Сообщение как интердикция пример

Обновлено: 05.07.2024

Далее Поршнев обращается к анализу феномена непроизвольного подражания (имитативного рефлекса) вообще и в популяциях ближайших предков человека разумного - в особенности (Глава 5). Этот анализ приводит его к двум выводам.

Во-вторых, согласно реконструкции Поршнева, в популяциях ближайших предков человека разумного имитативный рефлекс приобрел такую силу, что уже таил в себе опасность катастрофы, не будь он обуздан, в свою очередь, каким-то новым биологическим приспособлением (с. 237). Следовательно, продолжает Поршнев, в этих популяциях допустимо предположить стремительное освоение механизмов интердикции. Очевидно, эволюция не могла остановиться и на этой ступени, если не брать в расчет перспективу вымирания вида, представители которого освоили практику подавления любого инстинктивного поведения друг друга.

Интериоризация является результатом нейросигнального взаимодействия – информационного влияния одной особи на другую, создающее у последней определенные реакции. Она может быть пассивной, когда одна особь копирует поведение другой, а так же активной, когда такое взаимодействие направлено на обучение или побуждение другой особи к определённому действию. После того, как внешние способы такого взаимодействия переходят на внутренний план сознания, они в свою очередь становятся способом управления собой и взаимодействия с другими. Основой второй сигнальной системы являются общественные отношения.

На этом этапе, эстафетную палочку должен взять наш соотечественник Б. Поршнев. Он был академиком, работал в области палеопсихологии и многие считают его незаслуженно забытым гением (абсолютно согласен с этим). Поршнев интересовался культурно-историческим развитием человека, но через призму истории, нейрофизиологии и психологии.
Главная идея, которая развивается им, состоит в том, что сутью человеческих взаимоотношений является взаимная манипуляция, как способ перевести человека контактирующего со средой к роли - человек, контактирующий с человеком. Он обратил внимание на то, что развитие высших психических функций не может вытекать из первой сигнальной системы, которая основана на безусловных рефлексах.
Более того, вторая сигнальная система противоречит функционированию особи на основании первой, т.к. по сути, заставляет её переходить от действий направленных на удовлетворение своих собственных потребностей, к действиям направленным на удовлетворение чужих.

По Поршневу основными механизмами формирующими вторую сигнальную систему, а следовательно - высшие психические функции индивида, являются интердикция и суггестия.

Суггестия создаёт феномен, при котором люди управляют друг-другом не как отдельными организмами, которыми движут инстинкты, а как социальными существами. Этому способу воздействия на поведение, противостоит контрсуггестия - неповиновение, а ей, в свою очередь, контрконтрсуггестия. Таким образом, взаимодействие особой строится по принципу взаимных манипуляций и доминирования одной особи над другой. Ведь отказ повиноваться это тоже направленное внушение, раскручивающее дальнейшие коммуникативные манёвры.
Само собой, все три ранее указанных механизма - интериоризация, интердикция и суггестия, должны дать нам понимание того, каким образом психика человека, сформированная по определённой структуре, создаёт те шаблоны взаимодействия, которыми мы пользуемся. Этот алгоритм описан у замечательного отечественного психолога М. Папуша.

Вторя Берну и развивая теорию Поршнева, он пишет о том, что существует два фундаментальных вида суггестий, при которых индивид проигрывает роли – Родителя и Ребёнка.
Первый вид это управление поведением, домнирование. Второй – просьба о помощи. Интересный нюанс состоит в том, что стандартная реакция родителя бегущего к ребёнку, когда он слышит его плач, является интердикцией, но не является суггестией, потому, что не содержит коммуникативного манёвра. Суггестия появляется тогда, когда ребёнок обнаруживает, что его плач вызывает соответствующую реакцию у родителя, начинает управлять поведением последнего.

Эти два типа суггестий, создают два вида коммуникативных ролей. Роль Адресанта - лица осуществляющего суггестию и роль Адресата – того, к кому она направлена.

Важной особенностью феномена суггестии состоит в том, что Адресант перед ней безоружен. То есть, если условия и особенности восприятия позволяют ему воспринять суггестивный сигнал, то он уже не может не отреагировать на него. Всё что происходит дальше это реакции Адресанта связанные с суггестией – согласие, либо контрсуггестия.

Что то, я ушел в любимые мной повреждённые семейные системы, а ведь этот пост про психику. Надо побрызгать на себя холодной водой! Ведь, во-первых, это не тема для сегодняшнего поста, а во-вторых, её я уже пытался раскрыть в постах о механике отношений. Читать далее.

Так вот Ангел это ЗОГ, а тот, во славу кого Авраам пытаецо люто умучать ножыком своего первенца это как раз поршневский троглодит суггестор-интердиктор.

В число документов, предоставляемых соискателем при поступлении в аспирантуру, входит реферат. Ниже — реферат, который подготовил я, используя свои посты в ЖЖ. Есть там, правда, и одна-две свежие мысли, пришедшие в процессе компоновки, но, в целом, те, кто меня давно читают, все это уже читали, только по частям и в разное время. Здесь это собрано до кучи. Кстати, пока что мой научный руководитель мне реферат вернул на доработку из-за его маленького объема. Придется доливать воды. Страсть, как не люблю это делать. В общем, пока не сделал, пощу.

Понятия суггестии и интердикции в палеопсихологической концепции Б.Ф. Поршнева

Центральное место в инструментарии палеопсихологии Б.Ф. Поршнева занимают понятия суггестии и интердикции.
Суггестия, это — явление, характерное для позвоночных с развитыми лобными долями головного мозга, имеющими верхнепередние (префронтальные) формации, без которых это явление не возможно. Поскольку эти формации, а вместе с ними высокий лоб, есть только у человека, и их нет даже у его ближайших эволюционных предков, постольку это явление характерно только для людей. В случае поражения лобных долей больной человек становится не способен удерживать в сознании задачу, подчинять ей свое поведение.

Если суггестивная стадия развития речи (а, стало быть, и психики) характеризуется тем, что "вещи обозначают слова" (а не слова — вещи, как сегодня у нас), то отсюда вытекает такая интересная особенность. Вещи не осознаются, но они узнаются в слове. Само слово тоже не осознается, но оно существует, как объективный факт бытия. Вещи, узнаваемые в слове (через слово, посредством слова), только таким образом начинают приобретать для человека свою объективность. Но это — объективность без субъективности. Сознание становится сознанием, когда появляется самосознание, здесь же перед нами лишь пред-сознание. Объективное и субъективное в нем слиты. Границы между внешним предметным миром и словом здесь не существует. А раз так, то и психика, хотя как бы и существует уже объективно, но не сама по себе, не как субъективность. Это — не индивидуальная, но общая для всех участников общения "психика".

Психическое — только то явление, которое обладает свойством субъективности. Соответственно, психика в целом имеет свойство субъекта, субъектность. Мы отличаем психику от высшей нервной деятельности как таковой именно тем, что слово "психика" уже само по себе подразумевает какую-то внутреннюю жизнь, в то время как ВНД вполне может обходиться и без нее. Субъектность — эффект, создаваемый в ЦНС дипластией, знаковой связью, т.е. такой связью, которая есть и нет одновременно, другими словами — в норме амбивалентна. Эту амбивалентность мы и называем субъективностью. Она присуща любой эмоции, не говоря о значениях или понятиях. Ну, какая, скажите, связь между словом и вещью, которую этим словом называют? Нет никакой связи. И в то же время она есть. Это противоречие "удваивает" для человека мир, пробуждает в нем внутреннюю жизнь: сперва эмоциональную, а позже и сознательную. При этом нет никаких предпосылок предполагать внутреннюю жизнь у животных, которые речевое общение не используют.

Но вот суггестия уже сформировалась (пока что ничего больше), — какова она "изнутри"? Суггестия в "чистом" виде соответствует ощущению безграничного доверия, веры, "мы", это — ощущение общности. Не о знании еще речь, — знания начнут развиваться позже, — а о первоэмоции. Эта внутренняя сторона дополняет и делает возможной внешнюю — внушение. Поскольку мышления, сознания, личности, индивидуальной воли еще нет, постольку индивид — ни в коем случае не может быть субъектом суггестии, "суггестором"; субъект — "мы", отношение между людьми, т.е. сама суггестия.

При суггестивных (т.е. ритуальных по форме) отношениях между людьми (перевернутых с нашей т.зр., т.к. мы — "контрсуггестивные" люди) знаком является денотат, а денотатом — знак. Это требует особого понимания. Не важно, кто произнес суггестивное слово-предписание, потому что не словом предписывается то, что необходимо сделать (другими словами, не слово — знак и необходимое действие — денотат), а, наоборот, то, что необходимо сделать является знаком слова. В условиях зарождения ритуальных отношений между людьми, т.е. фактически у истоков социальности, "другого" в общении еще не существует, индивиды слиты в общем "мы", а сам ритуал — не знак чего-либо, каким он может восприниматься нами из нашего времени; знаком ("словом") является сама объективно существующая ситуация, которая требует от людей ритуала, предписывает людям определенное знаковое поведение (жесты, позы, речи и т.д.). И люди не могут уклониться от этого требования.

* * *
Сам Поршнев придерживался правила: "Если ты хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло"[1]. Именно поэтому он, историк, обратился к проблеме начала истории, а внутри этой проблемы — к проблеме возникновения речи. Поскольку в психологии Поршнев однозначно придерживался направления (господствовавшего в советской психологии), полагавшего речь центральным звеном всей психической жизни человека, а в качестве первой и основной функции речи (а вместе с тем и "клеткой" психики и всякой социальности) видел явление суггестии, постольку, в соответствие с означенным правилом, развязкой фабулы его книги "О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)" стало возникновение этого явления как "отрицания отрицания" явления еще более элементарного, принадлежащего еще не к социальной, но к биологической жизни. Это явление — интердикция.

Интердикция — высшая форма торможения в деятельности ЦНС позвоночных. Она никак не связана с обычным физиологическим механизмом положительного или отрицательного подкрепления и изначально может рассматриваться, как "сбой" этого механизма. Интердикция образует фундамент, на основе которого становится возможен переход от первой сигнальной системы (безусловных и условных рефлексов) ко второй — человеческой речи.

Эту форму торможения "утилизировали" непосредственные животные предки человека (неоантропа) — палеоантропы, выстраивая на ее основе особые симбиотические отношения с окружающими их животными видами. Но важно понять, что и до "утилизации" интердикция существовала (и продолжает существовать) в природе в "неутилизированном" виде. Как исключение, а не правило; случайность, а не закономерность биологической жизни.

Сведения о массовых самоубийствах животных, которые, вдруг, ни с того ни с сего бросаются в пропасть, известны давно и продолжают накапливаться[2]. Самый, пожалуй, известный случай описан в Евангелии от Луки (гл. 8, 32-33). Сюда же можно отнести и выбрасывания на берег китов, а также принимающие пандемический характер ничем не оправданные массовые миграции грызунов и других диких животных. Эти явления достаточно редки, но не на столько, чтобы не обратить на себя внимания зоологов. Именно на них и хотелось бы обратить внимание. Интердикция — указатель на выход из мира природы. Но это для нас, людей, она стала перстом указующим, а сперва была просто сбоем, случайной поломкой в работе ПСС. И любой указатель может быть перевернут в обратную сторону, чтобы указать на то общее и абстрактное, частным и конкретным которого является более поздняя ситуация.

Инстинкт не позволяет барану прыгать в пропасть. Приложив усилия, его еще можно столкнуть, но нельзя заставить его прыгать самому. Рефлекс прыжка у барана, стоящего на краю пропасти, заторможен, находится в тормозной доминанте. Однако в исключительной ситуации сбоя в нервной системе, когда адекватно действовать животному по какой-то причине становится невозможным, баран, все-таки, может прыгнуть. Возбуждение и торможение в ЦНС суть единый процесс, лишь разной степени интенсивности. Возбуждение, диктующее определенное действие, нарастает, но действие не происходит, и тогда ЦНС достигает ультрапарадоксального состояния: возбуждение доходит до предела, в котором превращается в торможение, а то действие, которое находилось в тормозной доминанте, срабатывает как неадекватный рефлекс.

Но баран — стадное животное, а значит обладает развитым имитативным рефлексом (благодаря открытию зеркальных нейронов, нам теперь известен даже механизм работы этого рефлекса). Имитагенное воздействие ("заразительность" действия для имитации) и само по себе возрастает вместе с ростом числа особей, подвергающихся этому воздействию, что понятно на примере внестадных грызунов: белок, крыс, лемингов, о биологически иррациональных миграциях которых мы уже упомянули. Кроме того, Поршнев нашел основания предположить особую повышенную имитагенность неадекватного рефлекса самого по себе. Таким образом, один прыгнувший в пропасть баран увлекает за собой все стадо. Соединение в одном действии имитативного рефлекса и неадекватного рефлекса мы и называем интердикцией.

Что произошло с интердикцией, когда она была "утилизирована" троглодитами? Ясно, что она сама не могла при этом не измениться. Поршнев отмечает только, что провоцирующий имитацию неадекватный рефлекс у троглодита "оторвался от обязательной зависимости от ультрапарадоксального состояния", т.е. "неадекватное" поведение троглодита, служащее для объектов его воздействия интердиктивным сигналом, для него самого было вполне "адекватное". Это как бы понятно само собой, иначе просто нельзя было бы говорить об "утилизации".

То, что интердикцию освоили и сделали своей родовой особенностью именно палеоантропы, несомненно, связано с экологической нишей падальщиков, которую они занимали в биогеоценозе. Падальщик, вообще, неадекватен с точки зрения других животных: как хищников, так и их жертв. Хищник активно реагирует хищным поведением именно на то поведение, которое характерно для его жертвы, иначе его рефлекс хищника просто не включится. И жертва прячется и убегает только от того, чье поведение она рассматривает как хищное. Поэтому в самом по себе факте симбиотических отношений троглодитов с другими животными видами ничего удивительного нет. Но освоили интердикцию, все-таки, не гиены и не грифы, а именно палеоантропы. И вот здесь важно то, что палеоантропы — приматы, т.е. принадлежали к отряду млекопитающих, обладающему наиболее развитым имитативным рефлексом.

Увеличение мозга троглодитид (семейства, к которому согласно предложенной Поршневым таксономии принадлежит палеоантроп) осуществлялось, главным образом, за счет затылочной доли (только у кроманьонцев мозг перераспределил свой объем в лобную долю). Поскольку в затылочной доле расположены зрительные центры[3], постольку можно сказать, что в эволюции семейства троглодитид "утилизация" интердикции шла параллельно усилению зрения. Зачем животному виду усиливать какие-то свои возможности, если не для того, чтобы их использовать? Об этом свойстве неандертальца (как, впрочем, и о том, что он был покрыт шерстью и, таким образом, совсем не похож на свои изображения в журналах и на сайтах) большинство ученых не вспоминает, но, по всей видимости, палеоантроп — вид, активно использовавший интердикцию для собственного выживания, — был ночным животным.

Связь развития использования возможностей интердикции с преимуществами ночного образа жизни, если вдуматься, вполне очевидна. В самом деле, ведь интердикция возникла и долгое время развивалась как межвидовая интердикция, и интердиктивными сигналами для нее служили сымитированные троглодитами звуковые сигналы животных других видов (при перенесении интердикции внутрь вида сигналами стали преимущественно жесты), и, таким образом, успех интердикции во многом зависел от того, чтобы палеоантроп сам оставался невидимым для животного, на которое направлялся его сигнал. Отсюда необходимо следует ночной и пещерный (днем) его образ жизни.

К тому же, конкуренция за падаль ночью гораздо меньше, т.к. в это время суток из нее стопроцентно выбывают все крупные (т.е. парящие) птицы-падальщики, которым, чтобы подняться в небо, нужны восходящие потоки воздуха, и поэтому они вылетают из гнезд достаточно поздно, когда земля нагреется и рассеется туман. Учитывая преимущество поиска с большой высоты, скорость, с которой птицы способны добраться до обнаруженной ими пищи, и прожорливость (несколько грифов съедают в Тибете труп человека за полчаса, объедают до скелета труп яка за 2 часа[4]), они могут быть серьезными конкурентами. Не удивительно, если автралопитекам — самым примитивным из троглодитид — приходилось довольствоваться костным мозгом[5].

Кстати, сумеречное (ночное) зрение достаточно развито и у человека. Пробыв какое-то время в темноте, наши глаза к ней "привыкают" — какие-то механизмы в мозгу переключаются, и преимущество трафика по афферентным нервным волокнам от специализированных рецепторов-колбочек, передающих все буйство красок дневного мира, переходит к более простым по своему строению, но зато и более светочувствительным рецепторам-палочкам. Такая двойственность не характерна для животного мира: у дневных животных, как правило, в сетчатке очень мало палочек, а у ночных — почти нет колбочек. Но, если верно, что в процессе своей эволюции параллельно "утилизации" интердикции троглодитиды переходили к ночному образу жизни, то человеку в ходе дивергенции перейти обратно к дневному образу жизни было уже не сложно.

Примером интердиктивного поведения неоантропа может служить младенческий плач, характерный только для человека. Младенец плачет и тем прерывает всякую иную деятельность матери (или особи, ее заменяющей), "требуя" себя успокоить. Интересно, что это именно врожденное поведение, подтверждающее лишний раз, что людьми рождаются, а не "становятся", как любят утверждать некоторые: даже не прошедший социализацию человек, тем не менее, уже человек.

"Человеческий ребенок рождается с фундаментальным видовым (присущим человеку как особому виду животных) биологическим дефектом: система адекватного инстинктивного реагирования на сигналы окружающей среды глубоко нарушена. На малейшую помеху удовлетворению инстинктивных потребностей может возникнуть неадекватная реакция, скажем, голодный младенец может кричать-плакать, отказываясь при этом от груди. И от матери требуются специальные усилия для того, чтобы успокоить малыша, — как описано выше. Только после этого он сможет начать сосать грудь. Даже домашние животные не ведут себя так. Некоторые исследователи (например, американский антрополог Эшли Монтегю) говорят о врожденном сломе всей системы инстинктивного поведения у человека.

А слом системы инстинктивного поведения — это ведь именно биологическая особенность, причем, с биологической точки зрения, особенность вовсе не благоприятная для выживания вида. Однако человек разумный выжил и даже преуспел в своем, зачастую рискованном, стремлении подчинить себе всю остальную природу. И в нагрузку к обретенному стремлению к всемогуществу получил особую привилегию: время от времени страдать от невротического поведения…"[6].

Сам Поршнев пишет об интердиктивной функции первого слова. Каким бы не было первое слово ребенка (у значительной части это "мама", но может быть и "папа", "дай", "низя", "кися", "бум". что угодно), оно всегда обозначает одно и то же, т.е. это по сути всегда одно и то же слово. А обозначает оно невозможность что-то получить, отсутствие чего-то, во взрослой речи передаваемое словом "нет", но (это важно!) не тем словом "нет", которое противоположно слову "да", а тем "нет", которое противоположно "есть". Механика тут, как правило, такая: ребенок тянется к чему-то, взрослые ему это что-то ощутить не позволяют и произносят при этом слово, которое ребенок повторяет. Это слово закрепляется у него, в качестве интердиктивного сигнала, который он с этой минуты будет издавать всякий раз, испытывая лишение в чем-то необходимом. Кстати, первым словом вполне может оказаться и собственно слово "нет".

Теперь такая логическая выкладка:
есть А — нет А
есть Б — нет Б
есть В — нет В
. и т.д.

В правом столбике отсутствия А, Б, В. "материально" совершенно идентичны друг другу. Отсутствие — пустое место, оно всегда равно самому себе, что бы на этом месте ни отсутствовало. Таким образом, отсутствие нам можно представить, как посредника между двумя абсолютно любыми предметами. Но (!) в то же самое время: если нам вдруг необходимо именно А, то сможет ли нам заменить его Б? В этом смысле отсутствия совсем не равны друг другу: "нет А" совсем не то же, что "нет Б". Их нет в объективной реальности, они неощутимы, но они различимы между собой и, стало быть, есть информационно.

Именно такое активное, деятельное отсутствие в палеопсихологии называется интердикцией; отсутствие как особое действие. Прежде чем начать ощущать предметы в их разнообразии, а вместе с ними объективную реальность мира, человек начинает ощущать отсутствие необходимых ему вещей. О сознании здесь речь, конечно же, еще не идет, до него с этого места пока еще очень далеко.

Таким образом, интердикция закладывает важную предпосылку под субъективность, создает некоторое "информационное пространство". Раз уж пришлось заговорить об информации, требуется пояснить, что нам здесь понимать под этим термином. Информация — то же, что и отражение (которое мы полагаем всеобщим свойством материи), но рассмотренное с количественной стороны. Отражение, это — процесс любого взаимодействия двух объектов (поэтому сугубо объективный). Если объекты хоть как-то между собой взаимодействуют, то они отражают друг друга. На основе изучения одного объекта можно утверждать существование другого. Информация — тот же самый процесс, но разложенный на единицы. Минимальная различимость двух объектов (различимость по какому-то одному признаку) равна одному биту информации. Если объекты не различимы, то они суть один объект. Информация, таким образом, тоже сугубо объективна и сама по себе вовсе не предполагает кого-то, до чьего сведения она должна доводиться, т.е. субъекта. Любое взаимодействие предполагает обмен информацией.

С появлением и развитием форм биологической жизни отражение все более становится активным процессом. Существование белковых тел слишком неустойчиво, органическая материя слишком зависит от агрессивной среды, чтобы в обмене информацией с ней полагаться на случайность, поэтому совершенствование информационного взаимодействия организма со средой можно считать магистральным направлением эволюции живой природы.

Активность информационного взаимодействия организмов со средой связана обратной связью с реактивностью, как свойством живого вещества, и направлена на торможение этой реактивности[7]. "Нервное возбуждение — это тоже простая реактивность, хотя на очень специальном и сложном химико-физическом субстрате"[8], а интердикция, как уже было сказано, есть высшая форма торможения в деятельности ЦНС позвоночных. И она же является подножием, на котором вырастает новая (вторая) сигнальная система, новая форма информационного взаимодействия, связанная с развитием субъективности. Отражение, как процесс взаимодействия объектов, с этого момента впервые само становится объектом отражения.

Правда, в полной мере субъект проявится не сразу и еще не скоро, долгое время оставаясь скрытым от самого себя. Объективно субъект уже будет (он появится вместе с суггестией), но субъективно себя ощущать самостоятельным субъектом не будет, оставаясь растворенным в социуме — историческом субъекте.

Вытаскиваю на свет одну из своих любимых тем, о которых я когда-то писал, но полезно снова об этом вспомнить. Будет много текста.

Эта теория описана великим и незаслуженно забытым русским ученым Борисом Поршневым, историком, географом, палеонтологом. Его идеи были слишком радикальны для его времени, а его эксцентричный характер не дал завести ему много друзей и поддержки. Но его идеи живут.

Я хочу рассказать основные тезисы его теории.

Человеческая цивилизация зародилась с речи. Но вопреки расхожему мнению, речь была нужна не для передачи информации, а для запрета — чтобы один организму мог заставить другой прекратить делать что-то (например, защищать свою еду). Это главная функция речи — запретить, затормозить и отменить действие наших рефлексов, помешать им сделать полезное дело. Только далеко потом речь стала носителем информации. Такой запрет был обусловлен изначально биологической эволюцией, а потом уже перешел в плоскость социальных отношений и социальной эволюции.

По сути, эпоха появления речи — это эпоха нового вида войны, когда одни организмы научились вторгаться в жизни других организмов без физического воздействия.

Если кто считает прочитанные идеи радикальными, приведу цитату И. Павлова, другого великого русского ученого-физиолога который исследовал высшую нервную систему животных:

"Слово для человека есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные, общие у него с животными, но вместе с тем и такой многообъемлющий, как никакие другие. Слово благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека связано со всеми внешними и внутренними раздражителями, приходящими в большие полушария (всех их сигнализирует, всех их заменяет), и может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздражения”

Уточню пару терминов, о которых пойдет дальше речь:

1) Первая сигнальная система (ПСС) — это физиологические реакции человека, его нервная система, рефлексы. Есть практически у всего живого мира в том или ином проявлении. Кушать, бегать, спать, размножаться.
2) Вторая сигнальная система (ВСС) — речь, которая является "сигналом сигналов" по мнению физиолога И. Павлова.

Эти системы находятся в антагонизме, они противопоставлены друг другу по своей природе.

Павлов уже тогда задумывался о природе речи и сделал первые важные выводы, что слово заменяет рефлексы, но дальше этого не пошел. Поршнева же эта тема интересовала больше всего, поэтому он начал её изучение. Его идеи восхитительны, и поэтому я решил их изложить.

Как предкам человека "повезло" биологически

(а) Имитация . Все животные имитируют друг друга. Птицы сбиваются в стаи, рыбы в косяки, буйволы в стада, и т.д. Детеныши учатся у взрослых имитированием, художники копируют, и т.д. Природа имитации до сих пор точно не известна, но предположительно это связано с зеркальными нейронами, которые в том числе отвечают за эмпатию. Есть пара интересных процессов, которые являются имитацией - эхолалия (непроизвольное повторение звуков) и эхопраксия (непроизвольная имитация чужих движений). В СССР проводились опыты среди психически больных людей, которые не умели говорить, но зато прекрасно имитировали окружающих. Ищется гуглом. Я к ним еще вернусь позже.

Это известно. То, что я буду писать дальше, уже в чистом виде исследования Борис Поршнева.

Поршнев не только элегантно объяснил природу этой УП-фазы у животных, используя наработки других физиологов (если без деталей, то это касается работы нервных доминант ЦНС), но и увидел ту закономерность, которую не видел никто.

Как можно заставить кого угодно остановить делать что угодно

Так получилось в природе, что именно имитация чужой деятельности у высших млекопитающих (и особенно приматов) ярко меняло деятельность животных, активируя ультрапарадоксальную фазу. Т.е. (а) порождает (б): одно животное делает какие-то яркие и заметные действия, второе животное тут же прекращает делать то, что делало (кушать, играть, бегать), и начинает имитировать первое.

Древнейшие примеры — чесание и зевание. Особенно зевание — все мы знаем, что если кто-то начнет зевать, остальные тут же начнут зевать тоже.

Даже современному человеку очень сложно не имитировать других людей, имитация — мощнейший биологический процесс. Попробуйте на ребенке проверить: чтобы прервать какую-то его деятельность, достаточно перед ним ярко и заметно делать что-то другое, он бросит все, что делал, и начнет повторять за вами.

Еще один пример — танцевальная чума . Известной явление средневековья, происходившее в некоторых городах Европы, когда сотни людей сбивались в толпы и танцевали до изнеможения, а некоторые до смерти. До сих пор нет объяснения этому явлению, но в них включают гипноз, галлюциногенные вещества, истерию, стресс от болезней и т.д.

Если человек заговорит с вами, начните чесаться, зевать или таращить на него глаза - и он прекратит говорить.

Интердикция - научное название прерывания чьей-то деятельности

Такое взаимодействие имитации и ультрапарадоксальной инверсии Борис Поршнев назвал интердикцией. Это срыв, торможение биологически полезной деятельности организма за счет имитативного рефлекса.

Появление интердикции произвело огромный переворот в животном мире, ведь одно животное могло вторгаться в деятельность другого опосредованно, дистанционно. Останавливать добычу или защиту еду, парализовать.

Появление внушения

Развитие прерывания вылилось в возможность полноценного внушения чего угодно (например, гипноз).

Благодаря наибольшей приспособленности и пластичности мозга, у предков человека после появления интердикции как простого прерывания деятельности стала развиваться суггестия как полноценное влияние, внушение.

Суггестия — это способность, которая позволила одних наших предков заставлять делать что-то других насильно, что другой не хочет . Сначала затормозить, парализовать, а потом дать команду, приказ. Психологии давно известно, что внушение — древнейшая форма управления другими людьми. Гипноз — тому пример, ведь это торможение деятельности почти всех структур мозга, пока не будет один небольшой очаг активности внутри, а потом внушение каких-то инструкций, пока человек не сопротивляется. Природа гипноза до сих пор не объяснена. В свете теории Поршнева все становит более ясным.

Суггестия противоречит животной природе человека, ведь она заставляет: отдавать еду другим, кому не хочется (не самке и детям), убивать того, кого он убивать не хочет, выполнять действия, не выгодные генетически самому организму.

В этот момент будущий человек был вытолкнут из биологического мира.

ВВражда сигнальных систем

Важно еще раз повторить основной тезис: на истоках зарождения человека вторая сигнальная система находилась к первой сигнальной системе в полном функциональном и биологическом антагонизме.

Задумайтесь: ведь чтобы организм продолжил что-то делать, ему не нужны никакие слова и внушения , он и так всегда делает что-то максимально полезное для себя (насколько умеет, конечно). Поэтому любое, абсолютно любое внушение имеет своей целью отменить предыдущие действия человека и заменить их действиями, выгодными суггестору (вот почему я не люблю не прошенные советы, они всегда мешают в первую очередь).

Социальная эволюция: как суггестия превратилась в речь и логику

Мышление и логика — это в первую очередь способность противостоять приказам и доводам других людей, чтобы не быть обманутым, и только потом уже навык систематизировать происходящее вокруг научным методом.

Без сознания

Важно помнить, что людей тогда не было, были пока еще животные, которые говорили странные звуки и отбирали друг у друга еду.

Поршнев много внимания уделяет тому, как из суггестивных и контрсуггестивных команд появилось полноценная речь и сознание. Он был, поистине, ученым, который провел титанический труд в анализе географических, исторических, анатомических, антропологических исследований предков человека и их эволюцию.

Я опущу эти рассуждения, хотя очень интересно читать о промежуточном звене эволюции от обезьян до людей, а именно о том, как как все шло от археоантропов и палеоантропов, (австралопитеки, неандертальцы), о дивергенции с неоантропами (сапиенсами).

Поршнев рассуждает о том, что палеоантропы не были людьми в том смысле, что у них не было сознания. Да, они могли управлять друг другом командами (суггестией), объединялись в стада и социальность только появлялась, но как именно у них появилось сознание — вот что интересно.

Его не устраивали ответы психологов, которые утверждали "ну вот так помаленьку, по чуть-чуть появилось сознание" — подобные выводы, по мнению Поршнева, были совершенно ненаучны, и я в этом с ним согласен.

Как именно появилось сознание? Что оно из себя представляет? Продолжение в следующей части.

Читайте также: