Державин к лире краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Петь Румянцева сбирался,
Петь Суворова хотел;
Гром от лиры раздавался,
И со струн огонь летел;
Но завистливой судьбою
Задунайский кончил век,
А Рымникский скрылся тьмою,
Как неславный человек.
Что ж? Приятна ли им будет,
Лира! днесь твоя хвала?
Мир без нас не позабудет
Их бессмертные дела.
Так не надо звучных строев,
Переладим струны вновь;
Петь откажемся героев,
А начнем мы петь любовь.
Читать похожие стихи:
Отзывы к стихотворению:
Читать стих поэта Гавриил Державин — К лире (Петь Румянцева сбирался) на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.
Огромная база, сборники стихов известных русских и зарубежных поэтов классиков в Антологии РуСтих | Все стихи | Карта сайта
Все анализы стихотворений, краткие содержания, публикации в литературном блоге, короткие биографии, обзоры творчества на страницах поэтов, сборники защищены авторским правом. При копировании авторских материалов ссылка на источник обязательна! Копировать материалы на аналогичные интернет-библиотеки стихотворений - запрещено. Все опубликованные стихи являются общественным достоянием согласно ГК РФ (статьи 1281 и 1282).
Державин утверждает, что в свое время он собирался исполнить песни, содержание которых касается Суворова, а также Румянцева. Автор добавляет, что гром раздавался вследствие игры на лире.
За минуту
Российский поэт заявляет, что когда-то он хотел исполнить песни о Суворове и Румянцеве. Он добавляет, что гром раздавался благодаря игре на лире, а струны последней создавали пламя.
Державин говорит, что человек по фамилии Задунайский умер, так и не избавившись от зависти по отношению к другим. Тем временем Рымникский исчез во тьме. Автор называет его неславной личностью.
Российский поэт обращается к вышеупомянутому музыкальному инструменту и спрашивает у него, будет ли Задунайскому и Рымникскому приятна похвала с его стороны. Автор считает, что вселенная не сможет забыть об их бессмертных поступках.
Державин не видит необходимости в использовании звучных строев. Он желает вновь переладить струны. Российский поэт считает возможным отказ от исполнения песен про героев – вместо этого он предлагает петь про любовное чувство, которое испытывают люди.
Патриотические и анакреонт. Оды Державина (Ода на взятие Измаила, Ода на переход альпийских гор, осень во время осады Очакова, Снегирь, к самому себе, кузнечик, дар, русские девушки, цыганская пляска, Евгению. Жизнь Званская).
БИЛЕТ№18
Поэзия Державина представляет нам и положительных героев, к изображению которых поэт подходите большой ответственностью, желая как можно шире и точнее показать все их достоинства и превратить в пример для подражания. Такими героями для поэта были полководцы Румянцев и Суворов.
Что огнедышущи за перстом
Ограды вслед его идут;
Что в поле гладком, вкруг отверстом,
По слову одному растут
Полки его из скрытых станов,
Как холмы в море из туманов;
Что только по траве росистой
Ночные знать его шаги;
Что утром пыль, под твердью чистой
Уж поздно зрят его враги;
Что остротой своих зениц
Блюдет он их, как ястреб птиц..
.И вдруг решительным умом На тысячи бросает гром. [I, 468—469]
Это образное художественное описание полно глубокого смысла, и все элементы его заботливо взвешены поэтом. Известно, что Ру¬мянцев отказался от линейной тактики, когда войска располагались на поле сражения в две линии, и стал применять рассыпной строй и тактику колонн. Румянцев создал легкие егерские батальоны и ввел атаки рассыпным строем в сочетании с колоннами. Вслед за Петром I он пришел к мысли о необходимости тактического резер¬ва, который в его руках оказывал решающее влияние на ход боя, восстановил боевые традиции русской армии, поставив кавалерии задачу нанесения массированного удара холодным оружием — клин¬ком — и освободив ее от ведения неприцельного огня и т. д. Именно об этом и говорит Державин в стихах своей оды. Он не только соз¬дает внешний портрет человека, но изображает и дело, которому тот служит, причем не стремится обойтись общими словами, а в по¬этических образах раскрывает сущность всего, совершенного его героем.
Но самое видное место в поэзии Державина занимает Суворов. Ему посвящено несколько стихотворений, в которых образ полко¬водца освещается и характеризуется с разных сторон.
Личное знакомство Державина с Суворовым относится к 1774 году, когда они встретились в приволжских степях, участвуя в вой¬не с Пугачевым. Новая встреча произошла лишь двадцать лет спустя, в 1795 году, во время приезда Суворова в Петербург по окончании войны с Польшей.
Суворов поселился в Таврическом дворце, но не изменил своих солдатских привычек: спал на полу на охапке сена, рано вставал, и спартанский образ жизни его в роскошном дворце Державин от¬метил в особом стихотворении:
Когда увидит кто, что в царском пышном доме
По звучном громе Марс почиет на соломе,
Что шлем и меч его хоть в лаврах зеленеют,
Но гордость с роскошью повержены у ног.
Державин кратко и выразительно воссоздает личный облик Су¬ворова, индивидуальный портрет его. Это не просто полководец или герой вообще, это именно Суворов, со всеми особенностями его характера и поведения.
Поэт говорит о характерных чертах личности Суворова, о его системе физической закалки, необходимой военному человеку, о бытовом укладе полководца, о выработанной Суворовым манере прикрывать свой ум и проницательность шутками, чудачествами и т. д.
Идет в веселии геройском
И тихим манием руки,
Повелевая сильным войском,
Сзывает вкруг себя полки.
«Друзья! — он говорит, — известно,
Что Россам мужество совместно;
Что нет теперь надежды вам,
Кто вере, чести друг неложно,
Державин был одним из немногих деятелей XVIII века, кото¬рый, подобно Суворову, всегда помнил о солдате и уважал его.
Державин, выразив свою радость по поводу того, что ему вновь довелось говорить о славе Суворова, ставит себя на место участника похода и мощной кистью рисует картины альпийской природы и препят¬ствия, которые приходилось преодолевать суворов¬ским богатырям.
С большой верностью говорит он о единении Су¬ворова с войском, о том, что, выступая в поход, пол¬ководец постарался довести боевую задачу до каждого солдата, обеспечив сознательное выполнение своих приказаний. Эта черта военной педагогики Суворова была присуща ему, как никому другому из русских военачальников XVIII века.
Идет в веселии геройском
И тихим манием руки,
Повелевая сильным войском,
Сзывает вкруг себя полки.
«Друзья, — он говорит, — известно,
Что Россам мужество совместно;
Но нет теперь надежды вам,
Кто вере, чести друг неложно,
Что ты заводишь песню военну,
Флейте подобно, милый снегирь?
С кем мы пойдем войной на гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, грызть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов
С горстью россиян все побеждать?
Быть везде первым в мужестве строгом;
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и Богом,
Скиптры давая, зваться рабом;
Доблестей быв страдалец единых,
Жить для царей, себя изнурять?
Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, снегирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен отвсюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! – что воевать?
С кем мы пойдем войной на гиену? – Гиена –зверь, здесь разумеется враг против которой Суворов был послан.
Суворов, по обыкновению своему был неприхотлив в кушаньи и часто едал сухари; в стуже и в зной без всякого покрова так, как бы себя закаливал подобно стали; спал на соломе или на сене, вставал на заре, а когда надо было еще делать ночные экспедиции на неприятеля, то сам кричал петухом, чтобы показать, что скоро заря и что надо идти на марш; а в приказах своих отдавал, чтоб по первому крику петухов выступали. Он предводительствовал небольшим числом войск, и горстью россиян побеждал превосходное число неприятелей.
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снегирь? [Ш,. 283].
Что мне, что мне суетиться
Вьючить бремя должностей,
Если мир за то бранится,
Что иду прямой стезей?
. Но я тем коль бесполезен,
Что горяч и в правде чёрт, —
Музам, женщинам любезен
Может пылкий быть Эрот.
Стану ныне с ним водиться,
Сладко есть, и пить, и спать;
Лучше, лучше мне лениться,
Чем злодеев наживать (С. 273).
Переладим струны вновь:
Петь откажемся героев,
А начнем мы петь любовь (С. 255).
LXXXVII . КЪ ЛИРѢ [1] .
Въ древни златые дни міра.
Сладкою силой твоей
Ты и боговъ и царей,
Ты и народы плѣняла.
Гласъ тихострунный твой, звоны,
Сердце прельщающи тоны.
Съ дебрей, вертеповъ, степей
Птицъ созывали, звѣрей,
Холмы и дубы склоняли.
Нынѣ желѣзные ль вѣки?
Тверже ль кремней человѣки?
Сами не знаясь съ тобой,
Свѣтъ не плѣняютъ игрой,
Чужды красотъ доброгласья.
Доблестью чужды плѣняться,
Къ злату, къ сребру лишь стремятся,
Помнятъ себя лишь однихъ.
Слезы не трогаютъ ихъ,
Вопли сердецъ не доходятъ;
Души всѣ льда холоднѣе.
Въ комъ же я вижу Орфея?
Кто Аристонъ сей младой [2]
Нѣженъ лицомъ и душой,
Нравовъ благихъ преисполненъ?
Кто сей любитель согласья?
Скрытый зиждитель ли счастья?
Скромный смиритель ли злыхъ?
Дней гражданинъ золотыхъ,
Истый любимецъ Астреи [3] !
[1] Написано ко дню именинъ Платона Александровича Зубова 18 ноября. Изъ Записокъ Державина извѣстно, что онъ, по возвращеніи въ Петербургъ послѣ тамбовскаго губернаторства, долго не получая никакой должности, рѣшился искать покровительства Зубова, который незадолго передъ тѣмъ возвысился. Доставивъ ему, для поднесенія Екатеринѣ, Изображеніе Фелицы (см. выше стр. 270), Державинъ достигъ знакомства съ нимъ и вскорѣ принятъ былъ въ должность при собственныхъ дѣлахъ государыни.
Въ 1794 году Державинъ, будучи уже сенаторомъ и президентомъ коммерцъ-коллегіи (см. выше, стр. 558, примѣчаніе 1 къ одѣ Меркурію) не имѣлъ причины питать неудовольствіе къ Зубову. Поводъ, по которому были написаны стихи Къ лирѣ, доказываетъ, что онъ тогда былъ близокъ къ дому молодаго счастливца и по прежнему дорожилъ его благосклонностью.
Въ первый разъ они были напечатаны въ изданіи 1808 г., ч. I, XXXVII , безъ этой приписки.
* До Зубова корнетомъ этого корпуса былъ гр. А. М. Дмитріевъ-Мамоновъ, между тѣмъ повышенный въ поручики. Кавалергардскій корпусъ состоялъ изъ 60-ти человѣкъ, которые всѣ были въ оберъ-офицерскихъ чинахъ и притомъ почти исключительно рослые, красивые мущины. Мундиръ корпуса отличался особеннымъ великолѣпіемъ: онъ былъ изъ синяго сукна, съ красными обшлагами, почти совсѣмъ покрытъ серебрянымъ и золотымъ галуномъ и шитьемъ. На спинѣ и на груди были звезды изъ чистаго серебра съ двуглавымъ русскимъ орломъ. Орломъ украшены также серебряные нарукавники; набедренники изъ того же металла укрѣплены серебряными же цѣпочками. Портупея и темлякъ обложены серебряною чешуей, ножны сабли посеребрены. На сапогахъ серебряныя поножи съ такими же цѣпочками. Надъ шлемомъ развѣвался султанъ яркихъ цвѣтовъ. Весь уборъ, кавалергарда обходился въ тысячу рублей или около того. Кавалергарды стояли на караулѣ только внутри дворца передъ комнатами императрицы и въ описанной формѣ являлись только въ торжественные при дворѣ дни (Георги, Описаніе С. Петербурга: подлинникъ стр. 142, и переводъ стр. 178). Послѣ смерти Потемкина, въ 1793 г., Зубовъ занялъ мѣсто шефа въ этомъ корпусѣ. Отъ кавалергардовъ получила свое названіе та комната Зимняго дворца, въ которой они стояли на караулѣ: «Обыкновенные, а потому и многолюднѣйшіе пріѣзды во дворецъ были по воскреснымъ днямъ; кто имѣлъ право носить шпагу, тотъ могъ войти въ общую залу передъ квалергардами… На краю общей залы (которая окнами была къ дворцовой площади) была дверь, по сторонамъ которой стояли кавалергарды изъ армейскихъ офицеровъ, въ кирасахъ и въ трехугольныхъ шляпахъ, съ ружьями къ ногѣ. Здѣсь начинался этикетъ входовъ. За кавалергардовъ могли входить тѣ только, кто былъ написанъ въ данномъ имъ спискѣ (Записки Грибовскаго, стр. 34). Этимъ объясняется выраженіе за кавалергардовъ, до сихъ поръ существующее въ языкѣ придворнаго этикета. Вскорѣ послѣ поднесенія Екатеринѣ Фелицы и Державинъ представлялся ей въ Каваларгардской комнатѣ (см. выще, стр. 163, примѣчаніе 9 къ одѣ Видѣніе Мурзы).
[2] Кто Аристонъ сей младой.
Въ древней исторической литературѣ упоминаются разные Аристоны, но ни одинъ не пріобрѣлъ особенной знаменитости. Державинъ, очевидно, соединяетъ съ этимъ именемъ понятіе гражданской добродѣтели.
[3] Истый любимецъ Астреи!
Звонкоприятная лира!
В древни златые дни мира
Сладкою силой твоей
Ты и богов и царей,
5 Ты и народы пленяла.
Глас тихоструйный твой, звоны,
Сердце прельщающи тоны
С дебрей, вертепов, степей
Птиц созывали, зверей,
10 Холмы и дубы склоняли.
Ныне железные ль веки? [1]
Тверже ль кремней человеки?
Сами не знаясь с тобой,
Свет не пленяют игрой,
15 Чужды красот доброгласья.
Доблестью чужды пленяться,
К злату, к сребру лишь стремятся,
Помнят себя лишь одних;
Слезы не трогают их,
20 Вопли сердец не доходят.
Души все льда холоднея.
В ком же я вижу Орфея?
Кто Аристон сей младой? [2]
Нежен лицом и душой,
25 Нравов благих преисполнен?
Кто сей любитель согласья?
Скрытый зиждитель ли счастья?
Скромный смиритель ли злых?
Дней гражданин золотых,
30 Истый любимец Астреи! [3]
Ноябрь 1794
Примечания
Ныне железные ль веки?
Согласно мифологии, на земле сначала был счастливый золотой век, затем серебряный, смененный железный веком, веком войн, несправедливости, угнетения.
Кто Аристон сей младой?
Истый любимец Астреи.
Читайте также: