Цицерон об обязанностях краткое содержание

Обновлено: 06.07.2024

Марк Туллий Цицерон - выдающийся римский юрист и государственный деятель, избирался консулом, был провозглашен сенатом отцом отечества, а воинами вверенной ему провинции - императором. Однако в памяти потомков он остался прежде всего как замечательный оратор и ученый-просветитель. В книге собраны не потерявшие актуальности философские трактаты Цицерона: "О старости", "О дружбе" и "Об обязанностях". Автор убедительно доказывает, что истинная философия укрепляет дружбу, способствует нравственному совершенствованию, а также наполняет новым смыслом неизбежные тяготы жизни: старость, боль утрат, потерю близких и ожидание собственной кончины.

Како­ва же была в это вре­мя поли­ти­че­ская обста­нов­ка в Риме и как ее оце­ни­вал Цице­рон? Мар­тов­ские иды про­буди­ли в нем сна­ча­ла боль­шие с. 160 надеж­ды. Убий­ство тиран­на, — а теперь Цице­рон назы­ва­ет Цеза­ря не ина­че, как тиран­ном или царем (rex), — долж­но было при­ве­сти к вос­ста­нов­ле­нию res pub­li­ca li­be­ra и, сле­до­ва­тель­но, к вос­ста­нов­ле­нию руко­во­дя­ще­го поло­же­ния само­го Цице­ро­на в государ­стве.

Цице­рон про­вел лето 44 г. в сво­их поме­стьях. Он коле­бал­ся меж­ду дву­мя про­ти­во­по­лож­ны­ми наме­ре­ни­я­ми: вер­нуть­ся в Рим или отпра­вить­ся в Гре­цию, в Афи­ны, где в это вре­мя нахо­дил­ся его сын. Обста­нов­ка в Риме тем вре­ме­нем суще­ст­вен­но изме­ни­лась. С одной сто­ро­ны, поло­же­ние Мар­ка Анто­ния весь­ма окреп­ло: он, ссы­ла­ясь на волю покой­но­го дик­та­то­ра, изда­вал само­власт­ные рас­по­ря­же­ния, имел воору­жен­ную охра­ну из 6 тысяч чело­век, ожи­дал при­бы­тия из Македо­нии посту­паю­щих в его рас­по­ря­же­ние леги­о­нов и пре­тен­до­вал, по исте­че­нии сро­ка сво­его кон­су­ла­та, на управ­ле­ние Гал­ли­ей; с дру­гой сто­ро­ны, наме­тил­ся рас­кол внут­ри еди­но­го до сих пор лаге­ря цеза­ри­ан­цев, рос­ла оппо­зи­ция ново­му тиран­ну, кото­рая при­об­ре­ла осо­бую силу и зна­че­ние в свя­зи с появ­ле­ни­ем в Риме наслед­ни­ка Цеза­ря — Гая Окта­вия. Общая ситу­а­ция все более услож­ня­лась.

Цице­рон вер­нул­ся в Рим к 1 сен­тяб­ря 44 г. В этот же день состо­я­лось заседа­ние сена­та, на кото­ром по ини­ци­а­ти­ве Анто­ния были утвер­жде­ны новые поче­сти в память уби­то­го дик­та­то­ра. Цице­рон укло­нил­ся от уча­стия в этом заседа­нии. Сослав­шись на уста­лость после поезд­ки и на общее недо­мо­га­ние, он с утра изве­стил Анто­ния о сво­ем наме­ре­нии не являть­ся в сенат. Одна­ко Анто­ний вос­при­нял это как лич­ное оскорб­ле­ние и заявил, что велит при­ве­сти Цице­ро­на силой или при­ка­жет раз­ру­шить его дом. Конеч­но, он не испол­нил сво­ей угро­зы, хотя подоб­ный выпад уже сам по себе был рав­но­си­лен объ­яв­ле­нию вой­ны.

Пер­вая речь про­тив Анто­ния носи­ла еще весь­ма сдер­жан­ный харак­тер. Цице­рон занял пока доволь­но осто­рож­ную пози­цию. Нача­ло речи он посвя­тил объ­яс­не­нию сво­его поведе­ния: изло­жил при­чи­ны, побуж­дав­шие его при­нять реше­ние о том, чтобы на вре­мя уехать из Ита­лии, а так­же при­чи­ны, в силу кото­рых он изме­нил это реше­ние (Филип­пи­ки [2] , 1, 6— 11). Затем, заявив, что во имя мира и спо­кой­ст­вия он пред­ла­га­ет сохра­нить в силе рас­по­ря­же­ния Цеза­ря, под­ра­зу­ме­вая под ними те зако­ны, кото­рые Цезарь успел про­ве­сти еще при жиз­ни, он одно­вре­мен­но дока­зы­вал, что про­ек­ты новых зако­нов, вно­си­мые Анто­ни­ем, про­ти­во­ре­чат преж­ним цеза­ре­вым рас­по­ря­же­ни­ям (Phil., 1, 10— 21).

После сво­его выступ­ле­ния Цице­рон сно­ва уез­жа­ет из Рима (в свою усадь­бу в Путе­о­лах). Анто­ний же назна­ча­ет на 19 сен­тяб­ря новое заседа­ние сена­та, на кото­ром высту­па­ет с боль­шой речью, направ­лен­ной пря­мо и рез­ко про­тив Цице­ро­на. Анто­ний обви­ня­ет Цице­ро­на в том, что тот в свое вре­мя вынудил сенат выне­сти ряд про­ти­во­за­кон­ных смерт­ных при­го­во­ров (заго­вор Кати­ли­ны), что он был под­стре­ка­те­лем убий­ства Кло­дия и поссо­рил Пом­пея с Цеза­рем и, нако­нец, — самое глав­ное обви­не­ние, — что Цице­рон — идей­ный вдох­но­ви­тель рас­пра­вы над Цеза­рем (Phil., 2, 16— 18). Обви­не­ния были доста­точ­но тяж­ки­ми: бра­лась под сомне­ние вся поли­ти­че­ская репу­та­ция Цице­ро­на. Ста­но­ви­лось ясно, что начи­на­ет­ся борь­ба не на жизнь, а на смерть.

Цице­рон отве­чал на это выступ­ле­ние Анто­ния новой речью (вто­рая филип­пи­ка), с. 163 кото­рая постро­е­на так, буд­то она про­из­но­си­лась непо­сред­ст­вен­но за речью Анто­ния. На самом же деле это был поли­ти­че­ский пам­флет, напи­сан­ный в путе­оль­ской усадь­бе в кон­це октяб­ря. Пись­ма к Атти­ку, в кото­рых Цице­рон упо­ми­на­ет об этой речи, свиде­тель­ст­ву­ют о том, насколь­ко тща­тель­но он работал над ее отдел­кой (Att., 15, 13, 1— 2; 16, 11, 1).

Вто­рая филип­пи­ка — типич­ная для рим­ских поли­ти­че­ских нра­вов инвек­ти­ва. Цице­рон здесь уже не стес­ня­ет­ся в выра­же­ни­ях и широ­ко поль­зу­ет­ся, как это было в те вре­ме­на при­ня­то, обви­не­ни­я­ми сугу­бо лич­но­го харак­те­ра. Марк Анто­ний обви­ня­ет­ся в пьян­стве, раз­вра­те, назы­ва­ет­ся наг­ле­цом, него­дя­ем, глуп­цом и даже тру­сом. Что каса­ет­ся содер­жа­ния этой инвек­ти­вы по суще­ству, то она постро­е­на в основ­ном на опро­вер­же­нии тех обви­не­ний, кото­рые были выдви­ну­ты Анто­ни­ем про­тив Цице­ро­на в его сенат­ской речи 19 сен­тяб­ря, и на встреч­ных обви­не­ни­ях само­го Цице­ро­на. Он гро­зит Анто­нию судь­бой Кати­ли­ны и Кло­дия и уве­ря­ет, что Анто­ний, подоб­но Цеза­рю, кото­рый, кста­ти, намно­го пре­вос­хо­дил его во всех отно­ше­ни­ях, погибнет смер­тью, подо­баю­щей тиран­нам (Phil., 2, 114— 117).

В самом нача­ле декаб­ря 44 г. Цице­рон сно­ва воз­вра­ща­ет­ся в Рим.

В пер­вых двух филип­пи­ках еще нет пря­мо­го при­зы­ва к воору­жен­ной борь­бе, нет в них и упо­ми­на­ний об Окта­виане, но вско­ре оба эти фак­то­ра, т. е. неиз­беж­ность граж­дан­ской вой­ны и роль Окта­ви­а­на в ней, кото­рый может быть успеш­но про­ти­во­по­став­лен Анто­нию, ста­но­вят­ся лейт­мо­ти­ва­ми всех выступ­ле­ний и всех дей­ст­вий Цице­ро­на.

В том-то и состо­ял поли­ти­че­ский опыт Цице­ро­на, что он нако­нец понял недо­ста­точ­ность и бес­пер­спек­тив­ность одной лишь сенат­ской оппо­зи­ции. Имен­но поэто­му он уже не счи­тал воз­мож­ным в дан­ной ситу­а­ции какой бы то ни было ком­про­мисс, при­ми­ре­ние, как, ска­жем, это каза­лось ему при­ем­ле­мым выхо­дом в кон­флик­те меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем. Наобо­рот, он пред­видел теперь неиз­беж­ность новой граж­дан­ской вой­ны и шел ей навстре­чу. А если так, то силе долж­на быть про­ти­во­по­став­ле­на сила, вой­ску — вой­ско.

Конеч­но, в этой харак­те­ри­сти­ке нали­цо опре­де­лен­ная пере­оцен­ка зна­че­ния Цице­ро­на и его могу­ще­ства. Одна­ко он дей­ст­ви­тель­но в то вре­мя был бес­спор­ным лиде­ром не одной толь­ко сенат­ской оппо­зи­ции: все те, кто в той или иной фор­ме высту­пал про­тив Анто­ния (в том чис­ле и Окта­виан со сво­им вой­ском), при­зна­ва­ли его гла­вой дви­же­ния. Насколь­ко мог быть проч­ным блок сенат­ских кру­гов с воен­ны­ми вождя­ми-цеза­ри­ан­ца­ми (а тем более с сами­ми вете­ра­на­ми Цеза­ря), пока­за­ло весь­ма неда­ле­кое буду­щее. Но это уже иной вопрос (кста­ти ска­зать, гораздо более ясный для нас, кто судит о нем через две тыся­чи лет, чем для тех, кого он инте­ре­со­вал и близ­ко касал­ся в нача­ле 43 г. до н. э.).

Как бы то ни было, но с кон­ца декаб­ря 44 г. Цице­рон в раз­вер­нув­ших­ся собы­ти­ях при­ни­мал такое дея­тель­ное и страст­ное уча­стие, что ни о каких фило­соф­ских штуди­ях, ни о какой рабо­те над тем или иным фило­соф­ским трак­та­том не мог­ло быть и речи.

Како­во же постро­е­ние трак­та­та? Самим авто­ром он разде­лен на три кни­ги. В пер­вой ана­ли­зи­ру­ет­ся поня­тие нрав­ст­вен­но-пре­крас­но­го (ho­nes­tum), во вто­рой обсуж­да­ет­ся вопрос о полез­ном (uti­le) и в третьей — о кон­флик­те нрав­ст­вен­но-пре­крас­но­го с полез­ным, о кон­флик­те, в резуль­та­те кото­ро­го все­гда долж­но тор­же­ст­во­вать нрав­ст­вен­но-пре­крас­ное.

Но если струк­ту­ра про­из­веде­ния ясна и про­зрач­на, то не столь прост вопрос о его источ­ни­ках, хотя на пер­вый взгляд и он не пред­став­ля­ет осо­бых затруд­не­ний. Дело в том, что упо­ми­нав­ше­е­ся выше пись­мо к Атти­ку, да и неод­но­крат­ные ссыл­ки Цице­ро­на в самом про­из­веде­нии, совер­шен­но ясно ука­зы­ва­ют на два основ­ных источ­ни­ка: для пер­вой и вто­рой книг трак­та­та — Панэтий, для третьей кни­ги — Посидо­ний. Но мож­но ли огра­ни­чить­ся толь­ко эти­ми бес­спор­ны­ми и лежа­щи­ми, так ска­зать, на поверх­но­сти источ­ни­ка­ми?

На наш взгляд, образ тако­го иде­аль­но­го (и вме­сте с тем рядо­во­го) граж­да­ни­на, рису­е­мый в трак­та­те, — одна из веду­щих идей про­из­веде­ния в целом. Более того, образ vir bo­nus, со все­ми свя­зан­ны­ми с этим иде­а­лом обя­зан­но­стя­ми и нор­ма­ми поведе­ния (of­fi­cia), со все­ми его харак­тер­ны­ми чер­та­ми и каче­ства­ми (vir­tu­tes), может рас­смат­ри­вать­ся как некое свое­об­раз­ное поли­ти­че­ское заве­ща­ние Цице­ро­на, заве­ща­ние умуд­рен­но­го жиз­нен­ным и государ­ст­вен­ным опы­том дея­те­ля, остав­ля­е­мое им совре­мен­ни­кам и потом­ству в один из наи­бо­лее напря­жен­ных момен­тов как его лич­ной судь­бы, так и судь­бы все­го рим­ско­го государ­ства.

В осно­ве уче­ния Цице­ро­на об обя­зан­но­стях vir bo­nus лежит пред­став­ле­ние о выс­шем бла­ге (sum­mum bo­num) как о нрав­ст­вен­но-пре­крас­ном (гре­че­ский тер­мин τό­καλόν , в пере­во­де Цице­ро­на — ho­nes­tum). В самом нача­ле сво­его трак­та­та Цице­рон под­чер­ки­ва­ет, что любой обла­сти жиз­ни и дея­тель­но­сти соот­вет­ст­ву­ют свои обя­зан­но­сти, в испол­не­нии кото­рых и состо­ит нрав­ст­вен­ный смысл всей жиз­ни (ho­nes­tas om­nis vi­tae). Затем идет поле­ми­ка с теми, кто счи­та­ет, что выс­шее бла­го не име­ет ниче­го обще­го с доб­ро­де­те­лью, и пото­му изме­ря­ет все сво­и­ми удоб­ства­ми (suis com­mo­dis), а не мораль­ным кри­те­ри­ем (ho­nes­ta­te). На такой осно­ве невоз­мож­но создать уче­ние об обя­зан­но­стях; это спо­соб­ны сде­лать лишь те, кто нахо­дит, что толь­ко нрав­ст­вен­но-пре­крас­ное долж­но быть пред­ме­том наших стрем­ле­ний, или же те, кто нахо­дит, что оно долж­но быть целью наших стрем­ле­ний хотя бы по пре­иму­ще­ству (Off., 1, 5; 6). На этом с. 168 при­ме­ре нетруд­но про­следить пере­кре­щи­ва­ние вли­я­ний Стои и Ака­де­мии. Те, кто назван вна­ча­ле (т. е. толь­ко ho­nes­tas), — сто­и­ки; те, кто упо­мя­нут в кон­це (т. е. по пре­иму­ще­ству) , — ака­де­ми­ки, при­чем бук­валь­но несколь­ки­ми стро­ка­ми ниже Цице­рон заяв­ля­ет, что он хоть и будет в основ­ном сле­до­вать сто­и­кам, но име­ет в виду так­же и ака­де­ми­ков, и пери­па­те­ти­ков (ibid.). Тако­во рас­суж­де­ние Цице­ро­на, даю­щее обос­но­ва­ние веду­ще­му тези­су трак­та­та: все обя­зан­но­сти долж­ны иметь сво­им источ­ни­ком стрем­ле­ние к нрав­ст­вен­но-пре­крас­но­му, к выс­ше­му бла­гу.

Тако­ва интер­пре­та­ция двух основ­ных поня­тий инте­ре­су­ю­ще­го нас трак­та­та: нрав­ст­вен­но-пре­крас­ное (ho­nes­tum) и долж­ное, обя­зан­ность (of­fi­cium). Како­во же соот­но­ше­ние этих двух поня­тий?

Част­ной соб­ст­вен­но­сти от при­ро­ды не быва­ет, гово­рит Цице­рон, она воз­ни­ка­ет либо путем окку­па­ции неза­се­лен­ных земель, либо вслед­ст­вие победы на войне, либо бла­го­да­ря зако­нам, дого­во­рам, жере­бьев­ке. Государ­ство и соб­ст­вен­ность изна­ча­ла свя­за­ны друг с дру­гом, и охра­на соб­ст­вен­но­сти, как учил еще Панэтий, есть при­чи­на обра­зо­ва­ния государ­ства. И част­ная, и государ­ст­вен­ная соб­ст­вен­ность закреп­ля­ют­ся тем или иным исто­ри­че­ским актом, при­об­ре­таю­щим затем силу зако­на. Кто завла­де­ва­ет чужой соб­ст­вен­но­стью, утвер­жда­ет Цице­рон, тот нару­ша­ет и осквер­ня­ет пра­ва чело­ве­че­ской общ­но­сти (Off., 1, 21).

Далее Цице­рон пере­хо­дит к рас­суж­де­нию о двух видах неспра­вед­ли­во­сти. С его точ­ки зре­ния, суще­ст­ву­ет неспра­вед­ли­вость не толь­ко тех, кто ее при­чи­ня­ет, но и тех, кто не ока­зы­ва­ет помо­щи потер­пев­шим неспра­вед­ли­вость. Для борь­бы с неспра­вед­ли­во­стью надо пони­мать при­чи­ны зла. Обыч­но при­чи­на­ми про­яв­ле­ния неспра­вед­ли­во­сти быва­ют страх, жад­ность к день­гам, често­лю­бие, жаж­да сла­вы. Одна­ко забота о сво­ем иму­ще­стве, — сно­ва под­чер­ки­ва­ет Цице­рон, — если толь­ко она не вредит дру­го­му, вовсе не порок. Обду­ман­ная неспра­вед­ли­вость долж­на карать­ся более суро­во, чем вне­зап­ный аффект. Моти­вы, мешаю­щие борь­бе с неспра­вед­ли­во­стью, быва­ют, как пра­ви­ло, узкоэ­го­и­сти­че­ско­го харак­те­ра, это — леность, нера­де­ние, боязнь непри­ят­но­стей, неже­ла­ние участ­во­вать в обще­ст­вен­ной дея­тель­но­сти (Off., 1, 23— 39). Таким обра­зом, в осно­ве уче­ния Цице­ро­на о спра­вед­ли­во­сти и неспра­вед­ли­во­сти лежит некое пред­став­ле­ние о непри­кос­но­вен­но­сти соб­ст­вен­но­сти, и пото­му с. 171 пер­вей­шая обя­зан­ность заклю­ча­ет­ся в соблюде­нии и охране этой непри­кос­но­вен­но­сти. Вот поче­му Цице­рон был все­гда ярым про­тив­ни­ком вся­ких ta­bu­lae no­vae (кас­са­ция дол­гов), вся­ких аграр­ных зако­нов и вооб­ще вся­ких втор­же­ний в свя­щен­ную область соб­ст­вен­но­сти.

После это­го Цице­рон при­сту­па­ет к раз­ви­тию затро­ну­той выше мыс­ли: жизнь наша про­хо­дит в обще­стве. Под­чер­ки­ва­ет­ся, что обще­ство свя­зы­ва­ет людей сою­зом, разу­мом, речью (so­cie­tas, ra­tio, ora­tio); этим люди и отли­ча­ют­ся от зве­рей. Чело­век обя­зан помо­гать чело­ве­ку, но сред­ства отдель­ных лиц неве­ли­ки, и пото­му необ­хо­ди­ма гра­да­ция бла­готво­ри­тель­ной дея­тель­но­сти. Она долж­на быть уста­нов­ле­на в соот­вет­ст­вии с суще­ст­ву­ю­щи­ми сте­пе­ня­ми общ­но­сти людей. Таких сте­пе­ней несколь­ко. Не гово­ря уже о поня­тии чело­ве­че­ства в целом, мож­но ука­зать на такие более тес­ные свя­зи: общ­ность пле­ме­ни, про­ис­хож­де­ния, язы­ка, затем — граж­дан­ской общи­ны. Еще более тес­ной свя­зью сле­ду­ет счи­тать семью. Это пер­во­на­чаль­ная ячей­ка обще­ства; из нее вырас­та­ет государ­ство. Тезис о раз­ви­тии государ­ства из семьи был со вре­ме­ни Ари­сто­те­ля lo­cus clas­si­cus, и Цице­рон тоже пред­став­ля­ет себе государ­ство как некий есте­ствен­но обра­зо­вав­ший­ся и раз­рос­ший­ся орга­низм (Off., 1, 50— 53. cf. 3, 22).

В заклю­че­ние очень корот­ко о поли­ти­че­ских тен­ден­ци­ях трак­та­та. Несо­мнен­но обста­нов­ка, сло­жив­ша­я­ся в Риме после убий­ства Цеза­ря, нашла в трак­та­те свое отра­же­ние. Для трак­та­та харак­тер­на доста­точ­но явная и рез­кая анти­це­за­ри­ан­ская направ­лен­ность. Об Анто­нии здесь нет еще ни сло­ва, но это и понят­но: про­из­веде­ние Цице­ро­на было завер­ше­но (или остав­ле­но), по суще­ству, в самом нача­ле раз­вер­ты­ваю­щей­ся борь­бы, нака­нуне решаю­щих собы­тий. Тем не менее новые опа­се­ния авто­ра отра­же­ны в трак­та­те: речь долж­на идти, по-види­мо­му, не толь­ко и даже не столь­ко о его анти­це­за­ри­ан­ской направ­лен­но­сти (в пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ном смыс­ле), сколь­ко об общих анти­ти­ран­ни­че­ских тен­ден­ци­ях. В этом и выра­зил­ся преж­де все­го пово­рот в настро­е­нии и оцен­ке ситу­а­ции самим Цице­ро­ном: от крат­ковре­мен­ных радуж­ных надежд, через разо­ча­ро­ва­ние и скеп­сис — к стра­ху перед неиз­беж­но­стью новой тиран­нии.

Во вто­рой кни­ге поло­же­ние рим­ско­го государ­ства рису­ет­ся самы­ми мрач­ны­ми крас­ка­ми. Цезарь посто­ян­но име­ну­ет­ся тиран­ном, поправ­шим и зако­ны, и сво­бо­ду, гибель его вполне заслу­же­на, в неко­то­ром отно­ше­нии с. 174 он даже хуже Сул­лы, ибо вел вой­ну по неспра­вед­ли­вой и недо­пу­сти­мой при­чине, а после сво­ей отвра­ти­тель­ной победы не толь­ко лишил иму­ще­ства отдель­ных граж­дан, но и целые общи­ны. Вот поче­му если и сохра­ни­лись еще сте­ны вели­ко­го Горо­да, то государ­ство (res pub­li­ca) было утра­че­но пол­но­стью (Off., 2, 26— 29). А раз государ­ство погиб­ло, пере­ста­ло суще­ст­во­вать, то уже нет места ни пра­ву, ни крас­но­ре­чию, нет воз­мож­но­сти при­ни­мать уча­стие в обще­ст­вен­ной жиз­ни. Имен­но по этим при­чи­нам при­шлось авто­ру трак­та­та — дабы не пре­дать­ся тос­ке или, наобо­рот, недо­стой­ным наслаж­де­ни­ям — занять­ся фило­со­фи­ей (Off., 2, 2— 4; ср. 2, 65— 67).

Крайне рез­ко осуж­да­ет Цице­рон и про­грам­му попу­ля­ров, вождем кото­рых столь недав­но высту­пал Цезарь. В соот­вет­ст­вии с тре­бо­ва­ни­я­ми этой про­грам­мы под­ры­ва­лись самые осно­вы государ­ства: так, напри­мер, земле­вла­дель­цы неспра­вед­ли­во сго­ня­лись с зани­мае­мых ими участ­ков; осо­бен­но же нетер­пи­мы были неод­но­крат­ные попыт­ки раз­ре­шить дол­го­вую про­бле­му путем кас­са­ции дол­гов (Off., 2, 78; 84).

был написан в сравнительно короткие сроки в октябре – декабре 44 г. до н. э. Цицерон посвятил этот свой последний философский трактат сыну Марку, желая дать ему философское образование и тем самым обеспечить ему политическую карьеру.

Согласно Цицерону обязанности различаются и согласно возрастным особенностями: одни обязанности для молодых людей, другие – для старых.

Так, к обязанностям юношей относятся «чтить старших годами, а из них избирать наилучших и самых уважаемых, дабы опираться на их мудрость и авторитет. Ибо неосведомленность ранней молодости нуждается в дальновидности стариков, чтобы на ней основываться и ею руководствоваться [там же, 199].

Старшее поколение имеет высокие обязанности перед молодежью в научении и передаче знаний и опыта, а также в усвоении последними того, что «в каждом начинании надо соблюдать три правила: во-первых, подчинять свои стремления разуму, а это более чем что-либо другое способствует соблюдению человеком своих обязанностей; во-вторых, принимать во внимание, сколь важно то, что мы хотим совершить, дабы не брать на себя забот и трудов ни больших, ни меньших, чем требует дело; в-третьих, соблюдать меру во всем том, что относится к внешнему впечатлению благородства и к достоинству. Ведь лучшая мера – придерживаться именно подобающего, о котором мы говорили ранее, и не выходить за его пределы.

Цицерон жил в такое время, когда граждане Рима «стали чужды государству, потому что они не находили в нем объективного удовлетворения…

Значительно огромно влияние трудов Цицерона на более позднее время и даже эпохи. Известно, что христианский писатель Иероним (340–419 гг.) увлечено читал философские труды Цицерона и был под сильным их впечатлением.

Трактат "Об обязанностях" - последнее философское произведение Марка Туллия Цицерона. Его этика оказала огромное влияние и даже в какой-то мере легла в основу христианского учения о морали.

Трактат разделен на три книги. В первой анализируется понятие нравственно-прекрасного, во второй обсуждается вопрос о полезном и в третьей - о конфликте нравственно-прекрасного с полезным, о конфликте, в результате которого всегда должно торжествовать нравственно-прекрасное.

данный трактат представляет собой наставление сыну. Этот жанр предопределил в значительной мере своеобразие трактата. Здесь речь идет об обязанностях, приложимых ко всем людям, ко всем, у кого имеется хоть какая-либо "склонность к доблести"; ориентирован на молодого римлянина (изначально), достойного гражданина, вступающего на путь государственной карьеры.

В основе учения Цицерона об обязанностях лежит представление о высшем благе как о нравственно-прекрасном. Цицерон отмечает, что любой области жизни и деятельности соответствуют свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни. Отсюда следует, что все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно-прекрасному, к высшему благу.

Согласно греческим философским учениям Старой Стои только нравственно-прекрасное и соответствующие ему действия есть благо, только порок и соответствующие ему действия - есть единственное зло, все же остальное, что лежит между ними - безразлично. Цицерон же ставит между идолом "блаженного" и "порочного" человека ставит человека "стремящегося", а между благими действиями и пороками - надлежащий поступок, "должное", так называемые "средние действия".

По мнению Цицерона, существует четыре источника, или четыре "части", того, что считается нравственно-прекрасным. В его интерпретации они выглядят следующим образом: на первом месте стоит познание истины, затем следует "двуединая" добродетель - справедливость и благотворительность, затем величие духа и, наконец, благопристойность и умеренность. Из каждой этой добродетели вытекают определенные обязанности, предписываемые стремлением к главной и конечной цели - к высшему благу. Цицерон считает, что обязанности гражданина вытекают из "двуединой" добродетели (справедливости и благотворительности).

существа справедливости- "никому не наносить вреда, если только тебя не вызвали на это несправедливостью; затем в том, чтобы пользоваться общественной собственностью как общественной, а частной - как своей".

С его точки зрения, существует несправедливость не только тех, кто ее причиняет, но и тех, кто не оказывает помощи потерпевшим несправедливость. Обычно причинами проявления несправедливости бывают страх, жадность к деньгам, честолюбие, жажда славы. Однако забота о своем имуществе, - подчеркивает Цицерон, - если только она не вредит другому, вовсе не порок.

Из понятий справедливости вытекают обязанности "военной морали". Причина подобных войн только одна: оборона своего государства, цель же их - прочный мир. В обращении с побежденными следует проявлять человечность; сдавшиеся на милость победителя безусловно имеют право на пощаду. Однако он допускает войны, которые ведутся ради укрепления власти и славы.

к рабам следует относиться как к "наемникам", т.е. требовать от них работу и предоставлять то, что им "полагается". Здесь можно выявить еще одну обязанность - обязанность "справедливого" хозяина, владельца рабов.

Другой "частью", или стороной, социальной добродетели следует считать благотворительность, которую также можно определить как доброту или щедрость.

Человек обязан помогать человеку, но средства отдельных лиц невелики, и потому необходима градация благотворительной деятельности. Она должна быть установлена в соответствии с существующими степенями общности людей.

Так к характерным чертам и обязанностям идеального гражданина прибавляется еще одна (это наиболее специфическая римская черта) - особое отношение к отечеству, семье, близким.

Таковы нравственные нормы и вытекающие из них обязанности, присущие идеальному гражданину. При этом рассматривая их применение в сфере "полезного", Цицерон нашел, что противопоставление "нравственно-прекрасного" и полезного есть величайшее заблуждение, т.е. "что нравственно-прекрасно, то, тем самым, уже и полезно". А "кто захочет снискать истинную славу справедливого человека, тот должен выполнять обязанности, налагаемые справедливостью. "

Многие критики считают, что образ идеального гражданина, со всеми связанными с этим идеалом обязанностями и нормами поведения, со всеми его характерными чертами и качествами, "может рассматриваться как некое своеобразное политическое завещание Цицерона, завещание умудренного жизненным и государственным опытом деятеля, оставляемое им современникам и потомству в один из наиболее напряженных моментов как его личной судьбы, так и судьбы всего римского государства".

Дороги нам родители, дороги дети, родственники, близкие, друзья, но отечество одно охватило все привязанности всех лю­дей. Какой честный человек поколеблется пойти за него на смерть, если он этим принесет ему пользу? . Но если этот ду­шевный подъем, который бывает виден в опасностях и в трудах, чужд справедливости и борется не за общее благо, а ради своей выгоды, то он порочен. . Гражданин строгих правил, храбрый и достойный первенства в государстве. всецело посвятит себя служению государству, не станет добиваться богатств и могуще­ства и будет оберегать государство в целом, заботясь обо всех гражданах; он не станет вызывать ненависть или зависть к кому бы то ни было, прибегая к ложным обвинениям, и вообще будет держаться справедливости и нравственной красоты.

. Мы должны сдерживать и успокаивать все свои стремле­ния и развивать в себе внимание и тщательность, дабы ничего не делать ни опрометчиво и случайно, ни необдуманно и беспечно.

Ведь природа породила нас с тем, чтобы мы казались со­зданными не для развлечений и шуток, но для суровости и, так сказать, для более важных и значительных стремлений. Развле­чения и шутки нам, конечно, дозволены, но так же, как сон и другие виды отдыха: тогда, когда мы уже совершили более важ­ные и ответственные дела. . Плотское наслаждение недоста­точно достойно человека, стоящего выше животных, и наслаж­дение это надлежит презирать и отвергать; если же кто-нибудь несколько склонен к наслаждению, то он должен тщательно со-

1 Процессуальное право — правила, которыми определяется судопроизводство.

блюдать меру в нем. Итак, пища и уход за телом должны быть направлены на сохранение здоровья и сил, а не на наслажде­ние. И если мы, кроме того, захотим рассмотреть, в чем заклю­чается превосходство и достоинство человеческой природы, то мы поймем, как позорно погрязнуть в разврате и жить роскошно и изнеженно и как прекрасно в нравственном отношении жить бережливо, воздержанно, строго и трезво.

Читайте также: