Драка краткое содержание зощенко
Обновлено: 01.06.2024
Повествование ведётся от лица водопроводчика Григория Ивановича. Он рассказывает, к чему его привело увлечение аристократкой. Он советует не связываться с ними, так как сам имел этот неприятный опыт:
Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
Рассказчик знакомится с такой женщиной на собрании во дворе дома. После этого Григорий Иванович начинает часто наведываться в её номер, якобы по делу: спросить, всё ли в порядке с водопроводом и уборной. Дама привыкает к посещениям, становится более общительной. Через некоторое время они уже гуляют по улице, при этом Григорию Ивановичу неловко идти с ней под руку.
Однажды аристократка просит своего воздыхателя сводить её в театр. На следующий день Григорий Иванович получает два билета в оперу: один выделяет комячейка, а второй жертвует Васька-слесарь. Билеты оказываются не на соседние места. Григорий Иванович сидит на галёрке и скучает до самого антракта.
Григорий Иванович спрашивает у буфетчика, сколько ему необходимо заплатить, на что тот спокойно озвучивает сумму. Возмутившись, Григорий Иванович заявляет, что четвёртое пирожное ещё не съедено. Хозяин возражает, что пирожное помято и надкушено. Люди, собравшиеся в буфете, спорят, есть надкус или нет.
В итоге Григорий Иванович платит за четыре пирожных. Какой-то мужчина, увидев, что дама не будет есть последнее пирожное, съедает его, чем ещё больше огорчает Григория Ивановича. С тех пор водопроводчик с аристократками больше не встречается.
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Вчера, братцы мои, иду я к вокзалу. Хочу на поезд сесть и в город поехать. Пока что я на даче еще обретаюсь. Под Ленинградом.
Так подхожу я к вокзалу и вижу — на вокзале, на самой платформе, наискось от дежурного по станции, драка происходит. Дерутся, одним словом.
А надо сказать, наше дачное местечко ужасно какое тихое. Прямо все дни — ни пьянства, ни особого грохота, ни скандала. То есть ничего такого похожего. Ну, прямо тишина. В другой раз в ушах звенит от полной тишины.
Человеку умственного труда, или работнику прилавка, или, скажем, служителю культа, ну, прямо можно вот как отдохнуть в наших благословенных краях.
Конечно, эта тишина стоит не полный месяц. Некоторые дни недели, само собой, исключаются. Ну, скажем, исключаются, ясное дело — суббота, воскресенье, ну, понедельник. Ну, вторник еще. Ну, конечно, празднички. Опять же дни получек. В эти дни, действительно, скрывать нечего — форменная буза достигает своего напряжения. В эти дни, действительно, скажем, нехорошо выйти на улицу. В ушах звенит от криков и разных возможностей.
Так вот, значит, в один из этих натуральных дней прихожу я на вокзал. Хочу на поезд сесть и в город поехать. Я на даче пока что. Под Ленинградом.
Так подхожу к вокзалу и вижу — драка. Два гражданина нападают друг на друга. Один замахивается бутылкой. А другой обороняется балалайкой. И тоже, несмотря на оборону, норовит ударить своего противника острым углом музыкального инструмента.
Тут же еще третий гражданин. Ихний приятель. Наиболее трезвый. Разнимает их. Прямо между ними встревает и запрещает драться. И, конечно, принимает на себя все удары. И, значит, балалайкой и бутылкой.
И когда этот третий гражданин закачался и вообще, видимо, ослаб от частых ударов по разным наружным органам своего тела, тогда я решил позвать милиционера, чтобы прекратить истребление этого благородного организма.
И вдруг вижу: тут же у вокзала, на переезде, стоит милиционер и клюет семечки. Я закричал ему и замахал рукой. Один из публики говорит: — Этот не пойдет. Он здешний житель. Напрасно зовете.
— Это,— говорю,— почему не пойдет? — Да так — он свяжется, а после на него же жители косо будут глядеть: дескать, разыгрывает начальство. А то еще наклепают, когда протрезвятся. Были случаи. Это не в Ленинграде. Тут каждый житель на учете.
Милиционер стоял на своем посту и скучными глазами глядел в нашу сторону. И жевал семечки. Потом вздохнул и отвернулся.
МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ ЗОЩЕНКО
ДРАКА
Вчера, братцы мои, иду я к вокзалу. Хочу на поезд сесть и в город поехать. Пока что я на даче ещё обретаюсь. Под Ленинградом.
Так подхожу к вокзалу и вижу: на вокзале на самой платформе, наискось от дежурного по станции, драка происходит. Дерутся, одним словом.
А надо сказать, наше дачное местечко ужасно какое тихое. Прямо все дни — ни пьянства, ни особого грохота, ни скандала. То есть ничего такого похожего. Ну прямо тишина. В другой раз в ушах звенит от полной тишины.
Человеку умственного труда, или работнику прилавка, или, скажем, служителю культа ну прямо можно вот как отдохнуть в наших благословенных краях.
Конечно, эта тишина стоит не полный месяц. Некоторые дни недели само собой исключаются. Ну, скажем, исключаются, ясное дело, суббота, воскресенье, ну, понедельник. Ну, вторник ещё. Ну, конечно, праздники. Опять же дни получек. В эти дни, действительно, скрывать нечего,— форменная буза достигает своего напряжения. В эти дни, действительно, скажем, нехорошо выйти на улицу. В ушах звенит от криков и разных возможностей.
Так вот, значит, в один из этих натуральных дней прихожу я на вокзал. Хочу на поезд сесть и в город поехать. Я на даче пока что. Под Ленинградом.
Так подхожу к вокзалу и вижу — драка.
Два гражданина нападают друг на друга. Один замахивается бутылкой. А другой обороняется балалайкой. И тоже, несмотря на оборону, норовит ударить своего противника острым углом музыкального инструмента.
Тут же ещё третий гражданин. Ихний приятель. Наиболее трезвый. Разнимает их. Прямо между ними встревает и запрещает драться. И, конечно, принимает на себя все удары. И, значит, балалаечкой, и бутылкой.
И когда этот третий гражданин закачался и вообще, видимо, ослаб от частых ударов по разным нужным органам своего тела, тогда я решил позвать милиционера, чтобы прекратить истребление этого благородного организма.
И вдруг вижу: тут же у вокзала, на переезде, стоит милиционер и клюёт семечки.
Я закричал ему и замахал рукой.
Один из публики говорит:
— Этот не пойдёт. Он здешний житель. Напрасно зовёте.
— Это,— говорю,— почему не пойдёт?
— Да так — он свяжется, а после на него же жители косо будут глядеть, дескать, разыгрывает начальство. А то ещё наклепают, когда протрезвятся. Были случаи. Это не в Ленинграде. Тут каждый житель на учёте.
Милиционер стоял на своём посту и скучными глазами глядел в нашу сторону. И жевал семечки. Потом вздохнул и отвернулся.
Михаил Михайлович Зощенко (29 июля (10 августа) 1895 - 22 июля 1958) - советский русский писатель. Прожил сложную жизнь, но оставил после себя большое литературное наследие.
Именно он первый в русской литературе создал комический образ героя-обывателя с убогой моралью и примитивным взглядом на окружающее. Этот образ до сих пор обыгрывается писателями-сатириками.
"Голубая книга" (1934-1935) - цикл сатирических новелл о пороках и страстях исторических персонажей и современного мещанина. Рассказы: "Аристократка", "Баня", "Нервные люди", "Лимонад", "Мокрое дело", "Телефон", "Полезная площадь", "Медицинский случай" и другие. Рассказы для детей: "Лёля и Минька" ("Ёлка", "Калоши и мороженое", "Бабушкин подарок" и др.), "Рассказы о Ленине". Повести: "Мишель Синягин", "Возвращенная молодость", "Тарас Шевченко", Повесть-эссе "Перед восходом солнца" (ч. 1, 1943; ч. 2, под названием "Повесть о разуме", опубликована в 1972).
Читайте также: