Сообщение о байтах и мунаджатах

Обновлено: 02.07.2024

В жанровом составе фольклора татар Среднего Поволжья значительное место занимают баиты- эпические, лиро-эпические и лирические стихотворно-поэтические произведения, рассказывающие о крупных исторических процессах и событиях, социально и семейно-бытовых явлениях и фактах прошлого. Они создаются в период или после важных исторических событий - войн, крестьянских восстаний, или после каких-либо исключительных происшествий - внезапной смерти, неожиданной, чаще всего трагической гибели кого-либо. Поэтому их содержание связывается с конкретными историческими событиями, бытовыми явлениями и фактами. Баиты можно определить как лиро-эпос татар Среднего Поволжья.

Слово баит - бэет арабского происхождения, где единицей стиха считается бейт, состоящий из двух мисра. В татарском литературоведении постепенно значение термина расширилось. И он стал употребляться не столько для обозначения двухстрочной строфы, сколько законченного стихотворного произведения и целого жанра поэтического творчества татарского народа.

Баиты создаются как устно, так и письменно, что связано с широким распространением письменности как в период Волжской Булгарии и Казанского ханства, так и в последующем.

Известно, что возникновение и формирование фундаментальных жанров фольклора связывается с важнейшими событиями в истории народа. В XIII-XIV вв. на территории Волжской Булгарии происходят крупные исторические события: город Булгар разрушается одним из монгольских ханов Тимуром. Вся страна подвергается разграблению и опустошению. В связи с этим чуть севернее возвышается новая столица и создается новое государство - Казанское ханство. Наиболее ранние образцы жанра - многочисленные варианты "Баита города Булгар" и баит "История Казани" как раз повествуют об этих полных драматизма событиях.

При своем формировании баиты опираются на традиции более раннего эпического фольклора, о чем говорят указанные выше баиты и "Баит Ханэке-султан", среди действующих лиц которых важное место занимают и персонажи общетюркского эпоса: Чура батыр, образ которого представлен в эпических сказаниях казахов, башкир, ногайцев и крымских татар; и образ Ханэкэ-султан - тоже персонаж общетюркского эпоса, где образ "завоеванной женщины" занимает весьма заметное место. Героиня под тем же именем в национальных огласовках встречается в грандиозной киргизской эпической поэме "Манас" (Каныкей), в казахском "Шора батыре", в общетюркском и широко известном дастане "Идегей".

К наиболее ранним образцам жанра примыкает исключительно своеобразный и выразительный "Баит Сак-Сок", повествующий о трагической судьбе двух семилетних детей, которые за какую-то шалость в отсутствие отца были прокляты матерью и, тотчас превратившись в мифических птиц Сак и Сок, улетели. Отныне они вынуждены жить одинокими в дремучем лесу до тех пор, пока над ними тяготеет проклятие матери - т.е. до скончания веков. По своему содержанию баит перекликается с произведениями самых различных народов, начиная с мифологии Древнего Востока и кончая балладами народов средневековой Европы. Кроме того, этот баит свидетельствует и о том, что в происхождении и формировании жанра немалую роль сыграли и традиции сказочно-мифологические.

В абсолютном большинстве баитов наблюдается повествование от первого лица. Возможно, что такой прием связан с какими-то весьма древними традициями. Широко распространено повествование от первого лица в памятниках древнетюркской письменности. Если пойти дальше вглубь, то выясняется, что этот прием является, если не господствующим, то по крайней мере одним из главных в памятниках древневосточной письменности.

Исходя из того, что уже в XV-XVI вв. создавались высокохудожественные баиты, можно полагать, что в XVIII в. возникло их немало. Но не все они дошли до нас. В XVII-XVIII вв. происходит процесс некоторого отчуждения, "высвобождения" баитов от сильного влияния письменности и письменной литературы. В баитах XVIII в. речь идет о жизни народа, о тяжелых условиях его существования. В целом они могут быть разделены на три тематические группы: баиты лашман, как стали называться приписанные к корабельным лесам крестьяне Среднего Поволжья, которые за мизерную плату готовили лес строящегося Петром I российского флота и из-за страшных условий работы часто погибали, что и отражено в баитах; баиты солдат; баиты о борьбе за землю и волю.

Поскольку XIX век в истории России и Татарстана был "переполнен" всевозможными трагическими событиями, именно к этой эпохе относится расцвет жанра баитов. Появилось их в этот период очень много. Значит, речь может идти лишь об их основных тематических группах. Первое место среди них занимают широко известные военно-исторические баиты: "Баит русско-французской войны", баиты о многочисленных русско-турецких войнах, "Баит русско-японской войны" в его разнообразных версиях и вариантах и др. Выработанная в продолжение веков композиция военно-исторических баитов, кроме установившихся в жанре традиционных зачинов и концовок, обычно включает эпизоды: прощание героя с родными и односельчанами; отъезд на войну; обстановка в полевых условиях. В этой части баита обычно разоблачается бездарность, жестокость командования, с одной стороны, и с другой - изображается тяжелое положение солдат. Важно подчеркнуть, что ни в одном баите, кроме "Баита русско-французской войны", нет изображения каких бы то ни было радостных, счастливых сторон жизни, не говорится о победах или хотя бы о каких-нибудь удачах, о временных успехах войск России, нет ничего о радости возвращения на родину, окончания войны. Война в них предстает как что-то фатальное, неизбежное, непрекращающееся. Очевидно, каких бы то ни было радостных картин в военно-исторических баитах не допускает поэтика жанра.

Вторую большую группу баитов XIX в. составляют те из них, которые рассказывают о положении народа: крестьян, солдат, батраков, рабочих. Несмотря на многочисленность и большое разнообразие баитов этой группы, все они обладают общими особенностями, обусловленными их содержанием, которое всегда связывается с тяжелым положением народа и социально-обусловленными несчастьями.

Большую группу произведений XIX в. составляют баиты о борьбе за землю и волю, за национальную и религиозную свободу, о чем весьма выразительно рассказывается в "Баите Урта Тиганали", "Баите Средней Елюзани", "Баите Чанлы" и др., в которых речь идет главным образом о том, как в деревню прибывает казанский губернатор с батальоном солдат и как он и его солдаты безжалостно расправляются с взбунтовавшимися крестьянами. То есть, в центре внимания баита оказывается изображение трагического разрешения конфликта.

В отличие от эпических и лиро-эпических жанров фольклора многих народов, баиты продолжают свое активное творческое развитие и в XX в. Их конкретные образцы могут быть рассмотрены по отдельным тематическим группам. К первой из них относятся "Баит гражданской войны", "При переходе через Яик", "Баит о красных борцах", которые рассказывают о событиях периода гражданской войны, которая была развернута большевиками

после захвата ими власти, о жестоких, подчас кровавых столкновениях между представителями различных прослоек общества. Напряженность повествования, публицистический пафос в стиле, четкий ритм и выразительные рифмы в названных баитах являются художественным воплощением острых противоречий эпохи.

В отличие от баитов гражданской войны, в 20-30-е годы основные конфликты эпохи раскрываются через судьбы отдельных людей, которые стали жертвами борьбы между большевиками и их противниками, о чем говорят "Баит Мирсаита", "Красавица Тазкия" и др.

В период Великой Отечественной войны жанр баитов особенно активизируется, что объясняется не только оживлением в развитии фольклора, вызванным специфическими условиями военного времени, но и особенностью фольклора. По своему общему характеру баиты военных лет можно разделить на две группы: лиро-эпические и лирические. Такие баиты, как "Баит красного воина", "Баит об обороне Москвы" отразили патриотическое настроение, героические дела советских людей в условиях войны. По своим художественным принципам они стоят очень близко к традиционным военно-историческим баитам и к баитам гражданской войны. Дальнейшее развитие художественных принципов жанра было связано с появлением лирических баитов, в которых передаются глубокие внутренние переживания героя, наблюдается известная психологизация и индивидуализация образов, раскрытие глубоко затаенных мыслей и чувств человека, о чем свидетельствуют баиты "Сын мой Салих", "Баит матери", "Я не забуду отца" и др. Появление лирических баитов, некоторая психологизация образов в них свидетельствовали о том, что в развитии жанра наступает какой-то значительный период, что баиты более не могут ограничиться эпическим или лиро-эпическим повествованием, что время требует раскрытия сложного внутреннего мира героя. Поскольку художественный опыт баитов в этом был незначителен, в этот период происходит особенно интенсивное освоение баитами художественных принципов народной лирики и письменной поэзии. Лирические баиты военных лет возникали как бы на стыке различных жанров: баитов, народных песен и письменной поэзии.

Однако развитие баитов отнюдь не прекращается периодом военных лет. И в послевоенное время возникает довольно много баитов об отдельных людских несчастьях. Традиция эта продолжается и в наши дни, когда баиты как бы вновь возрождаются и идет достаточно интенсивное их развитие, практически ежедневно то там, то здесь возникают новые баиты. И это весьма симптоматично: наше время, столь сложное и противоречивое, действительно "заполнено" всевозможными социально обусловленными несчастьями, трагедиями, бесконечными войнами, вооруженными столкновениями, страданиями простых людей - наиболее бедной и уязвимой части населения, что как бы само собой обусловило активизацию жанра, который в продолжение веков и десятилетий наиболее верно и объективно отражал и отражает неприглядную истину о том, что положение простых людей было и остается чрезвычайно тяжелым и вряд ли оно изменится в ближайшие десятилетия. В связи с этим и баиты вновь приобретают свое глубоко традиционное значение.

Фатых УРМАНЧЕ, академик

Баит о Зиналтулле, который чистил колодцы

Бисмиллахи ва биллахи, наступил курбан-гает.
О несчастном Зиннатулле вы послушайте баит.

Подал весть, как полагает, сам архангел Гавриил;
Загубил на дне колодца мою душу Азраил.

Крик, к Аллаху обращенный, до соседних сел дошел,
Не упал бы я в колодец, да аркан меня подвел.

Зиннатулла вниз спускался,
чтобы вал со дна достать,
Азраилу не терпелось душу бедную прибрать.

Жестью мы не крыли крышу у бревенчатой избы;
Вынуть тело из колодца не сумели разом мы.

Туча черная закрыла за деревней нашей даль;
Я упал на дно колодца и рассудок потерял.

В новой шапке я ни разу еще не был на миру;
Не пошел бы я к колодцу, если б ведал, что умру.

У Зиннатуллы цветами алыми усажен сад;
Над моей кончиной скорой горевали стар и млад.

И суха-пуста кормушка, кони дерево грызут;
Мать с отцом на сходе сельском
мук душевных не уймут.

По утрам в саду отцовском птицы разные поют;
Мать с отцом по мне и дети слезы горестные льют.

У отца в саду березка, тонок ствол ее кривой;
Мать с отцом по мне и дети плачут,
видно, день-деньской.

Лошадей моих не надо в воз тяжелый запрягать;
Коль свалился я в колодец, -
не вернусь, не стоит ждать.

Зиннатулла в доме новом, видно, чай собрался пить;
Поступил приказ посмертный Зиннатуллу хоронить.

В день безветренный на Белой
стонут-гнутся камыши;
Моему отцу отныне век в печали горькой жить.

Словно лед, вода в колодце, - я от холода застыл;
Загубил на дне колодца мою душу Азраил.

Падая в колодец темный, оглянулся я назад,
В одиночестве остались мать с отцом мои страдать.

Наш аул - аул богатый, хлебосолен наш аул,
У моих останков бренных выставили караул.

Гайша-утопленница

И зачем стирать ты в среду мне велела, мама?
Не ходи, Гайша, сказала б, - не пошла бы, мама.

Перстенек из серебра с каждым днем все тает,
И на дне, с лозой сравнимый, стан мой истлевает.

Я повесила на кол свой камзол зеленый,
На съеденье рыбам рос, видно, стан мой стройный.

Я тону, - подол в оборках мокнет и всплывает,
Но ко дну меня монисто тянет, не пускает.

Из ружья пальнет охотник, дым пойдет по склону,
По Гайше, что утонула, свадьба, ах, застонет.

В среду баню я топила, думала помыться,
В среду я стирала, чтобы с жизнью распроститься.

Баит о Сак-Соке

Полка с книгами в медресе висит,
Вам поведаем про Сак-Сок баит.

Застекленная в медресе том дверь,
Про Сак-Сок баит ты услышь - поверь.

За железный пруток мать бранила нас,
Ни за что ни про что мать бранила нас.

Птицы ищут корм, летят на поля,
Мать, разгневавшись, нас навек прокляла.

Самовар вскипел - усадила за чай,
Напоив, прокляла: кто куда улетай!

Видно, новую шубу порвал о сучок,
Видно, голос души до конца не умолк.

Оставлял нас отец дома жить-поживать,
Обратила в Сак-Сок, проклиная нас, мать.

Веют южные ветры - с Каабы *, видать,
Участь горькую нам накликала мать.

Мы набрали смородины в темном бору,
Мы сироты теперь на житейском юру.

На роду было, видно, написано нам
С материнским проклятьем летать по лесам.

И по воле судьбы мы теперь Сак и Сок,
Из скитаний своих извлекли мы урок.

У воды мы ступали на жгучий песок,
Мы по миру блуждали поврозь, Сак и Сок.

Выходили на жатву хлебов на полях,
Видно, нам повелел быть такими Аллах.

Я для новой избы пару сосен срубил,
Лить мне горькие слезы - свет белый не мил.

Бродят шумно утята у самой реки,
Стоит вспомнить - и сердце болит от тоски.

Я и белой рубахи не нашивал толком,
Наглядеться на матушку вдоволь не смог я.

Думал я через год возвратиться домой.
Год прошел, и надежду унес он с собой.

Братья мы, близнецы, лес дремучий - наш кров,
Мать навек прокляла - нам не встретиться вновь,

Ветер в клочья разносит новехонький стог,
Лишь докличемся мы, как алеет восток.

Солнце выйдет - и кровь на глаза набежит,
До скончания века в разлуке нам жить.

Я срубил в лесу пару тонких берез,
Каждый день по маме печалюсь до слез.

Мне пуховую шляпу верните скорей,
Передайте привет милой маме моей.

Видно, голову, мама, мне мочит дождем,
Мы пришли к тебе, мама, и плачем вдвоем.

Мама плачет, наверно: "Зачем прокляла?
Бродят где-то Сак-Сок, грех на душу взяла!"

В лес вошел я, а там спелых ягод тьма,
Плачет мама, - видать, не идем из ума.

Черная ласточка, желтый соловей,
Коль сама прокляла, мама, слез не лей.

То, что с нами случилось, было предрешено,
Ты не плачь - то всевышним было нам суждено.
Сбережешь ты одежду, что осталось от нас,
Припадешь к ней, припомнив былое не раз.

Со слезами ты в книге читай мудрость строк,
И, тоскуя о нас, ты смотри на Сак-Сок.

Ты из книги для сердца урок почерпнешь,
Взором птиц провожая, у дома замрешь.

Молоком нас вскормила * - подуй, чтоб простить,
В судный день мы не станем обиду таить.

Мама милая, дай же мне слово сказать,
Если сможешь простить, то вернусь я назад.

- Ветер шляпу пуховую снес - не достать,
Я детей прокляла - им по свету летать.

Озираюсь вокруг, сидя между ветвей,
Ни за что ни про что прокляла сыновей.

Половина осталась от теста всего,
Было двое детей - нету ни одного.

Грусть-тоска и скорбь одолели совсем,
Прогнала детей, плакать не перед кем.

* Кааба - черный камень в Мекке, куда обращаются мусульмане во время молитвы.
* Связано с древним поверьем: проклятье матери, вскормившей грудным молоком, необратимо.

* * *
Медресе-мечеть, застекленная дверь,
Про Сак-Сок баит ты услышь - поверь.

Было нам суждено до рожденья, видать,
С материнским проклятьем по свету летать.

Зеленеет камыш по-над Волгой-рекой,
Слышен голос Сак-Сок в глухомани лесной.

Я и желтой рубахи не носил еще,
Не простившись ни с кем, я из дома ушел,

Летним утром в лесах поет соловей,
Коль сама прокляла, мама, слез не лей.

Светлой жизни теперь нам уже не видать,
Прокляла нас навеки родимая мать.

Не бранил нас отец и не гнал за порог,
Проклиная, нас мать обратила в Сак-Сок.

Засыпая, все те же мы видели сны,
Одиноко бродили мы в летние дни.

Утка с выводком желтых утят у реки,
Вспомню - сердце горит и болит от тоски.

Лет по шесть было нам, вместе бегали мы,
Обратившись в Сак-Сок, разлучились с семи.

Вороных я запряг посредине села,
Мать едва прокляла, - проросли два крыла.

- В лес вошла я, а там поет соловей,
Помутился рассудок - не нашла детей.

Сколько слез пролила - не расскажешь того,
Было двое детей - нету ни одного.

- Мама, много лапши понарезала ты,
До прихода отца бед наделала ты.

Оставался в мечети тогда наш отец,
Вдалеке истомились теперь мы вконец.

Я зеленый кушак не носил еще,
Не простившись ни с кем, я из дома ушел.

На реке полоскала белье ты с досок,
Мама, видно, не думала ты про Сак-Сок.

- В лес вошла и калину задела ногой,
Сын аукает там в глухомани лесной.

- На крыльце дубовая дуга у дверей,
Материнская воля - слез, отец, не лей.

Как играли вдвоем в те былые мы дни!
Что нас мать проклянет, и не думали мы.

Мама нас прокляла, - ты узнал ли, отец?
Над тобой мы летим - увидал ли, отец?

Перевод с татарского Розы КОЖЕВНИКОВОЙ
журнал "Идель" №2, 1999

Бесплатное участие. Свидетельство СМИ сразу.
До 500 000 руб. ежемесячно и 10 документов.

"Мунажаты и баиты - сохранение народных традиций" мсследовательская работа о творчестве "Золотого голоса Башкортостана Разины Сабировой - самодеятельной певицы города.""

Бесплатный просмотр. Свидетельства участникам
для аттестации за минуту.

Один из древнейших и популярных в народе жанров татарского фольклора — мунаджат. В татарском фольклорном архиве Ульяновского государственного педагогического университета, не считая частушек-четверостиший, самое большое количество текстов составляют тексты баитов и мунаджатов. Это можно объяснить тем, что эти родственные жанры не ушли в прошлое, не устарели, а продолжают создаваться и сегодня, так как отражают все события общества и личной жизни и показывают отношение народа к ним. В поэтической форме мунаджаты и баиты передают мысли, переживания, чувства отдельно взятых людей и общества.

В переводе с арабского языка мунаджат — беседа в одиночестве с собой, очищение, молитва, обращение к богу с мольбой о прощении [ 3 : 48].

В устном народном творчестве булгаро-татар, как мы уже говорили, напевные произведения с философским содержанием о жизни и смерти были давно, мунаджаты, будучи схожими с ними, постепенно слились с этим жанром, пополнив песни-плачи образами, мотивами из мусульманской религии. В последующем мунаджат вобрал в себя и другие жизненные вопросы, как взаимоотношения между матерью и ребенком, расставание с Родиной, разлука с близкими и отношение народа к каким-то общественно-политическим событиям, которые попирали народные ценности.

Мунаджат всегда считался почитаемым жанром, носителем религиозных идей. По музыкальному стилю он занимал промежуточное положение между собственно музыкальным фольклором, коранической речитацией, а также книжным пением. Мунаджат способствовал приобщению широких масс к высокому искусству ат-таджвида (речитации Корана), опиравшемуся на законы иной (арабской) культуры.

Сначала они создавались в форме рифмованной прозы, как многие суры Корана, затем все больше начала преобладать стихотворная форма. Мунаджаты активно употреблялись в персидской и тюркской литературах средневековья. Он был одним из любимых лирических жанров в суфийской поэзии. К нему обращались и татарские поэты, как Э.Камал, М.Кулый, Г.Утыз Имяни, А.Каргалый, Ш.Заки, Г.Кандалый и др. Мунаджаты сыграли значительную роль в формировании нового языка татарской поэзии. В отличие от канонических текстов, которые распевались на арабском языке, мунаджат дал возможность верующим обращаться к Всевышнему на родном языке.

Благодаря сильному эмоциональному воздействию, мунаджаты способны вызывать сильное сопереживание у слушателей. Одновременно такие напевы служат способом душевного очищения — катарсиса для самого исполнителя. Они совмещают эти две основные функции с преобладанием последней, поскольку в отличие от канонических напевов, являются личным обращением к Богу с самыми сокровенными мыслями и пожеланиями.

В татарской фольклористике существуют две классификации по тематике мунаджатов. Первая, более ранняя, представлена у Р.Ф.Ягъфарова [2 : 20—22], в которой выделяются три тематические группы мунаджатов:

1) мунаджаты о разлуке с Родиной, родной землей;

2) мунаджаты о взаимоотношениях матери и ребенка;

3) мунаджаты о жизни и смерти.

Вторая классификация Ф.И.Урманчеева [4 : 110—114] содержит четыре тематические группы:

1) мунаджаты о родной земле;

2) мунаджаты о матери и дитя;

3) мунаджаты о смерти и бессмертии;

4) мунаджаты, посвященные Аллаху и его Пророкам (мир им).

Можно отметить, что Ф.И.Урманчеев лишь дополняет первую классификацию, вводя четвертую тематическую группу. Но, на наш взгляд, это очень существенное дополнение, так как основную массу татарских мунаджатов составляют те из них, которые посвящены Аллаху и его Пророкам, главным образом Пророку Мухаммеду (мир им). Фольклорист А.Х.Садекова в этой группе мунаджатов выделяет два вида произведений:

1) религиозно-житейские, где берется какое-то богоугодное свойство человека, упоминаемое в Коране;

2) чисто коранические, которые носят обучающий характер, призваны обучать азам религии [3 : 49].

По своему характеру мунаджаты этой группы перекликаются с пожеланиями (теләкләр), которые существуют как отдельный жанр татарского фольклора. Поэтические пожелания-поздравления есть и в детском фольклоре, в школьном, также они испокон веков сопровождают семейные (родильные, свадебные) .. Но тексты пожеланий в мунаджатах создаются учитывая специфику этого жанра.

Сагынып килдем өегезгә, С большим желанием

Даһи нурлы йөзегезгә. Пришла я к вам.

Мине хөрмәтләгән өчен, За оказанное уважение ко мне

Ходай хөрмәт бирсен сезгә! Пусть Аллах возвысит вас!

Әй туганнар! Сыйладыгыз О родные!

Дөнья нигъмәтләре белән. Оказали вы мне гостеприимство,

Ходаем сыйласын сезне дә Пусть же Аллах дарует вам

Җөмах нигъмәтләре белән. Райские угощения.

Слова благодарности переплетаются с прямыми обращениями к Аллаху:

Әй Иләһием! Сорыйм синнән, О Аллах! Взываю к тебе,

Ирештергел хаҗәтемне. Ответь на мои молитвы.

Дөньялыкта без тарлыкта, Земная жизнь — лишение.

Насыйп әйлә җәннәтеңне. Помоги нам унаследовать рай.

Сигез җәннәт кемнәр өчен? Для кого восемь степеней рая?

Намаз-руза тотканнарга, Молящимся и постящимся,

Ата-анасын рәнҗетмичә, Отца и мать почитающим.

В мунаджатах с другой тематикой среди богоугодных дел также упоминается и организация религиозных застолий (дини маджлис). Так, в совершенно ненавязчивой форме выражается похвала хозяину дома. Нужно отметить, что по религиозной этике не принято восхвалять, возвеличивать человека, поэтому в данных текстах мы не найдем описания внешности или каких-либо выдающихся качеств человека, к которому обращен мунаджат. Для сравнения возьмем величальные песни русского фольклора, где идеализируются внешность персонажа, его одежда, поступки и внешний мир. В мунаджатах хозяину дома воздается хвала, слава — только Всевышнему (это характерная черта всего татарского народного поэтического творчества), который помогает своему рабу в добрых деяниях, и человек стремится к его благоволению, прося помощи и преуспевания в земных делах, прощения грехов и райской обители в мире ином. Эта концепция воплощена во многих мунаджатах, а особенно полно в мунаджатах данного цикла:

Тәмам итәм мөнәҗәтне. Заканчивая мунаджат,

Хактан сорап җәннәтне: Взываю ко Всевышнему:

“Иләһием, сыйдыр безне, “Господь наш, причисли нас к любимым рабам,

Кыл барчабызга җәннәтне”. Даруй нам райскую обитель”.

Подводя итоги по даному циклу, хочется сказать, что хотя исследуемая группа мунаджатов еще и не отражена в классификациях фольклористов, мы сделали попытку на основе сравнительно-сопоставительного анализа выявить специфику представленных произведений. Мунаджатам, посвященным хозяину дома, характерна религиозная лексика и образность, что сближает их с религиозно-философским циклом произведений, но совершенно новая, не свойственная предыдущим произведениям функция выделяет эти произведения на фоне уже рассмотренных нами ранее.

Үзеңне бел гел, инсан, эшләмә яман,

Динебездер – дин ислам, шөкер әлхәмделиллә!

Будь бдителен, о человек, не совершай зла,

Религия наша — ислам, хвала Аллаху!

И дусларым, амәл кылыйк, Друзья, поспешим же творить добро,

Ә амәлдән соң дева кылыйк. Затем обратимся к Аллаху с молитвой.

Рәсулуллаһ сорар: “Безне, И взмолится Пророк, говоря:

Өммәтемне ярлыка!” — диеп. “Господь, помилуй мой народ”.

Итак, анализ мунаджатов изучаемого региона показывает, что мунаджаты, посвященные Аллаху и его Пророкам (мир им), в целом имеют информационно-дидактический характер. По этой причине образная система их очень скудна, выразительно-экспрессивные средства практически не используются. Они заменяются религиозными мотивами и специфической лексикой.

В мунаджатах о родной земле звучит тоска по Родине, родным и близким:

Кояш чыккач дөнья нурлана, Озаряется солнечным светом земля,

Илне сагынып булам дивана. Думая о Родине, я схожу с ума.

В эти трудные минуты человек, оказавшийся вдалеке от Родины, близких, обращается к Богу, чтобы он дал ему терпение вынести эту разлуку:

Тулган күңелем, Переполнена моя душа,

Раббым, бир түзем. О Аллах, дай мне терпение.

Человек, покинувший родной край, сравнивается с одиноким соловьем (аерылган былбыл), для которого и запах, и вода на чужбине теряют вкус:

Ят җир иссез, суы тәмсез, Страна чужая без запаха, вода ее без вкуса,

Аерылдым илләремдин. Расстался я с Родиной.

Яркая экспрессия создает особый психологизм:

Минем эчем-тышым яна, Я весь объят пламенем,

Йөрәгем канга болгана, И сердце обливается кровью.

Бу башым булды дивана. Я просто схожу с ума.

Сандугач сайрый чыгып читлектән, Соловей не поет в клетке,

Йөзем саргайды кайгы күплектән, Лик мой пожелтел от горя.

Кара урманнарда чикләвекләр күп, В черных лесах орехов много,

Кайгы басар туганнар юк. Но нет родных, чтобы меня утешить.

В тяжелых думах о Родине возникает символический образ белой рубашки(ак күлмәк), символизирующий белый саван. Герой мечтает вернуться на Родину, чтобы умереть на родной земле.

Үз илемдә газиз җанны бирсә идем.

Умереть бы на родной земле

В результате исследований мунаджатов изучаемого региона можно сказать, что в них сохранена вся поэтика, красота жанра и они достойно вливаются в культурное наследие татарского народа. Надо сказать, какой бы разнообразной не была тематика мунаджатов, они делятся на две большие группы:

1) мунаджаты назидательного характера;

2) мунаджаты, повествующие о самых горьких минутах в жизни человека, которые являются криком Души. В этом внутреннем монологе израненного сердца накал страстей, боль, страдания доходят до высшей точки и просят разрешения. Человек хочет, чтобы его слышали и слушали. Среди мунаджатов такое содержание является преобладающим.

Тексты мунажатов представляют собой не поэмы и стихи, объединенные в отдельную книгу, а самостоятельно существующие, различные по объему стихотворные произведения, написанные как профессиональными поэтами, так и отдельными представителями из народа, которые обычно подражали первым. Исполнители поют мунажаты, читая тексты по книге либо рукописной тетрадке.

В тематическом отношении мунажаты - жанр многоплановый. Основные направления содержания мунажатов: лирико-философское, лиро-эпическое и лирико-драматическое. Особое распространение имеют мунажаты лирико-философской направленности, включающие мотивы жалобы, раздумий о жизни; рассуждения о бренности земного существования, назидания. Часто в одном мунажате одновременно переплетаются несколько указанных выше мотивов. Мунажаты с текстами лирико-эпического плана носят повествовательный характер, рассказывая о житие пророка или какого-либо святого. Особый интерес представляют мунажаты лирико-драматического характера, растворившие в себе традиции языческих обрядов-плачей по умершим. Если мунажаты другой тематической направленности исполняются в собраниях пожилых людей после меджлиса - угощения гостей и чаепития, то эти мунажаты поют, собравшись специально помянуть кого-либо из умерших членов семьи.

Читайте также: