Чудесная жизнь иосифа бальзамо графа калиостро краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Теперь вы можете с легкостью переключиться с электронной на аудиоверсию (или наоборот) и продолжить читать или слушать произведение с того места, на котором остановились ранее.

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше

С этой книгой читают

  • Возрастное ограничение: 12+
  • Дата выхода на ЛитРес: 24 мая 2010
  • Дата написания: 1919
  • Объем: 100 стр.
  • Правообладатель: Public Domain

Мне бы хотелось не то что быть богатой или знатной, а бывать ими. Всегда - это скучно! А так: сегодня богатая княгиня, завтра поденщица, послезавтра монахиня.

Мне бы хотелось не то что быть богатой или знатной, а бывать ими. Всегда - это скучно! А так: сегодня богатая княгиня, завтра поденщица, послезавтра монахиня.

Графиню убеждали давать показания против мужа, как против простого мошенника и шарлатана, уверяя, что таким образом наказание будет легче; Калиостро оправдывался, делая логические и богословские доказательства своей правоты и чистоты своего сердца. Соединяя все вместе, получали смешную и чудовищную жизнь учителя, самозванца, целителя, благодетеля человеческого рода и антихриста.

Графиню убеждали давать показания против мужа, как против простого мошенника и шарлатана, уверяя, что таким образом наказание будет легче; Калиостро оправдывался, делая логические и богословские доказательства своей правоты и чистоты своего сердца. Соединяя все вместе, получали смешную и чудовищную жизнь учителя, самозванца, целителя, благодетеля человеческого рода и антихриста.

На Калиостро целодневное светло не производило такого болезненного впечатления; наоборот, эти ночи нравились ему и удивляли его, как и все в этом странном городе. Ему даже казалось, что призрачный свет самое подходящее освещение для призрачного плоского города, где полные воды Невы и каналов, широкие, как реки, перспективы улиц, ровная зелень стриженых садов, низкое стеклянное небо и всегда чувствуемая близость болотного неподвижного моря - все заставляет бояться, что вот пробьют часы, петух закричит, - и все: и город, и река, и белоглазые люди исчезнут и обратятся в ровное водяное пространство, отражая желтизну ночного стеклянного неба. Все будет ровно, светло и сумрачно, как до сотворения мира, когда еще Дух не летал над бездной.

На Калиостро целодневное светло не производило такого болезненного впечатления; наоборот, эти ночи нравились ему и удивляли его, как и все в этом странном городе. Ему даже казалось, что призрачный свет самое подходящее освещение для призрачного плоского города, где полные воды Невы и каналов, широкие, как реки, перспективы улиц, ровная зелень стриженых садов, низкое стеклянное небо и всегда чувствуемая близость болотного неподвижного моря - все заставляет бояться, что вот пробьют часы, петух закричит, - и все: и город, и река, и белоглазые люди исчезнут и обратятся в ровное водяное пространство, отражая желтизну ночного стеклянного неба. Все будет ровно, светло и сумрачно, как до сотворения мира, когда еще Дух не летал над бездной.

- А если я не исполню этого?

А тем временем и отношения супругов Калиостро достигают точки кипения:

«— Три года, сударыня, не прибегая ни к какому искусству, я терпеливо жду вашей любви. Вы же ежечасно, как волк, смотрите в лес. Нехорошо, если придет конец моему терпению.

— Над любовью моей вы всё равно не властны, — поспешно ответила Мария, - не заставите вас полюбить.

— Нет, заставлю. — На это Мария вдруг усмехнулась, и его глаза сейчас же налились кровью. — Я вас в пузырёк посажу, сударыня, в кармане буду носить.

А некоторым героям имена оставили, но дали совершенно другие характеры: это Маргадон, дворовая Фимка. И, конечно же, Мария, она здесь вовсе не жена Калиостро, а чудесная русская девушка, которая не поддаётся колдовству, не любит по приказу, но способна пожертвовать своим чувством ради жизни даже нелюбимого, тем самым заставляя заглавного героя пересмотреть свои взгляды.

Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро

Мне важно то место, которое занимают избранные герои в общей эволюции, в общем строительстве Божьего мира, а внешняя пестрая смена картин и событий нужна лишь как занимательная оболочка, которую всегда может заменить воображение, младшая сестра ясновидения.

Мне бы хотелось, чтобы из моих жизнеописаний узнали то, что лишь самый внимательный, почти посвященный чтец вычитает из десятка хотя бы самых точных и подробных, фактических биографий, – единственное, что нужно помнить, лишь на время пленяясь игрою забавных, трагических и чувствительных сплетений, все равно, достоверных или правдоподобно выдуманных.

В. Э. Мейерхольду

Феличе Бальзамо старалась взглянуть на маленькое существо, лежавшее около нее на широкой купеческой кровати, и говорила мужу:

– Смотри, Пьетро, какие блистающие глаза у малютки, какой ум написан у него на лобике!… Наверное, он будет если не кардиналом, то, во всяком случае, полковником!…

По правде сказать, ничего особенного не было в большеголовом мальчугане, корчившем свои распеленутые ножки; нельзя даже было сказать, на кого ребенок похож, на отца или на похудевшую Феличе. Тем не менее синьор Бальзамо, на минуту оторвавшись от большой расходной книги и засунув перо за ухо, повернулся к кровати и, не подходя к ней, ответил:

– Вероятнее всего, он будет честным купцом, как его отец и дед. Может быть, впрочем, он будет адвокатом; это теперь выгодное занятие.

Будущий адвокат залился горьким плачем, может быть, от судьбы, которую ему предсказывали родители, или от солнца, которое как раз на него бросало июньский квадрат. Бабка Софонизба быстро поднялась от столика, где она пила кофей около очага, передвинула ребенка в тень, закрыла его одеяльцем и, тихо шлепнув для окончания, подняла очки на лоб и промолвила:

– Браки и должности в небе решаются. Никто не знает, кто кем будет. Вот если он сделается графом или чудотворцем, то я удивлюсь и скажу, что он – молодец.

Феличе, закрыв глаза, тихонько хлопала рукою по голубому одеялу, улыбаясь и словно мечтая, что будет с маленьким Беппо, недавно окрещенным в Палермском соборе.

Летний жар уже сломился, и Пьетро Бальзамо отправился в прохладную лавку; ушла и повивальная бабка Софонизба, а Феличе все лежала, стараясь скосить глаза, чтобы увидеть Иосифа, который уже тихо таращил свои большие карие глазки. Действительно, не может быть у купца таких глаз, таких странных бугров на лбу, такой печати (конечно, печати) необыкновенности на всей большой голове.

И мать, и сын оба думали и видели (по крайней мере, Феличе), как на стене выскакивали, словно картонные, квадраты, на которых было написано поочередно: кардинал, полковник, адвокат, купец, чудотворец, граф. Последний квадрат появлялся чаще других и был весело-желтого цвета.

В сумерках Пьетро вернулся, жена только что проснулась и, подозвав к себе мужа, тихо сказала:

– Несомненно он будет графом!

Бальзамо хотел было послать за доктором, думая, что у жены начинается бред, но Феличе остановила его, сказав, что она совершенно здорова. Пьетро сел у кровати и сидел долго, не зажигая огня и смотря на безмолвный пакетик, где заключался будущий полковник. Так досидели они до первых звезд, когда служанка принесла свечи и стала накрывать на стол для ужина.

Однажды утром он рассказал ей удивительный сон.

Ему не спалось, и сначала наяву он увидел, как по темному воздуху двигались и сплетались блестящие голубоватые фигуры вроде тех, что он как-то заметил в учебнике геометрии: круги, треугольники, ромбы и трапеции. Соединялись они в необыкновенно разнообразные узоры, такие красивые, что, казалось, ничего на свете не могло быть лучше их, хотя и были они одного цвета. Как будто вместе с ними носились какие-то инструменты каменщиков, совсем простые: молотки, отвесы, лопаты и циркули. Потом он заснул и очнулся в большой зале, наполненной одними мужчинами, посредине стоял большой стол, как на придворных обедах, с хор раздавались скрипки, флейты, трубы и контрабасы, а сам Иосиф висел в воздухе, сидя на голубом облаке. Внизу, прямо под ним, на маленьком столике стоял графин с чистой водой, и около находился голый мальчик с завязанными глазами; руки его были скручены за спину полотенцем. И Иосиф понял, что этот пир – в честь его; у него горели щеки, он чувствовал, как билось у него сердце, между тем как голубое облако, описывая мелкие (все мельче и мельче) круги, опускалось прямо на столик с графином. Ему было так радостно, что он проснулся, но и проснувшись продолжал чувствовать, как бьется его сердце и как пахнет вареным красным вином, смешанным с анисом и розами.

Феличе весь этот сон поняла попросту и объяснила, что Джузеппе женится на графине, будет держать открытый дом и каждый день обедать с музыкой, которая будет играть арии Перголезе. Но, кажется, она боялась сглазить предсказание, потому что усиленно просила сына никому не рассказывать об этом виденьи, обещая и со своей стороны полный и строгий секрет.

Вскоре после этого сна Иосиф, гуляя в отдаленной части города, засмотрелся на недавно отстроенный дом, с которого не успели еще снять лесов. Он был очень красив, в четыре этажа, выкрашенный в розовую краску; на крыше стояли гипсовые вазы, вероятно, чтобы потом сажать туда вьющиеся цветы. На крыльце сидела худая женщина с ребенком. Очевидно, она пришла издалека и несколько дней не ела, так бледно и худо было ее лицо. Нищая не обратилась к Иосифу, она его не заметила, да и потом, естественно было подумать, что такой маленький мальчик едва ли может оказать какую-либо помощь, разве сбегать в аптеку или полицию. Но у Иосифа всегда почти были деньги. Имея доброе и быстрое на решения сердце, он, не дожидаясь обращения, сам подошел к сидящей женщине и молча протянул ей маленький голубой кошелек, где бренчало несколько монет, которые он ей и предоставил. Так как Иосиф был маленького роста, то на вид ему казалось не больше восьми лет. Нищая с удивлением посмотрела на благотворительного малютку в чистом синем камзольчике и не прятала кошелька, очевидно думая, что деньги не принадлежат мальчику или что он сам не соображает, что делает. Но синьор Бальзамо очень важно заметил:


Едва ли не автобиографический, если судить по ряду деталей, с точно расставленными в духе христианства акцентами, роман М.А. Кузьмина о Калиостро описывает жизнь человека, который данные от Бога дарования счёл своей собственностью, захотел воспользоваться ими для своих честолюбивых целей и погиб как личность. Этот сюжет напоминает Евангельскую притчу о человеке, закопавшем данный ему талант в землю.

Пред Иосифом предстаёт некий загадочный молодой человек, очевидно, его ангел-хранитель, который предсказывает ему возможное блестящее будущее — в случае, если он направит свои способности на самосовершенствование и делание добра, но при этом предупреждает и об опасностях, в случае отступления от своего предназначения.

После встречи с этим загадочным человеком, облик которого он моментально забывает, Иосиф становится крайне религиозен. Он на время уходит в монастырь. Ему исполняется двадцать три года, но он, к удивлению ровесников, и огорчению родителей, целомудрен. Его интересы направлены на тайные науки, особенно на алхимию, он питает склонность к магнетизму. Бальзамо развивает в себе стремление любой ценой достичь власти над миром. Эти желания подогревает в нём его наставник, кавалер д’Аквино. С ним Бальзамо путешествует на Мальту, где знакомится с масонством, после чего уже под именем графа Калиостро вступает в захудалую ложу, чтобы насладиться своим превосходством в науках над другими её членами.

Гордость Калиостро всё более возрастает. В Курляндии, в одной из масонских лож, он получает ещё одно предупреждение от мальчика-медиума, который видит ангела, плачущего о теперешнем его состоянии. В Петербурге он старается заниматься благим делом целительства. Но, чем дальше, тем больше, приобретает черты и повадки шарлатана: первый же исцеленный им от рака человек вскоре впадает в беспробудное пьянство. Слава Калиостро приобретает сомнительный оттенок. В Польше, куда Калиостро приезжает из России, от него требуют лишь каббалистических фокусов, искусственного золота и бриллиантов, да любовных эликсиров.

Этими словами, навеянными Евангелием, заканчивается роман о Калиостро, лишённого по собственной вине, подобно своему евангельскому прототипу, всякой надежды и на исправление, и на лучшую участь.

История создания.

Отношение автора к вере.

Эти увлечения так и не сделали Кузмина христианином, из-за того, что в наши дни принято называть нетрадиционной ориентацией, которую он осознавал, как «абсолютно естественную, совершенно здоровую, непосредственную и творчески обогащающую его как поэта — данность. Кузмин попытался создать для себя свою персональную религию, но стал, скорее, неоплатоником и гностиком.

Читая его новеллы и пьесы, написанные на сюжеты патериков, его стихи на Двунадесятые Православные праздники, можно составить мнение о нём, как о христианском писателе. Автора выдаёт интонация: хитроватая, замысловато-шутейная, на грани едва уловимой иронии, с которой описаны поступки его плутовато-простодушных героев. Их свойство неожиданно менять свою жизнь, не жалея о прошедшем, но и не думая о будущем, было, очевидно, присуще и самому Кузмину. Он в своем дневнике приводит описание разных, разительно не похожих один на другого собственных своих обликов, скрывающих настоящую, внутреннюю его сущность, лишённую, по всей видимости, твёрдого христианского стержня.

Биография.

Родился Михаил Алексеевич Кузмин в Ярославле, в 1872 г., учился в гимназии в Саратове, а закончил обучение в Петербурге, куда семья переехала в 1884 г.

В 1891 г. Михаил поступает в Петербургскую консерваторию, которую не оканчивает из-за неудачной попытки самоубийства. Берёт уроки в частной школе Н.А. Римского-Корсакова.

В 1895-97 гг. путешествует по Греции, Египту и Италии. Под влиянием одного итальянца-каноника едва не обращается в католичество.

М. Кузмин сумел избежать политических репрессий, возможно, благодаря дружбе с Г.В. Чичериным — наркомом иностранных дел СССР.

Умирает от воспаления лёгких 1 марта 1936 года в Куйбышевской (Мариинской) больнице в Ленинграде. Похоронен на Литераторских мостках Волковского кладбища (позже прах был перенесён в братскую могилу).

Читайте также: