Еще не лето екимов краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

(1)От этой остановки автобусы поворачивали направо, к заводу, а потом ехали по самым окраинным улицам. (2)И лишь два из них, третий номер и четвёртый, шли прямо, через сотню метров выбегая из посёлка, и катили себе по степи к Ильевке и Пятиморску — так близлежащие селения назывались. (3)И вот здесь, на этой последней общей остановке, люди часто путались. (4)Второпях или просто в рассеянности входили они в автобус, а когда тот набирал скорость, оказывалось, что номер автобуса другой, и едет он вовсе не туда, куда человеку надо. (5)Начинался шум и крик, автобус чаще всего останавливался, высаживая незадачливого пассажира. (6)Кондуктор и шофёр совестили ротозея.

(7) Не первый день ходили так автобусы и не первый год, пора бы уж и привыкнуть, но все же иной раз путались люди.

(8) Так случилось и в этот весенний день. (9)Старушке надо было ехать на завод или дальше куда-то, а влезла она в четвёртый номер, который шёл в Ильевку. (10)Автобус побежал прямо и поворачивать, куда старушке надобно, вовсе не собирался. (11)Она это, естественно, заметила и заохала:

—(12)Ой, ой! (13)Куда же он едет! (14)Мне ж не туда совсем!

—(15)Глядеть надо, — сказала кондукторша, — и слушать. (16)Ясно написано —четвёртый номер. (17)И объявила я.

—(18)Дочка, не разобрала я, — оправдывалась бедная старушка, — недоглядела. (19)Останови, Христа ради. (20)Мне с переезда-то больно далеко идти.

—(21)Старый человек, надо уважить, — поддержал кто-то.

(22)Кондукторша, симпатичная молодая женщина, была недовольна и старухиной нерасторопностью, и этой поддержкой. (23)Но тут объявилась ей выручка.

(24)Молодой мужчина, круглолицый, в берете, наставительно произнёс:

—(25) Существуют надписи. (26)Надо читать. (27)Ясно написано — четвёрка. (28)И нечего претензии предъявлять, — поглядел он на старушку свысока.

(29)Кондукторша, которая уже потянулась было к кнопке, чтобы автобус остановить, тут же передумала.

—(30)Конечно, — обратилась она к мужчине, — номер написан, и объявила я. (31)Не глядят, не слушают, а лезут.

—(32)Да глаза у меня, дочка, старые, — жаловалась старушка. — (33)Где уж я разгляжу! (34)Может, ты вправду сказала, а я недослышала. (35) Уж прости.

—(36) А вот надо слушать, — наставительно произнёс круглолицый в берете. — (37) Подходишь, надо не лезть сломя голову, а посмотреть. (38) Не видите, у людей спросите, они подскажут, — тоскливо объяснял мужчина. —(39)Ведь и спереди номер написан, и сбоку, и сзади.(40) Всё как положено. (41)И кондуктора объявляют. (42) А мы лезем на дурачка, чего, мол, глядеть. (43)Если не туда попадём, сразу в крик: остановите! (44)Остановите! (45)А у автобуса график.

(46)Старушка, вначале было привставшая, печально поглядела, как пронеслись мимо последние дома посёлка и началась степь, и уселась на место.

—(47) О-ох, — вздохнула она и задумчиво, вовсе не зло, добавила:

—(48) А вы либо всю жизнь будете молодыми, не постареете. (49) Дай Бог, дай Бог, — и замолчала.

—(50) Надо к порядку приучаться. (51) Как в городе. (52) Там, небось, никто не запросит: останови! (53) Номер обозначен — пожалуйста, — продолжал свою песню мужчина.

(54) И слушала его кондукторша, согласно кивала головой, а прочие люди глядели в окна. (55) И старушка тоже.

Еще не лето, но весна уже отгремела шумным половодьем, первыми грозами, кипением садов. Какой-то таинственный волшебный период наступил в природе: еще совсем свежая сочная и яркая зелень торопится набрать свою силу, наливается завязь плодов, птицам уже не до заливистых трелей - уже вывелось потомство, которое кормить и кормить.
Все подчинено одной цели - успеть, вырастить, дать состояться новой жизни. Солнечно, тепло, небо голубое-голубое. Мы бредем по колено в траве по нехоженому лугу - под ногами деловито суетятся мураши, пузатые и лохматые шмели с басовитым гудением перелетают от цветка к цветку, яркие пестрокрылые мотыльки, пытаясь соперничать красками с луговым разноцветьем , поднимаются из под ног.
Тишина и покой, куда-то отошли все проблемы и заботы - просто светло и радостно на душе и от этого неба над головой, и от ласкового солнца в зените, и от обвивающей колени ласковой зелени трав, от того, что ты рядом - протяни руку и коснешься родного тепла.
Но неожиданно замечаю, что-то изменилось; какой-то новый звук появился в уже привычном уху шуме луга. Вот еще. И еще. Крупные сверкающие капли со звоном падают на поверхность листьев, разбиваясь в тысячи бриллиантовых осколков. Все чаще, чаще. Звон отдельных капель сливается в мощный напористый шум внезапно налетевшего летнего ливня. Сверкающие серебром, теплые и ласковые струи протянулись к земле с безоблачной голубизны неба и она жадно пьет, впитывает влагу, чтобы потом щедро поделиться, наполнить новыми силами , все живое на этой земле.
Ты совсем не прячешься от ливня - стоишь вытянувшись стрункой, взгляд твой, руки твои устремлены навстречу косым струям, в голубизну небес. Волосы твои совсем промокли, реснички слиплись от влаги, от легкой летней косметики не осталось и следа, насквозь промокшая одежда туго облепила твое тело. А звонкие капли, касаясь его, разбиваются в тысячи и тысячи брызг, образуя сверкающий в солнечном свете радужный ореол вокруг тебя. И я застыл, любуясь, не в силах потревожить это видение.
Ласковые теплые нежные струи дождя так напористы, так настойчивы. И чувствую, как желание охватывает тебя - прочь мокрые слипшиеся одежды, прочь все сомнения, тревоги, заботы. Шаг навстречу, и ты отдаешься этим неведомым чарующим ласкам. Потоки живительной небесной влаги ласкают твои полуоткрытые губы, прекрасную шею, скользят по белизне груди, застывая сверкающими каплями на розовости сосков, струятся по округлости живота, путаются бриллиантами в кучеряшках волос, стекают по округлости бедер - ласкают каждую клеточку твоего тела. А оно, чуть тронутое загаром, сверкает золотом в обрамлении серебристых струй, а зелень трав, голубизна неба, пестрота цветов так ярки и пронзительно чисты,- так бывает, наверно, только в беззаботных детских снах.
Сладкая истома уже переполняет тебя, захватывает тебя целиком, губы твои раскрываются в непередаваемом, природном, таком естественно-прекрасном крике. И ты обессиленно опускаешься в мокрую траву, на раскисшую парящую теплом землю. Завороженный, очарованный, я понимаю, что такого никогда не было в моей жизни и вряд ли уже будет, и я впитываю всеми чувствами, всем своим существом, пытаюсь сохранить в себе и это солнце, и это небо, и эти краски, и вкус дождя на губах, и эти запахи свежести листвы и дурманящий аромат парящей влажной земли, и сверкающее золото твоего тела. И твой неистовый крик, это единение с самой природой, со всем живущим на этой земле. И невольно вспомнилось сказание о непорочном зачатии, если оно и было, то, наверно, все было именно так.
А дождь, как стремительно налетел, так и умчался вдаль. Опускаюсь перед тобой на колени, осторожно прижимаю тебя к себе, обессилевшую, уже покрывшуюся зябкими пупырышками. И целую, целую, целую тебя. Целую, захлебываясь от своего счастья и восторга. А ромашка над твоим лицом , отряхиваясь после ливня ,смущенно и немного с хитринкой поглядывает на нас.

[Скрыть] Регистрационный номер 0051118 выдан для произведения:

Еще не лето, но весна уже отгремела шумным половодьем, первыми грозами, кипением садов. Какой-то таинственный волшебный период наступил в природе: еще совсем свежая сочная и яркая зелень торопится набрать свою силу, наливается завязь плодов, птицам уже не до заливистых трелей - уже вывелось потомство, которое кормить и кормить.
Все подчинено одной цели - успеть, вырастить, дать состояться новой жизни. Солнечно, тепло, небо голубое-голубое. Мы бредем по колено в траве по нехоженому лугу - под ногами деловито суетятся мураши, пузатые и лохматые шмели с басовитым гудением перелетают от цветка к цветку, яркие пестрокрылые мотыльки, пытаясь соперничать красками с луговым разноцветьем , поднимаются из под ног.
Тишина и покой, куда-то отошли все проблемы и заботы - просто светло и радостно на душе и от этого неба над головой, и от ласкового солнца в зените, и от обвивающей колени ласковой зелени трав, от того, что ты рядом - протяни руку и коснешься родного тепла.
Но неожиданно замечаю, что-то изменилось; какой-то новый звук появился в уже привычном уху шуме луга. Вот еще. И еще. Крупные сверкающие капли со звоном падают на поверхность листьев, разбиваясь в тысячи бриллиантовых осколков. Все чаще, чаще. Звон отдельных капель сливается в мощный напористый шум внезапно налетевшего летнего ливня. Сверкающие серебром, теплые и ласковые струи протянулись к земле с безоблачной голубизны неба и она жадно пьет, впитывает влагу, чтобы потом щедро поделиться, наполнить новыми силами , все живое на этой земле.
Ты совсем не прячешься от ливня - стоишь вытянувшись стрункой, взгляд твой, руки твои устремлены навстречу косым струям, в голубизну небес. Волосы твои совсем промокли, реснички слиплись от влаги, от легкой летней косметики не осталось и следа, насквозь промокшая одежда туго облепила твое тело. А звонкие капли, касаясь его, разбиваются в тысячи и тысячи брызг, образуя сверкающий в солнечном свете радужный ореол вокруг тебя. И я застыл, любуясь, не в силах потревожить это видение.
Ласковые теплые нежные струи дождя так напористы, так настойчивы. И чувствую, как желание охватывает тебя - прочь мокрые слипшиеся одежды, прочь все сомнения, тревоги, заботы. Шаг навстречу, и ты отдаешься этим неведомым чарующим ласкам. Потоки живительной небесной влаги ласкают твои полуоткрытые губы, прекрасную шею, скользят по белизне груди, застывая сверкающими каплями на розовости сосков, струятся по округлости живота, путаются бриллиантами в кучеряшках волос, стекают по округлости бедер - ласкают каждую клеточку твоего тела. А оно, чуть тронутое загаром, сверкает золотом в обрамлении серебристых струй, а зелень трав, голубизна неба, пестрота цветов так ярки и пронзительно чисты,- так бывает, наверно, только в беззаботных детских снах.
Сладкая истома уже переполняет тебя, захватывает тебя целиком, губы твои раскрываются в непередаваемом, природном, таком естественно-прекрасном крике. И ты обессиленно опускаешься в мокрую траву, на раскисшую парящую теплом землю. Завороженный, очарованный, я понимаю, что такого никогда не было в моей жизни и вряд ли уже будет, и я впитываю всеми чувствами, всем своим существом, пытаюсь сохранить в себе и это солнце, и это небо, и эти краски, и вкус дождя на губах, и эти запахи свежести листвы и дурманящий аромат парящей влажной земли, и сверкающее золото твоего тела. И твой неистовый крик, это единение с самой природой, со всем живущим на этой земле. И невольно вспомнилось сказание о непорочном зачатии, если оно и было, то, наверно, все было именно так.
А дождь, как стремительно налетел, так и умчался вдаль. Опускаюсь перед тобой на колени, осторожно прижимаю тебя к себе, обессилевшую, уже покрывшуюся зябкими пупырышками. И целую, целую, целую тебя. Целую, захлебываясь от своего счастья и восторга. А ромашка над твоим лицом , отряхиваясь после ливня ,смущенно и немного с хитринкой поглядывает на нас.

Нравственная; проблема отношения к окружающим, пробле­ма нравственного выбора (Как вести себя в ситуации нравст­венного выбора: вмешиваться или оставаться равнодушным (пассажиры), поступить по инструкции или по совести (кон­дукторша), читать нравоучения пожилому человеку или про­молчать из уважения к нему (пассажир в берете)?)

Автор считает, что человек должен поступать по совести, невзирая на обстоятельства, мнение окружающих или ин­струкции

Текст

От этой остановки автобусы поворачивали направо, к заводу, а по­том ехали по самым окраинным улицам. И лишь два из них, третий номер и четвертый, шли прямо, через сотню метров выбегая из поселка, и катили себе по степи к Ильевке и Пятиморску — так близлежащие селения назывались. И вот здесь, на этой последней общей остановке, люди часто путались. Второпях или просто в рассеянности входили они в автобус, а когда тот набирал скорость, оказывалось, что номер автобу­са другой и едет он вовсе не туда, куда человеку надо. Начинался шум и крик, автобус чаще всего останавливался, высаживая незадачливого пассажира. Кондуктор и шофер совестили ротозея.

Не первый день ходили так автобусы и не первый год, пора бы уж и привыкнуть, но все же иной раз путались люди.

Так случилось и в этот весенний день. Старушке надо было ехать на завод или дальше куда-то, а влезла она в четвертый номер, который шел в Ильевку. Автобус побежал прямо и поворачивать, куда старушке надобно, вовсе не собирался. Она это, естественно, заметила и заохала:

— Ой, ой! Куда же он едет! Мне ж не туда совсем!

— Глядеть надо, — сказала кондукторша, — и слушать. Ясно напи­сано — четвертый номер. И объявила я.

— Дочка, не разобрала я, — оправдывалась старушка, — не догля­дела. Останови, Христа ради. Мне с переезда-то больно далеко идти.

— Старый человек, надо уважить, — поддержал кто-то.

Кондукторша, симпатичная молодая женщина, была недовольна и

старухиной нерасторопностью, и этой поддержкой. Но тут объявилась ей выручка.

Молодой мужчина, круглолицый, в берете, наставительно произнес:

— Существуют надписи. Надо читать. Ясно написано — четверка. И нечего претензии предъявлять, — поглядел он на старушку свысока.

Кондукторша, которая уже потянулась было к кнопке, чтобы авто­бус остановить, тут же передумала.

— Конечно, — обратилась она к мужчине, — номер написан, и объ­явила я. Не глядят, не слушают, а лезут.

— Да глаза у меня, дочка, старые, — жаловалась старушка. — Где уж я разгляжу! Може, ты вправду сказала, а я недослышала. Уж прости.

— А вот надо слушать, — наставительно произнес круглолицый в берете. — Подходишь, надо не лезть сломя голову, а посмотреть. Не ви­дите, у людей спросите, они подскажут, — тоскливо объяснял мужчи­на. — Ведь и спереди номер написан, и сбоку, и сзади. Все как положе­но. И кондуктора объявляют. А мы лезем на дурачка, чего, мол, глядеть. Если не туда попадем, сразу в крик: остановите! Остановите! А у автобуса график.

Старушка, вначале было привставшая, печально поглядела, как пронеслись мимо последние дома поселка и началась степь, и уселась на место.

— О-ох, — вздохнула она и задумчиво, вовсе не зло, добавила: — А вы либо всю жизнь будете молодыми, не постареете. Дай бог, дай бог, — и замолчала.

— Надо к порядку приучаться. Как в городе. Там, небось, никто не запросит: останови! Номер обозначен — пожалуйста, — продолжал свою песню мужчина.

И слушала его кондукторша, согласно кивала головой, а прочие люди глядели в окна. И старушка тоже.

Сюжет

Отзыв

В названии рассказа идет речь об исцелении душ героев. Тема рассказа – эхо войны, незаживающая память о ней, связь поколений. Ни одну семью война не обошла стороной. Муж Дуни на фронте, она с тремя детьми выживает в тылу. Эти впечатления оказались самыми сильными в жизни бабы Дуни. Внук Гриша понял: страдание и страх лечатся состраданием, любовью. Рассказ учит сопереживать, ценить жизнь, мир, беречь близких, знать и помнить историю своей страны, лечить душевные раны друг друга любовью.

  1. Радость бабы Дуни от приезда внука.
  2. Слезы бабушки в снах про войну.
  3. Бабушка мешает всем спать.
  4. Окрик – не лекарство.
  5. Помощь внука в снах бабушки.
  6. В ожидании ночи исцеления от боли.

В названии рассказа – ожидание ночи исцеления опаленной войной души родного человека. Главный герой – Гриша. Его характер дан в развитии. Подросток учится сочувствию, сопереживанию, отзывчивости. Он ищет и находит лекарство для душевных ран бабушки. Это не окрик, а внимание, сострадание, любовь. Случай с бабушкой помог ему повзрослеть душой, излечиться от равнодушия, понять важные вещи про жизнь, народ, войну, память.

Внук приезжает для себя – отдохнуть. Постепенно его отношение меняется. Перед ним – мама его отца. И война не в учебнике истории, а рядом. Он решил молчать о своем рецепте лечения, чтобы не разрушить веру бабушки в его слова ночью.

Поиск себя в этом мире, выбор, каким быть, как относиться к людям – одна из проблем рассказа. Гриша из нового поколения, не знавшего войны. Но не разрывает связь поколений, а разделяет боль тех, кто войну пережил. Детям бабы Дуни не хватило терпения, сочувствия, времени. Их лекарство было резким окриком. Милосердие, забота, понимание – лекарства от одиночества, душевной боли и равнодушия.

Читайте также: