Андрей геласимов холод краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Известный и даже весьма модный столичный театральный режиссер Эдуард Филиппов (он же Филя), 42 лет от роду, находясь в состоянии жуткого похмелья, летит в свой родной город. В Сибирь, на Север, в Якутию. Туда, где мороз. Где холод. Тот самый, что дал название роману и определяет его ход, его температуру, его ритм.

Геласимов оттолкнулся от реальной катастрофы, которая случилась в Якутске в декабре 2002 года, когда в сорокаградусный мороз на электростанции произошла авария – и тысячи людей остались без тепла, света, воды и иных коммунальных удобств.

Извольте: коллизия – модный режиссер подписал в Париже контракт на постановку спектакля, придуманного его земляком, партнером и другом. В обход этого самого партнера и друга. Можно подумать: вот она – завязка конфликта. Но нет. Обойденный друг-земляк – это лишь повод.

И начинает довлеть над московским режиссером тема ответственности за эту смерть – а говорят, с взрослыми был еще и мальчик (а был ли мальчик?).

Горькая и злая ирония щедро разбросана по тексту – а демон пустоты, преследующий протагониста, – его же альтер эго – придает роману психоделические нотки. И еще этот дьявольский холод! Холод, холод…

Здесь вас ждут не только романы, но также повести, рассказы и стихи.

Облако тэгов

Будем знакомы
Книги раздора
Премиальные романы
Путешествие с книгой
Рейтинги книг
Роман с читателем
Роман со звездой
Читаем романы о.

четверг, 12 марта 2020 г.

Андрей Геласимов - современный российский писатель, автор рассказов, повестей и стихотворений в прозе. Родился в 1965 году в Иркутске. Первое высшее образование он получил в Якутском государственном университете на факультете филологии, а второе — на режиссерском факультете ГИТИСа. В течение десяти лет он работал доцентом кафедры английской филологии в Якутском университете, где преподавал анализ художественного текста и стилистику английского языка. Писатель женат, имеет троих детей.

…Итак, скандально известный театральный режиссёр Эдуард Филиппов оказывается в родном Якутске, когда при рекордно низкой температуре в городе отключается теплоснабжение. Ему нужно объясниться с местным другом художником декоратором, почему контракт на постановку спектакля в Париже дали только Филиппову, хотя идея спектакля принадлежит им обоим, и взять у него зарисовки, наброски.

Филя, избалованный славой и деньгами, привлекающий внимание женщин, весьма хамоватый и уверенный в себе человек. Его жизнь состоит из ночных клубов, ресторанов, алкоголя, интервью, фотосессий. Такой образ жизни постепенно разрушает его, и перед нами предстаёт пустой, эгоистичный, ни к чему не стремящийся человек. Автор намеренно создаёт условия, при которых герой может переосмыслить своё существование, отыскать смысл своей жизни. И вот, Филиппов, страница за страницей, сбрасывает с себя московскую одежду, медленно превращаясь в человека. Во-первых, где-то ближе к концу романа, Филиппов перестает пить и спасает собаку, во-вторых он совершает благородный поступок, передав деньги женщине, у которой погибли дочь и зять, в-третьих, герой романа отчаянно пытается найти ее пропавшего внука.

Мне не хватило в романе динамики. Все герои Геласимова словно недописаны — практически без лиц и характеров. Например, Данилов. Непонятно, зачем вдруг он собирает у себя на даче с десяток людей, в том числе и обмороженного Филлипова, дает им кров, охраняет, кормит. Мы не знаем ничего о нем. Непонятно, на каких основаниях в доме Данилова находится следователь Толик. Если он приехал искать тех, кто виновен в смерти замерзших на реке людей, то почему сюда, на только что построенную загородную дачу, о существовании которой никому не известно. Художник Пётр, к которому так рвался Филя, за всю книгу произносит одно лишь слово и навсегда исчезает. И ещё много таких героев.

Роман Андрея Геласимова о том, как преодолеть смертельный холод в снегах Крайнего Севера,

Когда машина остановилась, Филиппову стало плохо. Лицо его принялось как-то странно холодеть изнутри и в то же время покрываться потом. Он подумал, что вот сейчас, наверное, снова явится демон пустоты со своими идиотскими шутками, но тот не появился. Очевидно, посторонние были ему не нужны. Он любил только одного зрителя – Филю.

В тщетном ожидании старого друга Филиппов сидел в остановившемся автомобиле, выпучив глаза и разинув рот. Его мучил пузырь воздуха, который поднимался откуда-то из желудка и все никак не мог выйти наружу. Рита и Тёма, обернувшись назад, смотрели на безмолвно сидящего Филю и тоже не произносили ни слова. Взгляды их показались Филе зловещими.

– Я никуда не пойду, – сказал он, отрыгнув наконец парализовавший его воздух. – Там в темноте кто-то стоит. Отвезите меня обратно в гостиницу.

– Перестаньте, – сказала Рита. – Никого там нет. А в гостинице небезопасно. Что если электричество не дадут до утра? Пойдемте, не надо капризничать.

Она открыла дверцу и выпрыгнула из машины. Филиппов знал, что снаружи никого нет, но его уже донимали неясные страхи по поводу самой Риты и ее спутника. Они до сих пор так и не объяснили ему – куда его привезли и зачем. Продолжая бороться с внезапным приступом паники, он приложился к бутылке, однако та оказалась пустой.

– Тварь, – пробормотал Филя, гулко роняя на пол никчемный стеклянный труп. – Выбрала же момент.

Перед входом в подъезд его вырвало. Рита и Тёма, обутые в унты из оленьих камусов на войлочной подошве, легко поднялись на высокое обледеневшее крыльцо, а отставший от них Филиппов беспомощно замахал руками, заскользил по ледяной корке своими нелепыми кедиками Kris Van Assche и с глухим стоном изверг из себя небольшой водопад. Вино, судя по вкусу того, что из Фили исторглось, совершенно в нем не переварилось, а просто было перелито сначала из бутылки в него, как в бурдюк, а затем – на ледяные наросты, громоздившиеся перед крыльцом. Филиппов, уже не раз в этом смысле служивший для спиртного транзитным вьючным животным, ничуть не смутился, махнул рукой своим спутникам, чтобы они не ждали его, и склонился к перилам в ожидании второй волны.

– Какая Вера Михайловна? – спросила Рита, подсвечивая мертвенно белое лицо Филиппова дисплеем своего телефона.

– Вермут в народе так назывался. Только это был не вермут.

– Пойдемте скорее, – потянул его за рукав Тёма. – У меня батарейка садится. К тому же в квартире, наверняка, теплей.

В подъезде действительно было холодно. Не так, разумеется, как на улице, но пар изо рта валил весьма ощутимо. Филя шумно выдыхал его, шмыгал носом, тер негнущимися ладонями свое снова чужое лицо, косился на идущую позади него Риту, которая светила ему под ноги телефоном, смешно постукивал копытцами одеревеневших на морозе кедиков, и то и дело с грохотом натыкался на огромные ящики, загромоздившие весь подъезд. При этом его режиссерские рефлексы автоматически насиловали ему мозг. Представляя себе – буквально против собственной воли – эту жалкую процессию со стороны, он видел то муравейник в разрезе, в тесном ходе которого ползут три насекомых с фонариками, то глухую извилистую нору, в которой шуршат кроты, то завал бездонной шахты, где пробиваются к выходу потерявшие всякую надежду шахтеры, и от этих образов на сердце у него становилось все муторнее, все безнадежнее, все злей.

– Они что, до сих пор держат вот так картошку? – выдавил он сквозь зубы, стукнувшись о снарядный ящик с гигантским амбарным замком и уже нарочно пиная его во второй раз.

– Конечно, – ответила Рита, проходя вперед. – А где им ее держать?

– В самом деле, – буркнул Филя. – Не в магазин же ходить. Слушайте, нам долго еще? Или вы ждете, пока я себе ноги сломаю?

– Два этажа осталось, – ответил Тёма и двинулся дальше.

Наверху мягко и быстро зашлепали войлочные подошвы Риты. Филя вскочил на ноги и пристроился к ящику, совершая непристойные собачьи движения.

– Что вы делаете? – удивленно сказала Рита, направив на него свой телефон.

– Доминирую, – повернулся он к ней. – Я доминирующий самец. Эти уроды должны знать свое место.

– Какие уроды? – изумление в ее голосе достигло верхней границы.

– Ящики. Если б ты знала, как они меня достали. Ненавижу их с детства.

– Круто, круто, – засмеялся Тёма, перегибаясь через перила сверху и тоже подсвечивая Филиппова телефоном. – Новый спектакль репетируете?

– Нет. Ищу смысл жизни.

– Пойдемте. Там наверху его наверняка больше.

Через десять секунд они остановились у обитой мерцающим дерматином двери, и Тёма нажал кнопку звонка.

– Нет же электричества, – сказала Рита. – Посвети на замок.

Убрав свой телефон, она зазвенела ключами, и несколько секунд на лестничной клетке стояла почти полная тишина, которую нарушал один Филя. То ли от того, что ему показалось, будто он задыхается, то ли все же от страха Филиппов втягивал холодный воздух и выдыхал его так напряженно, с таким шумом и даже усердием, как это бывает на приеме у врача, когда тот прикладывает нам к груди свой ледяной фонендоскоп и просит дышать погромче. Филя сопел как взволнованный французский бульдог. Рита, все сильней раздражаясь, возилась у двери, а Тёма держал свой телефон у нее над плечом до тех самых пор, пока дисплей у него в руке не погас, и вся их молчаливая троица не погрузилась уже в полную могильную темноту.

– Блин, – негромко сказал Тёма.

– Да что же такое! – сорвалась Рита и заколотила по двери рукой. – Мам! Открой дверь, мама!

В темноте что-то клацнуло, повеяло долгожданным теплом, и в обозначившемся проеме перед ними возникла еще одна человеческая фигура. В руке у фигуры, как и у Риты с Тёмой до этого, вместо фонарика тоже мерцал телефон.

– А сразу нельзя было открыть? – с упреком сказала Рита, проходя мимо фигуры в квартиру. – Я полчаса, наверное, с этим замком ковырялась.

– Так мне-то откуда знать, кто это ковыряется? – проговорила фигура. – Вы же молчали все.

Она посветила телефоном на Филиппова и на Тёму, все еще не предлагая им войти.

– Свет ушел минут сорок назад. Мне одной страшно.

– По всему городу отключили, – сказала Рита где-то уже в глубине квартиры. – Вы долго там стоять будете?

Насчет ее красоты Филя погорячился. Если в гостинице – при полном еще тогда освещении, но в декорациях полусна – ему показалось, что его похитила совершенно какая-то неземная красотка, то здесь ему хватило дрожащего света пары свечей, чтобы разглядеть как все обстоит на самом деле. Красота Риты скорее подразумевалась, чем существовала физически. Она просвечивала из нее, она имелась в виду, но не заявляла о себе впрямую. Ее красота как будто не хотела навязываться, как это бывает с гордыми и при этом стеснительными людьми, которые не решаются, или находят ниже себя принимать участие в общем веселье, но и не уходят совсем, высокомерно и сдержанно оставаясь поблизости, как бы говоря всем вокруг – я здесь, и со мной надо считаться.

Нет, дело было не в ее внешности. На фотографиях, где отсутствует подлинный, внутренний человек, а фиксируется лишь одна оболочка или, что еще хуже, фантазия фотографа, – она, скорее всего, выглядела вполне заурядно. Просто лицо, просто улыбка, прическа такая же как у сотен и сотен других. Но когда это все представало в движении, в постоянной живой пульсации, в перемене, в непрестанном развитии, в скольжении, в безостановочном непрерывном танго, которое она вела со своей жизнью, – ее черты наполнялись яркими смыслами существа, живущего внутри нее, никак не смирившегося с этим просто лицом, просто улыбкой и прической такой же как у сотен и сотен других.

Получалось, что Филя в гостинице мгновенно и безошибочно уловил дыхание именно этого внутреннего существа, а не сумму заурядного носа, обычных бровей, ничем не примечательного рта и несколько тяжеловатого подбородка.

Впрочем, не исключалось и то, что ему просто надо было хоть как-то объяснить самому себе почему он согласился уехать из гостиницы по первому зову девушки с такой заурядной внешностью. Все что угодно, но его самооценка ни в коем случае не должна была пострадать.

При этом такая мелочь, как близкое к ступору состояние, разумеется, ничуть этой самооценке не угрожала. Филе было плевать на то, что при входе в чужую квартиру он опять едва не грохнулся в обморок. Если бы не хорошая реакция Тёмы, он с удовольствием растянулся бы в огромной холодной прихожей, предоставив незнакомым людям заботы о своем беззаботном и пьяном теле.

Стоявший на пороге квартиры позади него Тёма подхватил Филю за плечи, и обняв его, как обнимает впервые прыгающего новичка парашютный инструктор, потащил по бесконечному входу куда-то в Аид. На кухне Филиппова сложили в угол на небольшой диванчик подобно приготовленному к стирке белью – заботливо, но немного рассеянно – и продолжили свою жизнь, за которой Филя с интересом стал наблюдать, стараясь на всякий случай не выдать своего жизнеспособного статуса. Впрочем, в глубине души он догадывался, что не сможет выдать его, даже если захочет.

На кухне, в отличие от прихожей и, видимо, от всех остальных комнат, было тепло. Все четыре горелки газовой плиты светились бледным огнем. Гудящая духовка была открыта, и оттуда волшебными волнами по кухне струился жар. Тёма время от времени подходил к плите, склонялся над нею и грел руки рядом с духовкой, словно приехал сюда не в теплом комфортабельном внедорожнике, а в том насквозь промерзшем автобусе, который брала штурмом на остановке отчаявшаяся толпа. Очевидно, его лихорадило по какой-то другой причине. Рита постоянно трогала остывшую и звонко отчего-то щелкающую батарею, проверяя – не дают ли тепло, как будто его могли дать в те полминуты, что она не прикасалась к ней.

Помимо газа на кухне горела еще пара свечей, позволивших не очень живому на данный момент, но внимательному Филиппову разобраться в секрете Ритиной красоты. Она действительно имелась в виду, эта красота. Имелась в виду самой Ритой, Тёмой, наверняка их друзьями, вообще – любым наблюдателем, который задержал бы на этой девушке свой взгляд, но, судя по всему, не ее матерью.

Филиппов узнал ее сразу, как только его внесли на кухню. Узнал, но виду решил пока не подавать. Он стал крадущийся тигр и затаившийся дракон.

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 282 220
КНИГИ 669 845
СЕРИИ 25 800
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 082

10 (1)

9.13 (7)

Изнеженному, потерявшему смысл жизни Филе приходится в срочном порядке пересмотреть свои взгляды на жизнь и совершить подвиг, на который ни он, ни кто-либо вокруг уже и не рассчитывал…

Мне нравится ( 1 )

Андрей Геласимов. Холод.

Заинтересовало название и аннотация книги. Решила прочитать. Считаю что время, потраченное на прочтение, потрачено зря. Странная книга. Очень. Чтобы понять хоть немного, нужно как и ГГ постоянно находится в состоянии алкогольного опьянения, либо в состоянии выхода из запоя. либо вечное похмелье. либо (в середине вообще начало отдавать отчетливыми глюками). В книге не столько виден размах катастрофы (указанной в аннотации), сколько описывается бред сумасшедшего и вечно бухого ГГ. Слава богу протрезвел к концу книги и даже пытался здраво соображать. В итоге супер неясный финал. видимо с намеком на философию. В общем - это не роман-катастрофа, это книга - полная катастрофа!

Читайте также: