Даурия книга краткое содержание

Обновлено: 29.06.2024

Меня безумно увлекла жизнь забайкальского казачества, их быт, их обычаи и традиции. Седых собирал материал для книги пятнадцать лет, и с первых строк понятно, что это была действительно трудная работа. Каждая мелочь, каждая лавка в избе, каждый волосок в косах гордых казачек, каждая капля росы на сочной зеленой траве – все на месте, все реально и практически осязаемо. Закрываешь глаза, и вот она перед тобой, даурская степь.

Именно в обыденность я сначала и влюбилась. Протрясающие описания, яркие, самобытные характеры, интересные судьбы и полные деревенского очарования диалоги – я просто обомлела. Это нечто! Без вычурности и пафоса, просто и с душой, именно то, за что книги и перечитываются десятилетиями. И хотелось, чтобы этому не было конца и края.

Но дальше пошла чушь несусветная. Каждое слово буквально краснело на глазах и кричало ярым патриотизмом. И Гражданская война превратилась из отвратительной глупости человечества в борьбу правых за свободу и лучшую жизнь. Однобокость взглядов просто сшибает с ног: белые – суки, изверги и демоны, а красные – герои, защитники и бравые ребята. Белые грабят и насилуют, красные – спасают мир. Бэтмены, елки-палки!

Я совсем не против военной тематики в литературе, нет. Я очень люблю читать о буднях военных, о батальных сражениях и храбрых воинах. Но я терпеть не могу, когда субъективность правит бал, как в этом случае. Понимаю, книга была написана в советские годы советским же писателем и другой она просто не могла быть. Но столько открытой лести Ленину, партии и коммунистам! Это уже переходит все границы! Сомневаюсь, что красные в те годы были чем-то лучше. Так же убивали, так же воровали. И если в открытую об этом и не нужно говорить, то хотя бы нимбы им вешать не надо. А то получилось, что коммунисты – ангелы во плоти, а капиталисты и старорежимцы – исчадия ада. Все мы одинаковы, чего уж тут приукрашивать.

Однако как бы там ни было, книга стоит внимания. Яркая, живая, полная запоминающихся персонажей и интересных событий. В нее стоит окунуться, ее стоит перечитывать. И очень странно, что этот роман так незаслуженно обойден вниманием.

Прочитано в рамках "Игры в классики".

Reading books makes you better

Ясным июньским закатом подъезжал он на потном, усталом коне к Орловской. Вокруг виднелись на взгорьях и косогорах квадраты и прямоугольники пашен, нежно зеленеющие перелески. В придорожных кустах заливались на все голоса пернатые песенники, куковали на старых вербах кукушки. Усилившийся к вечеру аромат цветущей, черемухи сладко тревожил и волновал Романа, будил в его памяти давно забытые весны

Настанет такой момент времени, когда я скажу себе: "Хватит жить ностальгией! Беру билет и еду (как и Роман Улыбин в свое время) посмотреть на родные сибирские места!" Там каждая речка, каждый склон хребта, каждый лесок и поворот дороги мне очень дорог и ассоциируется с родной землей, где многие поколения жили и росли мои предки.

Эта книга получилась очень эпичная, сочная на сцены и глубокие характеры персонажей. И не мудрено, ведь забайкалец Константин Федорович Седых писал этот роман 15 лет, собирая по крупицам краеведческий материал и вспоминая свои детские впечатления (несколько персонажей были напрямую списаны с образов односельчан писателя). Седых стал сначала известен благодаря своим сборникам стихотворений о родном Забайкалье, которые печатались в Иркутске, Чите, Улан-Удэ и уже после Великой отечественной свет увидел его первый роман "Даурия", по которому можно проследить судьбу Забайкальского казачества от начала века до практически окончания гражданской войны в данном регионе и установления Советской власти.

Сразу предупрежу, что роман может понравиться не всем. Кроме глубокого краеведческого отражения менталитета казаков, быта казаческих сибирских поселений, отношений между людьми в рангах, и простых человеческих отношений, презрения, предательства, любви, дружбы, сплоченности, читатель может увидеть между строк идею "правильности Красной армии" и, мягко скажем, нежелательности противоборствующих сторон, японцев (ну, это понятно), а также банды атамана Семенова и воиск барона Унгерна. Возможно, именно этот фактор сыграл решающую роль в присвоении Седых Сталинской премии в 1950 году за этот роман. Недаром критики сравнивают "Даурию" с шолоховским "Тихим Доном", причем как первый, так и второй романы переведены и изданы на многие языки мира, в том числе английский и французский.

У меня подспудно при чтении выплывали параллели с фильмом "Свадьба в Малиновке" и высказывания старосты села: "Опять власть меняется!" Так и здесь, картины жизни в казачьем поселке Мунгаловский постоянно менялись и мы были свидетелями, когда бывшие однокашники воевали друг против друга, иногда убивали, иногда прощали. Жестокое было время.

Что очень понравилось, так описания красивой забайкальской природы, чувствуется, что перо принадлежит не только человеку-писателю, но и человеку-поэту. "Даурия" - это еще настоящая семейная сага, ведь в конве повествования показана жизнь трех поколений семьи Улыбиных. Сквозь роман мы наблюдаем за тремя поколениями этой семьи, становлением сыновей Андрея Григорьевича (бывшего горнозаводского крестьянина, а позже первого Георгиевского кавалера Забайкальского казачьего войска; Андрей Улыбин был прототипом реального человека, сотника Петра Таскина) Северьяна и Василия. Интересен образ Федота Муратова, его непридуманная судьба и побег из-под расстрела были реальностью для одного односельчанина писателя.

Очень занимательными краеведческими элементами жизни казачества может похвастаться данный роман. Мне лично, например, понравились главы, посвященные сватовству Чепаловых и свадебного пира, обучению молодых казаков, погоне за беглым каторжником, облаве на волков. Забавны молодежные посиделки, где девушки, повязанные гарусными платками, лихо отплясывают кадриль, а чубатые парни щелкают кедровые орехи.

Казак – это защитник, казак – бесстрашный воин, казак – это крестьянин, земледелец… казак – герой народных песен. Они сызмальства понимали свое предназначение - защита Отечества. Казаками были их деды и прадеды. Казаками будут их дети, внуки и правнуки. Но жизни приготовила всем им ещё одно великое испытание: после революции казачество было уничтожено как класс и только теперь возрождается снова, уже в наше время и наличие в нашем литературном наследии такого романа "Даурия" является бесценным вкладом в это возрождение. Читая такие произведения нас не покидает чувство гордости и уважения к историческому прошлому нашей страны.

Южный ветер бил ему прямо в лицо, степь пьянила запахом молодой богородской травы, и запел он старинную казачью песню: «Скакал казак через долину, кольцо блестело на руке.

Игра "ТТТ" (2015, 1) - Книга серии "Сибириада": Об авторе Вы слышали, но сами не читали - Совет от So_Vaa , теперь правильно указал, большая благодарность за совет, твоя цель, я понимаю, достигнута, представление о романе получила! Спасибки!
+
"Игра в классики" (4, Обычная игра, Поле "Нечитанный Вами классик")
+
Bingo Карточка 3 "Бельевая веревка", Поле 5 "Больше 500 страниц"

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Константин Седых Даурия

Даурия: краткое содержание, описание и аннотация

Константин Седых: другие книги автора

Кто написал Даурия? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Константин Седых: Отчий край

Отчий край

Константин Седых: Даурия

Даурия

Андрей Седых: Сумасшедший шарманщик

Сумасшедший шарманщик

Андрей Седых: Только о людях

Только о людях

Василий Трушкин: Лирика и эпос Константина Седых

Лирика и эпос Константина Седых

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

Богдан Сушинский: Правитель страны Даурия

Правитель страны Даурия

Константин Седых: Отчий край

Отчий край

Даурия — читать онлайн ознакомительный отрывок

Седых Константин Федорович

Зеленая падь широко и прямо уходит на юг, где сливаются с ясным небом величавые гряды горных хребтов. В пади, под тенистой навесью кустов черемухи и гладкоствольных верб, – голубой поясок неширокой извилистой Драгоценки. В кипрейнике и бурьянах правого берега – черные срубы бань, замшелые плетни огородов, тусклая позолоть крытых тесом шатровых крыш. Из травянистого переулка выбегает дорога, круто срывается в речку, переходит ее и лениво ползет на заречный, дымно синеющий косогор.

На западном краю поселка, у дорожных росстаней – высокий полосатый столб. На столбе – выбеленная солнцем доска. Она указывала раньше название поселка, численность дворов и жителей. Дожди и ветры уничтожили надпись. Только жирно и косо написанная восьмерка осталась в нижнем углу доски. За столбом – сопка с белой часовенкой на макушке, с редкими кустиками дикой яблони на южном склоне. У подошвы сопки щедро рассыпаны в болотном вереске и осоках серебряные полтины мелких озер.

Пятистенный дом Улыбиных у самой речки. Он глядит полуовальными, в желтых наличниках, окнами прямо на полдень. У окна, в огороженном дранками садике, вечнозеленые елки, игластая недотрога-боярка да воткнутые в квадратную гряду колья в хрупких колечках прошлогоднего хмеля.

В войну 1854 года отличился на Дальнем Востоке казак Андрей Улыбин. Англичане пытались высадить в бухте Де-Кастри, защищаемой пешей полусотней забайкальцев, десант морской пехоты, чтобы изгнать с Амура русских. Пока с судов английской эскадры, окутанных дымом пальбы, летели гранаты и бомбы, Улыбин лежал за камнями. Но едва пальба утихла и к берегу понеслись, сверкая на солнце веслами и штыками, шлюпки десанта, он вместе с другими казаками выполз на рыжий обрыв у входа в бухту. Первым же выстрелом сбил он на передней шлюпке одетого в белый китель рослого офицера с подзорной трубой в руках. Англичане в замешательстве повернули назад. За это и был Андрей Улыбин первым из забайкальского войска награжден Георгиевским крестом и представлен к производству в урядники.

С Амура Андрей Улыбин вернулся через два года. Принес он оттуда прибитую к берегу морем подзорную трубу. Вся станица долго ходила к нему любоваться на заморскую диковинку, восхищаясь его боевой удачей. Жить бы ему дома да радоваться, но жить было нечем. Хозяйство его распорушилось, а родители умерли. Идти наниматься в работники он счел для себя зазорным. Первый в войске георгиевский кавалер и вдруг – последний человек в родной станице! Лучше уж мыкать свою недолю вдали от родных мест. И Андрей Улыбин начал кочевую жизнь. Из таежных теснин нижней Аргуни скоро выбрался он на степное приволье верховых караулов, где лето и зиму пастухи богачей-скотоводов пасли на подножном корму неисчислимые косяки лошадей и отары овец. Долго пас он в монгольской степи за рекой Керуленом гулевых лошадей знаменитого на все Забайкалье чиндантского богача Шестакова, пока не свела его судьба с бывшим командиром их сотни подъесаулом Темниковым. В тот год решил Шестаков узнать счет своему богатству. Все табуны и стада его были согнаны в начале сентября в широкую долину Онон-Борзи. Полюбоваться на это редкое зрелище прибыл из Читы с многочисленной свитой сам наказный атаман. С раннего утра до позднего вечера мимо кургана, на котором расположились под высоким белым шатром хозяин и гости, катились пестрыми тучами овцы-монголки, двигался лес рогов, с тяжелым топотом проносились гривастые кони, не знавшие узды. Померкло от пыли над степью солнце, почернела на много верст долина Онон-Борзи, словно прошел по ней яростный вешний пожар. Когда изумленный всем виденным наказный атаман принялся выражать свое восхищение, Шестаков подарил ему на радостях двадцать рыжих и двадцать вороных жеребцов, а каждого из свиты осчастливил конем на выбор.

Темников, желая сказать приятное хозяину, громогласно сообщил за ужином, что видел среди его пастухов одну войсковую знаменитость. Наказный атаман, узнав, что этой знаменитостью является первый георгиевский кавалер высочайше вверенного ему казачьего войска, пожелал увидеть Улыбина и вскользь заметил:

– Такой казак, и ходит по работникам. Прискорбно, прискорбно…

Шестаков принял замечание властного гостя на свой счет, вспыхнул и начал оправдываться:

Роман известного русского писателя Константина Федоровича Седых "Даурия" рассказывает о жизни небольшого поселка в Забайкалье накануне Первой мировой войны и в годы Октябрьской революции. Рушатся вековые устои, происходит расслоение масс, в результате которого одни идут воевать за революцию, другие - против нее. Главный герой - молодой казак Роман Улыбин - поначалу беззаботный сорвиголова и занят только одним вопросом: выйдет за него замуж любимая девушка Дашутка или ее отдадут за купеческого сына Алешку. Однако постепенно парень замечает, что мир вокруг изменился, люди воюют за равенство и социальную справедливость, и он, бравый казак, не может остаться в стороне.

История

Критика

Константин Седых - Даурия

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Константин Седых - Даурия краткое содержание

Даурия читать онлайн бесплатно

Седых Константин Федорович

Зеленая падь широко и прямо уходит на юг, где сливаются с ясным небом величавые гряды горных хребтов. В пади, под тенистой навесью кустов черемухи и гладкоствольных верб, – голубой поясок неширокой извилистой Драгоценки. В кипрейнике и бурьянах правого берега – черные срубы бань, замшелые плетни огородов, тусклая позолоть крытых тесом шатровых крыш. Из травянистого переулка выбегает дорога, круто срывается в речку, переходит ее и лениво ползет на заречный, дымно синеющий косогор.

На западном краю поселка, у дорожных росстаней – высокий полосатый столб. На столбе – выбеленная солнцем доска. Она указывала раньше название поселка, численность дворов и жителей. Дожди и ветры уничтожили надпись. Только жирно и косо написанная восьмерка осталась в нижнем углу доски. За столбом – сопка с белой часовенкой на макушке, с редкими кустиками дикой яблони на южном склоне. У подошвы сопки щедро рассыпаны в болотном вереске и осоках серебряные полтины мелких озер.

Пятистенный дом Улыбиных у самой речки. Он глядит полуовальными, в желтых наличниках, окнами прямо на полдень. У окна, в огороженном дранками садике, вечнозеленые елки, игластая недотрога-боярка да воткнутые в квадратную гряду колья в хрупких колечках прошлогоднего хмеля.

В войну 1854 года отличился на Дальнем Востоке казак Андрей Улыбин. Англичане пытались высадить в бухте Де-Кастри, защищаемой пешей полусотней забайкальцев, десант морской пехоты, чтобы изгнать с Амура русских. Пока с судов английской эскадры, окутанных дымом пальбы, летели гранаты и бомбы, Улыбин лежал за камнями. Но едва пальба утихла и к берегу понеслись, сверкая на солнце веслами и штыками, шлюпки десанта, он вместе с другими казаками выполз на рыжий обрыв у входа в бухту. Первым же выстрелом сбил он на передней шлюпке одетого в белый китель рослого офицера с подзорной трубой в руках. Англичане в замешательстве повернули назад. За это и был Андрей Улыбин первым из забайкальского войска награжден Георгиевским крестом и представлен к производству в урядники.

С Амура Андрей Улыбин вернулся через два года. Принес он оттуда прибитую к берегу морем подзорную трубу. Вся станица долго ходила к нему любоваться на заморскую диковинку, восхищаясь его боевой удачей. Жить бы ему дома да радоваться, но жить было нечем. Хозяйство его распорушилось, а родители умерли. Идти наниматься в работники он счел для себя зазорным. Первый в войске георгиевский кавалер и вдруг – последний человек в родной станице! Лучше уж мыкать свою недолю вдали от родных мест. И Андрей Улыбин начал кочевую жизнь. Из таежных теснин нижней Аргуни скоро выбрался он на степное приволье верховых караулов, где лето и зиму пастухи богачей-скотоводов пасли на подножном корму неисчислимые косяки лошадей и отары овец. Долго пас он в монгольской степи за рекой Керуленом гулевых лошадей знаменитого на все Забайкалье чиндантского богача Шестакова, пока не свела его судьба с бывшим командиром их сотни подъесаулом Темниковым. В тот год решил Шестаков узнать счет своему богатству. Все табуны и стада его были согнаны в начале сентября в широкую долину Онон-Борзи. Полюбоваться на это редкое зрелище прибыл из Читы с многочисленной свитой сам наказный атаман. С раннего утра до позднего вечера мимо кургана, на котором расположились под высоким белым шатром хозяин и гости, катились пестрыми тучами овцы-монголки, двигался лес рогов, с тяжелым топотом проносились гривастые кони, не знавшие узды. Померкло от пыли над степью солнце, почернела на много верст долина Онон-Борзи, словно прошел по ней яростный вешний пожар. Когда изумленный всем виденным наказный атаман принялся выражать свое восхищение, Шестаков подарил ему на радостях двадцать рыжих и двадцать вороных жеребцов, а каждого из свиты осчастливил конем на выбор.

Темников, желая сказать приятное хозяину, громогласно сообщил за ужином, что видел среди его пастухов одну войсковую знаменитость. Наказный атаман, узнав, что этой знаменитостью является первый георгиевский кавалер высочайше вверенного ему казачьего войска, пожелал увидеть Улыбина и вскользь заметил:

– Такой казак, и ходит по работникам. Прискорбно, прискорбно…

Шестаков принял замечание властного гостя на свой счет, вспыхнул и начал оправдываться:

– Не знал я, ваше превосходительство… Если вы только разрешите…

– Ничего, ничего, дорогой хозяин… Надеюсь, мы это исправим, – перебил Шестакова наказный.

Когда Улыбин появился в доме и замер навытяжку у порога, наказный изволил милостиво поговорить с ним, а потом небрежно, желая показать свою щедрость, подал ему две двадцатипятирублевые бумажки:

– Вот тебе, братец, от меня за храбрость, – и, видя растерянность Улыбина, весело добавил: – Бери, братец, не робей, рука у меня легкая.

Примеру наказного вынуждены были последовать и другие гости.

Через год Андрей Улыбин, истосковавшись в песчаных степях Керулена по тайге, переселился в поселок Мунгаловский, расположенный на грани лесов и степей. Мунгаловцы, многие из которых знали Улыбина по амурскому походу, приняли новосела радушно, как своего. Скоро женился он на красивой и статной девке из семьи казака-старовера. Человек он был работящий и к тому же крепкого на зависть здоровья. Под стать ему оказалась и молодая хозяйка. И житье у них постепенно стало налаживаться. В трудах и заботах годы текли незаметно. Не успели оглянуться они, как стали три сына женихами, а дочь невестой.

По праздникам шествовал Андрей Григорьевич в поселковую церковь, всегда в окружении сыновей. По правую руку от него шел большак Терентий, румяный, как девушка, казачина, песенник и гармонист; по левую – степенно вышагивал белокурый, слегка сутуловатый Северьян. И, замыкая шествие, ступая след в след отцу, высоко нес чубатую голову меньшак Василий, грамотей и отцовский любимец. Приятно было Андрею Григорьевичу пройти с такими молодцами по улице, людей посмотреть и себя показать. Думал он спокойно дожить до старости, но жизнь повернула по-своему.

Подоспело время провожать на действительную службу Северьяна. Обычно мунгаловцы служили в пеших батальонах, разбросанных в пограничных с Китаем станицах. Но Северьяна взяли служить во вновь формировавшийся конный Аргунский полк. На строевого коня и обмундирование пришлось поистратиться. Еле-еле хватило на справу двух быков и сусека пшеницы. Прореха в хозяйстве получилась заметная. Не успели Улыбины заштопать ее, как началась война с Китаем. В самый разгар сева был мобилизован и ходивший в запасных первой очереди Терентий. А через три недели пришло письмо Северьяна, в котором сообщал он, что Терентия убили в бою под Абагайтуевским караулом.

Равнодушный ко всему, с воспаленными от бессонных ночей глазами, стал просиживать он по целым дням на лавочке за оградой, крепко сцепив ладони на подставленном промеж ног суковатом посохе. Сидел и все поглядывал на заречную сторону, где вилась убегавшая за увалы дорога, по которой должен был возвратиться с чужбины Северьян. Позовут его семейные чай пить, рукой махнет, отвяжитесь, мол. Подойдет обед – и та же история. Повеселел Андрей Григорьевич, когда вышло замирение. Но не отслужил Северьян действительной, как подоспела новая война, куда посерьезней китайской. Пришлось Андрею Григорьевичу снарядить на службу и последнего сына. Осталось его хозяйство без головы. За всем приглядывать, со всем управляться пришлось им вдвоем с малолетним внуком Ромкой, первенцем Северьяна. Солоно им доставался этот догляд, а толку все равно не выходило. Известно, какая сила у стариков и сметка у ребятишек. В том году пережил Андрей Григорьевич еще одну утрату – смерть жены. Умерла она в одночасье. Села после ужина за прялку, повернулась неловко, ойкнула, и хлынула у нее из горла кровь.

Пусто и неприглядно стало в улыбинском доме. Не подымались у Андрея Григорьевича на работу руки.

Приободрился он только когда перестал воевать с японцем и вернулся домой Северьян. Истосковавшийся по работе, крепко взялся Северьян за хозяйство. Всякое дело спорилось у него в руках. И постепенно принимала улыбинская усадьба прежний вид.

Читайте также: