Быков о маяковском краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
Написана она была в два приема. Как раз 1914 год, началось это все еще в 1913, это период довольно ярких и успешных гастролей Маяковского по России. Он ездил с Бурлюком, постоянным организатором их выступлений, и Василием Каменским, который создавал и уют в этой компании, поскольку был из них самым веселым и самым нормальным человеком. И конечно, своим опытом авиатора он создавал некоторое надежное прикрытие. Потому что когда объявлялось о вечерах, самым благонадежным оказывался Каменский, под его ответственность собственно и давали зал. Все-таки авиатор, все-таки для полицмейстера он уже человек с опытом и как бы государственно легализованный, он и печатался больше остальных. В общем, Каменский — это не то, что фигура прикрытия, а такая точка равновесия. Бурлюк, скорее, импресарио, хотя и великолепный эпатер, замечательный лектор.
А Маяковский — гвоздь номера, гвоздь всех этих докладов, публичных чтений, потому что и стихи у него были лучшие, и манера поведения на сцене самая завораживающая. Знаменитый бархатный бас, который называли, кстати, то бархатным, то медным, а иногда он очень легко переходил на фальцет, у него был гигантский голосовой диапазон. Умение покрыть этим голосом практически любой зал, способность не теряться ни при каких записках, вопросах, атаках, и чем больше свистели, тем увереннее он себя чувствовал. В общем, Маяковский был прирожденным гениальным поступающим и плюс к своему великолепному лирическому таланту имел еще и могучий талант эстрадный. И вот в Одессе, как раз когда начиналась влажная и цветущая приморская весна, неожиданно Маяковский обратил внимание на набережной на удивительной красоты девушку с огромными сияющими глазами, она вместе с матерью ехала куда-то в коляске. Они побежали за этой коляской. Побежал знакомиться Бурлюк. Побежал знакомиться Каменский.
Прошло некоторое время, и у Маяковского завелся достаточно серьезный роман Эльзой Триоле, которая была не просто сестрой Лили Брик, но и в общем, женщиной ничуть не меньшей одаренности. Вот как ни странно, может быть, и большей. Потому что вся одаренность Лили — это ее невероятная восприимчивость, прекрасная способность воспроизводить чужие штампы, чужие слова. А по большому счету она была, конечно, полностью объектом творчества Оси. Ося сделал из нее вот эту сухую, самоуверенную, сдержанно страстную, очень зоркую замечательную женщину, но это как бы была такая еврейская прелестница с сухим мужским мозгом. Тянулись все по-настоящему, конечно, к лилиному уму. А лилиным умом был Ося. Совсем другое дело Эля. Эльза Каган в тот момент еще, Триоле она встала в браке, Эля Коган младшая сестра Лили, внешне было казалось бы полной ей противоположностью: острая, резкая, всегда куда-то устремленная, стремительная Лиля и несколько пухлая, расплывчатая, сентиментальная Эля. Лиля была гораздо более, не то чтобы властолюбива, но Лиля тянулась к манипулированию, Лиле нравилось манипулировать людьми. Эля наоборот, как губка, она вся была открыта влияние, она впивала чужой ум, она была очень восприимчива и она прекрасно разбиралась в искусстве, хотя сама предпочитала помалкивать. Она, в отличие от Лили, никогда в салоне сестры не блистала. В общем, она полюбила Володю сразу и навсегда, и надо сказать, что в ее воспоминаниях чувствуется удивительная нежность к нему, даже после всего, что он с ней сделал. Он часто скандалил, грубил, мучил ее ревностью, вообще Володя любил благоговеть перед теми, кто сильнее, и измываться над теми, кто слабее. Это довольно частая такая печоринская черта, и в нем очень заметно это было. Лиля постоянно была идеалом, Эля была скорее полигоном для отработки каких-то собственных стратегий, и она вспоминает о том, как он ее мучил, скандалил, не разрешал уходить, осыпал упреками, ревность беспрерывная и его, и ее. Это нелегкий был роман. Тем не менее она его боготворила, она считала его величайшим поэтом, и она-то, собственно, и привела его к Лиле послушать замечательную поэму.
Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый, двадцатидвухлетний.
Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!
Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама! У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Вдруг
и тучи
и облачное прочее
подняло на небе невероятную качку,
как будто расходятся белые рабочие,
небу объявив озлобленную стачку.
Вы думаете —
это солнце нежненько
треплет по щечке кафе?
Это опять расстрелять мятежников
грядет генерал Галифе!
На небе, красный, как марсельеза,
вздрагивал, околевая, закат.
— поразительно точный прогноз собственной судьбы. Уже сумасшествие. Ничего не будет. Ночь придет, перекусит и съест. Видите — небо опять иудит пригоршнью обгрызанных предательством звезд? И апофеозом этого поражения становится его конфликт. Куда бежать? Бежать от этого всего только в Богу, но и Бог не желает это выслушать. Он предлагает Богу вообще-то великолепные вещи, он предлагает ему радикальную переделку мира:
Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
и вина такие расставим по столу,
чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
хмурому Петру Апостолу.
Ничего подобного не будет. И мало того, что и женщина не хочет понять, когда вот он как раз говорит я с сердцем ни разу до мая не дожили, а в прожитой жизни лишь сотый апрель есть. Да, и женщина отвечает ему все равно отказом, и любовь не получает, и жажда не получает разрешения. Но собственно, и Господь не хочет его выслушивать, и ни малейшего утешения ему нет, и в результате:
Я думал — ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!
Если коротко: за время учёбы в школе умудрился не заинтересоваться ни одним поэтом, и не выучил наизусть ни одно стихотворение, заданное на дом. Было полное невосприятие стихов. Отторжение из-за ненужности и несоотстветствия с реальностью жизни. Мне они были, абсолютно, ни к чему. Даже двойки не пугали — заучиваемый текст моментально улетучивался из памяти, так как не видел в нём смысла — нечто потустороннее, необязательное.
То ли дело, Маяковский! Примеры можно не приводить, все знают.
Дмитрий Быков начал книгу о Маяковском с его смерти.
Жуть. Словно одной смерти мало, надо ему голову раздробить.
Ну, насчёт Ленина не спорю, поделом ему досталась такая доля: постоянного, годами измывательства над бренным телом. Но надо ли это поэту?
И далее об укладе жизни поэта, свидетельства домработницы.
Читать интересно. Таких подробностей ни у кого не читал. Явное свидетельство, что Лиля Брик не любила Маяковского, она пользовалась им как вещью, которая придаёт комфорт.
Далее идут оценки учеников, последователей поэта, Леонида Равича, Светлова, расстрелянного Шевцова.
«И никто из них не выжил, никто не успел даже осуществиться,— только подхватил их ноту последний ученик Маяковского, шестидесятник Геннадий Шпаликов, единственный настоящий его наследник, покончивший с собой в те же роковые тридцать семь лет:
И в заключение — суровый приговор:
Меня больше всего поражает: зачем понадобилось убивать чекиста Крючкова, верой и правдой служившего советской власти, которая боялась собственной тени, и, как бешеная собака убивала всех, неосторожно к ней приблизившихся.
Понравилась точная и верная фраза Быкова:
Наставляла рога артисту Яншину, не самому последнему в артистической обойме Москвы. Но это, лишь говорит о нравах этой среды — все друг другу изменяют. Редкая пара хранит верность до гробовой доски, они наперечёт — пальцев одной руки хватит.
До этого я ни у кого не встречал, что Маяковский был левшой. А если быть точным, встречал, но забыл об этом факте, как не существенном: я же, не криминалист, чтобы заострять внимание на то, что он застрелился левой рукой. Был принудительно переученным, то есть одинаково владел обеими руками. Это заметное преимущество перед остальными, праворукими, впрочем, меркнущими на фоне его невротических фобий.
Весьма поучительно поведение Маяковского в заключении: требовал свободного хождения по камерам. Что бы он сказал о порядках в советских застенках, где ломали всё, даже волю. Не дожил. Не довелось быть расстрелянным.
Отсидка в тюрьме его основательно проучила, испугала, перестал заниматься революцией, начал учиться живописи.
Что это, озарённое предвидение, или случайное совпадение?
«Что есть, повторяю, именно российский футуризм?
Эту поэму я в армии легко выучил наизусть и во всё горло декламировал в туркменской пустыне. Однажды её, уважительно, слышал мой сослуживец узбек.
Маяковский, по своей сути, дитя своего времени, как и мы все, нам не дано предвидеть, как наше слово отзовётся, к каким приведёт последствиям.
И вокруг нас остались только негодяи, которые беззастенчиво обкрадывают нас и доказывают, что именно так и надо жить.
 |
Такой широкий круг интересов, конечно, вызывает уважение. И надежду, что этот колоссальный поток информации будет как-то структурирован. Но этого не происходит. История начинается с конца ― со смерти Маяковского, то есть сразу нарушается фундаментальный принцип биографии ― хронологический. Наряду с фактами Быков упоминает сплетни, слухи, тут же даёт собственную интерпретацию причинно-следственных связей, рассказывает о реакции современников на это событие ― и сразу оценивает их, объясняя причины поступков. А потом вдруг переходит к ученикам Маяковского, и ещё толком не начавшуюся биографию прерывают литературоведческие статьи о стихах с цитатами на целые страницы.
Ну и в конце концов, где вы видели, чтобы Дмитрий Быков стеснялся безапелляционно высказывать своё личное мнение? Такого за ним не водится, и поначалу обилие субъективизма вызывает желание придирчиво перепроверять каждую изложенную доктрину. Скоро, впрочем, успокаиваешься и привыкаешь тексту слепо доверять – а что ещё остаётся?
Маяк во мгле
Не всякое жизнеописание умеет вызвать такой эффект. Только талантливое.
Поэтому книгу обязательно надо читать. Продираясь и иногда поскрипывая зубами, порой выныривая на поверхность, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Но надо.
Тем более что ближе к финалу натыкаешься на остроумное авторское предсказание и в очередной раз всё ему прощаешь:
Страшно подумать, сколько помоев будет вылито на эту книгу, – того не учёл, этого не изучил, на такого-то не сослался. Наизусть знаю, что будут говорить: что это и не биография, и не наука; что автор не сидел в архивах (это его, автора, личное дело, не справки же мне предъявлять из этих архивов!), что нет научной методологии, да мало ли! Но автор к таким вещам устойчив. Жизнь Маяковского, его сочинения, связи и письма исследованы, пересчитаны, расписаны по минутам. А теперь надо попытаться наконец понять: что это такое было?
Кстати, едва отправив книгу в печать, Быков тут же принялся за новый труд – говорят, на этот раз будет биография Ахматовой. Ждём с жгучим нетерпением!
13y_apostol.jpg
Разбоя след затерян прочно
во тьме египетских ночей.
гроши отсыпал казначей.
Бояться вам рожна какого?
против – Пушкину иметь?
в спокойную к обиде медь!
Чуковский: А вы ничего не можете?
Маяковский: Я послал бы ее в Нарымский край.
Да, не было между Маяковским и Горьким взаимной любви, но не слишком ли зло сформулировано по отношению к Горькому? Как-то не заметен он был в зависти к коллегам, наоборот, помогал, выращивал таланты.
Я, однако, не соглашусь. Мне дико слышать об отделении формы от содержания, любой непредубежденный читатель Маяковского интуитивно ощущает новизну и качественно иной масштаб его поэтических творений в сравнении с классическими образцами. Он творит в иной поэтике – и новая стихотворная форма становится содержанием его стихов. Луначарский любит их читать? И правильно! Они не скучны! Они заряжены энергией, у них особенная строфика, особый ритм, их легко и радостно произносить, удивляясь изобретенным словам, оживающим метафорам, гиперболам, потрясающим рифмам. Когда поэт так по-своему преображает мир слов – разве может не преобразиться содержание ?
Но интересно, что об этом есть и у Быкова, когда в конце книги он говорит о сходстве Маяковского и Бродского. Совершенно верно, есть сходство. И оно в особом подходе к языку. Поэт из языка, из его мякоти, творит содержание, не так ли?
А вот послушайте:
Подпишусь обеими руками. Только не понимаю, как связать это утверждение с процитированным выше.
И это не единичный случай, когда натыкаешься на амбивалентные высказывания. Мне даже кажется, что вся книга на них построена. Вот первые попавшиеся на глаза примеры.
Очень любопытен и тоже амбивалентен подход Дмитрия Быкова к самой личности Маяковского.
В завершение скажу вот что: все что здесь написано – не спор с Дмитрием Быковым. Давно понятно, что он человек умный, чрезвычайно эрудированный и предельно самодостаточный. Нет, моя задача вовсе не спор и не желание переубедить, что было бы переоценкой своих сил. Пишу исключительно для читателей, у которых тоже могут возникнуть вопросы к автору.
В несколько измененном варианте статья опубликована в журнале ЗНАМЯ, №1 за 2017 год
Читайте также: