Дон аминадо колыбельная краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Россыпь звезд. Текст. Текст. Текст. Текст. Текст. Текст.
Ах, как хочется, порою, встретить настоящего героя. Разбудит солнце городок, и ветер тронет.
Порода кошек Кинкалоу Кинкалоу - порода кошек, выведенная в результате скрещивания манчкинов и.
Агата Кристи "Чёрный кофе" К великому сыщику Эркюлю Пуаро обращается за помощью знаменитый физи.
Натюрморты с розами от Frans Mortelmans Натюрморты с розами от Frans Mortelmans Бельгийский ху.
-Ссылки
-Музыка
-Приложения
- ОткрыткиПерерожденный каталог открыток на все случаи жизни
- Дешевые авиабилетыВыгодные цены, удобный поиск, без комиссии, 24 часа. Бронируй сейчас – плати потом!
- Всегда под рукойаналогов нет ^_^ Позволяет вставить в профиль панель с произвольным Html-кодом. Можно разместить там банеры, счетчики и прочее
- Программа телепередачУдобная программа телепередач на неделю, предоставленная Akado телегид.
- Я - фотографПлагин для публикации фотографий в дневнике пользователя. Минимальные системные требования: Internet Explorer 6, Fire Fox 1.5, Opera 9.5, Safari 3.1.1 со включенным JavaScript. Возможно это будет рабо
-Метки
-Фотоальбом
Общая 07:08 01.11.2013 Фотографий: 10
Дон-Аминадо - Поезд на третьем пути краткое содержание
Поезд на третьем пути - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Хозяину и самому диск по душе. Граммофон, конечно, первый сорт, американской марки, последнее слово техники.
Кресла мягкие, глубокие, портвейн действительно неслыханного аромата, а из волшебного ящика волшебный голос, и какая чёткость, и какие слова!
Жили двенадцать разбойничков,
Много разбойнички пролили
Крови честных христиан.
Шаляпин самому себе вполголоса подпевает, а хор Афонского, словно литургию служит, на церковный лад, торжественно и настойчиво, на низких регистрах подхватывает:
- Господу Богу помолимся.
Всё неслыханно, все неправдоподобно. и чёрный портвейн, и Кудеяр-атаман, и русское пение, и византийский рефрэн, и степной богатырь в европейских манжетах, и антенны Эйфелевой башни, и Широкая масленица Кустодиева.
Потом всё станет пьянее и понятнее.
За огромным длинным столом в столовой - моложавая, дородная, нарядная Мария Валентиновна, сыновья Борис и Федор, и дочери, одна другой краше, Стэлла, Лидия, Марфа, Марианна, и последняя, отцовская любимица Дассия.
На столе графины, графины, графины.
Зубровка, перцовка, рябиновая, сливовица, польская запеканка, и настоящая русская смирновка с белой головкой, с двуглавыми орлами на зелёной наклейке.
И всё это не столько для питья, сколько для глаза, для радости чревоугодного созерцания.
Завтрак длится долго.
Весело, но чинно.
Федор Иванович оживлён, шутит, дразнит поочерёдно то одного, то другого, и только маленькой Дассии с трогательной белокурой косичкой, перевязанной розовой ленточкой, то и дело посылает воздушные поцелуи.
Дассия краснеет, а папаша не унимается.
Для апофеоза - Гурьевская каша, пылающая синим ромовым огнём, подаёт сам повар, весь в серых штанах в клетку, в фартуках, в колпаках, глаза лукавые, почтительная улыбка во весь рот.
Коньяк и кофе в царской горнице, разговор вдвоём, разговор в частности.
- Со сцены, дорогой мой, надо уйти во время. В расцвете сил, и как поётся в старинном романсе, глядя на луч пурпурного заката.
А не то, что когда солнце уже зашло, и в зале начинают сморкаться и покашливать.
Так вот, есть у меня давнишняя, на совесть продуманная, под самым сердцем выношенная идея.
Хочу поставить "Алеко" Рахманинова!
Это его первая опера, написанная по классу композиции, при окончании Московской консерватории.
Оперу эту никогда нигде не ставили, и её почти никто не знает.
Свежесть и сила в ней необычайные.
Задумал я её поставить для последнего своего прощального спектакля, и спеть и сыграть самого Алеко, загримировавшись под Пушкина, потому что Алеко это сам Пушкин, влюбленный в Земфиру! - и так далее, и так далее, вы сами небось всё уже давно поняли и без меня сообразили.
Федор Иванович увлёкся и, не давая опомниться, продолжал:
- И нужна мне, милый друг, ваша помощь. Да, да, да! Сейчас вы окончательно всё поймете. Необходимо мне, чтобы вы написали либретто. то есть приспособили пушкинский текст.
И, видя на моём лице ужас и изумление, вскочил с места, достал из ящика заветную партитуру, отпечатанную в Москве у Гутхейля, потом уселся рядышком и начал, словно в лихорадке, перелистывать страницу за страницей, восклицать, шептать, объяснять, и остановить его не было уже никакой возможности.
Резоны, просьбы, возражения, - Шаляпин парировал одним словом:
Вид умоляющего Шаляпина, может быть, и был достоин кисти Кустодиева, но я держался твердо, и клятвенно уверял распалившегося и вошедшего в раж хозяина, что я не неуважай-корыто, что к Пушкину, как и все грамотные люди, питаю благоговение, и калечить и приспособлять Пушкинский текст никому никогда и ни за что в мире не соглашусь!
Дружеская беседа, как говорили в России, затянулась далеко за полночь, коньяку и крепкого кофе было выпито немало, накурились мы тоже вдоволь, и, чтобы хоть как-нибудь выйти из нелепого и безнадёжного тупика, в который загнал меня, раба Божьего, не привыкший к отказам царь Борис, сказал, что соображу, размыслю, подумаю, и через несколько дней зайду, чтоб окончательно поговорить.
Троекратное лобызание, еще одна, "последняя, прощальная" рюмка коньяку, бурное рукопожатие с вывихом суставов, и очаровательная, совершенно очаровательная, обезоруживающая улыбка, о которой особенно грустно было вспоминать несколько месяцев спустя.
После непродолжительной, но тяжкой болезни, Шаляпина не стало.
Среди многотысячной толпы, - всё движение на площади было остановлено, перед зданием Большой Оперы, стоя на ступеньках, лицом к катафалку, утопавшему в лаврах и розах, ещё раз, в последний раз, пел всё тот же хор Афонского, и французы, которые никакой родины не покидали, плакали так, как будто они были настоящими русскими, у которых уже не было ни родины, ни молодости, а только одни воспоминания о том, что было и невозвратимо прошло.
Хронику одного поколения можно было бы продолжать и продолжать.
Ведь были еще страшные годы 1939-1945!
И вслед за ними - сумасшедшее послесловие, бредовый эпилог, которому и поныне конца не видно.
Но. соблазну продолжения есть великий противовес:
- Не всё сказать. Не договорить. Вовремя опустить занавес.
И, только под занавес, "глядя на луч пурпурного заката", дописать, не уступив соблазну, заключительные строки к роману Матильды Серао, роману нашей жизни.
Бури. Дерзанья. Тревоги.
Смысла искать - не найти.
Чувство железной дороги.
Поезд на третьем пути!
БЫЛА ВЕСНА, КОТОРОЙ НЕ ВЕРНУТЬ
Что еще можно добавить к этому основательному тому ярких, живописных воспоминаний в короткой биографической справке? Что Дон-Аминадо был человеком легендарным, а мы его совсем забыли, что лишь изредка это необычное, почти экзотическое имя, всплывало в издаваемых у нас книгах воспоминаний, тех или иных литературных мемуарах? У Ивана Бунина, у Марины Цветаевой, в томах "Литературного наследства"? Отвергая почти все без разбора из того, что было создано нашей прошлой культурой, мы особенно мстили тем, кто до конца жизни оставался непримиримым к новой власти, к Сталину, к неслыханному произволу, творившемуся в России. К одним из таких непримиримых относится и Аминад Петрович Шполянский. Имя это не было пустым звуком для читателя еще до отъезда за рубеж. Он широко печатался в сатирических столичных и провинциальных журналах, выпустил две книги стихов - "Песни войны" и "Весна семнадцатого года". В эмиграции он не растерялся и в отличие от многих, как сообщает в своей книге "Отражения" Зинаида Шаховская, как-то естественно включился в новую жизнь, познакомился и сблизился с французскими поэтами, журналистами. Его любили, с ним дружили. Эмигрантский народ знал Дон-Аминадо куда лучше, чем, скажем, Цветаеву или Ходасевича. Он был просто популярен. На его вечера в разных городах Европы приходили те, кто любил его веселую, острую музу, хотя стихи свои публично он читать не хотел. Современники подчеркивали, что с годами, не в пример многим другим юмористам, Дон-Аминадо совершенно не устаревал. А сейчас видим - не устарел и нынче. Это замечательное свойство быть своим во всех временах - присуще далеко не всем, даже одареннейшим, натурам.
Спи, Данилка. Спи, мой чиж.
Вот и мы с тобой в Париж,
Чтоб не думали о нас,
Прикатили в добрый час.
Тут мы можем жить и ждать,
Не бояться, не дрожать.
Здесь - и добрая Sainte Vierge,
И консьержка и консьерж,
И жандарм с большим хвостом,
И республика притом.
Это, братец, не Москва,
Где на улицах трава.
Здесь асфальт, а в нём газон,
И на всё есть свой резон.
Вишь, как в самое нутро
Ловко всажено метро,
Мчится, лязгает, грызёт,
И бастует - и везёт.
Значит, нечего тужить.
Будем ждать и будем жить.
Только чем?! Ну что ж, мой чиж,
Ведь на то он и Париж,
Город-светоч, город-свет.
Есть тут русский комитет.
А при нем бюро труда.
Мы пойдём с тобой туда
И заявим: "Я и чиж
Переехали в Париж.
Он и я желаем есть.
Что у вас в Париже есть?!"
Ну, запишут, как и что.
Я продам своё пальто
И куплю тебе банан,
Саблю, хлыст и барабан.
День пройдёт. И два. И пять.
Будем жить и будем ждать.
Будем жаловаться вслух,
Что сильнее плоть, чем дух,
Что до Бога высоко,
Что Россия далеко,
Что Данилка и что я -
Две песчинки бытия
И что скоро где-нибудь
Нас положат отдохнуть
Не на час, а навсегда,
И за счёт бюро труда.
"Здесь лежат отец и чиж",
И напишут: "Знай, Париж!
Неразлучные друзья,
Две песчинки бытия,
Две пылинки, две слезы,
Две дождинки злой грозы,
Прошумевшей над землёй,
Тоже бедной, тоже злой".
К олыбельная (роман)
Параллельно основной линии описываются события, происходящие после окончания книги — Карл Стрейтор и ирландец-полицейский (Сержант) охотятся за Моной и Устрицей, использующими магию в своих целях.
Ц итаты и афоризмы из книги
Вы никогда не задумывались, что все, что вы делаете и что можете сделать в жизни, уже через сотню лет станет бессмысленным и никому не нужным?
Можешь забыть меня, но это не значит, что меня не существует.
Палки и камни могут покалечить, а слова могут и вовсе убить.
Может быть, люди – это просто домашние крокодильчики, которых Бог спустил в унитаз?
Мне нужно сделать что-то такое, чего я больше всего боюсь.
У каждого в жизни есть кто-то, кто никогда тебя не отпустит, и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.
Несущественных деталей не бывает. Любая деталь достойна внимания.
Может быть, мы попадаем в ад не за те поступки, которые совершили. Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не совершили. За дела, которые не довели до конца.
Хороший способ забыть о целом – пристально рассмотреть детали.
Хороший способ отгородиться от боли – сосредоточиться на мелочах.
Все наши мысли – уже чужие. Потому что сосредоточиться невозможно. Просто сесть и спокойно подумать – не получается. Какой-нибудь шум обязательно просочится. Певцы надрываются. Мертвецы смеются. Актеры рыдают в голос. Все эти эмоции малыми дозами.
Кто-нибудь обязательно распыляет в воздухе свое настроение.
Не важно, что ждёт меня в будущем — всё равно оно меня разочарует.
В мире есть вещи страшнее, чем пережить смерть жены и ребенка.
Например, наблюдать, как тот же мир отбирает их у тебя. Наблюдать, как стареет жена. Как ей становится скучно жить. Как твои дети потихонечку узнают все, от чего ты пытался их оградить. Наркотики, развод, общепринятые нормы, болезни. Все эти хорошие добрые книжки, музыка, телевизор. Непрестанные развлечения, отвлекающие внимание.
Хочется посоветовать всем родителям, кто потерял маленького ребенка: живите дальше. И вините себя.
Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее. Например, безучастно стоять в сторонке, пока их убивает мир. Просто читать газету. Так чаще всего и бывает.
Если ты хочешь владеть собой, сначала следует разобраться со своими внутренними проблемами.
Мы пытаемся изменить мир, совершая при этом ошибку за ошибкой.
Хорошо, когда есть человек, который знает все твои тайны.
Взбунтоваться против себя. Вот что мне нужно.
Думаешь, проституткам нравится заниматься сексом в нерабочее время?
Хочется посоветовать всем родителям, кто потерял маленького ребенка: придумайте себе хобби. Удивительно, как быстро ты учишься отгораживаться от прошлого, когда тебе есть чем занять руки и голову. Пережить можно все – даже самую страшную боль. Только тебе нужно что-то, что будет тебя отвлекать. Попробуйте вышивать. Или мастерить абажуры из цветного стекла.
Перенесемся в тот день, когда мы будем мертвыми, и все, что кажется нам важным сейчас, утратит всякий смысл.
Шум — это то, чем определяется тишина. Без шума мы не ценили бы тишину.
Она такая худая, что она либо при смерти, либо очень богата.
Звёзды — это самое лучшее, что есть в жизни. На той стороне, куда мы уходим, когда умираем, звёзд не бывает.
Никаких духов нет. Когда человек умирает, он умирает. После смерти нет никакой жизни. Смерть – это смерть. Люди, которые утверждают, что они видят духов, просто привлекают к себе внимание. Хотят показаться интереснее, чем они есть. Люди, которые верят в реинкарнацию, просто откладывают настоящую жизнь на потом.
Читайте также: