Аркадия том стоппард краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

В лице Томасины, Септимуса Ходжа Стоппард запечатлел дерзновенный, трудно представляемый обычным сознанием порыв к познанию неведомого гениальных первооткрывателей, отдающих этому свою жизнь без оглядки (вспомним Галилея, Циолковского). В пьесе Стоппарда обозначены кратко безмерные параметры их драматической и одновременно величественной ситуации, в которой был сделан ими свободный выбор своей судьбы с неимоверно тяжким трудом, где один на один со своим призванием.

Работы Валентайна по использованию принципов итерации – открытое настежь окно в пространство дальнейших широких исследований (дань восхищения Стоппарда открытиями И. Пригожина). По Стоппарду (в соответствии с постмодерном), исследователи мира не смогут утешить человечество обретением конечной высшей Истины, но в их силах делать снова открытия, расширяющие представления людей о мироздании. Стоппард противостоит пессимизму, увлеченности постмодернистов идеями кризиса, хаоса. Для него – это лишь отправная точка в размышлениях.

Структура пьесы Стоппарда великолепно реализует спиралевидную конструкцию истории культуры, рисуя ее синтетизм на перевалах развития.

Стоппард не капитулирует перед мультиперспективизмом постмодернизма. В пьесе возвеличены Познающий Человек, его Разум, дерзновенные стремления и открытия. Автор хранит верность гуманистической традиции искусства.

Символична концовка пьесы, воплощающая идею единства и бессмертия искателей Истины (общий диалог и светлые туры вальса). Центральная героиня пьесы гениальная Томасина романтически аллюзивно овеяна мифом о птице Фениксе, вечно сгорающей в огне, чтобы возродиться вновь обновленной, полной сил. Она, сгоревшая на пожаре, продолжена в подвижническом труде гениального Септимуса, в упорстве Валентайна, сверхъестественном даре Гаса.

Вопросы и задания

Том Стоппард — крупнейший драматург современной Великобритании, прижизненный классик, автор десятков пьес, которые с успехом ставят знаменитые театры в Лондоне и во всем мире.

Фильмы Тома Стоппарда, как и его драматические произведения, относятся к самым разным жанрам и тематике, каждый новый не похож на предыдущие, меняется авторский подход и логика развития сюжета.

Драматургия Тома Стопарда

Феномен популярности Тома Стоппарда в том, что даже посвященные остросоциальным и политическим проблемам его пьесы сохраняют притягательность спустя десятки лет с момента написания. Потому что его творчество — это в первую очередь драматургия идей, с неизменным гуманистическим посылом и новыми открытиями в каждой сцене.

Пьесы Стоппарда достаточно увлекательны, чтобы их читали, многие ценители даже считают, что их следует прочесть перед просмотром, иначе глубина авторского текста может ускользнуть в быстро сменяющихся действиях на сцене.

Действие драмы происходит в классическим английском поместье в Дербишире, но развивается по двум хронологическим линиям: 1809-1812 годы и 1990-е годы. Герои из разных эпох присутствуют на сцене одновременно, но не видят и не слышат друг друга, разные пласты повествования словно бы накладываются один на другой. В конце ХХ века исследователи работают над систематизацией и осмыслением открытий, сделанных в начале XIX века. На этом строится комическая составляющая пьесы — историки науки часто преувеличивают роль незначительных деталей и упускают значительные, превратно понимают суть открытий, сделанных за 180 лет до них.

Старинный дом раньше принадлежал семье литератора, современника и друга Байрона, но после короткого визита поэта в Дербишир хозяин поместья исчез, а Байрон уехал за границу и не возвращался в Англию 2 года. В конце ХХ века на место загадочного происшествия приезжает филолог, чтобы сделать неожиданные открытия для биографии лорда Байрона.

Содержание

Место и время действия

Содержание

Действие первое

Сцена первая

Сцена вторая

Действие переносится в наши дни. В поместье приезжает профессор Бернард Найтингейл. Бернард считает, что Байрон в 1809 году убил на дуэли Эзру Чейтера. Он встречается с Ханной Джарвис, занятой историческими исследованиями в поместье. Цель Бернарда — найти подтверждение своей гипотезы, он рассчитывает на помощь Ханны, но скрывает своё настоящее имя, так как раскритиковал в прессе её книгу о Каролине Лэм. В конечном счете Бернард признаёт, что он тот самый профессор Найтингейл — автор отрицательного отзыва о книге Ханны. Однако Ханна соглашается помочь ему в поисках материалов. Бернард отмечает, что имя поэта Чейтера не упоминается после 1809 года, единственный другой известный Эзра Чейтер — ботаник.

Сцена третья

11 апреля 1809 года. Томасина переводит с латыни, но отклоняется от темы урока и сообщает, что совершила открытие: природу можно описать с помощью математических уравнений. Септимус пытается продолжить урок, однако Томасина сожалеет об утрате Александрийской библиотеки, и знаний, заключённых в её книгах. Сетпимус же возражает ей, что не стоит оплакивать то, что в конечном счёте несомненно будет снова обретено. Занятия снова прерваны появлением Чейтера: за завтраком он узнал от Байрона, что именно Септимус написал отрицательную рецензию на его книгу. Чейтер вызывает Септимуса на дуэль, капитан Брайс становится секундантом поэта.

Сцена четвертая

Действие второе

Сцена пятая

Сцена шестая

В ней выясняется, что дуэль Чейтера и Ходжа так и не произошла. Супруги Чейтер поспешно отбыли в Вест-Индию вместе с капитаном Брайсом. Эзра Чейтер отправляется в экспедицию как ботаник. Чейтеры покинули Сидли-парк после того, как леди Крум ночью застала миссис Чейтер в комнате Байрона. Байрон также покидает поместье. Септимус встречает леди Крум. Она прочитала два его письма, написанные перед предполагаемой дуэлью, Септимус оставил их на тот случай, если будет убит Чейтером. Одно письмо, любовное, адресовано леди Крум, второе — Томасине по поводу её рассуждений о ложке варенья в рисовом пудинге. Леди Крум назначает Септимусу свидание.

Сцена седьмая

Действие происходит одновременно в 1812 году и в наше время. На сцене находятся действующие лица из двух веков, их реплики перемешиваются, кроме того, персонажи из наших дней одеты в костюмы XIX века. Хлоя читает газетную статью, посвящённую гипотезе Бернарда. Далее следует её диалог о детерменизме с Валентайном, который продолжает ранее состоявшуюся беседу Септимуса и Томасины. В своих расчетах на компьютере Валентайн пробует метод Томасины. Валентайн вспоминает, что в начале XIX века в поместье произошёл несчастный случай: накануне своего семнадцатилетия в огне погибла девушка. Только сейчас он понимает, что это была Томасина.

Действующие лица

Томасина Каверли: в 1809 году ей 13 лет, дочь лорда и леди Крум.
Септимус Ходж: домашний учитель, 22 года, наставник Томасины, однокашник и друг Байрона (лорд Байрон гостит в поместье, но на сцене не появляется, однако имеет большое значение в развитии действия).
Джеллаби: дворецкий в Сидли-парке.
Эзра Чейтер: посредственный поэт, 31 год, гость лорда и леди Крум.
Миссис Чейтер: жена Чейтера, на сцене не появляется, но её легкомысленное поведение становится причиной череды конфликтов
Ричард Ноукс: ландшафтный архитектор леди Крум. В течение пьесы он работает над переделкой классического, подобного Аркадии пейзажа Сидли-парка в модный готический парк.
Леди Крум: мать Томасины, около 35 лет, властная хозяйка поместья. Вторая леди Крум, мать Хлои в части действия, относящейся к настоящему времени не появляется на сцене.
Капитан Брайс: офицер Королевского флота, брат леди Крум, матери Томасины. Влюблён в миссис Чейтер. Вместе с Чейтерами уезжает в Вест-Индию. Женится на миссис Чейтер после смерти её мужа
Огастес Каверли: младший брат Томасины, появляется в нескольких сценах. Роль Огастаса и Гаса, брата Хлои, играет один и тот же актёр

Ханна Джарвис: автор популярной книги о любовнице Байрона леди Каролине Лэм, около сорока лет. Пытается разыскать информацию об отшельнике Сидли-парка, жившем в хижине в начале XIX века.
Хлоя Каверли: 18 лет, дочь современной леди Крум.
Бернард Найтингейл (в русской версии — Соллоуэй): профессор. Надеется привлечь Ханну к работе над своей теорией о неизвестной дуэли Байрона. Игнорирует поиск дальнейшего доказательства его теорий, и, надеясь на то, что станет автором сенсации, объявляет по телевизору, что Байрон убил Эзру Чейтера в поединке. В конце пьесы Ханна доказывает его неправоту — к его немалому огорчению.
Валентайн Каверли: математик, аспирант. Старший брат Хлои. Изучив старинные документы, приходит к выводу о гениальности Томасины.
Гас Каверли: младший брат Хлои и Валентайна, пятнадцать лет. Не разговаривает с пятилетнего возраста. Гас помогает открыть несколько важных фактов из прошлого и помогает соединить ключевые моменты в пьесе. Гаса и Огастеса играет один актер.

Название пьесы

Более очевидно название пьесы отсылает к пасторали, как идеальной природе: одной из тем пьесы является противопоставление природной естественности и правильной искусственной геометрической формы. Так, ландшафтный архитектор Ноукс склоняет леди Крум произвести изменения в своём регулярном парке и превратить его в парк пейзажный.

Награды и номинации

Напишите отзыв о статье "Аркадия (пьеса)"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Аркадия (пьеса)

– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.

Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

Том Стоппард - Аркадия краткое содержание

Аркадия - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Пьеса в двух действиях

(в порядке появления на сцене)

ТОМАСИНА КАВЕРЛИ, тринадцать, позже шестнадцать лет.

СЕПТИМУС ХОДЖ, ее домашний учитель, двадцать два года, позже двадцать пять

ДЖЕЛАБИ, дворецкий, среднего возраста.

ЭЗРА ЧЕЙТЕР, поэт, тридцать один год.

РИЧАРД НОУКС, специалист по ландшафтной архитектуре, среднего возраста.

ЛЕДИ КРУМ, около тридцати пяти лет.

КАПИТАН БРАЙС, офицер Королевского флота, около тридцати пяти лет.

ХАННА ДЖАРВИС, писательница, под сорок.

ХЛОЯ КАВЕРЛИ, восемнадцать лет.

БЕРНАРД СОЛОУЭЙ, профессор, под сорок.

ВАЛЕНТАЙН КАВЕРЛИ, между двадцатью пятью и тридцатью.

ГАС КАВЕРЛИ, пятнадцать лет.

ОГАСТЕС КАВЕРЛИ, пятнадцать лет.

Апрель 1809 года. Огромный загородный дом в графстве Дербишир. В современных путеводителях наверняка отметили бы его историческую и художественную ценность.

Комната, выходящая в парк. На заднем плане высокие, красивые окна-двери без занавесок. Показывать пейзаж за окнами нет необходимости. Мы постепенно узнаём, что дом стоит в парке, типичном для Англии тех времен. Можно дать намек: свет, небо, ощущение пространства.

Середину комнаты занимает огромный стол, вокруг - стулья с прямыми жесткими спинками. Комната тем не менее выглядит пустоватой. Картину дополняет одна лишь конторка - не то для черчения, не то для чтения. Ныне вся эта мебель представляла бы явный интерес для коллекционеров, но здесь, на голом дощатом полу, она выглядит не музейной экспозицией, а обыкновенной обстановкой учебной комнаты начала прошлого века. Если и чувствуется некое изящество, то скорее архитектурное, а впечатляет только необъятность помещения. В боковых стенах по двери. Они закрыты. Открыта лишь одна стеклянная дверь, ведущая в парк, где царит светлое, но не солнечное утро.

На сцене двое. Каждый занят своим делом - среди книг, бумаг, гусиных перьев и чернильниц. Ученица - Томасина Каверли, тринадцати лет. Учитель Септимус Ходж, двадцати двух лет. Перед ними - по книге. У нее - тонкий учебник элементарной математики. У него - толстый, новехонький, большого формата том с застежками: кичливое подарочное издание. Разнообразные бумаги Септимуса хранятс в твердой папке, которая завязывается ленточками, дабы ничего не потерялось.

У Септимуса есть черепашка, настолько сонно-медлительная, что служит пресс-папье.

На столе, кроме того, лежат стопки книг и старинный теодолит.

Томасина. Септимус, что такое карнальное объятие?

Септимус. Карнальное объятие есть обхватывание руками мясной туши.

Септимус. Нет. конкретнее - бараньей лопатки, оленьей ноги, дичи. caro, carnis. женской плоти.

Томасина. Это грех?

Септимус. Необязательно, миледи. Но в случае, когда карнальное объятие греховно, - это плотский грех, QED. Мы, если помните, встречали слово caro в "Галльской войне". "Бритты жили на молоке и мясе" - "lacte et carne vivunt". Жаль, вы не поняли корня и семя пало на каменистую почву.

Томасина. Как семя Онана, да, Септимус?

Септимус. Верно. Он обучал латыни жену своего брата, но в итоге она ничуть не поумнела. Миледи, мне казалось, вы ищете доказательство последней теоремы Ферма?

Томасина. Это чересчур сложно. Лучше покажи, как ее доказывать.

Септимус. Потому я вас и попросил, что доказательства никто не знает. Теорема занимает умы последние полтора столетия, и я рассчитывал занять ею ваш ум хотя бы ненадолго - пока я прочитаю сочинение господина Чейтера. Он возносит хвалу любви. Но стихи столь нелепы и несообразны, что я предпочел бы не отвлекаться.

Томасина. Наш господин Чейтер? Он написал стихи?

Септимус. Да. И даже полагает себя пиитом. Но, боюсь, в вашей алгебре куда больше карнального, чем в сочинении "Ложе Эроса".

Томасина. Карнальное было не в алгебре. Я слышала, как Джелаби рассказывал кухарке, что госпожу Чейтер застали в бельведере в карнальном объятии.

Септимус (помолчав). Неужели? А с кем? Джелаби не обмолвился - с кем?

Томасина озадаченно хмурится: она не поняла вопроса.

Томасина. Что значит "с кем"?

Септимус. Ах, ну да. Не с кем, а с чем. Тьфу, чушь какая-то. Кто же, интересно, принес на хвосте эту новость?

Томасина. Господин Ноукс.

Томасина. Да, папин архитектор. Он как раз обмеривал сад. Глянул в подзорную трубу на бельведер и видит: госпожа Чейтер в карнальном объятии.

Септимус. И господин Ноукс донес дворецкому?

Томасина. Нет. Господин Ноукс донес господину Чейтеру. А Джелаби узнал от кучера, потому что господин Ноукс разговаривал с господином Чейтером возле конюшни.

Септимус. . где господин Чейтер, несомненно, помогал выгребать навоз.

Томасина. Септимус! Ты о чем?!

Септимус. Таким образом, пока об этом знают творец парковых красот господин Ноукс, а также кучер, дворецкий, кухарка и, разумеется, сам пиит, муж госпожи Чейтер.

Томасина. Еще Артур, он тогда чистил серебро. И мальчишка-сапожник. А теперь и ты.

Септимус. Понятно. Так что он еще говорил?

Томасина. Кто? Ноукс?

Септимус. Не Ноукс. Джелаби. Вы же слышали рассказ Джелаби.

Томасина. А кухарка на него сразу зашикала и не дала ничего рассказать. Она-то помнила, что я рядом, - сама разрешила мне перед уроком доесть вчерашний пирог с крольчатиной. А Джелаби меня просто не заметил. Знаешь, Септимус, по-моему, ты что-то недоговариваешь. Все-таки бельведер - это бельведер, а не кладовка с мясными тушами.

Септимус. Я и не утверждал, что определение исчерпывающее.

Томасина. Так, может, карнальное объятие означает поцелуй?

Томасина. И кто-то обхватывал руками саму госпожу Чейтер?

Септимус. Весьма вероятно. Возвращаясь к последней теореме Ферма.

Томасина. Так я и думала! Надеюсь, тебе стыдно?

Септимус. Мне? Помилуйте, миледи! За что?

Томасина. Кто растолкует мне незнакомые слова? Кто, если не ты?

Септимус. Ах вот. Ну да, разумеется, мне очень стыдно. Карнальное объятие - это процесс совокупления, когда мужской половой орган проникает в женский половой орган с целью продолжения рода и получения плотского наслаждения. В противоположность этому последняя теорема Ферма утверждает, что когда x, y и z являются целыми числами, то сумма возведенных в энную степень x и y никогда не равняется возведенному в энную степень z, если n больше двух.

Септимус. Брр не брр, но такова теорема.

Томасина. Отвратительно и совершенно непонятно. Когда я вырасту и начну заниматься этим сама, буду вспоминать тебя каждый раз.

Читайте также: