасте, – ответы на эти вопросы придут на последних страницах, тогда когда чтение одновременно будет казаться невозможным и восхитительным.
В чужой комнате ты должен опорожнить себя для сна. А до того, как опорожнил, то, что есть в тебе, — ты. А когда опорожнил себя для сна, тебя нет. И когда ты наполнился сном, тебя никогда не было. Я не знаю, что я такое. Не знаю, есть я или нет. Джул знает, что он есть, потому что не знает, что не знает, есть он или нет. Он не может опорожнить себя для сна, потому что он не то, что он есть, и он то, что он не есть. За неосвещенной стеной я слышу, как дождь лепит повозку — нашу; на нее нагружен лес, уже не тех людей, кто свалил его и распилил, еще не тех, кто его купил, но и не наш, — хотя лежит на нашей повозке, — потому что только дождь и ветер лепят его только для Джула и меня, раз только мы не спим. А раз сон — это не быть, а дождь и ветер это — было, значит, его нет. А повозка есть, потому что, когда повозка станет было, Адди Бандрен не станет. И Джул есть, значит, Адди Бандрен должна быть. А тогда и я должен быть, иначе не смог бы опорожнить себя для сна в чужой комнате. Значит, если я еще не опорожнен, я есть.
Обобщая, можно даже сказать, что Бандрены — сумасшедшая семейка. Каждым из членов семьи движет личностно-эгоистичный мотив. На фоне страшного события — смерти матери Адди — порой поражают мысли и действия всех основных персонажей. Процесс перевозки тела в другой город и похорон занимает около десяти дней, в течение этого времени раскрывается вся подноготная каждого из родственников. Создается впечатление, что похороны матери — этого всего лишь прикрытие для каждого из детей и отца. Каждый преследует свои цели, именно это крайне сильно тяготит при чтении.
Кеш — опытный и умелый плотник, к тому же старший сын в семье, преданный своему делу и работе, тем не менее, настоящим фарсом выглядит его труд по строительству гроба под окном больной, но еще живой матери. Трудно объяснить такое действие одной лишь преданностью работе или желанием доказать сыновью любовь. Еще труднее подбодрить родного человека, напрямую указывая на его скорую кончину. Дьюи Дэлл — единственная дочь четы Бандренов — пользуется поездкой для решения собственной проблемы: беременности. В попытках скрыть этот факт она всячески пытается найти незаконное лекарство в аптеках города, куда привезли хоронить тело матери. В конце концов, отец семейства — Анс Бандрен — также ведом мелочной целью: вставить зубы. Абсурдность ситуации к тому же подчеркивается редкими сожалениями о потере родного человека.
В определенный момент создается впечатление, что для Адди Бандрен было самым лучшим вариантом поскорее распрощаться с этой семьей и домом, в котором нет места для любви, взаимному уважению и согласию. Каждый из членов семьи носит особую маску, скрывая свою настоящую сущность и лицо. Даже после смерти ситуация не изменяется: труп Адди везут десять дней под палящим солнцем, малоприятный запах разлагающегося тела пугает встречных прохожих, и только лишь сын Дарл понимает, что необходимо как можно скорее похоронить мать. В восприятии семьи Дарл выглядит настоящим сумасшедшим, однако на фоне семьи — он единственный, кто способен адекватно воспринимать ситуацию и предпринимает разные попытки, чтобы скорее почтить почившую мать. Однако в рамках безумной семьи он выглядит прокаженным, его трезвая оценка действительности натыкается на серьезное сопротивление отцовского абсурда — главаря всего этого цирка. Анс Бандрен, наверное, как никто другой в произведении, часто ссылается на желание жены быть похороненной в Джефферсоне (город, куда они направляются), и в итоге завершает это чудовищное паломничество поистине удручающим поступком.
Дело в том, что Анс после потери жены нуждается в ее замене, которую он, собственно, уже и подготовил в Джефферсоне. После похорон он представляет детям новую женщину, в которой, я в этом уверен, большинство найдет новую жертву, которую будут терзать своим безумством, а возможно, подготовят к упокою!
Не претендуя на полноту ответа, попробуем раскрыть роль скрытого мифологического слоя романа.
Сумасшествие Дарла – особого рода: оно делает его прозорливцем. Так, в 12-й главке Дарл описывает последние минуты Адди Бандрен, описывает очень точно, зримо, хотя сам в это время отсутствует: «Она ложится и поворачивает голову, не взглянув на папу. Смотрит на Вардамана; жизнь хлынула из глаз, два пламени сильно вспыхнули на мгновенье. И гаснут, словно кто-то наклонился к ним и задул.
Только Дарл понял, что Дюи Дэлл беременна. Как раньше понял, что отец Джула – не Анс (о последствиях этого понимания мы скажем ниже).
Вторая особенность: дорога проходит не просто рядом с домом, но вплотную к дому. Выйдя из дома через парадный вход, человек сразу оказывается на дороге.
Табу и письмо. В прозе Фолкнера оживают архаичные атрибуты человеческого общежития. Один из таких атрибутов – табу.
Здесь нет рисунка, он табуирован, цензурован, но место, на котором он бы располагался, если б не был цензурован, оставлено пустым.
Тотемы Адди Бандрен. Можно было бы ждать, что большая рыба, пойманная Вардаманом под мостом, будет нести большую символическую нагрузку. Что в ней, например, обнаружится перстень. Или бутылка с запиской.
Да и мост должен бы что-нибудь да значить.
Мама Джула – лошадь. Поэтому, во-первых, у Джула есть конь-любимец. Поэтому, во-вторых, священник Уитфилд (фактический – т.е. биологический – отец Джула) прибыл из-за реки верхом на лошади.
Но почему Дарл считает, что у него нет матери? Псевдофилософские построения Дарла – вроде, например, такого: « – Дарл, а твоя мама кто? – спросил я (Вардаман – И.К.).
«– Джул, – говорю я, – ты чей сын?
Кроме того, дело ещё и в особых отношениях между Адди и Джулом – отношениях, которые чуткий ревнивый Дарл улавливает, как сейсмическая станция улавливает отдалённые подземные толчки.
Тотем Дюи Дэлл или Странная троица. Речь идёт о следующей троице: Дюи Дэлл, Вардаман, корова. Связь между Вардаманом и коровой устанавливается в 13-й главке: «Корова стоит в дверях конюшни, жует. Увидела меня на дворе и замычала; шлепает зеленью во рту, шлепает языком.
– Не буду тебя доить. Ничего для них делать не буду.
Прохожу мимо и слышу, что она повернулась. Я обернулся: дышит на меня сзади душисто, жарко, сильно.
– Сказал тебе, не буду.
Связь между Вардаманом и Дюи Дэлл, а также между Дюи Дэлл и коровой устанавливается в следующей, 14-й главке.
Дюи Дэлл заходит в хлев, чтобы подоить корову. Кроме того, она хочет найти Вардамана.
« – Вардаман. Эй, Вардаман!
Он выходит из стойла.
– Ах ты, шпион проклятый. Шпион проклятый.
И далее: «Корова тычет меня носом, мычит.
А потому, что есть обычай класть монеты покойнику на глаза (плата за перевозку – через водную преграду, через реку – в страну мёртвых).
Но это в нормальных семьях. А в нелепой семье Бандренов этот обычай принял форму сверления двух дополнительных глаз.
И как плохо несут, когда он с телом: « – Поднимай! – говорит он (Джул – И.К.).
– Поднимай, бестолочь, душу твою дьявол.
Натужился и вдруг вскидывает свой конец; мы едва успеваем за его рывком – подхватываем гроб, чтобы не перевернулся…
– Все-таки подождите, – говорит Кеш. – Говорю, равновесия нет. На холме понадобится еще один человек.
А его падение с крыши можно соотнести с искушением Иисуса на крыле храма.
Последняя, завершающая роман главка даётся от лица Кеша, причём конец предпоследнего абзаца написан как бы из будущего времени. А в 53-й главке Кеш даёт обстоятельную моральную оценку поступку Дарла (поджогу сарая) – оценку, с которой, видимо, согласен и сам Фолкнер.
Отметим, что Кеш никогда не говорит о своих личных проблемах – например, о сломанной ноге и, как следствие, хромоте до конца жизни. Его мысли всегда – о других.
К концу романа речи Кеша начинают напоминать речи морального (христианского) проповедника. Посвящение Богу – состоялось.
И ещё не забудем, что у Анса на спине – горб.
Так могла бы рассуждать рептилия – например, крокодил.
Что же означают эти зооморфные и околозооморфные описания, эти любопытные рассуждения a la крокодил? Это означает, по нашему мнению, что на самом деле Анс не человек, а оборотень. Точнее говоря, Анс – дракон, принявший облик человека. Когда дракон был молод, он взял в жёны девушку из долины, сироту, и унёс её за реку, на вершину горы.
Прошли годы. Дракон постарел, у него выпали зубы. Жена умерла, и дракон вознамерился, под видом похорон жены, спуститься в долину, вставить зубы (зубы дракона!) и взять себе другую жену. Что и было сделано.
А эпизод, в котором доктор Пибоди карабкается по верёвке на гору, чтобы лечить Адди, можно истолковать так: рыцарь взобрался на гору и вступил в бой с драконом, чтобы освободить похищенную девушку.
Усадьба Самсона – крайняя точка пути по ложному направлению, избранному Бандренами. Точка поворота и возврата. И ещё – место многозначительных (символических) событий:
(Кстати, откуда взялась эта игрушечная круговая железная дорога? Каковы, если можно так выразиться, психологические корни этого образа? И каковы – исторические, если таковые имеются?
б) Гриф впервые спускается на землю. Душа человека часто представляется в виде птицы. Гриф – это душа Адди. В ходе поездки грифы сопровождают повозку – это душа Адди не может расстаться с телом.
Церковь и мост. С крыши какой церкви упал Кеш?
Всего в романе упоминаются две церкви: Новой Надежды и та, заречная, где священником Уитфилд, биологический отец Джула. Есть, вероятно, в округе и другие, не упомянутые в романе церкви. Но похоже, что церковь Новой Надежды – ближайшая к дому Бандренов.
Естественно, в таком случае, предположить, что её-то крышу и крыл Кеш, с неё и упал.
Теперь поговорим о мосте. Под каким мостом поймал рыбу Вардаман?
Ситуация с мостами точно такая же, как с церквами. Явным образом упоминаются два моста: Таллов и Самсонов. Но есть, видимо, и другие мосты. А ближе всего к дому Бандренов – Таллов мост. И к нему стягиваются события.
1. Похоже, что именно под ним Вардаман поймал рыбу, ставшую тотемом (одним из тотемов; а именно: с точки зрения Вардамана) Адди Бандрен.
2. К нему убежали – от Вардамана – лошади Пибоди.
3. К нему от Самсонов возвращаются, несмотря на дурную примету, Бандрены.
Можно сказать, что Джул символизирует человечество в том его периоде, когда оно уже одомашнило лошадь, но ещё не знает колеса, не знает вращательного движения. И с этой точки зрения весь роман КЯУ есть история примирения Джула с идеей колеса, идеей вращения. Первая попытка такого примирения – совместная поездка Дарла и Джула с целью продажи лесоматериала. Попытка оказывается неудачной, причём в ходе поездки ломается именно колесо (а дома Вардаман ломает бурав Кеша. Поэтому среди инструментов Кеша, выловленных из реки, не оказывается ни одного, чья работа основывалась бы на вращательном движении).
Ну, если уж Джул не возражает, чтобы прямо под его подошвой что-то вращалось, то не удивительно, что он не возражает и против граммофона, против вращающейся пластинки. И тут надо отметить, что происходит замена одного ящика другим: гроба – граммофоном. Если на многотрудном пути в Джефферсон вся семья концентрировалась вокруг гроба – например, сидела вокруг него всю ночь в Самсоновом сарае, то на обратном пути она будет концентрироваться вокруг граммофона, и он будет её оберегом.
И ещё надо отметить, что всё это очень напоминает миф об Орфее и Эвридике, но только какой-то покалеченный, обрубленный. В самом деле: ведь могила есть спуск в потусторонний мир. И вот туда опускают Эвридику-Адди. А музыка граммофона есть музыка Орфея.
«Как две фигуры на греческом фризе – красным цветом выхвачены из действительности…
Зовёт Дарла, чтобы тот помог. Но Дарл не идёт помогать: он созерцает пожар.
Взгляд Дарла на пожар – эстетический. Взгляд Нерона на пожар Рима.
Литература
Я не читаю обычные книги. Все, что я читаю, в той или иной степени странное и жестокое. Так уж получается. Считаю, что книга должна шокировать, менять сознание, оставлять осадок. И когда я впервые столкнулась с Фолкнером, это было удивительно. Потому что я считаю, что книга "Звук и ярость" - нечто невероятно сильное. Нет, правда, она стоит у меня на полке для книг, произведших наиболее сильное впечатление. И да, это тяжелый автор, а потому, я зареклась еще что-то у него читать. Но время идет, впечатление ослабевает, а потому, я все-таки захотела почитать еще Фолкнера.
Когда я умирала.
Эта книга читается гораздо легче, чем "Звук и ярость". Потому что там книга была написана в стиле "Вот моя человеческая мысль", там реально был написан мысленный поток четырех или пяти людей, причем один из них был умственно отсталым.
Здесь же история как бы рассказывается от лица разных людей, но она все-таки рассказывается, а не думается. По крайней мере, в большинстве своем.
Сюжет крутится вокруг семейства Бандренов, жителей сурового американского Юга, фермеров и самых простых людей.
Умерла Адди, мать семейства Бандренов. Ее желанием было быть похороненной в родном городе, вместе с ее родными. Однако, случилась непогода, мосты затопило, а отец, глава этого семейства, полный и беспросветный неудачник, всегда выезжающий за счет других людей под лозунгом "Есть же здесь христиане?" (Это, правда, всего лишь мое субъективное мнение). Что делать с телом? А если выполнить последнюю волю супруги, то как?
Именно об этом идет рассказ на страницах книги, причем ведется он от лица всех членов семейства, людей, встретившихся на пути Бандренов, а также от самой Адди Бандрен.
Написано так живо и реалистично, что ты читаешь и веришь, и действительно видишь все происходящее глазами тех людей, от лица которых ведется описание.
Спутанная, неправильная и косноязычная речь, временами похожая на бред сумасшедшего - все это приближает к пониманию происходящего, это сильно и реально, это производит впечатление. Но при условии, что ты вчитываешься.
Пишут, что через этот текст продираешься, как через тернии. Я читала на одном дыхании.
Это очень, очень сильно.
Давайте посмотрим на отрывки:
Тяжело человеку в этом краю; тяжело. Восемь миль трудового пота смыто с Господней земли, а ведь Господь Сам велел его тут пролить. Нигде в нашем грешном мире не разжиться честному работящему человеку. Это - для тех, которые в городских магазинах сидят, пота не проливают, а кормятся с тех, кто проливают трудовой пот. Это - не для трудового человека, не для фермера. Иногда думаю, почему не бросим? Потому что в небесах нам будет награда, а они туда свои автомобили и другое добро не возьмут. Там все люди будут равны, и кто имеет, у того отнимется, и дано будет Господом тому, кто не имеет.
Когда они сколотят его, они положат ее туда; я долго не мог сказать слово. Я видел, как встала тьма и унеслась вихрем, и я сказал: "Ты забьешь ее гвоздями, Кеш? Кеш. Кеш". Я захлопнулся в закроме, и новая дверь чересчур тяжелая, она захлопнулась, дышать было нечем, потому что весь воздух выдышала крыса. Я сказал: "Ты забьешь его гвоздями, Кеш? Забьешь? Забьешь?"
Моя мама не в гробу. Моя мама так не пахнет. Моя мама - рыба.
Я иногда задумываюсь, кто имеет право решать, нормальный человек или ненормальный. Иногда мне кажется, что нет между нами совсем нормального и совсем ненормального, и кто он есть - мы договариваемся и решаем. Выходит, не то важно, что человек делает, а то, как большинство людей посмотрит на его дела.
Деревья похожи на кур, что купаются в прохладной пыли жарким днем. Если спрыгну с веранды, окажусь там, где была рыба, а она теперь разрезана в нерыбу. Я слышу кровать и ее лицо, и их, чувствую, как пол дрожит под ногами у этого - который приехал и все сделал. Приехали и сделал - она была живая, а он приехал и сделал.
- Гад пузатый.
Одинокая женщина, одиноко жила, гордо, не показывала виду, скрывала, что ее только терпят, - ведь еще тело ее в гробу не остыло, а они уже повезли ее за сорок миль хоронить, презрев волю Божью. Не положили рядом со своими Бандренами.
- вон и младший у них подрастает, скоро станет бессердечным эгоистом, как остальные.
Реально, у всех этих рассказчиков разные характеры, разные взгляды на одно и то же, и это здесь очень хорошо показано, на этом сделан как-будто акцент. Это не бессвязное не пойми что, здесь есть смысл, и смысл глубокий и трогающий душу.
Там и тупость, и надежда, и угрюмое желание получить отказ - все вместе.
А вы почувствуйте силу каждого слова:
А потом он умер. Он не знал, что мертвый. Я лежала возле него в темноте, слышала, как темная земля говорит о Божьей любви, и красоте Божьей, и грехе; слышала темное безмолвие, в котором слова — это дела, а другие слова, те, что не дела, — лишь зияния человеческих нехваток, и слетают из дикой тьмы, как крики гусей в те страшные ночи, и бестолково ищут дел, словно сироты, — чтобы им показали в толпе два лица и объявили: вот твой отец, твоя мать.
Великолепно. Я читала эту книгу в период экзистенциального кризиса, когда много думала о смерти и это вгоняло меня в депрессию, потому что тяжело лицом к лицу сталкиваться с вечностью, неотвратимостью, тьмой и безысходностью. Представьте теперь, как эта книга зашла в атмосферу.
В качестве резюме: книга жесткая, сильная и не для всех. Поэтому рекомендую читать ее только тем, кого заинтересовал отзыв и у кого не вызвали недоумение отрывки.
Читайте также: