Цитаты ямбурга о школе

Обновлено: 04.07.2024

Есть такой андеграундный поэт (Всеволод Емелин. — Прим.), у которого есть пророческие строчки:

От этих подростков,
Печальных и тощих,
Еще содрогнется
Манежная площадь.
От ихнего скотства
В эфире непозднем
Слюной захлебнется
Корректнейший Познер.

Это было написано за 13 лет до событий на Манежной, где болельщики жгли автомобили. И за 15 лет до Бирюлево, где резали гастарбайтеров.

Наконец, кризис психологический. Последние исследования показали, почему так рано умирают мужики. Женщины имеют запас прочности, их организм рассчитан не только на себя, но еще и на детей. Без них, без внуков жизнь теряет смысл. У мужчин, как только теряется смысл жизни, начинается онкология, сердечно-сосудистые заболевания — у всех этот букет. Посмотрите на себя в зеркало — одни психотики и невротики. Надо понимать, что у невротиков и дети — невротики; у психотиков — дети психотики. Психоз накапливается, идет нарастание.

И вот он пишет: мне никогда не поверят, что я был нравственным человеком. Он не врет. Он никогда не изменял своей жене, они вырастили пятерых детей. Когда я был в Освенциме в 1968 году, там еще все было цело. У коменданта был домик, он растил детей в трудовом воспитании, у каждого была грядка, делянка. Прекрасный муж, великолепный отец, а отправил на тот свет сотни тысяч людей. Как это совместимо? Почему так произошло?

С нашим гостем беседовать можно бесконечно на бесконечное количество тем. Кажется, он всё про жизнь знает и всё про нее понял… Евгений Ямбург - директор общеобразовательной школы №109 г. Москвы, заслуженный учитель РФ, доктор педагогических наук, академик РАО, лауреат премии Правительства РФ в области образования - сегодняшний собеседник журнала.

Материал опубликован в журнале №102 от 26.03.2018.

Сегодня у нас в гостях Евгений ЯМБУРГ. Человек большого ума. И человек большого сердца.

Вы согласны с такими временными прогнозами? Не станет ли для школы столкновение с очередными радикальными переменами шокирующим?

Конечно, изменения уже идут, да они никогда и не прекращались, менялась только их интенсивность. Но меня гораздо больше волнует другая сторона сегодняшних изменений – ценностная и смысловая. То есть – во имя чего, зачем мы учим, что хотим получить в итоге? То, что называется целеполаганием образования. И это уже вопросы ценностей и смыслов не только образования, но шире – культуры.

– Это действительно фундаментальные вопросы. Ответы на них нащупываются?

Так что порой мы, люди, склонны паниковать: ужас, ужас, все пропало.

Вот это и требуется. Поэтому первое, что надо, – снять розовые очки, трезво смотреть на то, что происходит вокруг. А с другой стороны, это не повод вбить крюк и намылить веревку, посыпая голову пеплом. Вот тогда будем двигаться вперед.

Время гениев и… парадоксов

– С Дмитрием Быковым я дружу и очень его уважаю: не только за то, что он замечательный писатель, поэт, публицист, литературовед, но и за то, что он преподает в школе. Тем не менее я с ним согласен ровно наполовину, потому что есть другая сторона… Да, он абсолютно прав, имея дело в очень хорошем элитном лицее с той категорией молодых людей, которые действительно соответствуют описанным им характеристикам. К слову, замечу: мне эти публично высказанные позитивные наблюдения очень симпатичны на фоне того безумного букета передач и новостей, которые, скорее, внушают аудитории обратное. Я понимаю, ради рейтингов, ради некой телевизионной драматургии им нужна клубничка. Но если без конца демонстрировать, а по сути, популяризовать низость и агрессию, то чего потом удивляться растущему в обществе уровню нетерпимости и неуважения?

Прав Д. Быков и в том, что требуются новые способы, новые подходы к современным школьникам – с учетом той их особенности, что они не хотят быть просто пассивными потребителями информации… причем это не только уроков касается… Какие это могут быть способы? Приведу маленький пример. В нашей школе 19 октября – это дата основания Царскосельского лицея – проводится ежегодный День лицеиста. С традиционными конкурсами, викторинами. Но что мы еще сделали. Поставили на первом этаже гримерные столы. Тут наши старшеклассники и старшеклассницы с помощью грима преображаются – весь процесс, кстати, снимают ребята из школьной видеостудии – и далее, в образе Александра Пушкина и Натальи Гончаровой, прогуливаются по школе, читают наизусть и предлагают встреченным однокашникам и учителям тоже продекламировать что-нибудь пушкинское… Получается замечательный современный пушкинский квест, увлекательный поэтический флешмоб. А одновременно – хороший стимул для ребят и взрослых открыть накануне томик А. Пушкина: никто ведь не хочет оказаться в неловком положении, встретившись в школьном коридоре с самим Александром Сергеевичем! Пусть и ненастоящим.

– И все-таки вы согласны с Д. Быковым только наполовину…

– Действительно, сегодня очень многие учителя с тревогой говорят о том, что с каждым годом школьный контингент все сложнее, все труднее с ребятами работать.

– Получается, футурологи указали нам на технологические причины радикальных перемен в образовании, а, оказывается, есть и иные – биологические?

– В чем они могут заключаться?

– Я уверен, что новый профессиональный стандарт педагога – это как раз ответ на новую реальность и те вызовы, которые она перед массовой школой ставит.

Требовать можно тогда, когда научили

– И при этом школ, которые придумали соответствующие модели и знают, как работать с такими детьми, точнее, уже работают с ними, немного. Это ваша 109-я и, может быть, еще с десяток…

– Нет-нет-нет. Не совсем так. Я много езжу по России по вопросам внедрения нового профессионального стандарта педагога. Уверяю, мы не одиноки. Страна очень большая, и замечательные примеры есть во многих регионах, прорывы есть по многим направлениям. Но, поскольку мы сейчас говорим о вызовах, стоящих именно перед массовой школой, задача следующая: вот такие образовательные очаги, оазисы, которые есть в России везде, объединять в мощный большой архипелаг. Только не ГУЛАГ, конечно.

– Вероятно, для школ России самым слабым звеном является финансовое? Ведь из-за хронического недофинансирования у директоров (особенно сельских школ или школ в небольших городах) голова болит о том, как бы текущую крышу залатать перед началом учебного года. Какой там XXI век с его чудесными цифровыми новациями, когда на одного ученика бюджетом выделяется энная сумма в год, которой не хватает даже на закупку полного комплекта учебников, не говоря об обновлении лабораторного оборудования, наглядных пособий?! О каком повышении качества образования можно говорить в такой ситуации?!

– Внедрение в школах профессионального стандарта педагога, рабочую группу по разработке которого вы возглавляли, как известно, перенесено на сентябрь 2019 года. Причем вы и сами поддержали решение об отсрочке, поскольку для начала, говорили вы, необходимо выстроить систему подготовки и переподготовки школьных учителей.

– Все время этого добивался и добиваюсь. Почему? Объясню. Я везде пишу и говорю: нельзя с учителя требовать того, чему его никто и никогда не учил. Требовать можно тогда, когда научили. А это значит, что необходим серьезный пересмотр содержания педагогического образования и системы повышения квалификации. Пока это не сделано, мы будем встречаться либо с формальным, бюрократическим, имитационным выполнением профстандартов, что их только дискредитирует… либо просто с саботажем.

– По вашей оценке, как сегодня в стране ведется эта работа? Будем готовы к 2019-му?


У входа в школу №109 стоит памятник Булату Окуджаве.

Ваши действия, господин учитель?

– В вашей школе, успешно работающей многие годы по уникальной авторской методике, обучается порядка 5 тыс. школьников, из них более половины – дети с различными проблемами здоровья. Безусловно, это требует от учителей огромных знаний, умений, таланта, наконец. Как вы находите, по какому принципу принимаете в свой педагогический коллектив новых молодых педагогов?

– Во-первых, значительная часть педагогов, которые у нас сейчас работают, – это выпускники нашей же школы. А во-вторых, у меня существуют очень жесткие кейсы. Хочешь работать? Давай, недельку походишь, посмотришь, как работают наши учителя, потом попробуешь провести уроки сам, а мы посмотрим тебя в деле. И я с удовольствием возьму человека, если увижу, что у него глаза горят, – такой работать научится. А вот если подход формальный, если нет этого огонька искреннего интереса – простите, вам у нас делать нечего.

И таких ситуаций могу привести множество. Тут ведь еще в чем проблема? У нас сложное общество, в котором сегодня нет консенсуса по многим позициям, а есть раздрай, напряжение, нагнетание взаимного неприятия. Поэтому ко всему этому компоту, который сполна достается и школе, она должна быть готова.

– Представьте, что перед вами сидит весь корпус ректоров педагогических вузов. Что бы вы им сказали?

– Поверьте, я и перед прежним министром защищал, как говорится, до последней капли крови педагогические вузы, когда их начали объединять с классическими университетами: потому что на выходе получается уже совсем другая профессия. Такую же позицию высказывал и нынешнему министру… и тут министр меня понимает. Тем не менее на сегодняшний день ситуация такова: было 50 педагогических вузов, осталось всего 25. Все остальные вошли в состав университетов, и там они, увы, оказались пасынками.

– А ведь был в Красноярском университете опыт создания и деятельности педагогических мастерских…

– Да, все это было в 80-е годы. И я хорошо знал декана психолого-педагогического факультета В. Васильева, да и сейчас, кстати, с Красноярском мы плотно работаем. У нас много чего хорошего было, к чему теперь надо бы возвращаться.


Подарок выпускников.

Выбиться из ряда

– Страна, действительно, имеет богатейшее наследие авторских школ, которые добивались потрясающих практических результатов. Иногда думается, что стоит внедрить эти наработки в массовую школу, и громадное количество проблем будет решено. Как вы полагаете, возможен ли ренессанс авторской школы в РФ?

– Это у вас идеалистическая точка зрения – найти педагогический философский камень и лекарство от всех болезней. Так, увы, не бывает. Поймите, авторская школа – это как театр. Есть главный режиссер – будет театр. Уйдет он – нет, театр не умрет, он просто станет другим. Вот ушел Ю. Любимов из Таганки или Г. Товстоногов из БДТ – театры остались, став другими. С авторскими школами то же самое: как некие острова, которые рождаются, потом исчезают, появляются новые… И это нормально.

– Похоже, массовости такого явления, как педагог-новатор, пока в России ожидать не стоит? Тем не менее, какие из инициатив и разработок молодых коллег лично у вас вызывают наибольший интерес?

– Евгений Александрович, если не секрет, что сегодня более всего заботит и радует директора московской школы №109?

– То, что меня заботит, – мои проблемы. Их огромное количество, их надо решать, и мы их решаем. Так у любого директора.

Бесконечно полагаться на явочные инициативы при решении подобных проблем – неправильно, должно быть изменено законодательство. Чего депутаты почему-то не спешат делать, и я с ними из-за этого, грубо говоря, собачусь уже много лет.

Или еще один момент. Чтобы школьнику сдать ОГЭ и ЕГЭ, вы знаете, нужна регистрация по месту жительства. В нашем случае, по закону, это значит – бери, ребенок, капельницу и езжай с ней в свой регион. Ну, это же черт знает что! И опять мэр Москвы явочным порядком пошел на то, что детишек на время лечения прописывают прямо по московскому больничному адресу.

Это лишь часть тех управленческих историй, которые нужно решать. Потому что дети имеют неотъемлемое человеческое и гражданское право: и лечиться, и учиться, и вовремя получать аттестаты, и поступать далее, чтобы обрести профессию, о которой мечтают…Что радует? То, что этот проект все-таки уже пошел по всей стране: о нем узнают в регионах, звонят губернаторы, приглашают, выезжаем. Значит, не только плохие, но и хорошие примеры заразительны.

– В августе прошлого года министр образования и науки РФ О. Васильева озвучила инициативу о передаче школ с муниципального уровня управления на региональный. Как думаете, часть проблем это может снять?

– Россия – очень и очень разнообразная страна, и везде разные, в том числе финансово, ситуации. Вы понимаете, одно дело – Якутия, другое – российская глубинка, третье – Москва. Поэтому где-то снимет, а где-то, возможно, и добавит – тут не берусь прогнозировать однозначно. На самом деле, это очень большая серьезная тема, которую не уложишь в один ответ в рамках журнального интервью. Могу лишь сказать, что универсальной единой на всех волшебной палочки у нас точно не будет, а будут, вероятно, разные региональные кейсы, требующие вариативного подхода.

Так вот, умный и дальновидный губернатор постарается эти зоны внимания максимально расширить. Каким образом? Для начала соберет специалистов и экспертов для создания более адекватных критериев и параметров оценки школ своего региона – благо, в мировой образовательной практике накоплен довольно обширный методологический и инструментальный опыт. Сейчас, например, в Москве подходы к оцениванию изменились довольно серьезно: учитываются не только академические успехи школ, но и работа со школьниками-инвалидами. Или умение школы работать с девиантными детьми. Причем, принципиально важно, что показателем успешности тут является не количественное уменьшение этой категории – в этом случае появляется соблазн просто прятать эти проценты разными способами, – а то, что стоящий на учете подросток, допустим, за год не совершил ни одного правонарушения.

Более того, умный и дальновидный губернатор поймет, что нельзя сравнивать школы по одному лекалу, потому что одно дело, когда школа расположена в элитном благополучном районе рядом с метро, и другое, если она находится в депрессивном поселке. Для таких школ критерии и параметры оценивания тоже должны быть разными – это вообще серьезная, не терпящая формального подхода проблема.

– Любое живое дело развивается, ищет новое, одним словом – растет и меняется. Какие новые задачи и цели вы сегодня ставите и перед собой, и перед коллективом? Какие новые идеи хотели бы реализовать на практике?

В общем, идей и задумок хватает, хватило бы жизни. Многое мы уже смогли реализовать, но все это надо поддерживать, а с деньгами, честно скажу, сейчас все сложнее. Многие направления дополнительного образования довольно ресурсоемки. Например, у нас в школе есть гончарная мастерская, а это печи для обжига, дорожающие расходные материалы, глина – и та дорожает…

О свободе, о России,о будущем

– И я везде об этом пишу. Понимаете, в чем дело… Прошлый, XX век был очень тяжелый: такие реки крови пролились, – но XXI-й не будет легче. И будущие войны будут за воду, а не за нефть. Поэтому человечество ожидают жесткие, сложные времена.




​Конно-спортивный клуб, школа художественных ремесел, клуб путешественников, театральная студия, клуб любителей кино – мощная система дополнительного образования создавалась в 109-й школе не одно десятилетие .

– Вы затронули очень существенные. сущностные вещи. Тогда заключительный вопрос вот какой: вы историк по образованию, есть ли у России, у отечественного образования повод для исторического оптимизма? Если да, то на чем он основывается?

— Евгений Александрович, вы больше полувека работаете в образовании, 45 лет — директором школы. Какие главные недостатки и преимущества современной школы? Какие проблемы и достоинства?

Мы будем продолжать гибко сочетать и традиционные, очные формы обучения, и заочные. Это два плеча коромысла, которое надо держать в равновесии. Потому что никто не заменит живого учителя, но надо использовать и те возможности, которые дал сегодня интернет. Обратно мы не пойдем: Америку можно открыть, а закрыть ее уже нельзя.

Тем более что интернет действительно дает большие возможности. Например, сегодня с его помощью можно войти в любую галерею мира — хоть в Лувр, хоть в Эрмитаж. Ну что, мы будем отказываться от этого? Глупость.

С другой стороны, у нас, к сожалению, до сих пор огромные проблемы с отсутствием единого образовательного пространства. Причина в неравенстве регионов, городов, сел. Неравенство прежде всего информационное. Его надо ликвидировать. В новых государственных программах сейчас выделяются деньги на то, чтобы скоростной интернет был не только в крупных городах, но и в поселках, деревнях, селах. Это первая задача. Вторая — чисто образовательная. Нужно вкладывать деньги в людей, в кадры, в учителей, потому что для того, чтобы обучать по-новому, необходимо и учителей готовить по-новому.

— Но в связи с пандемией и дистанционным обучением было много критических выступлений о том, что это нанесло большой урон школьному образованию. Вы не согласны с этим?

— Вред от дурного использования. В интернете, как и в жизни, много грязи всякой. Но и жизнь вы не остановите. Ребенок живет не на Луне: он выходит на улицу и слышит, например, мат. Это можно обнаружить не только в интернете. Да, в интернете на самом деле есть все, но учитель, как и родители, должен не бояться этого, а быть навигатором. Учителю необходимо помогать детям находить в интернете то, что нужно.

Конечно, надо заниматься информационной безопасностью. Но нигде никто не доказал, что увеличение агрессии, самоубийств идет из интернета. Нет ни одного исследования, которое бы это доказывало. Это непрофессиональная точка зрения.

— То есть вы не согласны с тем же Путиным, который видит особый вред в интернете, поскольку там много информационного мусора?

— Вы неоднократно рассказывали, что вас не пугают плохие учебники, потому что у вас проводятся перевернутые уроки по острым вопросам, когда учитель выступает в роли модератора. А ученики сами ищут информацию в интернете, учатся отличать факт от фейка. Насколько успешна такая практика?

— Очевидно, в вашей школе получается научить детей отличать факт от фейка. А в целом по стране, в классической школе как с этим обстоит дело?

— Такие игры мне тоже сильно не нравятся. Но дело в том, что очень многое зависит от стиля учителя. Тут учитель понятно кто, а стиль учителя на этом уроке нам всем хорошо известен.

— А в чем выражается неравенство регионов? В качестве образования, в оплате труда учителя?

— Во-первых, конечно, в зарплате, потому что за одну и ту же работу учителю платят совершенно разные деньги в различных регионах. Иногда они отличаются в разы. Скажем, в Москве сейчас приличная зарплата, до 80 тысяч [рублей]. В Подмосковье — уже вполовину меньше. А за ту же работу, допустим, в Омске учитель больше 30 тысяч не получает. Это неправильно.

Еще одна проблема: в маленьких городах и деревнях категорически не хватает учителей иностранных языков. Иногда бывает, что старшеклассники ведут уроки английского языка в младших классах. Есть над чем еще работать.

— То есть оценить качество школьного образования в целом по стране сегодня сложно так же, как определить среднюю температуру по больнице?

— Безусловно. Тут очень интересно. С точки зрения качества образования я знаю провинциальные школы в Москве и крупных городах и столичные школы на селе, которые дают прекрасное образование. Скажем, в Волгоградской области, недалеко от города Урюпинска, есть отличные сельские школы. Я выезжал туда, работал, знаю директоров. Это блестящие, современно работающие учителя. Хотя школы сельские, от Волгограда 300 километров. Поэтому качество образования во многом зависит от людей.

— А в Москве, получается, встречаются школы не лучше, чем в какой-нибудь глубинке?

— Москва, конечно, город-герой. Здесь много огромных школьных комплексов, много гимназий, лицеев, специализированных школ. Конечно, образование в столице не как в глубинке, однако в некоторых школах обучение тоже может быть очень формальным. Разумеется, я коллег называть не буду, которые только и делают, что отчитываются перед вышестоящим начальством и толком не занимаются детьми. Понимаете, это же тонкая вещь, которая связана с индивидуализацией обучения, с воспитательными вещами, которые тоже очень затруднены.

С другой стороны, тем, кто профессионально работает, сегодня легче ничего не делать и распустить детей на каникулы — столько разных циркуляров, ненужной отчетности.

— В советское время качество школьного образования было примерно одинаковым по всей стране и позволяло ребятам из разных регионов поступать в столичные вузы. Сегодня многие родители жалуются, что в классической школе образование оставляет желать лучшего. В чем основная проблема?

— Дело, конечно, в учителях. В советское время — я тоже не с Луны свалился — были разные школы и разные учителя. Были замечательные учителя, были походы, это все не сегодня возникло. Другое дело, что очень довлела идеология и учителям приходилось врать на уроках истории, литературы и так далее. Потом наступило совершенно замечательное время: перестройка, начало 90-х. Из школы исчезла идеология, это был золотой век нашего образования. Государство не лезло в образование, у него были другие дела. Раскрыли многие секретные документы, можно было открыто и широко обсуждать, читать то, что раньше было запрещено и за что сажали. Того же Солженицына и других подобных мыслителей.

Кстати говоря, даже в новой измененной Конституции нет идеологии. Потому что не может быть единой идеологии для всех — для верующих и атеистов, для людей различных конфессий, исповедующих разные взгляды. Поэтому не надо путать мировоззрение и идеологию. Мировоззрение человек вырабатывает сам, а идеология ему навязывается. Но, к сожалению, у нас сегодня, несмотря на Конституцию, происходит то же самое.

Сегодня мы тихой сапой возвращаемся в те времена, когда навязывается идеология. В школы комиссаров пытаются прислать в виде консультантов по воспитательной работе. Идет подмена понятий. Это очень плохо, нельзя возвращаться туда, где мы уже были.

[Сегодня] даже не сравнить с тем, что было в 90-е годы. Да, тогда было трудно. Вот говорят, что в 90-е не было воспитания. Как не было воспитания? Мы что, в походы не ходили? У нас что, не проходило экспедиций, театральных студий? Все это было, и воспитание было. Без ненужной идеологии.

— Некоторым ученикам не нравится, что в обычной школе им приходится в равной степени изучать гуманитарные, точные, естественные науки, часть из которых, как они считают, в жизни им не пригодится. Подобные ученики переходят на специализированную форму обучения. Есть такая проблема?

И так сплошь и рядом. У нас, по данным независимых социологических исследований, уже около 80 процентов населения считает, что Солнце вращается вокруг Земли. Это же глупость несусветная и большая беда. А все эти передачи, которые по утрам идут, о положении звезд, забыл, как эта фигня называется…

— Астрология?

— Все потому, что советская школа давала больше академических знаний?

— Еще звучат жалобы некоторых родителей о том, что классическая школьная система не учитывает разный уровень подготовки учеников.

— Во многих школах учитываются индивидуальные особенности детей и разный уровень их подготовки. Но, к сожалению, не везде. В крупных комплексах, где при школах есть свои детские сады, идет диагностика детей в раннем возрасте, работают медико-психолого-диагностические службы. Мы в нашей адаптивной школе буквально с трех с половиной лет видим особенности детей и подходим к ним индивидуально. У нас не ребенок приспосабливается к школе, а школа — к ребенку. И неважно, ученик с задержками развития или сразу проявляет свои таланты.

— Насколько усложняет жизнь учителей отчетность и гонка за показателями, рейтингами: количество баллов, медалей и прочее?

— На самом деле отчетность очень усложняет жизнь учителей. С одной стороны, министерство просвещения издает приказы, предписывающие упростить жизнь педагогов, ликвидировать ненужную отчетность. Но следом идут документы директорам школ, чтобы они письменно отчитались в дорожных картах, как ликвидируют отчетность. И этот документ с таблицами тянет страниц на 50. Получается абсолютный идиотизм, в полном соответствии с нашими бюрократическими традициями. С одной стороны, требуют упростить, с другой — отчитаться, как мы это упрощаем. Подобное вызывает смех, иронию, но усложняет нашу жизнь.

— Лет 10–12 назад Казанский пединститут слили с Казанским федеральным университетом, который тогда создавался. Теперь многие ноют, что нужно пединститут возрождать, так как из КФУ в школы идти не хотят. В чем причины?

— Это тоже разная история. Профессия педагога очень сложная, во всем мире она занимает одно из самых первых мест по сложности. Потому что учитель — и швец, и жнец, и на дуде игрец. Он должен не только отлично знать свой предмет, но и психологию детей, и многие другие дисциплины. Потому что педагог помогает формировать и духовность, и нравственность, и мировоззрение человека. Это не в офисе сидеть, бумажки перекладывать, по интернету на письмо отвечать, и даже не лекцию прочитать. Дети сканируют учителя, как рентген. Когда на тебя смотрит 30 пар детских глаз, не расслабишься. Учитель должен так проводить урок, чтобы заинтересовать целый класс, чтобы дети его действительно слушали, а не отвлекались на посторонние вещи.

А с другой стороны, учитель — очень творческая работа. Не сразу, через годы. Потому что быстрые результаты в педагогике всегда обман.

На что еще я обращаю внимание: в школьной педагогике стали появляться очень зрелые, состоявшиеся люди. У меня таких много примеров. Скажем, есть один учитель истории, который в прошлом был довольно успешным в бизнесе. Он пошел, получил второе образование педагогическое. Человек создал себе финансовую подушку и получает удовольствие от работы с ребятами. Учитель — это очень интересная работа.

Конечно, есть регионы, где не хватает преподавателей. Это связано с низким социальным статусом профессии, низкой зарплатой. А есть такие регионы, где мы, прошу прощения, жестко отбираем учителей. И не каждого еще возьмем.

— Если в перестройку и 90-е годы был золотой век образования в России, то какое время переживает российское образование сегодня? Где находится современная школа — она уже перешла в XXI век или отчасти застряла в XX веке?

Поэтому везде обстановка разная.

Где-то учителя перестали бояться, где-то продолжают любить начальство, поклоняться ему и брать под козырек любому распоряжению чиновников, даже идущему вразрез с интересами детей. Картина очень пестрая. Какие-то школы перешли в XXI век, а какие-то до сих пор остались в XX веке. Поэтому сегодня российская школа находится на перепутье.

Вскоре после вступления в должность, в 1981 году, тогда еще молодой и неизвестный педагог приступил к реализации адаптивной модели по интегрированному обучению детей с отклонениями в развитии. С 1991 года школа № 109 была преобразована в экспериментальный комплекс, в состав которого вошли детский сад, начальная, основная и старшая школы, досуговый центр, медико-психологический лицей. В ней была развернута система дополнительного образования, которая в настоящий момент включает в себя театральную студию, школу ремесел, творческое объединение путешественников, конно-спортивный клуб и так далее.

Основной принцип работы адаптивной школы заключается в том, что не ребенок должен приспосабливаться к школе, а самому учебному заведению следует максимально учитывать способности и увлечения учащихся и разрабатывать специальные программы.

Творчество против регламентов, или Нормы с вариациями

Однако задачи воспитателя в условиях XXI века сложнее установленных норм.

Ямбург ответил на этот вопрос положительно, ведь эти ценности никогда не устареют, но жизнь не стоит на месте и предъявляет все новые требования.

По его мнению, в воспитании не должно быть запретных тем, и пуританство здесь неуместно.

Евгений Александрович рассказал об одном случае, который произошел в его школе: девочка совершила попытку покончить с собой из-за несчастной любви.

В качестве лекарства известный педагог предложил ей попробовать свои силы в качестве волонтера в одной из онкобольниц, где лечатся дети с тяжелыми заболеваниями.

И после общения с детьми, которые борются за жизнь и во время сеансов химии сдают экзамены по нескольким школьным предметам, собственная проблема показалась ей совершенно пустяковой.

Каким должен быть современный учитель?

Важно то, что Евгений Ямбург никогда не навязывает свою волю и авторитетное мнение ни педагогическому коллективу, ни детям, и все события, происходящие в школе, обсуждаются вместе с детьми, их инициативы и предложения всегда принимаются во внимание, несмотря на их порой экстравагантность.

Необычно отпраздновали в прошлом году и юбилей школы, на котором вместо скучных речей и официальных церемоний дети устроили карнавал, переодевшись в героев пушкинских произведений, и читали стихи поэта, в том числе и те, которые не изучаются в школьной программе.

Понятно, что в такой уникальной школе должны работать педагоги с нестандартным мышлением.

Поэтому участники клуба задавали Евгению Александровичу вопросы о том, по каким критериям он отбирает учителей.

Как выяснилось, эти критерии расходятся с общепринятыми.

Так, Евгений Ямбург рассказал о том, что несколько лет назад он принял на работу выпускницу педвуза, которая в совершенстве владеет немецким. Однако ее познания в этой области его интересовали меньше всего, а главным образом привлекло то, что немецкий она выучила в течение пяти лет, проведенных ею в онкологической клинике в Германии.

Сегодня она возглавляет подразделение по реабилитации онкобольных детей, в общении с которыми огромное значение имеет оптимистический настрой.

Конечно, далеко не всем учителям подойдет такой вид деятельности, некоторым лучше работать с обычными детьми. Правда, обычные – не значит стандартные, поскольку, как известно, число детей с различными отклонениями и особенностями развития неуклонно растет.

На идеях индивидуализации и дифференцированного подхода к обучению и воспитанию основан профессиональный стандарт, над созданием которого трудится Евгений Ямбург, начиная с 2013 года.

Еще одна важная компетенция педагога – его кругозор.

Иногда ему приходится перевоспитывать своих учителей, но делает он это ненавязчиво и с юмором.

Так, например, выяснилось, что молодой учитель информатики – прекрасный специалист в своей сфере – не знаком с творчеством Чехова.

Узнав об этом, Евгений Александрович не ругал, не упрекал его за такое невежество, а просто подарил ему книги великого классика.

Конечно, в разговоре с Евгением Ямбургом участники клуба не могли обойти вниманием одну из самых злободневных тем – дистанционное обучение.

Изменилась и роль родителей. Если раньше они были простыми контролерами, которые время от времени проверяли успеваемость своих детей, то во время дистанционного обучения им пришлось погрузиться в содержание образования: ведь уроки проходили буквально у них на глазах.

Одновременно с детьми надо было воспитывать и их родителей.

Например, нередко педагоги становились свидетелями того, как на онлайн-занятиях присутствуют расслабленные домашней обстановкой ученики в пижамах и на заднем плане – папы в семейных трусах. Поэтому приходилось делать замечания и тем и другим.

Если же говорить серьезно, то, по мнению Евгения Ямбурга, многие излишне драматизировали ситуацию с дистантом: по опыту своей школы он убедился в том, что качество знаний не снизилось, и дети даже лучше сдавали экзамены, чем до пандемии. Он объясняет это тем, что ученики с расстройством аутистического спектра и просто интроверты, которые раньше стеснялись отвечать в больших классах, в чате с учителем проявляли небывалую активность. Помогло и применение методики формирующего оценивания, при которой практиковался самоконтроль детей по заданным критериям.

В то же время, по собственному признанию Евгения Ямбурга, он не является фанатом дистанционного обучения, его идеал – это разумное сочетание очных и онлайн-занятий.

В каких-то случаях без живого общения с учителем невозможно обойтись, в каких-то ситуациях (рутинные процедуры, тренинг определенных навыков) больше подходит дистант.

В поисках баланса: субъектность и переговоры

Подводя итоги обсуждения, ректор МГПУ Игорь Реморенко констатировал, что жесткие и однозначные модели в современном образовании не работают, поэтому следует искать баланс между общей нормой и ее вариациями.

В качестве примера он привел регулирование Роспотребнадзором меню школьных столовых, когда от директора требуют использовать только определенные виды продуктов.

Читайте также: