Алданов бельведерский торс краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
В современном музыковедении часто используется параллель между С. Рахманиновым и Л. ван Бетховеном: они оба в своем творчестве вышли далеко за пределы воспитавшего его стиля, оставшись чуждым романтическому миросозерцанию.
Собр. соч.: в 8 т. М.: Терра-Книжный клуб, 2007. Т. 6, — с указанием страниц в скобках.
Однако в данной повести стратегии писателя направлены в ином направлении: линии героев не центростремительны, но центробежны.
Максимальную нагрузку наррации берет на себя не образ музыканта Бетховена, а образ художника Изабе. В русле историософского дискурса именно этот герой (в значительной степени домысленный писателем) оказывается транслятором авторской философии истории, именно он озвучивает главные философские сентенции писателя.
Алдановым искусственно и сознательно отдана персонажу, в силу профессии знакомому с законами и закономерностями художественной наррации. По существу же, открывает повесть другая сюжетная линия, связанная с образом русского графа Андрея Кирилловича Разумовского.
Именно он становится главным действующим лицом первых главок повести — вместе с императором Александром I и графом Нессельроде Разумовский становится участником, первым уполномоченным, важнейшего исторического события конца 1814 года — Венского конгресса, состоявшегося после поражения Франции и низвержения Наполеона и ставшего историческим совещанием стран-победительниц, на котором разрешались споры о политическом устройстве Европы. Т.е. только что выведенный образ Изабе, еще не развернутый и не конституированный, оказывается неожиданно заслоненным образом другого персонажа — графа Разумовского.
Причин или обстоятельств, тому сопутствующих, писатель не раскрывает.
Он оставляет в стороне взаимоотношения Разумовского и Бетховена (видимо, из-за недостаточности исторического материала).
Если герой Разумовский у Алданова приходит к мысли о трагедийности и бессмысленности земного существования, то посредством образа художника Изабе проводится совершенно противоположная мысль — мысль о прекрасной и счастливой во всех своих проявлениях жизни, жизнирадости, жизни-наслаждении. В рамках повести Алданов словно спорит сам с собой, пытаясь найти истину, осознать правоту той или иной идеологемы.
Эта связь окажется у Алданова категориальной и конститутивной.
Долинин А. Дмитрий Мережковский // Русская литература XX века (1890–1910): в 2 кн.
Т. 1 / под ред. С. А. Венгерова. М.: ХХI век-Согласие, 2000. С. 312.
в предшествующей повести, Алданов подходит к историческому материалу как писатель-историософ, а не как писатель-историк. Он предлагает вариант метаисторической наррации, когда миф о великом творце эксплицирован не на основе исторических сведений, но генерирован воображением писателя.
Алданов не ищет исторических закономерностей эпохи, упускает важные социальные и ментальные слагаемые изображаемого времени, но пытается обобщить и универсализировать представление о гении, творце, таланте.
Исторические персонажи, наделенные определенными и уже исторически сложившимися коннотациями, служат для писателя источником философских раздумий, точкой смещения векторов восприятия их личностей, характеров, деяний. Затрагивая проблемы Творца и Творения, Таланта и Завистника, Смысла жизни и Смысла искусства, Алданов смещает
Женщина свободного поведения.
сложившиеся представления об известных исторических личностях, художественно усложняя их, привнося в интерпретацию их образов современную рефлексию. Канонически-однозначные представления о генииМикеланджело обретают у Алданова жизненность реалистического художественного образа, заставляя на примере этого домысленного персонажа во всей сложности рассмотреть проблему ответственности гения (таланта) за свой дар, за свои творения. Задаваясь глубокими вопросами творчества, Алданов имплицитно бросает отсвет на собственную судьбу (и судьбу его современников).
молодой герой живет настоящим и в настоящем.
смена эпизодов внутри обеих глав имеет несоразмерную (и мало мотивированную) композицию. В данном случае не развитие сюжета опосредует композиционное строение, а логика писательской мысли обусловливает соединение и сопоставление отдельных фрагментов.
итальянца Бенедетто Аккольти убить римского папу Пия IV. Однако вскоре напряженность острой интриги писатель отодвигает на второй план, и она уступает место психологическому (а впоследствии и философскому) анализу неординарных персонажей художника и писателя Джорджио Вазари и великого творца Микеланджело.
(с. 402), становится лейтмотивным для восприятия авторской идеи. С одной стороны, образ ветра-сирокко создает атмосферу удушающего, почти сумасшедшего и болезненного зноя, своеобразно влияющего на поведение героев и преломляющегося в их поступках, с другой — устанавливает незримые параллели между прошлым и настоящим, как бы напоминая (или прогнозируя на будущее) общность (или повторяемость) возвышения и/или угасания человека, процветания и/или разрушения городов, величия и/или падения государств. Алданов создает экспозиционный образ-мотив так, чтобы спроецировать его на более общую проблематику — задуматься о том, что все в этой жизни проходит и даже прекрасный бельведерский торс, бывший частью знаменитой некогда статуи, теперь всего лишь обломок, напоминающий о былом величии стертого с лица земли древнего города.
Лейтмотивный образ повести создает мистическую атмосферу и при этом исполняет определенную сюжетную роль: именно благодаря ему — сирокко — не состоялось покушение на папу Пия IV. В последний момент ветер донес до Аккольти голос, предписывающий отложить дело.
Символический ветер словно бы руководит действиями Бенедетто.
Описание капеллы обретает у Алданова структурно и идейно значимый смысл, наполняется мистическими (провидческими) оттенками.
Потолок и алтарная стена расписывались Микеланджело в разное время:
Алданов замечает, что если ранние фрески цикла посвящены первым дням творения и воспевают могучую творческую энергию человека, то расписанная в зрелом возрасте алтарная стена уже заключает в себе идею сокрушения мира и небесного возмездия за совершенные на земле людские проступки. Автор повести дает понять, что тема и характер росписи Микеланджело — само его творчество — свидетельствуют о сдвигах, которые произошли в личностной эволюции и творческом сознании великого художника.
Дзуффи С. Большой атлас живописи. М., 2002. С. 190.
В композицию первой главы автор встроил биографическую отсылку:
(c. 395). Семья Аккольти стала жертвой церковных интриг в период правления Павла III, отец героя — кардинал Аккольти — умер в изгнании.
Аккольти верит, что он избранный, но понимает, что адовы муки неизбежны.
Алданов не доводит мысли героя до их отточенного завершения, но позволяет читателю самому углубиться в переживания несостоявшегося злодея преступника в мыслях, который так и не станет убийцей. Автор вырисовывает психологический рисунок характера и внутреннего мира героя, пристально следя за его внутренними душевными переживаниями.
В рамках историософской повести, опирающейся не на жизнеподобие, но на авторский вымысел, Алданов не создает полноценного портрета героя.
Оказавшись свидетелем страшной кровавой бойни, в момент, когда люди и животные словно помешались от азарта, боли и крови, герой Алданова, одержимый идеей мщения за отца, испытывает ужас от того, что ему самому вскоре предстоит свершить. Сыновний и, возможно, религиозный долг помрачили его рассудок и толкают на преступление. Однако увиденная сцена пробуждает сознание героя.
Папа воплощение Бога на Земле. Убийство папы неискупимое преступление. Убить римского папу это для героя мщение, воззвание к справедливости, но это и тяжкий грех, убийство наместника Бога на Земле.
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.
Бенедетто Аккольти, сын опального кардинала, готовит покушение на жизнь папы римского Пия IV. Покушение не удается, а сам Аккольти с сообщниками пойман и казнен.
За минуту
Действие происходит в Италии XVI века. Художник и писатель Джорджио Вазари направляется в Рим. Стоит ужасная жара, он с трудом добирается до города. Приехав в Рим, Вазари сначала думает заехать к своему старому другу Микеланджело, но решает сделать это позже. Мужчина направляется к женщине легкого поведения, которую ему советует хозяин гостиницы. Ночь он проводит у нее, а утром идет в Ватикан.
В канцелярии Папы Римского Вазари встречает странного мужчину в старой синей куртке, который производит на него неприятное впечатление. Мужчину зовут Бенедетто Аккольти, он сын сосланного кардинала. Аккольти готовит покушение на папу римского Пия IV, он постоянно слышит голос, который приказывает ему убить его. Аккольти готовит отравленный кинжал, выбирает место нападения и ждет папу. Но в последний момент голос приказывает ему отложить покушение.
После смерти Микеланджело, Вазари навещает его племянника. Из их диалога мы узнаем, что покушение на Пия IV было раскрыто, а виновные казнены.
“Бельведерский торс”
Рассказ М. А. Алданова “Бельведерский торс” – это повествование о жизненном пути человека, который обречен стать частью истории, зеркальным отражением своей эпохи. Действие произведения происходит в Италии XVI века. В рассказе сосуществуют, время от времени пересекаясь друг с другом, три основных героя: террорист Бенедетто Аккольти (его на первых страницах произведения автор именует просто человеком в тем-но-синей куртке), готовящий покушение на папу Пия IV, старый скульптор и художник Микеланджело, а также
Вазари создал знаменитую книгу о людях искусства, в том числе и о Микеланджело. Аккольти ничего не создал, но он каждый день смотрит
на творение Микеланджело в Папском дворце Ватикана и на другие шедевры (например, на Бельведерский торс, фрагмент творения греческого скульптора, возможно когда-то представлявшего собой фигуру Геркулеса, древний торс был найден при раскопках у театра Помпея).
М. А. Алданов много рассуждает о человеке, который будет увековечен в истории, и убедительно показывает, как в одной и той же личности уживается высокое и низменное. Например, беседуя с художниками, Вазари узнает, что они часто говорят друг о друге нелицеприятные веши. Однако при определенном умении смягчить краски он все же сумел сохранить со всеми хорошие отношения.
Вазари поссорился только с одним художником: с тем, который раскритиковал его самого. Здесь уже авторская ирония проявляется по отношению к предприимчивому Вазари: считая себя тонким знатоком человеческих душ, он разделяет пороки других. Тот же Вазари, создавая книгу, понимает, что все люди врут: те, кто сетует на нищету, сгущают краски, те, кто говорит о славе и поклонниках, тоже склонны к преувеличению.
Даже великий Микеланджело, сетуя на то, что не оставит после себя школы, на самом деле просто не хочет никого учить. И читатель это понимает не только со слов Вазари, но и после сцены в Сикстинской капелле, куда приходит Микеланджело, чтобы полюбоваться своим шедевром. Молодые художники, копирующие его фрески, бросаются к нему, чтобы показать свои работы и выразить почести, но гений поспешно уходит. Между тем любой из этих иных талантов посчитал бы за великую честь стать его учеником.
Ни последователей в творчестве, ни искренней привязанности в родне не увидит Микеланджело. В рассказе есть эпизод, когда Вазари случайно встречает его племянника Леонардо Буонаротти, который по родственному долгу интересуется живописью, и тот сообщает, что в городе находится инкогнито. Становится очевидным, что прибыл он, чтобы поинтересоваться наследством знаменитого дядюшки и явно не будет предаваться скорби в связи с его кончиной.
В рассказе есть любопытная повторяющаяся деталь: то и дело дует необычный ветер, поздний сирокко, редкий для летнего Рима. Он еще раз напоминает о том, что все в этой жизни проходит и даже прекрасный когда-то Бельведерский торс, бывший частью знаменитой некогда статуи, все лишь печальный обломок, напоминающий о былом величии стертого с лица земли древнего города. Но даже спус тя две тысячи лет торс все еще остается символом настоящего искусства, потому что в нем есть “священная простота”.
В уста Вазари М. А. Алданов вкладывает мудрую фразу о том, что в этом мире надо пользоваться жизнью и жить по-своему.
Благодаря все тому же сирокко папе Пию IV удается избежать покушения. В последний момент ветер донес Аккольти голос, предписывающий отложить дело. Образ сирокко наполняется магическим свойством вершить людские судьбы.
Вторую часть рассказа под названием “Мудрец” можно считать своеобразным эпилогом к первой. Действие ее происходит уже после смерти Микеланджело. Счастливые наследники приглашают Вазари в гости.
М. А. Алданов не скупится на описание шикарного дома Леонардо во Флоренции и великолепно сервированного стола. Салат с кремонской мортадел-лой, устрицы в раззолоченных раковинах, начиненная орехами птица, апельсины в горящем соусе – все эти художественные детали символизируют излишество и тщеславие. Среди всего этого блеска и показной роскоши ясно видна никчемность жизни самого племянника Микеланджело.
К примеру, он отводит лучшую комнату в доме под рабочий кабинет, хотя вовсе ни над чем не работает. При этом постаревший Вазари все еще увлечен живописью и готовит второе издание книги. М. А. Алданов подчеркивает, что, хотя среди гостей были люди не очень большого достатка, они понимали, что все приготовление хозяев сделаны от души и направлены прежде всего на то, ч тобы доставить приглашенным как можно больше удовольствия, “насмешливого недоброжелательства к хозяевам почти не было”.
В финальной части рассказа читатель вновь встречает Бельведерский торс, вернее, его копию в кабинете у Леонардо. Но это всего лишь копия гениального творения. Как и сам Леонардо, пытающийся копировать чужие вкусы и привычки, она никогда не заменит подлинник.
Бельведерский торс, как известно, копировали целые поколения мастеров эпохи Возрождения, но уникальной исторической ценностью обладает только оригинал.
Марк Алданов - Бельведерский торс краткое содержание
Бельведерский торс - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Руки Микеланджело не всегда могли выразить его великие и страшные мысли.
I. Поздний сирокко
Покинув Ватикан, он рассеянно пошел туда, куда шли другие, по правому берегу Тибра, в направлении к Авентину. Уже вторую неделю в Риме стояла нестерпимая жара, – такая, что непривычные люди, случалось, падали замертво, а привычные – с полудня до вечера сидели полуголые дома, часто обливаясь тепловатой, почти не освежавшей водой. В этот день подул, поднимая столбы пыли, сухой, горячий ветер, редкий в Риме поздний сирокко. Странный человек перешел через реку у острова. На Козьей Горе,[1] изнемогая, он присел на огромный, пролежавший века без движения камень и уставился на средину площади. Не так давно, по совету Микеланджело, на эту площадь перенесли древнюю конную статую, которая изображала не то Константина Великого, не то Марка Аврелия. Человек в темно-синей куртке подумал, что, быть может, где-нибудь тут же будет стоять и его памятник. Он взглянул на свои худые, слабые руки, сравнил себя мысленно с бронзовым атлетом на лошади – и горько усмехнулся. А впрочем, верно, и Марк Аврелий не был похож на свой памятник. Так он просидел минут пять, глядя на корову, пасшуюся посредине площади. И вдруг он снова услышал голос. Бледное измученное лицо его стало еще бледнее.
Свиньи хрюкали на форуме. Проходили люди, спешившие на игры. Человек в темно-синей куртке пошел за ними. По дороге он вспомнил, что ничего не ел с утра. Есть ему не хотелось, но силы были нужны. Он вошел в трактир. Там было жарко, душно, пахло дымом и дешевой плохой едой: хозяйка приготовила к обеду бараний суп, с чесноком и капустой. Запах этот был ему противен. Он присел к краю стола и спросил молока и хлеба. Хозяйка посмотрела на него неласково, как и соседи по столу. Обед кончался, вина было выпито немало, разговор был общий и веселый; в этом бедном маленьком трактире все друг друга знали. Говорили об играх; мельник сказал, что их цех пожертвовал таких быков, каких никто не видел с сотворения Рима; за пустое хвастовство женщина плеснула в мельника остатками супа, он швырнул в нее коркой, все захохотали. В комнату неторопливо зашел мул, – опять раздался хохот. Человек в темно-синей куртке ел хлеб, ни с кем не разговаривая, глядя все в одну точку: туда, где упиралось в стену второе из закопченных крашеных бревен потолка с повисшей на нем паутиной. Допив молоко, он расплатился и направился к выходу, но увидев полку с разноцветными бутылками, точно только теперь догадавшись, что в трактире могут быть спиртные напитки, спросил рюмку водки и проглотил ее залпом.
С непривычки быстро захмелев, он пошел за толпою. Так же рассеянно, без всякого интереса, смотрел, как на вершине Тестаччо выстраивались обитые красным сукном телеги, как, при общем радостном хохоте, погонщики привязывали визжащих поросят и впрягали озирающихся быков, как занимали назначенные им места игроки, – некоторые из них бледнели, обнажая мечи. Раздался сигнал. Ошалевшие от жары, от ветра, от шума, от ударов, от уколов быки понеслись с горы, побежали и столь же ошалевшие участники игры. Когда один из них, задыхаясь, проскользнул перед самой мордой разъяренного быка, взмахнул мечом и страшным ударом отрубил поросенку голову, в общем реве, гоготе, визге потонул и отчаянный крик человека в темно-синей куртке. Пошатываясь, дрожа мелкой дрожью, он пошел прочь. Он и не видел, что внизу один из игроков, столкнувшись с другим, упал под ноги быка, и что к месту, по которому пронеслись телеги, бросились люди с носилками. С искаженным лицом он шел по направлению к термам Каракаллы. Ему хотелось выпить еще водки, но трактира по дороге не было.
Голос, мучивший его по ночам, теперь преследовал его и днем. В этот день голос с самой минуты его пробуждения, изредка лишь замолкая, твердил ему все одно и то же, твердил, что он избранный человек, что он должен совершить убийство, что он должен заколоть отравленным кинжалом папу Пия IV.
Впоследствии стало известно, что его зовут Бенедетто Аккольти и что он сын давно сосланного, преступного кардинала. Знавшие его люди, как водится в таких случаях, рассказывали, что всегда считали его человеком, способным на самые ужасные дела. Но другие, знавшие его люди, тоже как водится (только шепотом), утверждали, что Бенедетто Аккольти не способен был бы обидеть муху. Некоторые вспоминали, что в глазах у него часто зажигались безумные огоньки; прежде, однако, они об этих безумных огоньках не говорили. Что он был за человек, так и осталось тайной.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Бельведерский торс: краткое содержание, описание и аннотация
Марк Алданов: другие книги автора
Кто написал Бельведерский торс? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Бельведерский торс — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Руки Микеланджело не всегда могли выразить его великие и страшные мысли.
I. Поздний сирокко
Покинув Ватикан, он рассеянно пошел туда, куда шли другие, по правому берегу Тибра, в направлении к Авентину. Уже вторую неделю в Риме стояла нестерпимая жара, – такая, что непривычные люди, случалось, падали замертво, а привычные – с полудня до вечера сидели полуголые дома, часто обливаясь тепловатой, почти не освежавшей водой. В этот день подул, поднимая столбы пыли, сухой, горячий ветер, редкий в Риме поздний сирокко. Странный человек перешел через реку у острова. На Козьей Горе,[1] изнемогая, он присел на огромный, пролежавший века без движения камень и уставился на средину площади. Не так давно, по совету Микеланджело, на эту площадь перенесли древнюю конную статую, которая изображала не то Константина Великого, не то Марка Аврелия. Человек в темно-синей куртке подумал, что, быть может, где-нибудь тут же будет стоять и его памятник. Он взглянул на свои худые, слабые руки, сравнил себя мысленно с бронзовым атлетом на лошади – и горько усмехнулся. А впрочем, верно, и Марк Аврелий не был похож на свой памятник. Так он просидел минут пять, глядя на корову, пасшуюся посредине площади. И вдруг он снова услышал голос. Бледное измученное лицо его стало еще бледнее.
Свиньи хрюкали на форуме. Проходили люди, спешившие на игры. Человек в темно-синей куртке пошел за ними. По дороге он вспомнил, что ничего не ел с утра. Есть ему не хотелось, но силы были нужны. Он вошел в трактир. Там было жарко, душно, пахло дымом и дешевой плохой едой: хозяйка приготовила к обеду бараний суп, с чесноком и капустой. Запах этот был ему противен. Он присел к краю стола и спросил молока и хлеба. Хозяйка посмотрела на него неласково, как и соседи по столу. Обед кончался, вина было выпито немало, разговор был общий и веселый; в этом бедном маленьком трактире все друг друга знали. Говорили об играх; мельник сказал, что их цех пожертвовал таких быков, каких никто не видел с сотворения Рима; за пустое хвастовство женщина плеснула в мельника остатками супа, он швырнул в нее коркой, все захохотали. В комнату неторопливо зашел мул, – опять раздался хохот. Человек в темно-синей куртке ел хлеб, ни с кем не разговаривая, глядя все в одну точку: туда, где упиралось в стену второе из закопченных крашеных бревен потолка с повисшей на нем паутиной. Допив молоко, он расплатился и направился к выходу, но увидев полку с разноцветными бутылками, точно только теперь догадавшись, что в трактире могут быть спиртные напитки, спросил рюмку водки и проглотил ее залпом.
Читайте также: