Ляля кузнецова фотограф сообщение
Обновлено: 05.07.2024
Ее фотография с голубем и мальчиком стала символической. Бог знает, кто и что подразумевает под этим определением, но тысячи людей по всему миру помнят эту фотографию (как обычно, далеко не всегда задумываясь, кто ее автор и как его имя), а те, кто видит ее впервые, влюбляются в нее. Наверное, это фотография не только о времени, не только о личном, но и о фотографии вообще.
Помните: сейчас вылетит птичка? Вот она и летит, мы видим ее, так же, как видит ее мальчик, выпустивший ее секунду назад, как увидят ее следующие поколения. Мы оказываемся вне времени, которое осталось зафиксированным внутри: вот птичка, вот ее выпускающий мальчик, где-то там, внутри, и фотограф. Мальчик, выпустивший птичку, подобен фотографу, а фотограф воплотился в мальчике. Этот парнишка удивленно смотрит на птицу: что же получилось, как это вышло, она была в руках. И теперь живет своей жизнью.
Можно сколько угодно (и это было сделано не раз) пересказывать то, как Ляля Кузнецова стала фотографом. Как похоронив мужа, с маленькой дочкой на руках она стала снимать, и за этим занятием вспомнила детство, проезжавших мимо цыган, стала снимать их жизнь, повозки, детей. Тем стала известна, поскольку ее фотографии были изнутри, а ее внешность как бы еще раз подтверждала: она такая же, как они, бродяга, часть бескрайнего простора, живущая ощущением большого неба. Та часть мироздания, которая, даже отталкивая, привлекает. Мы не всегда готовы дать себе отчет в том, что есть цивилизация для нас, впрочем, как и блага прогресса отнюдь не мерило ценности жизни: слишком мы ими дорожим.
Она из древних. Из древних настолько, насколько древними были ее предки булгары. В ней живет архаическое женское начало к творчеству, подобное тому, которое двигало первоженщинами к изображению тотемных животных, мужчин, женщин. Изображая жениха и невесту, она может позволить обрезать им головы, оставляя тела; выпустить одинокую цыганку в пляске, оставив за кадром серые приметы современного быта. Она импульсивна в съемке настолько, что детская фигура в маске проступает из теней, как чудовища в снах, проносясь мимо границ кадра, мимо зрителя, счастливо отделенного от сюжета бытием в другой, цветной реальности; она может позволить фотографии быть фотографией, инструментом, имперсональным зрителем, тем ненасытным оком, которое погружается в бытие, пренебрегая законами принятого и дозволенного. Но и женщиной фотограф Ляля Кузнецова остается настолько, что щадит и жалеет, не ранит, а ласкает черно-белыми тенями, самых драматичных героев она укутывает темнотой, как укутывают детей теплыми одежками.
Для нее, как для немногих, — в документальной фотографии — тон отпечатка имеет невероятное значение. Он определяет глубину интонации драматичности сюжета. Контраст света и тени, стянутый уплотненными серыми тонами в узел как волосы цыганок, заставляет вибрировать память, как при звоне колец: тон изображения воздействует как звук, как первозвук, простота которого проникает в архетипы подсознания.
Обычно, говоря о документальной фотографии, исследователи имеют в виду особенности авторской интродукции, выражающей в характерности сюжета, необычности композиции, знаковости стилистики особенности смысла. В индивидуальной интонации автора прочитывают его особое отношение к предмету съемки. Говоря же о Кузнецовой, не менее важно сказать об особенности ощущения зрителя в диалоге с ее фотографией. О простом катарсисе, возникающем в простоте сюжета, простоте (первичности) композиции, чистоте формы.
Он узнается и переживается, как личное знакомство, встреча с милым и близким, честным до резкости и теплым до узнавания родственного.
Фото: Ринат Назметдинов
Последствия знакомства с цыганским бароном
Поздравить с 75-летием известного фотохудожника, ставшего известным во всем мире, пришли живописцы, коллеги-фотографы, искусствоведы и все причастные к миру прекрасного. Пожалуй, даже официального открытия не нужно было — гостей объединяла и сама уникальная личность Ляли Кузнецовой, и пройденные вместе годы, и множество совместных проектов.
— Попасть в цыганский табор было моей мечтой, — вспоминает Ляля Кузнецова. Мы жили тогда с родителями и семьей брата в маленьком городе Уральске. Я ходила на рынок, где как раз и были эти цыгане, они продавали медные трубы, которые сами же и изготавливали, конечно же, они продавали лошадей. Мне посчастливилось познакомиться с цыганским бароном и заручиться его предложением посетить табор вместе со своей фотокамерой.
В табор — всей семьей
— Сейчас, конечно, мы уже не дружим, не встречаемся с героями моих фоторабот. Но в каждом городе я находила их, чтобы вновь погрузиться в этот особый мир, — говорит фотограф.
Когда ушел любимый — спас фотоаппарат
Ляля Кузнецова, инженер по профессии, снимать начала после личной трагедии. Вместе с супругом, оба выпускники КАИ, в 1977 году они отправились в один из военных городков, где муж должен был служить уже офицером. Военная кафедра авиационного института сыграла с ним злую шутку — именно в этом таинственном городе, который фотохудожница не стала даже упоминать, муж заболел. Лейкоз крови, профессиональное заболевание. Он тихо угас на ее руках, несмотря на все отчаянные попытки его спасти. Вернувшись в Казань и живя в общежитии, Ляля Кузнецова стала обладательницей полупрофессиональной фотокамеры одной из ее соседок. Она начала снимать подруг, потом гулять с камерой по городу, пока снимков не накопилось предостаточное количество.
Первый фотограф Дома моды
— Это человек-легенда, пример для молодежи, на который стоит равняться, выстраивая свою фотографическую жизнь, — отметил на открытии председатель Союза фотографов Татарстана Рамиль Гали.
— Конечно вернисаж — странное и даже малоподходящее место для признаний, но на протяжении всех этих лет она неизменно меня вдохновляет. Когда я впервые увидел Лялю Кузнецову, она напомнила мне звезд французского кинематографа. Жаль, что сегодня она так редко выставляется, в последний раз выставка в Москве была примерно 10 лет назад. Но среди многих заслуг этого фотохудожника, я могу отметить то, что именно она вывезла казанских фотографов за рубеж, открыла их произведения западному зрителю.
Медаль Превосходства и Гран-при в Париже
Сегодня Ляля Кузнецова уже не снимает.
— Я живу внутри своего небольшого круга, в семье, с внуками. Кстати, они тоже решили посвятись свою жизнь фотоделу. Но сама я уже разобрала свою студию. Ходить с камерой сложно, возраст, но я безумно скучаю по прежним временам, по своей работе, — призналась фотохудожница.
Цыганский табор стоял у реки, за двором её тети. Украдкой с сеновала Ляля наблюдала, как цыгане жгли костры, ссорились, мирились, пели свои песни на мелодичном языке. Цыганки в ярких бусах приходили к тете брать молоко.
Про Лялю Кузнецову сочиняют разное – что она сама цыганка, что жила с цыганами, пока их снимала. Всё это не правда. О себе Ляля говорит, что она булгарка – это смешение болгар с татарами. Родилась в простой татарской семье. Старший брат Равиль был лётчиком и Ляля в пример брату грезила о небе. Но летать было не суждено – не прошла комиссию. Она решила, что будет строить самолёты и поступила в авиационный институт на инженерную специальность. Примерно в это же время Ляля познакомилась с фотографией. Фотоаппарат был у подруги, которая попросила снять её портрет.
К фотографии её вернула личная трагедия – смерть мужа. Ляля начала снимать и одновременно учиться. Оставив маленькую дочь со своим отцом, она отправилась в Литву – в Литовское фотосообщество. В советское время это была лучшая школа фотографии.
Она моталась по миру, воспитывала дочь, занималась проявкой в своей квартире, но всегда возвращалась к своим цыганам. Даже спустя десятилетия может рассказать о героях своих снимков. Цыгане также узнают её и приветствуют. По-прежнему рады видеть в своём доме.
Сейчас Ляля много работает со своими архивами. Сканируя негативы, она поняла, что набирается материал для двух новых книг. Исходя из личного опыта, советует молодым фотографам беречь отснятый материал, с возрастом приходит его переосмысление. Она читает лекции в Школе фотографии Родченко и Школе современной фотографии. В США, Германии, Великобритании вышли три её книги.
Ляля Кузнецова родилась в 1946 году в Уральске, Казахстан. Училась в Казанском Государственном Авиационном институте и работала инженером авиации до того, как занялась фотографией в конце 70-х годов. В 1978 году работала фотографом в Казанском Государственном музее искусств, а в 1979 была принята в Союз Фотохудожников Литвы. С 1980 по 1982, Кузнецова была репортером газеты "Вечерняя Казань", с тех пор - свободный фотограф.
Ее работы неоднократно выставлялись в Европе и Соединенных Штатах, в том числе в Галерее Коркоран в Вашингтоне.
В 1997 году Кузнецова была удостоена приза Mother Jones Leica Medal of Excellence и Гран-При за фотографию в Париже.
Стряхивая пыль веков
Цыгане и странники степей Центральной Азии
Ляля Кузнецова фотографирует то, что видит. Как и все художники, она не видит всего. Ее глаза - фильтры ее души. И то, что она ими видит - реальность, наполненная поэзией свободы, страдания и гордости.
Ее внутренний ландшафт, колодец, из которого исходит ее видение, сформирован горами, степями, бескрайними горизонтами и разными народами - татарами, казаками, украинцами, русскими, населяющими ее родной Казахстан. Она родилась в 1946 году в маленьком городке Уральск в Западном Казахстане, рядом с российской границей. Дочь в татарской семье скромного достатка, воспитанная в мусульманских традициях, она росла, чтобы стать хорошей домохозяйкой, верной женой и любящей матерью. Но в памяти остались детские воспоминания о цыганах во дворе ее тети. Она с неподдельным любопытством наблюдала из маленького оконца на сеновале за тем, как приходили и уходили "эти грациозные загорелые люди". Она смотрела на огни их костров в ночи и слушала их песни. Она видела их раскрашенные повозки на дороге, но последовать за ними не могла, потому как прогулки в цыганский лагерь не разрешались.
Поначалу казалось, что ее жизнь потечет по пути, заранее предначертанному традицией. Ляля закончила школу - ее единственное воспоминание: о том, как спешила в кино, открыла для себя "Ночи Кабирии", о которых впоследствии отзывалась как о большом влиянии на свое видение - продолжила учиться и работать в авиационном институте. По окончании института работа в качестве авиаинженера обеспечивала ее стабильным заработком. Она полюбила, вышла замуж и родила дочь. Она продолжала работать, и, кажется, неслучайно ее работа уже тогда была связана с пространством и воздухом - двумя элементами, которые в дальнейшем сыграют такую важную роль в ее фотографии.
Лялин муж умер неожиданно. Она осталась одна с маленькой дочерью. Что придало ей мужества последовать своей старой мечте, в этот раз взяв в руки камеру, чтобы никогда ее больше не выпускать? Стать фотографом и стараться заработать этим себе на жизнь было ужасно сложно. Это означало променять стабильное существование на жизнь в скитаниях и неизвестности. Должно быть, у нее внутри скрывалась какая-то сила, происходящая от принятия жизненно важного решения. Вскоре она рассталась с должностью фотографа в Казанском Государственном музее искусств, решив работать независимо.
Судьба очень скоро подтвердила правильность ее решения: вместе с братом она отправилась на машине в уральские степи. Они решили свернуть с большой дороги и наткнулись на цыганский лагерь на ближайшем берегу реки. Дети выбежали посмотреть на них, Ляля и ее брат последовали за ними к палаткам. Они дали детям кое-какие сувениры, и Ляля начала фотографировать женщин и мужчин, сидящих на земле. Цыгане не любят, когда их фотографируют, заручиться их расположением непросто. Но она знала, что нашла то, что искала: людей, тронувших ее душу. Фотографировать их значило славить их образ жизни и пробудить в себе художника. На том она и стояла и продолжала фотографировать, и цыгане потихоньку впустили эту молодую женщину с внешностью, чем-то напоминающую их собственную, в свой мир, который она снимала на протяжении последующих 15-ти лет.
Лялины собственные описания таких встреч на протяжении многих лет обладают свежестью ее взгляда и проницательностью ее наблюдений как фотографа. Энтузиазм общения с родственными душами на необъятных горизонтах страны, знакомая почва и совершенно иной образ жизни объектов ее съемки были хмельным напитком. Чутьем кошки она находила своих цыган снова и снова; временами становилась почти невидимой и фотографировала их занятия, временами - позволяла им смотреть прямо в камеру, так, как им этого хотелось: в хорошем настроении, дурачась, серьезно, даже отчужденно.
Лялины отношения с пространством, через которое она позволяет своим цыганам двигаться - вот, что так удивительно. Они редко находятся в центре композиций, но появляются везде: в углах, наверху, в самом низу, на любых расстояниях. Она располагает их там, где они существуют на данный момент. С ней мы раскрываем их. Ее прикосновение кажется таким легким, что мы можем забыть о решительности и даже твердости, необходимых для того, чтобы сделать такие фотографии. Цыганская серия Ляли Кузнецовой похожа на огромный роман, в котором каждый снимок занимает свое место и обретает значение по мере того, как разворачивается повествование. Голубь взмывает в воздух, мальчик на корточках с распростертыми руками провожает взглядом его полет, - сама энергия и восторг. Мужчина, сидящий на земле, прижимает к груди павлина с расправленными перьями, демонстрирует эту особую собственность как драгоценность на фоне полуразвалившейся изгороди и покосившихся телефонных столбов, ведущих в неизвестном направлении. Дети везде играют, а женщины вечно присматривают за ними. Девочка в блестящем платье возвышается над дворовой грязью, два мальчика, лежа на земле, играют со шлейфом в пыли. Мужчины в этом мире хозяева - они сидят поодиночке или в компании друг друга, если рядом с ними женщина, она очевидно принадлежит им.
Со временем, фотографии переносят нас от бродячих цыган, живущих в степи в палатках, к цыганским поселениям за пределами таких больших городов как Одесса. Теперь там дома и ощущение замкнутого пространства. Это уже не только мир цыган. Другие люди появляются в кадре: узбеки и татары, актеры бродячих цирков. Они - отщепенцы, которые держатся - или удерживаемы судьбой - в стороне от большой дороги, искушающей миллионы переехать в большие города. Ляля также остается в любимой провинции и продолжает снимать жизнь в местах, построенных по человеческой мерке.
Ляля Кузнецова теперь известный фотограф. Она выставлялась во многих местах от Берлина до Арля, Парижа и Нью-Йорка. Я встретилась с ней в 1989 году, когда работала в Москве. Она и группа российских фотографов показывали мне свои работы. Это было самое начало гласности, и надежда побывать за границей была лишь зыбкой перспективой. Но настрой был праздничным. Появились уцелевшие деликатесы и бутылка шампанского. Мы расселись на полу и паре стульев и отметили нашу встречу, почти как Лялины цыгане, только пол наш был устлан фотографиями. Лялины черты утонченны, и движется она с грацией девочки. В ее лице читается ранимость, страдание, присутствующие в ее работах, также как случайная улыбка, а порой и редкий взрыв смеха над какой-то человеческой слабостью, смеха, который никогда не насмехается, но полон понимания. Ее глаза всегда наблюдают. Даже когда она не шевелилась, в ней ощущалось намерение. Она сказала, что ей нужно возвращаться домой, к дочери и работе, а поездка на поезде предстояла долгая. Я почувствовала, что жизнь была все также трудна. Мы встречались еще несколько раз в Москве, говорили о своей работе и жизни и чувствовали близость.
Ляля Кузнецова раскрывает в своих работах скрытую силу ранимых людей. Ее герои - человеческие существа, которые могут быть близки сердцу любого, они трогают нас своей безвременностью. Ляля Кузнецова - поэт, который знает свое ремесло и обогащает наши жизни даром своих работ.
Выставки
Азия. Ляля Кузнецова
Очарованная жизнью цыган 20 лет назад, Кузнецова остается верна основной теме своего творчества и сейчас, когда фотографический мир признал в ней выдающегося мастера. (17 фото) 18 июля 1999
Ляля Кузнецова
А пока мы запрограммировано дефилируем по жизни, постепенно разучиваясь беззаботно смеяться и радоваться окружающей нас прекрасной действительности. Нас незаметно покидает чувство новизны, потом, со временем, притупляется чувство долга. За ними от нас уходит ощущение свободы и окрыленности. Мы безоглядно теряем теплоту улыбки, открытость души и непосредственность в характере, доводя себя до стрессов и депрессий. А на всех, встречающихся на нашем пути чудаков, так и не выросших из детства и не вписывающиеся ни в какие рамки окружающегося социума, мы смотрим с показным недоумением и возмущением и, в то же время, глубоко внутри спрятанной сердечной завистью. Но продолжаем идти дальше, не останавливаясь, не оборачиваясь и не отвлекаясь на кажущиеся мелочи, не достойные нашего внимания.
Если задаться целью и посчитать количество всех фотовыставок и фотофестивалей, на которых выставлялись работы знаменитой фотохудожницы, то это число перевалит за 40. И это учитывая только крупные экспозиции в ведущих музеях и галереях мира. Да притом с каждым годом эта цифра, несомненно, будет увеличиваться. Ведь Ляля Кузнецова и сегодня продолжает активно работать. Даже пребывая в пенсионном возрасте и став бабушкой, она не сменила кочевой образ жизни на оседлый и более комфортный. Она до сих пор постоянно путешествует с фотоэкспедициями, не перестает создавать студийные портреты деятелей культуры, без ее участия вряд ли обходится какая-нибудь международная, российская или республиканская фотовыставка. Кроме этого, фотограф проводит персональные экспозиции, организовывает выставки молодых Казанских авторов.
Как символично и пророчески точно название этой книги. Дорога. Это ее дорога. Дорога, длиною в жизнь. Со своими радостями и трагедиями, взлетами и падениями.
А начиналось все довольно банально и прозаично. И в начале ее пути было рождение.
С 1978 года она переходит на должность штатного фотографа в Казанский Государственный музей искусств. Спустя некоторое время Ляля отказывается и от этого постоянного места работы и становится независимым фотографом. Выжить помогают заказы для республиканского дома моды Татарии. Ее работы высоко оцениваются на государственном уровне и с 1987 она член Союза журналистов Республики Татарстан. А в 1994 Ляля Кузнецова стала членом Союза фотохудожников России.
Но такое признание ее заслуг на родине придет гораздо позже. А пока, ее мечущаяся душа, постоянно стремится к чему-то новому. Поэтому вскоре она отправляется вместе со своим братом в путешествие по уральским степям. Случайно свернув с основного маршрута, они натыкаются на кочующий цыганский табор. Прекрасно зная, что эти гордые самобытные люди не очень приветствуют возле себя чужаков, и уж тем более не любят, когда их фотографируют, Ляля пытается заслужить их доверие, хотя это сделать совсем не просто.
Каждая из цыганских серий способна рассказать целое многотомное повествование об их жизни и быте, о привычках и традициях, об их любви и привязанности, об их стремлениях и разочарованиях. Фотографии Ляли Кузнецовой сняты в черно-белом формате, благодаря чему, сцены из цыганской жизни не выглядят на них этнографическими зарисовками и данью современной моде на экзотику. Среди ее работ мало портретов. В основном она фиксирует сцены из повседневной жизни. Вот цыгане пляшут, а здесь они разделывают огромным ножом тушу. Тут носят воду, а уже на следующем кадре – хвастаются своим богатством — павлином. Низкая линия горизонта, постоянно открывающая перед зрителем бескрайние равнинные просторы, превращают каждую сцену в отрывок из эпоса, повествующего о беспредельности и бесприютности мира. Равно как и о тех, кто имеет об этом подлинное представление.
Разглядывая фотографии Ляли Кузнецовой, мы помимоволи следуем за цыганами, разделяя все тяготы их кочевой жизни, живем в их пронизанных ветрами шатрах, задыхаемся на пыльных задворках больших городов. Но также вместе с ними радуемся появившейся возможности отдохнуть, посидеть в кругу близких людей, посмеяться от всей души или беззаботно пуститься в веселый пляс.
Цыганский цикл фотографий Ляли Кузнецовой сменяют фотографии узбеков, татар, туркменов, бродячих артистов. В общем, всех тех аутсайдеров, которых сама судьба держит вдали от больших дорог, не пуская их в жизнь обычных людей. А жизнь простых и понятных обывателей, оберегает от вмешательства бродяг. И, тем не менее, Ляле Кузнецовой очень мастерски удается передать огромную человечность и трогательность своих персонажей. Волнительная незащищенность перед жизнью, которой так насыщены работы Кузнецовой, не дают нам забыть ее фотографии. И они снова и снова возвращаются в нашу действительность, обогащая ее знаниями, состраданием, человечностью и неутомимыми стремлениями. Ее снимки, не смотря на всю их реалистичность, все же нельзя назвать просто репортажными. Для этого в них слишком много свободы и одиночества. Эта вечная тема яростно пронизывает все фотографии, созданные Лялей Кузнецовой. Она разворачивается, пренебрегая временем, бытом, конкретными людьми и их именами.
Читайте также: