Чередниченко и цирк краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Николаю Петровичу Чередниченко было чуть за сорок. Характер у него был серьезный, основательный, на работе Николай Петрович пользовался уважением. Но была у Чередниченко одна проблема – он был в разводе, одинок.
Однажды, отдыхая на курорте, Чередниченко решил сходить в цирк. А там, увидев девушку, воздушную гимнастку, которая открывала своим номером представление, он так влюбился в нее, что всю ночь потом не мог заснуть. На следующий день он ходил на цирковые представления трижды.
И вот удалось ему разузнать о ней кое-что: возраст (26 лет), имя (циркачку звали Ева) и ее семейное положение (Ева была не замужем!)
Тогда он узнает и адрес квартиры, на которой она остановилась в этом городе, и вот уже он мчится по этому адресу, предварительно выпив чуток для храбрости.
Войдя в квартиру, Чередниченко поздоровался, представился, предложил Еве выпить. Та отказалась. Николай Петрович тогда выпил еще немного сам и, не давая слова вставить, начал говорить, говорить и говорить. Говорил он, в основном, о себе, хотя начал с того, что попытался нарисовать Еве ее безрадостное будущее, которое обязательно, по его мнению, когда-нибудь придет. Случится же это тогда, когда, в один трагический момент, Ева упадет и станет инвалидом.
Но все, наоборот, будет хорошо, — продолжал развивать свою мысль Чередниченко, — если Ева бросит цирк и уедет с Николаем Петровичем в его город. Там у него большой деревянный дом, сад, огород. Николай Петрович при должности (плановик на фабрике, а скоро, возможно, станет замдиректора), при деньгах. Сейчас он заочно получает высшее образование в сельхозинституте, а после окончания может стать директором совхоза и т.д., и т.п.
В общем, расписал сам себя Чередниченко так, что, после того как он вышел из квартиры Евы, он и сам вдруг удивился тому, насколько он, оказывается, выгодный жених. Еве он, кстати, дал срок подумать: до завтра пусть решает. Если Ева захочет, она может поехать с Николаем Петровичем на неделю и на месте убедиться, что все, что он ей о себе рассказал, — чистая правда. Николай Петрович пообещал и поездку эту туда и обратно Еве оплатить.
Пока Чередниченко говорил, Ева успела сказать лишь несколько слов. Она согласилась передать Чередниченко через служителя записку, в которой ею должно было быть написано, где они встретятся, а во время этой встречи она скажет ему свое решение.
Чередниченко, выйдя от Евы, некоторое время пребывал на седьмом небе от счастья. Но довольно быстро настроение у него начало меняться, изменился как-то вдруг и весь ход его мыслей. И вот уже он начал проклинать себя за то, что он натворил. Не лучше ль было ему вот так посвататься к одной знакомой учительнице, чем к какой-то незнакомой циркачке, которая может оказаться кем угодно, чем угодно, какой угодно, и которая запросто сломает всю его такую спокойную, размеренную, налаженную жизнь, — спрашивал сам себя Николай Петрович.
В общем, Чередниченко не на шутку испугался. Он не знал, как теперь ему выпутываться из неловкой ситуации, в которую он влип по собственному недомыслию.
С огромным облегчением Чередниченко записку выбросил. Он снова ощутил радость жизни.
Рассказ учит тому, что следует, по возможности, избегать принятия скоропалительных решений, и наводит на мысль о том, что часто человек не ценит того, что у него есть, и проходит мимо своего счастья, не замечая, что оно находится где-то совсем рядом.
Сорокалетний Чередниченко отдыхал в небольшом городе на курорте. Николай Петрович работал на мебельной фабрике в плановом отделе и учился заочно в сельскохозяйственном институте. Он радовался своему положению и верил, что станет когда-нибудь директором в совхозе или заместителем на своей фабрике. С женой он развелся.
Николай любил цирковые представления. В городе как раз проходили представления приезжего цирка. Он купил билет и отправился в цирк. За один день он сходил на три представления. Особенно ему понравилась артистка, которая открывала программу, взбиралась вверх по веревке, была очень красива. Мужчина всю ночь не мог уснуть после представления, он представлял ее в роли своей жены.
На следующий день Чередниченко опять пошел в цирк. Он узнал у работников, что ее имя Ева, она из Молдавии, не замужем. Потом он вызнал адрес ее частной квартиры. Николай выпил два стакана вина, купил с собой бутылку и пошел к Еве.
Ева уже собиралась спать, как в дверь постучали. Она была удивлена приходу поклонника. Чередниченко начал говорить о всяких мелочах цирка, например, о громком звуке музыке, который очень напрягает слух зрителей. Потом он предложил Еве выпить с ним вина. Мужчина объяснил, что сам-то он тоже не пьет, это так, для расслабления и для храбрости. Он опять начал говорить разные, не относящиеся к делу вещи. Затем, в конце концов, он предложил ей выйти за него замуж.
Николай старался объяснить ей всю перспективу дальнейшей жизни, если она останется в цирке: разбиться однажды и получать мизерную пенсию по инвалидности. Потом описал, как она будет жить, если уедет с ним: сад, огород, дети будут. Говорил, что зарплата у него хорошая, высшее образование получит. Потом он дал ей время подумать – до завтра.
На обратном пути Чередниченко рассуждал про себя. Он рассмотрел, что она не такая уж и красавица, как ему казалось. Также он заметил над верхней губой у нее усики и вспомнил, что это знак высокого темперамента. Тогда Николай стал думать, что у нее было много мужчин, больше, чем у него женщин. Он начал сомневаться, а нужна ли Ева ему. Ведь есть же у него знакомая учительница, скромная, одинокая.
На следующий день ему передали записку от Евы со словами, что ему в 40 лет пора быть умнее. Его это сначала расстроило, так как была насмешка со стороны Евы, а с другой – успокоило, и он отправился спокойно отдыхать.
Читать краткое содержание Чередниченко и цирк. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений
Плановик Чередниченко отдыхал в том городке, устроился славно, чувствовал себя вольготно, даже слегка обнаглел — делал выговор продавщицам за теплое пиво. В субботу вечером Чередниченко был в цирке.
На следующий день, в воскресенье, в цирке давали три представления, и Чередниченко ходил на все три.
Он от души смеялся, когда смуглый длинноволосый клоун с нерусской фамилией выкидывал разные штуки, тревожился, когда молодой паренек в красной рубахе гонял по арене, отгороженной от зрителей высокой клеткой, семь страшных львов, стегал их бичом… Но не ради клоуна и не ради страшных львов ухлопал Чередниченко шесть рублей, нет, не ради львов. Его глубоко взволновала девушка, которая открывала программу. Она взбиралась по веревке высоко вверх и там под музыку крутилась, вертелась, кувыркалась…
В ночь с субботы на воскресенье Чередниченко долго не мог заснуть, курил, ворочался… Забывался в полусне, и мерещилось черт знает что — маски какие-то, звучала медная музыка циркового оркестрика, рычали львы… Чередниченко просыпался, вспоминая циркачку, и сердце болело, ныло, точно циркачка была уже его женой и изменяла ему с вертлявым клоуном.
В воскресенье циркачка доконала плановика. Он узнал у служителя цирка, который не пускал посторонних к артистам и львам, что та циркачка — из Молдавии, зовут Ева, получает сто десять рублей, двадцать шесть лет, не замужем.
Ева была немало удивлена. Обычно поклонники ее не баловали. Из всей их труппы поклонники осаждали троих-четверых: смуглого клоуна, наездницу и — реже — сестер Геликановых, силовых акробаток.
— Вообще-то, я спать готовлюсь… Устала сегодня. А что? Я немножко не понимаю…
— Да, сегодня у вас денек… Скажите, а вот этот оркестр ваш, он не мешает вам?
— Я бы все-таки несколько поубавил его: на нервы действует. Очень громко, куда к шутам…
— Нам ничего… Привыкли.
Чередниченко отметил, что вблизи циркачка не такая уж красавица, и это придало ему храбрости. Он серьезно задумал отвезти циркачку к себе домой, жениться.
Что она была циркачкой, они скроют, никто знать не будет.
— Вы не позволите предложить вам. — Чередниченко взялся за бутылку.
— Нет, нет, — твердо сказала Ева. — Не пью.
Чередниченко оставил бутылку в покое.
— Но рубль-то даете?
— А куда денешься? Он, вообще-то, всегда отдает. Но действительно, не денег этих жалко, я достаточно зарабатываю, у меня оклад сто шестьдесят рублей да премиальные… вообще, находим способы. Не в рубле дело, естественно. Просто тяжело глядеть на человека. В чем есть, в том и в магазин идет… Люди смотрят… У меня у самого скоро высшее образование будет — это же должно как-то обязывать, так я понимаю. У вас высшее?
— Мгм. — Чередниченко не понял — высшее это или не высшее. Впрочем, ему было все равно. По мере того как он излагал сведения о себе, он все больше убеждался, что тут не надо долго трясти кудрями — надо переходить к делу. — А родители у вас есть?
— Есть. Зачем вам все это?
— Может быть, все-таки пригубите? С наперсток. Мм? А то мне неловко одному.
— Наливайте — с наперсток.
— Видите ли, в чем дело, Ева… Ева.
— Ева Игнатьевна. — Чередниченко встал и начал ходить по крошечной комнате — шаг к окну, два шага к двери и обратно. — Сколько вы получаете?
— Допустим. Но в один прекрасный… простите, как раз наоборот — в один какой-нибудь трагичный день вы упадете оттуда и разобьетесь…
— Нет, послушайте вы, голубушка, я все это прекрасно видел и знаю, чем все это кончится — эти аплодисменты, цветы… — Ужасно понравилось Чередниченко вот так вот ходить по комнатке и спокойно, убедительно доказывать: нет, голубушка, ты еще не знаешь жизни. А мы ее, матушку, как-нибудь изучили — со всех сторон. Вот кого ему не хватало в жизни — такой вот Евы — Кому вы потом будете нужна? Ни-ко-му.
— Зачем вы пришли? И кто вам дал адрес?
— Ева Игнатьевна, я буду с вами напрямик — такой характер. Я человек одинокий, положение в обществе занимаю хорошее, оклад, я вам уже сказал, до двухсот в целом. Вы тоже одиноки… Я второй день наблюдаю за вами — вам надо уходить из цирка. Знаете, сколько вы будете получать по инвалидности? Могу прикинуть…
— Вы что? — спросила Ева Игнатьевна.
— У меня большой дом из лиственницы… Но я в нем один. Нужна хозяйка… То есть нужен друг, нужно кому-то согреть этот дом. Я хочу, чтобы в этом доме зазвенели детские голоса, чтобы в нем поселился мир и покой. У меня четыре с половиной тысячи на книжке, сад, огород… Правда, небольшой, но есть где отвести душу, покопаться для отдыха. Я сам из деревни, люблю в земле копаться. Я понимаю, что говорю несколько в резонанс с вашим искусством, но, Ева Игнатьевна… поверьте мне; это же не жизнь, как вы живете. Сегодня здесь, завтра там… ютитесь вот в таких комнатушках, питаетесь тоже… где всухомятку, где на ходу. А годы идут…
— Вы что, сватаете меня, что ли? — никак не могла понять циркачка.
— Да, я предлагаю вам поехать со мной.
Ева Игнатьевна засмеялась.
— Хорошо! — воскликнул Чередниченко. — Не надо мне верить на слово. Хорошо. Возьмите на неделю отпуск за свой счет, поедемте со мной — посмотрите. Посмотрите, поговорите с соседями, сходите на работу… Если я хоть в чем-нибудь обманул вас, я беру свои слова назад. Расходы — туда и обратно — беру на себя. Согласны?
Ева Игнатьевна долго, весело смотрела на Чередниченко. Тот открыто, тоже весело, даже игриво принял ее взгляд… Ему нравилось, как он действует: деловито, обстоятельно и честно.
— Мне сорок второй год, забыл вам сказать. Кончаю сельхозинститут заочно. Родни мало осталось, никто докучать не будет. Подумайте, Ева. Я не с бухты-барахты явился к вам… Не умею я говорить красивые слова, но жить будем душа в душу. Я уже не мальчишка, мне теперь — спокойно трудиться и воспитывать детей. Обещаю окружить вас заботой и вниманием. Ведь надоела вам эта бездомная жизнь, эта багема…
— Вот, оставьте ему записку — где мы встретимся.
Чередниченко пожал крепкую ладонь циркачки, улыбнулся, ласково и ободряюще тронул ее за плечо:
— Спокойной… простите, наоборот, — неспокойной ночушки.
Циркачка тоже улыбалась:
Он так усладился воображением, что и циркачку вспомнил как далекий неприятный грех. Попробовал посадить на маевке вместо жены-учительницы жену-циркачку… Нет, циркачка там никак не на месте. Чужая она там. Начнет глазами стрелять туда-сюда… Нет!
С тем и заснул Чередниченко. И крепко спал до утра. Во сне ничего не видел. На другой день Чередниченко загорал на пляже… Потом, когда представление в цирке началось, пошел к цирку.
Служитель встретил Чередниченко, как родного брата.
— Вам письмишко! — воскликнул он, улыбаясь шире своей шляпы. И погрозил пальцем: — Только наших не обижа-ать.
Наверно, еще хотел получить трешку.
Письмецо было положено в конверт, конверт заклеен. Чередниченко не спеша прошел к скамеечке, сел, закурил…
Под брезентовым куполом взвизгивала отвратительная музыка, временами слышался дружный смех: наверно, длинноволосый выкомаривает.
Чередниченко, облокотившись на спинку скамьи, немного посвистел… Конверт держал кончиками пальцев и слегка помахивал им. Поглядеть со стороны, можно подумать, что он, по крайней мере, раза три в неделю получает подобные конверты и они ему даже надоели. Нет, Чередниченко волновался. Немного. Там где-то, внутри, дрожало. Неловко все-таки. Если, положим, ему пришла такая блажь в голову — идти сватать женщину, то при чем здесь сама эта женщина, что должна будет, согласившись, остаться с носом?
Чередниченко вскрыл конверт.
На листке бумаги было написано немного… Чередниченко прочитал. Оглянулся на цирк… Еще раз прочитал. И сказал вслух, негромко, с облегчением:
— Ну вот и хорошо.
На листке было написано:
Чередниченко еще раз прочитал вторую фразу, засмеялся:
— Хохмач. — Он почему-то решил, что это написал клоун. — Ну, хохмач. У меня совесть есть, дорогой мой, совесть. Вам этого не понять.
— Куда-нибудь бы поплыть… Далеко-далеко! Да?
— На таком, наверно, и не чувствуешь, что плывешь. Хотя в открытом море…
Василий Шукшин - Чередниченко и цирк краткое содержание
Чередниченко и цирк - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Чередниченко и цирк
В южный курортный городок приехал цирк.
Плановик Чередниченко отдыхал в том городке, устроился славно, чувствовал себя вольготно, даже слегка обнаглел – делал выговор продавщицам за теплое пиво. В субботу вечером Чередниченко был в цирке.
На следующий день, в воскресенье, в цирке давали три представления, и Чередниченко ходил на все три.
Он от души смеялся, когда смуглый длинноволосый клоун с нерусской фамилией выкидывал разные штуки, тревожился, когда молодой паренек в красной рубахе гонял по арене, отгороженной от зрителей высокой клеткой, семь страшных львов, стегал их бичом… Но не ради клоуна и не ради страшных львов ухлопал Чередниченко шесть рублей, нет, не ради львов. Его глубоко взволновала девушка, которая открывала программу. Она взбиралась по веревке высоко вверх и там под музыку крутилась, вертелась, кувыркалась…
В ночь с субботы на воскресенье Чередниченко долго не мог заснуть, курил, ворочался… Забывался в полусне, и мерещилось черт знает что – маски какие-то, звучала медная музыка циркового оркестрика, рычали львы… Чередниченко просыпался, вспоминая циркачку, и сердце болело, ныло, точно циркачка была уже его женой и изменяла ему с вертлявым клоуном.
В воскресенье циркачка доконала плановика. Он узнал у служителя цирка, который не пускал посторонних к артистам и львам, что та циркачка – из Молдавии, зовут Ева, получает сто десять рублей, двадцать шесть лет, не замужем.
Ева была немало удивлена. Обычно поклонники ее не баловали. Из всей их труппы поклонники осаждали троих-четверых: смуглого клоуна, наездницу и – реже – сестер Геликановых, силовых акробаток.
– Вообще-то, я спать готовлюсь… Устала сегодня. А что? Я немножко не понимаю…
– Да, сегодня у вас денек… Скажите, а вот этот оркестр ваш, он не мешает вам?
– Я бы все-таки несколько поубавил его: на нервы действует. Очень громко, куда к шутам…
– Нам ничего… Привыкли.
Чередниченко отметил, что вблизи циркачка не такая уж красавица, и это придало ему храбрости. Он серьезно задумал отвезти циркачку к себе домой, жениться.
Что она была циркачкой, они скроют, никто знать не будет.
– Вы не позволите предложить вам. – Чередниченко взялся за бутылку.
– Нет, нет,– твердо сказала Ева.– Не пью.
Чередниченко оставил бутылку в покое.
– Но рубль-то даете?
– А куда денешься? Он, вообще-то, всегда отдает. Но действительно, не денег этих жалко, я достаточно зарабатываю, у меня оклад сто шестьдесят рублей да премиальные… вообще, находим способы. Не в рубле дело, естественно. Просто тяжело глядеть на человека. В чем есть, в том и в магазин идет… Люди смотрят… У меня у самого скоро высшее образование будет – это же должно как-то обязывать, так я понимаю. У вас высшее?
– Мгм.– Чередниченко не понял – высшее это или не высшее. Впрочем, ему было все равно. По мере того как он излагал сведения о себе, он все больше убеждался, что тут не надо долго трясти кудрями – надо переходить к делу.А родители у вас есть?
– Есть. Зачем вам все это?
– Может быть, все-таки пригубите? С наперсток. Мм? А то мне неловко одному.
– Наливайте – с наперсток.
– Видите ли, в чем дело, Ева… Ева.
– Ева Игнатьевна.– Чередниченко встал и начал ходить по крошечной комнате – шаг к окну, два шага к двери и обратно.– Сколько вы получаете?
– Допустим. Но в один прекрасный… простите, как раз наоборот – в один какой-нибудь трагичный день вы упадете оттуда и разобьетесь…
– Нет, послушайте вы, голубушка, я все это прекрасно видел и знаю, чем все это кончится – эти аплодисменты, цветы…– Ужасно понравилось Чередниченко вот так вот ходить по комнатке и спокойно, убедительно доказывать: нет, голубушка, ты еще не знаешь жизни. А мы ее, матушку, как-нибудь изучили – со всех сторон. Вот кого ему не хватало в жизни – такой вот Евы – Кому вы потом будете нужна? Ни-ко-му.
– Зачем вы пришли? И кто вам дал адрес?
– Ева Игнатьевна, я буду с вами напрямик – такой характер. Я человек одинокий, положение в обществе занимаю хорошее, оклад, я вам уже сказал, до двухсот в целом. Вы тоже одиноки… Я второй день наблюдаю за вами – вам надо уходить из цирка. Знаете, сколько вы будете получать по инвалидности? Могу прикинуть…
Читайте также: