Фазиль искандер стоянка человека краткое содержание
Обновлено: 02.07.2024
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Стоянка человека: краткое содержание, описание и аннотация
Фазиль Искандер: другие книги автора
Кто написал Стоянка человека? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Стоянка человека — читать онлайн ознакомительный отрывок
В тот день я убил четырех зайцев. Поблизости от нашей базы ютилось в землянке несколько семей, которым мы помогали чем придется. На обратном пути после охоты я завернул в одну землянку, где жила женщина с двумя детьми. С этой женщиной я договорился, что она сошьет мне и двум моим друзьям плавки. Материал для шитья я ей принес в предыдущий приход и тогда же договорился, что сегодня зайду к ней.
Когда я вошел в землянку, рядом с хозяйкой сидела какая-то женщина. Я на нее не обратил внимания. Вынув из сумки одного из убитых зайцев, я положил его на стол. Хозяйка ужасно обрадовалась моему гостинцу и попросила немного подождать, она кончала работу.
Я присел и разговорился с ее гостьей. Оказывается, она жила в трех километрах отсюда. Там тоже несколько семей погорельцев ютилось в землянках. Узнав, что я из Абхазии, она сказала, что и она долгое время там жила.
– Где же вы жили? – спросил я.
– Я по вербовке работала пять лет в шахтах Ткварчели, – сказала она, – а до этого жила под Мухусом в поселке…
Она назвала наш поселок.
– Карташовых не знали? – спросил я без особого интереса.
– Как же не знала! – воскликнула она, вглядываясь в меня. – Я докторше помогала по хозяйству…
– Клавушка? – спросил я, вглядываясь в ее когда-то цветущее, а теперь изможденное лицо и уже с трудом узнавая его и только никак не понимая, куда делся ее украинский акцент. Ах да, она ведь столько лет провела с шахтерами!
– Витько… Виктор Максимович, – проговорила она и заплакала.
Она поплакала немного и постепенно успокоилась. Я подумал, сколько раз за всю свою юность я вспоминал тот случай с бабушкой, сколько раз я мечтал встретиться с Клавой, сделать для нее что-нибудь прекрасное и выпросить у нее прощение.
Не то чтобы этого чувства совсем не было, но куда делась его прежняя острота? Тогда я этого не мог понять, но все было просто: война. Я уже потерял нескольких друзей-фронтовиков, видел столько крови, что тот далекий случай, мучивший меня, школьника, теперь казался мне не таким уж значительным.
Но до войны я так часто об этом думал, так часто мечтал о встрече с Клавой, что н теперь по инерции заговорил об этом.
– Клавушка, – сказал я, – прости бабку за ее выходку. Тем более, она уже умерла.
– Что вы, что вы! – вскинулась Клавушка. – Я же сама была виноватая! Глупая была! Надо же, мед руками цапать!
Мы поговорили о житье-бытье. Клавушка в Ткварчели вышла замуж за шахтера, а потом через пять лет они перебрались сюда на родину к мужу. Сейчас муж у нее на фронте, деревня сгорела, и она с тремя детьми живет в такой же землянке, как эта.
Господи, думал я, сколько лет прошло, и опять голод, опять запустенье! Я отдал Клавушке трех оставшихся зайцев, взял плавки и, попрощавшись с женщинами, ушел.
Когда-то в юности я мечтал сделать для Клавушки что-нибудь прекрасное и вот отделался тремя зайцами. Впрочем, может, для ее голодных детей это и было тогда самым прекрасным…
Вот какие встречи бывают иногда в жизни…
Вскоре мы перебазировались на другой аэродром, и я ее больше никогда не видел.
Здесь и мы с Виктором Максимовичем иногда усаживались за столик с освобожденной шахматной доской. Играли мы примерно на одном уровне. Виктор Максимович в отличие от некоторых любителей и даже, к сожалению, великих гроссмейстеров (вот тема трагикомического разрыва между изощренностью интеллекта и вандализмом этического состояния человека), так вот, Виктор Максимович в отличие от них был в игре абсолютно корректен. Это тем более надо ценить, потому что он ужасно, просто по-мальчишески, не любил проигрывать.
Фазиль Искандер - Стоянка человека краткое содержание
Фазиль Искандер - Стоянка человека читать онлайн бесплатно
Знакомство с героем
Здесь, в горах, на альпийских высотах в пастушеском шалаше, радио принесло весть, что англичанин Бриан Аллен впервые в истории перелетел Ла-Манш на самодельном самолете, работающем при помощи мускульной силы пилота.
С одушевленной человеческой осторожностью Дунай заглянул в обрыв, мотнул головой, скорее всего в знак неодобрения увиденного, и, повернувшись к обрыву спиной, брякнулся у моих ног.
Меня ударило в грудь воспоминание о Викторе Максимовиче. Он тоже всю жизнь занимался летательным аппаратом, движущимся на мускульной силе пилота. Аппарат его назывался махолетом, то есть он после разбега набирал высоту взмахами крыльев. Виктор Максимович шесть раз ненадолго взлетал на своем махолете, четыре раза падал, но отделывался сравнительно легкими ранениями.
Сейчас, узнав об англичанине, перелетевшем Ла-Манш, мне стало горько за Виктора Максимовича и стыдно за себя. Англичанин, вероятно, получит премию в сто тысяч фунтов, назначенную за такой перелет неким любознательным богачом. Об этой премии Виктор Максимович неоднократно говорил, и он был так близок к последней, самой легкой конструкции махолета. Зная Виктора Максимовича, невозможно было усомниться, что эта премия его интересовала как мощная возможность окончательного усовершенствования своего любимого детища.
Мне стало стыдно за себя, потому что ни разу в жизни я не проявил настоящего интереса к тому, что он делал. Как и все мы, поглощенный своими заботами, я не придавал должного значения жизненной цели этого огненного мечтателя. Ну, получится, ну, полетит, думал я, что тут особенного в век космоса?
Но я любил этого человека за многое другое. Он был отличным собеседником, и я никогда не встречал ни в одном другом человеке такой размашистой широты мышления и снайперской точности попадания в истину. Немыслимая преданность своему делу как-то свободно и спокойно уживалась в нем с интересом к окружающей жизни и людям. Его многие любили, но некоторые и побаивались попадаться ему на язык. Его терпеливая доброта с безвредными глупцами неожиданно обращалась в обжигающую едкость насмешки в адрес некоторых местных интеллектуалов.
Он был начитан, хотя я встречал людей и более начитанных. Но я никогда не встречал человека, который бы так много возился с понравившейся ему книгой. Он ходил с ней по кофейням, зачитывал куски и охотно одалживал ее тем, кто, по его разумению, был в состоянии ею насладиться.
– Культура, – говорил он, – это не количество прочитанных книг, а количество понятых.
Жил он за городом у моря. Изредка он появлялся в городе, одетый в штормовку защитного цвета и такого же цвета спортивные брюки. Он был чуть выше среднего роста, худ, загорел, крепкого сложения. На хорошо вылепленном лице кротко и неукротимо светились маленькие синие глаза. И иногда трудно было понять – то ли свет его глаз неукротим от уверенности во всепобеждающей силе кротости, то ли сама кротость в его глазах – следствие неукротимой внутренней силы, которая только и может позволить себе эту кротость.
На шее у него всегда был повязан платок, что придавало ему сходство с художником или артистом. Кстати, из-за этого шейного платка однажды тень разочарования омрачила мое отношение к нему. И раз я вспомнил об этом – договорю, чтобы больше к этому не возвращаться.
Так вот, обычно у него шея была повязана голубым платком. Но однажды он явился в кофейню с красным платком на шее. Я шутливо спросил у него, мол, не означает ли этот новый платок некие сдвиги в его мировоззрении.
– Нет, – сказал он без всякой улыбки, глядя на меня своим кротким и неукротимым взглядом, – неделю назад я услышал какие-то жалобные крики, доносящиеся с моря. Я подошел к берегу и увидел дельфина, кричащего и бьющегося у самой кромки прибоя. Я подошЈл к воде, наклонился и заметил на спине дельфина глубокую рану возле хвоста. Не знаю, то ли в драке с дельфинами он ее получил, то ли напоролся на сваю возле каких-то ставников.
Я стоял некоторое время над ним. Дельфин никуда не уплывал и продолжал издавать звуки, подобные стону. Я понял, что он ищет человеческой помощи. Я вернулся домой, взял в аптечке у себя несколько пачек пенициллинового порошка, подошел к берегу, разделся, вошел в воду и высыпал ему в рану весь пенициллин. После этого я перевязал ему спину своим платком. Дельфин продолжал биться мордой о берег и барахтаться в прибое. Тогда я приподнял его, отошел на несколько метров в глубь воды, повернул его мордой в открытое море и опустил в воду. После этого он уплыл.
Так как я знал, что этот человек никогда не говорит неправды, я был сильно ошарашен. Слушая его и глядя в его яркие синие глаза, я вдруг подумал: он спятил! У него пропал шейный платок, а остальное – галлюцинация!
– Ну и как, дельфин этот больше не приплывал? – осторожно спросил я, делая вид, что поверил ему.
– Нет, – сказал он просто. Мне показалось, чересчур просто.
Я любил этого человека, и меня некоторое время мучил его рассказ. Он меня настолько мучил, что я придумал сказать ему: мол, местные рыбаки поймали в сети дельфина, обвязанного голубым платком. Мне хотелось посмотреть, опустит он свои глаза или нет. Однако сказать не решился и никак не мог понять, был этот дельфин в конце концов или нет.
Все же через некоторое время я как-то успокоился на мысли, что в жизни всякое бывает. Тем более, об этих чертовых дельфинах чего только не рассказывают. Да и мало ли в жизни случается неправдоподобного. Я, например, однажды бросил окурок с балкона восьмого этажа и попал им в урну, стоявшую на тротуаре. Неправдоподобность этого случая усиливается тем, что я именно целился в эту урну и попал. Если б не целился, было бы более правдоподобно. Так и дельфин этот, если бы плавал в море не в этом голубом платке, а как-то поскромнее, скажем, обвязанный бинтом, было бы более похоже на правду. Во всяком случае, более терпимо.
Обычно, придя в город, Виктор Максимович останавливался возле одной из открытых кофеен и пил кофе.
Я знал, что чашечка турецкого кофе – это единственное баловство, которое он может себе позволить на собственные деньги. Я знал, что последние десять по крайней мере лет он питается только кефиром и хлебом, не считая фруктов, которые растут на его прибрежном участке. Все, что он зарабатывал, уходило на сооружение очередного махолета.
Сам он об этом говорил просто, считая, что невольная диета помогает ему сохранить форму, ибо каждый лишний килограмм веса – это трагедия для свободного воздухоплавания. Впрочем, для полной точности должен сказать, что его охотно угощали и он с царственной непринужденностью принимал угощения, снисходительно слушая бесконечные шутки по поводу его фантастического увлечения. В нашем городе чудаков любят и подкармливают, как птиц.
Обычно, приходя в кофейню, он озирался в поисках нужного ему человека. Наши кофейни представляют собой биржу для деловых встреч. Здесь он виделся со спекулянтами, снабженцами, вороватыми рабочими, которые доставали необходимые ему краски, смолы, полиамидные пленки, пластмассу, одним словом, все, чего нельзя было купить ни в одном магазине.
Думаю, что пора рассказать все то, что я знаю о прошлом Виктора Максимовича Карташова. Отец его, дворянин по происхождению, приехал в Абхазию вместе с семьей в 1920 году.
В те времена довольно много представителей русского дворянства, я говорю, довольно много, учитывая масштабы маленькой Абхазии, бежало сюда. Это было своеобразной полуэмиграцией из России. По имеющимся у меня достаточно надежным сведениям, их здесь почти не преследовали, как почти не преследовали и местных представителей этого сословия. Я думаю, тут сказались и закон дальности от места взрыва и более патриархальная традиция близости всех сословий, которой невольно в силу всосанности этих традиций с молоком матери в достаточно большой мере подчинялась и новая власть.
Настоящее озверение пришло в 1937 году, но тогда оно коснулось всех одинаково.
Отец Виктора Максимовича, по образованию агроном, устроился работать в деревне недалеко от Мухуса. Мать маленького Виктора, когда он чуть подрос и его уже можно было оставлять на попечение бабушки, тоже пошла работать в районную больницу. В те годы отец Виктора чуть ли не первым построил дом на диком загородном берегу моря, впоследствии ставшем крупным курортным поселком.
В литературном наследии Искандера действительно трудно разобраться. Прижизненные издания носят скорее ознакомительный характер, содержащие разные истории, порою перемешанные для пышности текста. Надо ли в очередной раз говорить про само построение произведений Фазиля? Если кто возьмётся за грамотное составление собрания его сочинений, то он будет поставлен перед необходимостью задуматься о формировании сборников согласно дате первых публикаций, либо взяться за ещё более масштабное мероприятие, объединив основную часть трудов в единое повествование, напоминающее роман-реку. Всё прочее — это всё тот же опыт прижизненных изданий, оценивать которые в совокупности расположенного на их страницах — ни к чему не обязывающее занятие.
Был у Фазиля сумасшедший дядя. Как не описать с юмором подобного человека? Пусть другие хвалятся родственниками космонавтами, военными, милиционерами, он же гордится столь неоднозначным представителем семейства. В этом и заключалось мировоззрение Искандера, готового выставлять напоказ самое неприятное, придавая ему вид забавной ситуации. Тут бы стоило читателю поучиться, усвоив урок в виде отношения к действительности, не придавая ей особого значения, зато умея принимать свыше данное.
Не обойдёт Фазиль и тему первой любви. Не он выступил инициатором отношений, девушка сама написала ему письмо. Правда та история приобрела развитие в духе мелодрамы, где особое место отведено ёмкости слов непосредственно Искандера, тогда как от других требовалось соглашаться с его предположениями. Пусть читатель знает сразу, ежели к чему-то Фазиль стремился и легко то обретал, он от того тут же отказывался, ибо этим он возвышался в собственных глазах. Вроде бы должен был поддаться искушению, но он будто бы выстоял. Пускай и оскорбил тем чувства других людей.
Автор: Константин Трунин
Дополнительные метки: искандер стоянка человека критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Fazil Iskander, analysis, review, book, content
Здесь, в горах, на альпийских высотах в пастушеском шалаше, радио принесло весть, что англичанин Бриан Аллен впервые в истории перелетел Ла-Манш на самодельном самолете, работающем при помощи мускульной силы пилота.
Стоянка человека скачать fb2, epub бесплатно
Все математики, с которыми мне приходилось встречаться в школе и после школы, были людьми неряшливыми, слабохарактерными и довольно гениальными. Так что утверждение насчет того, что пифагоровы штаны якобы во все стороны равны, навряд ли абсолютно точно.
Возможно, у самого Пифагора так оно и было, но его последователи, наверно, об этом забыли и мало обращали внимания на свою внешность.
И все-таки был один математик в нашей школе, который отличался от всех других. Его нельзя было назвать слабохарактерным, ни тем более неряшливым. Не знаю, был ли он гениален, — сейчас это трудно установить. Я думаю, скорее всего был.
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ДАЛЕКИЕ-ПРЕДАЛЕКИЕ ВРЕМЕНА В ОДНОЙ ЮЖНОЙ-ПРЕЮЖНОЙ СТРАНЕ, КОРОЧЕ ГОВОРЯ, В АФРИКЕ.
В этот жаркий летний день два удава, лежа на большом мшистом камне, грелись на солнце, мирно переваривая недавно проглоченных кроликов. Один из них был старый одноглазый удав, известный среди собратьев под кличкой Косой, хотя он был именно одноглазый, а не косой.
Другой был совсем юный удав и не имел еще никакой клички. Несмотря на молодость, он уже достаточно хорошо глотал кроликов и поэтому внушал достаточно большие надежды. Во всяком случае, он еще недавно питался мышками и цыплятами диких индеек, но теперь уже перешел на кроликов, что было, учитывая его возраст, немалым успехом.
В книгу включены произведения Ф. А. Искандера, которые изучают в 6–7-м классах.
Поговорим просто так. Поговорим о вещах необязательных и потому
приятных. Поговорим о забавных свойствах человеческой природы, воплощенной в
наших знакомых. Нет большего наслаждения, как говорить о некоторых странных
привычках наших знакомых. Ведь мы об этом говорим, как бы прислушиваясь к
собственной здоровой нормальности, и в то же время подразумеваем, что и мы
могли бы позволить себе такого рода отклонения, но не
"Сандро из Чегема" - главная книга Фазиля Искандера, юмористический эпос, плутовской роман, где ярко и мощно проявился неповторимый талант автора, увлекающего нас на великий многоцветный карнавал жизни, радостный, трагический и прекрасный.
И поныне памятны и радостны мне вечера тогдашнего деревенского предзимья, когда в доме шумно и весело принимались растапливать дедушкину лежанку. Топили ее спелым, золотистым камышом, накошенным по перволедью на Букановом займище. Как почти всякий пожилой сельский житель, много испахавший земли, навихлявший спину в травокосы и хлебные жнитвы, дедушка Леша теперь маялся поясницей и когда чувствовал особенную надсаду, то наказывал хорошенько прокалить низкую продольную голландку, тем паче что уже не решался забираться на высокую и отвесно стоявшую печь, которую за эту ее неприступность прозвал "Порт-Артуром". Из семейных преданий я уже знал, что дедушка Леша в молодости побывал на японской войне и потом часто поминал это загадочное слово: "Порт-Артур".
Тихон Антонович Пантюшенко
Рецензент Владимир Глушаков
"Добро и красота незримо разлиты в мире" - эти слова принадлежат великому американскому поэту Генри Лонгфелло. Категории добра и красоты вечны, потому что они не существуют вне жизни, изменяются вместе с ней, не терпят оцепенения.
Новый роман Тихона Пантюшенко о борьбе добра и зла, о нелегких судьбах врачей написан в остросюжетной манере.
Мы шли с работы. Около домов на камне лежал белый холодный свет вечереющего дня. И солнце было низко; оно рано уходило за кирпичные трубы кочегарок, эти угрожающие пальцы земли. Начиналась тихая сонная осень. Ветер дул реже и не был так жесток, как раскаленным ноющим летом. Небо побелело и стало ближе и ясней, будто опустило глаза к человеку.
Каждую прожитую осень я помнил с детства, и всегда она была такая же, как теперь. Белое небо, белая земля, пустой безголосый простор без конца и холодно.
Николай Михайлович ПОЧИВАЛИН
Она появилась из-за деревьев неожиданно и бесшумно, как неожиданно и бесшумно возникает на ветке любопытствующий воробышек: только что его еще не было, и вот он уже есть - рыжий, непоседливый, скачущий на ветке и поблескивающий черными бусинками.
- Вы домик строите? - тоненьким чистым голосом спросила она, не слезая с велосипеда.
- Что? - Сергей Иванович оторвал взгляд от доски, которую строгал. Да, домик, домик.
Николай Михайлович ПОЧИВАЛИН
Поглядывая по сторонам, Тимофей Васильевич пересек железнодорожные пути, вышел на привокзальную площадь. Что значит - весна и канун праздника: толчея, ребята с девчатами в обнимку, с гитарами, не поймешь, кто уезжает, кто провожает, а кто просто глазеет, как на фронтоне вокзала электрики навешивают по деревянному планшету гирлянды разноцветных лампочек. И над всей этой беспечной разноголосицей, суматохой, пестротой, перебивая смешанный душок мазута, щебенки, горячего металла и чего-то еще, стойко вокзального, непривычно чистый запах молодой травки, пробрызнувшей на газонах, и крохотных листочков тополей, только вылупившихся из клейких почек.
Николай Михайлович ПОЧИВАЛИН
В одной своей книжке я рассказал о судьбе сверстников, с которыми больше двадцати лет тому назад окончил десятилетку. Книжка вышла, я меньше всего думал как-либо возвращаться к ней, и вдруг это письмо из небольтого городка, расположенного неподалеку от Воронежа.
". Вы пишете, что ничего не известно о судьбе Леши Опарина. А я знаю о нем все, до последнего смертного вздоха его. И похоронен он тут. Будете в наших краях - расскажу. Письма же писать больно я не мастерица. "
Николай Михайлович ПОЧИВАЛИН
Этот райцентр называется по-другому, но я про себя называю его Рябиновым: рябины растут здесь почти у каждого дома в палисадниках, вдоль узких районных тротуаров, стайкой сбегаются к светлому двухэтажному особняку райкома партии. И сообразно времени года всякий раз на особицу украшают поселок. Ранней весной - выкидывая крохотные узорные листья; в начале лета - посвечивая восковым глянцем плотно посаженных, еще по-родимому сморщенных ягод; осенью - то празднично полыхая литыми гроздьями под тихим солнцем, то мокро блестя под дождем по первому снегу, наконец, - алея в белизне, радуя глаз и отощавших на урезанном пайке воробьишек. Тут невольно приходит на память превосходный рассказ Александра Яшина; чем больше лет остается позади, тем чаще вспоминаю, как покойная мать, тогда еще совсем молодая, варила в медном тазу свое любимое рябиновое варенье - янтарное, сладко-горьковатое, как и сама жизнь.
Иван Григорьевич Подсвиров
С бугра завиднелся хутор Сторожевой: десятка три хат, все больше старых, опятами разбрелись в ложбине вокруг красновато-бурого здания начальной школы.
Арина глядела на хаты с нарастающим чувством радостного удивления и какой-то внутренней неловкости за себя, будто она в чем-то провинилась перед ними. Автобус остановился в центре хутора. Арина расплатилась с шофером, подхватила чемодан, туго обтянутый черным ремнем, и вышла.
Ее прошлое — тюрьма и сума. Ее настоящее — отчаянная жизнь авантюристки, которая выходит сухом из воды лаже там, где сделать это невозможно. Ее работа — заменять в крупных аферах женщину, которой уже нет на свете.
Ее девиз — пробиться любой ценой, несмотря ни на что. Ее будущее может оказаться КАКИМ УГОДНО…
Незаконно осужденная внучка академика Лизавета Басаргина выходит на свободу. Теперь она бомж. Потеряв все, женщина одержима жаждой мести… Но страшная находка в салоне иномарки круто меняет ее жизнь.
Ее прошлое — отчаянная профессия авантюристки, выходившей сухой из воды даже там, где сделать это было невозможно. Ее настоящее — сногсшибательная карьера бизнес-леди, унаследовавшей от убитого мужа настоящую финансовую империю. Ее будущее — возможно, еще больше удачных сделок, денег, могущества. А возможно, гибель от рук конкурентов. Ее мир уже не однажды разлетался в осколки. Но каждый раз она находила в себе силы собрать из осколков свою жизнь заново. Сумеет победить судьбу и на этот раз.
Читайте также: