Читать школьная любовь глава 16 рассказ

Обновлено: 05.07.2024

Свидание на Меркурии

– Почти все учителя будут новые, – делилась информацией всезнающая Юлька Щеглова.

– И классная? – шокировался кто-то из девчонок.

– Конечно. Не знаю только, по какому предмету. А еще, – Юлька сделала многозначительную паузу, – у нас будет новый историк.

И для особо одаренных уточнила:

– Да ты что? Правда? – загалдели девчонки.

– Ага, – подтвердила Щеглова, довольная произведенным эффектом. И заговорщицки продолжала: – Говорят, молодой. Седой только.

– Старый, значит? – простодушно уточнила я.

Вокруг засмеялись, а Юлька обиделась:

– Да говорю же, молодой! Седой просто.

Мы кучкой стояли возле самых ворот и устало смотрели на суету в школьном дворе – над гудящей толпой колыхались таблички с номерами классов, слышались писклявые голоса первоклашек, на крыльце настраивали вечно барахлящий микрофон…

Мы-то десятый класс, нам все это первое сентября уже, мягко говоря, поднадоело. Одна радость – народ после каникул повидать. Так и ту отняли – назначили сбор накануне, тридцать первого августа. И зачем – сообщить, во сколько линейка первого. И вот в этом вся наша школа!

Конечно, я знаю трогательную историю, как Светка и Ольга раньше жили в одном доме и крепко дружили, учась в младших классах. Потом почему-то их пути разошлись, и Светка подружилась со мной. В соседнем с моим доме жила ее бабушка, и я все мечтала, чтобы Светка поменялась с ней местами.

Но недавно, буквально в прошлом году, откуда-то снова выплыла эта Тезикова, и Светка, естественно, сразу переметнулась обратно. Формально мы, конечно, продолжали общаться, но все это было уже не то… И я с горя задружилась с Иркой Александровой. Пока еще мы общались вчетвером, но я предчувствовала – недалек тот день, когда мы благополучно станем дружить по отдельности. Они вдвоем, ну и мы соответственно.

Девчонки возбужденно загалдели, а я не поняла причин ажиотажа. Ну новенький, и что? Своих умников мало?

Уже и речь началась, и все почтительно примолкли, а я никак не могла успокоиться. Отвлеклась, только когда вещание про славные традиции и тому подобную чушь закончилось и дело дошло до первоклассницы с перевязанным бантом колокольчиком. На крыльце нарисовался Серега Рогожкин, длинный сутулый очкарик из параллельного класса.

Конечно, у нас такого представительного очкарика нет. Вернее, был один – Сашка Смирнов. Но, в отличие от Рогожкина, без очков и других видимых признаков интеллекта. Поэтому после девятого класса он нас счастливо покинул в компании других недоумков.

От приятных мыслей отвлекла Светка, толкнувшая меня локтем со сдавленным хихиканьем:

Я послушно перевела взгляд и тоже прыснула: Рогожкин, изо всех сил пытаясь поднять первоклассницу, тянул ее под мышки, но бедная девчонка все время выскальзывала из его рук. Высоченные гладиолусы били ее по лицу, грустно мотались ноги в белых колготках и черных лаковых туфельках.

А я вдруг вспомнила, как опрохвостилась на своей первой линейке. Тогда директором школы был мужчина, и меня отправили дарить ему цветы. Я послушно побежала и вручила. Возвращаясь, я никак не могла понять, почему все смеются, да и сам директор взял цветы как-то неуверенно, со смешком. А потом выяснилось, что я одарила букетом стоявшего рядом старшеклассника!

Крохин занимался боксом и уж точно бы не подкачал, несмотря на совсем не гигантский рост, вполне оправдывающий фамилию, и отсутствие очков.

Рогожкин тем временем оставил свои бесполезные попытки, взял девочку за руку и повел ее вдоль шеренги школьников.

– Позор! – крикнул Крохин, когда трогательная парочка проходила мимо нашего класса.

– На мыло! – поддержал его Димка Пименов.

– Зато мы учимся лучше! – пискнул кто-то из их девчонок.

– Нашли чем гордиться! – заржал Леха.

– Ребята, тише! – неуверенно попросила какая-то незнакомая женщина в очках.

Парни переглянулись и пожали плечами, но на всякий случай заткнулись.

Рогожкин завершил свое позорное шествие, линейка кончилась, и взволнованные первоклашки стройными рядами потопали в школу. Наша очередь еще не скоро, так что можно было пока расслабиться.

– Так кто у нас все-таки классной будет, никто не в курсах? – поинтересовался Леха.

– А фиг его знает, – откликнулся Пименов. – Но уж всяко страшнее Аннушки им не найти!

– Да уж, такого монстра еще поискать! – содрогнулась от показательного ужаса Тезикова.

– Да ладно вам, – я вступилась за нашу старую добрую Анну Алексеевну. – Ну, подумаешь, строгая! Так ведь с нами по-другому нельзя. Мне мама все время говорит, что на ее месте она бы нас вообще поубивала. А зато мы ее уважали.

– Не знаю, – пожала плечами Ольга. – Я ее просто боялась, а не уважала.

– А я уважала, – не совсем уверенно возразила я.

– Ну посмотрим, что за клушу теперь выдадут, – подытожил Крохин.

– Ребята, пойдемте! – позвала нас тетенька в очках. – Наша очередь, все уже прошли.

– Что, неужели эта? – шепотом спросила Юлька.

– Ты меня спрашиваешь? – возмутилась я.

Щеглова сделала страшные глаза:

– В любом случае это парни облажались, – быстро нашла выход она. – Сами виноваты, нечего выступать во всю ивановскую.

Войдя в школу, мы по привычке ломанулись было к лестнице – кабинет алгебры, преподаваемой зловещей Аннушкой, располагался на третьем этаже, – но тетя стала ковырять ключом в замке двери на первом. Мы озадаченно переглянулись. Компьютерный класс?

В то же время отпускать Еву не хотелось страшно. Что он тут будет без нее делать? Она нужна ему, необходима.

— Ева, милая, давай я тоже оденусь, мы вместе съездим за Надей, заберем ее в отель, проведем вечер вместе. Переночуете в моем люксе. Что скажешь?

— И что будем делать? Играть в настольные игры? — усмехнулась она.

— Я согласен на настольные игры! — кивнул он с серьезным видом.

— Я пошутила, Арам, — пожала плечами Ева. — Уже поздно, Надю скоро укладывать, завтра в школу. Да и зачем это все? Если хочешь ее увидеть, давай назначим время в свободный день…

— Как ты не понимаешь, я сегодня хочу быть с тобой и с ней. Сегодня, завтра, послезавтра… А не когда-то там! — проговорил он с чувством.

Ева вдруг посерьезнела, нахмурилась.

— У нас с тобой не такие отношения, Арам, — покачала головой.

Поднялась и направилась к выходу, а он схватил ее за руку.

— Ты обещал быть нежным! — тут же надула губы она.

— Извини… — пробормотал, отпуская. — Но мы даже не поужинали…

— Я не голодна. Пока, Арам.

Ева кивнула ему и все-таки ушла. От ее ухода ему стало почти физически больно.

Он остался в гостиной перед никому не нужной едой и цветами. Еще долго сидел в кресле и пялился на закрытую дверь. Пытался сообразить, что только что произошло. Вроде как должен быть удовлетворен — дважды получил что хотел, но удовлетворения ни на грош.

Единственное, чего хотелось, — одеться и броситься следом. Напроситься к Еве в гости на ночь, а лучше на неделю. Еще лучше — забрать их с Надей к себе навсегда.

Обжиматься по гостиничным номерам — совершенно не то, что иметь доступ к Еве двадцать четыре на семь. А именно такой доступ нужен Араму.

А что? Он уже подал на развод, скоро его получит. Почти свободный мужчина и имеет полное право планировать постоянное проживание с Евой и дочерью.

Однако просто жить с Евой — какое-то извращение. Это значит никаких обязательств с ее стороны. А он хотел от нее обязательств. Он хотел быть для нее самым главным и самым нужным. С восемнадцати лет хотел.

Стать ее мужем, сделать Еву своей женщиной по закону.

Раньше казалось — не вместит грудь еще хоть каплю чувства, таким оно было большим, аж распирало. Но каким-то чудом спустя восемь лет выросло, стало значительнее, глубже. Секс тут даже ни при чем, он важен, конечно, но не он один. Стало критически важно просто ощущать Еву рядом — хотелось насмотреться, наговориться с ней, насытиться ее ответными эмоциями.

Сутками бы ею любовался.

Если Арам Еву теперь не получит, всю жизнь промается. Никем другим не сможет успокоить сердце.

Пожалуй, он готов жениться.

Пора признать — никогда он к ней не остынет.

Да, в восемнадцать Ева совершила по отношению к Араму жуткую подлость. Ему не отшибло память, и он не потерял рассудок. Прекрасно помнил, как она расколошматила ему сердце своим предательством в прошлом. Как уехала на проклятом бумере, забрав с собой его надежду на счастье.

Сбежала к другому, возможно, более обеспеченному или более взрослому, привлекательному. Он так никогда и не спросил, потому что было больно спрашивать. Некоторых вещей лучше не знать — например таких: чем лучше тебя мужик, к которому уходит твоя любимая?

Ева предала и солгала, он этого никогда не забудет.

Но с тех пор прошло восемь лет, черт подери! Может быть, пожалела не раз. По крайней мере, Арам очень на это надеялся.

То предательство совершила глупая восемнадцатилетняя девчонка, ветреная и недальновидная. Возможно, жадная до быстрых удовольствий, спешащая жить. Но во взрослой Еве Арам не видел ни одного из этих качеств.

Взрослая Ева была целеустремленной, трудолюбивой, надежной, заслуживающей доверия. Это он в ней видел. Намного больше видел! Так не пора ли простить ту восемнадцатилетнюю дурочку? Почему бы не попробовать построить отношения со взрослой Евой? Такая женщина, какой она стала, Араму очень даже пара.

Еще с час Анюта лежала в постели и смотрела в окно. Девочку учили быть сильной, поэтому она не проронила ни слезинки.

Юлия так же не спала и лежала в кровати, она боялась встать и сообщить дочери эту ужасную новость. Собравшись с силами, Юлия встала и направилась на кухню, чтобы приготовить завтрак.

Готовка немного отвлекла Юлию от мрачных мыслей, задумавшись, Юлия крикнула в сторону комнаты:

-Анечка, зайка, завтрак готов. Вылезай из постели и иди кушать, пока горячее.

Анюта нехотя поднялась с постели и даже не умывшись, неторопливо поплелась на кухню. Сев за стол, девочка начала ковыряться в тарелке, за полчаса ни съев ни кусочка. Юлия так же не притронулась к еде, лишь выпила кофе.

-Анют..надо покушать.

-Мам, я не хочу. Скажи, ты ничего нового не узнала ночью? - Аня решила задать вопрос матери в лоб.

-Солнышко.. я не знаю, как тебе сказать..

Дальше не было никаких слов. Анюта молча обняла мать и тихонько заплакала. Юля не могла найти слов, да и не нужны они были в данный момент. Так они просидели долго, потеряв счет времени, каждая погрузившись в свои воспоминания и мысли.

Больше тему смерти Дмитрия в доме не поднимали. Юля боялась сделать дочери больно, она старалась уделить Анюте максимум времени, как и Кирилл, но девочка замкнулась в себе и практически не говорила.

На похороны Юля поехала одна. Она решила, что будет правильнее не травмировать дочь еще больше, да и Дмитрий хотел, чтобы у дочери оставались лишь хорошие эмоции, связанные с ним.

На похоронах Юлия подошла к Татьяне, женщины выразили друг другу свои соболезнования, перекинулись парой слов. Это увидела мать Дмитрия и немедленно подошла к ним.

-Что тут творится?

-И вам здравствуйте. - Юля была зла на мать Дмитрия, но так же понимала, что сейчас она убита горем и может нести чушь, поэтому вела себя сдержанно.

-Юленька, что ты делаешь рядом с этой. убийцей?!

-Что, простите? Я вас не понимаю..

-Она отравила моего сына ради его имущества, это же очевидно! В свидетельстве о смерти даже не указана причина смерти, там стоит прочерк! Врачи так и не смогли выявить, почему мой сын буквально сгорел изнутри!

-Вера Петровна, успокойтесь. Не нужно устраивать сцен, тем более здесь. А по поводу имущества будет решать суд, вы же знаете.

-Юля, уж от тебя я такого не ожидала. Ты ведь любила Диму, по настоящему, не то что эта.. . - Женщина презрительно фыркнула и ушла прочь.

Юля хотела сказать Вере Петровне о ее грехах, касающихся Анюты, но не стала. Ей было жаль мать, потерявшую единственного сына.

После обеда опять собрались во флигеле гости — и княжна вышла к ним. Всё общество была налицо, в полном составе, как в тот первый, незабвенный для меня вечер: даже Нирмацкий притащился; Майданов пришел в этот раз раньше всех — он принес новые стихи. Начались опять игры в фанты, но уже без прежних странных выходок, без дурачества и шума — цыганский элемент исчез. Зинаида дала новое настроение нашей сходке. Я сидел подле нее по праву пажа. Между прочим, она предложила, чтобы тот, чей фант вынется, рассказывал свой сон; но это не удалось. Сны выходили либо неинтересные (Беловзоров видел во сне, что накормил свою лошадь карасями и что у ней была деревянная голова), либо неестественные сочиненные. Майданов угостил нас целою повестью: тут были и могильные склепы, и ангелы с лирами, и говорящие цветы, и несущиеся издалека звуки. Зинаида не дала ему докончить.

— Коли уж дело пошло на сочинения, — сказала она, — так пускай каждый расскажет что-нибудь непременно выдуманное.

Первому досталось говорить тому же Беловзорову.

Молодой гусар смутился.

— Я ничего выдумать не могу! — воскликнул он.

— Какие пустяки! — подхватила Зинаида. — Ну, вообразите себе, например, что вы женаты, и расскажите нам, как бы вы проводили время с вашей женой. Вы бы ее заперли?

— И сами бы сидели с ней?

— И сам непременно сидел бы с ней.

— Прекрасно. Ну, а если бы ей это надоело, и она бы изменила вам?

— А если б она убежала?

— Я бы догнал ее и все-таки бы убил.

— Так. Ну, а положим, я была бы вашей женой, что бы вы тогда сделали?

— Я вижу, у вас недолга песня.

Второй фант вышел Зинаидин. Она подняла глаза к потолку и задумалась.

— Вот, послушайте, — начала она наконец, — что я выдумала. Представьте себе великолепный чертог, летнюю ночь и удивительный бал. Бал этот дает молодая королева. Везде золото, мрамор, хрусталь, шелк, огни, алмазы, цветы, куренья, все прихоти роскоши.

— Вы любите роскошь? — перебил ее Лушин.

— Роскошь красива, — возразила она, — я люблю всё красивое.

— Больше прекрасного? — спросил он.

— Это что-то хитро, не понимаю. Не мешайте мне. Итак, бал великолепный. Гостей множество, все они молоды, прекрасны, храбры, все без памяти влюблены в королеву.

— Женщин нет в числе гостей? — спросил Малевский.

— Нет — или погодите — есть.

— Прелестные. Но мужчины все влюблены в королеву. Она высока и стройна; у ней маленькая золотая диадема на черных волосах.

— Все толпятся вокруг нее, — продолжала Зинаида, — все расточают перед ней самые льстивые речи.

— А она любит лесть? — спросил Лушин.

— Какой несносный! всё перебивает. Кто ж не любит лести?

— Еще один, последний вопрос, — заметил Малевский. — У королевы есть муж?

— Я об этом и не подумала. Нет, зачем муж?

— Конечно, — подхватил Малевский, — зачем муж?

— Silence! 1 — воскликнул Майданов, который по-французски говорил плохо.

— Merci, — сказала ему Зинаида. — Итак, королева слушает эти речи, слушает музыку, но не глядит ни на кого из гостей. Шесть окон раскрыты сверху донизу, от потолка до полу; а за ними темное небо с большими звездами да темный сад с большими деревьями. Королева глядит в сад. Там, около деревьев, фонтан; он белеет во мраке — длинный, длинный, как привидение. Королева слышит сквозь говор и музыку тихий плеск воды. Она смотрит и думает: вы все, господа, благородны, умны, богаты, вы окружили меня, вы дорожите каждым моим словом, вы все готовы умереть у моих ног, я владею вами А там, возле фонтана, возле этой плещущей воды, стоит и ждет меня тот, кого я люблю, кто мною владеет. На нем нет ни богатого платья, ни драгоценных камней, никто его не знает, но он ждет меня и уверен, что я приду, — и я приду, и нет такой власти, которая бы остановила меня, когда я захочу пойти к нему, и остаться с ним, и потеряться с ним там, в темноте сада, под шорох деревьев, под плеск фонтана.

— Это выдумка? — хитро спросил Малевский.

Зинаида даже не посмотрела на него.

— А что бы мы сделали, господа, — вдруг заговорил Лушин, — если бы мы были в числе гостей и знали про этого счастливца у фонтана?

— По званию лейб-медика, — отвечал Лушин, — я бы присоветовал королеве не давать балов, когда ей не до гостей.

— Может быть, вы были бы правы. А вы, граф.

— А я? — повторил со своей недоброй улыбкой Малевский.

— А вы бы поднесли ему отравленную конфетку.

Лицо Малевского слегка перекосилось и приняло на миг жидовское выражение, но он тотчас же захохотал.

— Что же касается до вас, Вольдемар. — продолжала Зинаида, — впрочем, довольно; давайте играть в другую игру.

— Мсьё Вольдемар, в качестве пажа королевы, держал бы ей шлейф, когда бы она побежала в сад, — ядовито заметил Малевский.

Я вспыхнул, но Зинаида проворно положила мне на плечо руку и, приподнявшись, промолвила слегка дрожащим голосом:

— Я никогда не давала вашему сиятельству права быть дерзким и потому прошу вас удалиться. — Она указала ему на дверь.

— Помилуйте, княжна, — пробормотал Малевский и весь побледнел.

— Княжна права, — воскликнул Беловзоров и тоже поднялся.

— Я, ей-богу, никак не ожидал, — продолжал Малевский, — в моих словах, кажется, ничего не было такого. у меня и в мыслях не было оскорбить вас. Простите меня.

Зинаида окинула его холодным взглядом и холодно усмехнулась.

— Пожалуй, останьтесь, — промолвила она с небрежным движением руки. — Мы с мсьё Вольдемаром напрасно рассердились. Вам весело жалиться. на здоровье.

— Простите меня, — еще раз повторил Малевский, а я, вспоминая движение Зинаиды, подумал опять, что настоящая королева не могла бы с большим достоинством указать дерзновенному на дверь.

Я долго не мог заснуть, меня поразил рассказ Зинаиды.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже: