Зощенко слабая тара сочинение
Обновлено: 05.07.2024
Вот стоим мы на вокзале и видим такую картину, в духе Рафаэля.
Будка для приема груза. Очередь, конечно. Десятичные метрические весы. Весовщик за ними. Весовщик, такой в высшей степени благородный служащий, быстро говорит, цифры, записывает, прикладывает гирьки, клеит ярлыки и дает разъяснения.
Только и слышен его симпатичный голос: — Сорок. Сто двадцать. Пятьдесят. Сымайте. Берите. Отойдите. Не станови сюда, балда, становн на эту сторону.
Такая приятная картина труда и быстрых темпов.
Только вдруг мы замечаем, что при всей красоте работы весовщик очень уж требовательный законник. Очень уж он соблюдает интересы граждан и государства. Ну, не каждому, но через два-три человека он обязательно отказывает груз принимать. Чуть расхлябанная тара,— он ее не берет. Хотя видать, что сочувствует.
Которые с расхлябанной тарой, те, конечно, охают, ахают и страдают. Весовщик говорит: — Заместо страданий укрепите вашу тару. Тут где-то шляется человек с гвоздями. Пущай он вам укрепит. Пущай сюда пару гвоздей вобьет и пущай проволокой подтянет. И тогда подходите без очереди,— я приму.
Действительно верно: стоит человек за будкой. В руках у него гвозди и молоток. Он работает в поте лица и укрепляет желающим слабую тару. И которым отказали,— те смотрят на него с мольбой и предлагают ему свою дружбу и деньги за это самое.
Но вот доходит очередь до одного гражданина. Он такой белокурый, в очках. Он не интеллигент, но близорукий. У него, видать, трахома на глазах. Вот он надел очки, чтоб его было хуже видать. А может быть, он служит на оптическом заводе, и там даром раздают очки.
Вот он становит свои шесть ящиков на метрические десятичные весы.
Весовщик осматривает его шесть ящиков и говорит: — Слабая тара. Не пойдет. Сымай обратно. Который в очках, услышав эти слова, совершенно упадает духом. А перед тем, как упасть духом, до того набрасывается на весовщика, что дело почти доходит до зубочистки. Который в очках кричит: — Да что ты, собака, со мной делаешь! Я, — говорит,— не свои ящики отправляю. Я, — говорит,— отправляю государственные ящики с оптического завода. Куда я теперь с ящиками сунусь? Где я найду подводу? Откуда я возьму сто рублей, чтобы везти назад? Отвечай, собака, или я из тебя котлетку сделаю! Весовщик говорит: — А я почем знаю? — И при этом делает рукой в сторону.
Тот, по близорукости своего зрения и по причине запотевших стекол, принимает этот жест за что-то другое. Он вспыхивает, чего-то вспоминает, давно позабытое, роется в своих карманах и выгребает оттуда рублей восемь денег, все рублями. И хочет их подать весовщику.
Тогда весовщик багровеет от этого зрелища денег. Он кричит: — Это как понимать? Не хочешь ли ты мне, очкастая кобыла, взятку дать?! Который в очках сразу, конечно, понимает весь позор своего положения.
— Нет,— говорит,— я деньги вынул просто так. Хотел, чтобы вы их подержали, покуда я сыму ящики с весов.
Он совершенно теряется, несет сущий вздор, принимается извиняться и даже, видать, согласен, чтобы его ударили по морде.
Весовщик говорит: — Стыдно. Здесь взяток не берут. Сымайте свои шесть ящиков с весов,— они мне буквально холодят душу. Но, поскольку это государственные ящики, обратитесь вот до того рабочего, он вам укрепит слабую тару. А что касается денег, то благодарите судьбу, что у меня мало времени вожжаться с вами.
Тем не менее он зовет еще одного служащего и говорит ему голосом, только что перенесшим оскорбление: — Знаете, сейчас мне хотели взятку дать. Понимаете, какой абсурд. Я жалею, что поторопился и для виду не взял деньги, а то теперь трудно доказывать.
Другой служащий отвечает: — Да, это жалко. Надо было развернуть историю. Пущай не могут думать, что у нас по-прежнему рыльце в пуху.
Который в очках, совершенно сопревший, возится со своими ящиками. Их ему укрепляют, приводят в христианский вид и снова волокут на весы.
Тогда мне начинает казаться, что у меня тоже слабая тара.
И, покуда до меня не дошла очередь, я подхожу к рабочему и прошу его на всякий случай укрепить мою сомнительную тару. Он спрашивает с меня восемь рублей. Я говорю: — Что вы, говорю, обалдели, восемь рублей брать за три гвоздя.
Он мне говорит интимным голосом: — Это верно, я бы вам и за трояк сделал, но говорит, войдите в мое пиковое положение — мне же надо делиться вот с этим крокодилом.
Тут я начинаю понимать всю механику.
— Стало быть, — я говорю, — вы делитесь с весовщиком? Тут он несколько смущается, что проговорился, несет разный вздор и небылицы, бормочет о мелком жалованьишке, о дороговизне, делает мне крупную скидку и приступает к работе.
Вот приходит моя очередь.
Я становлю свой ящик на весы и любуюсь крепкой тарой.
Весовщик говорит: — Тара слабовата. Не пойдет. Я говорю: — Разве? Мне сейчас только ее укрепляли. Вот тот, с клещами, укреплял.
Весовщик отвечает: — Ах, пардон, пардон. Извиняюсь. Сейчас ваша тара крепкая, но она была слабая. Мне это завсегда в глаза бросается. Что пардон, то пардон.
Принимает он мой ящик и пишет накладную.
— Да, что ж вы,— говорю,— делаете, арапы? Мне же,— говорю,— с такой надписью обязательно весь ящик в пути разворуют. И надпись не позволит требовать убытки. Теперь,— говорю,— я вижу ваши арапские комбинации.
Весовщик говорит: — Что пардон, то пардон, извиняюсь.
Мы их отправляли багажом. Одной нашей родственнице. Это ее вещи. Но они у нас временно лежали. И вот она вдруг просит пришлите.
И мы поехали на вокзал отправлять багажом.
И вот на вокзале видим такую картину, как говорится, в духе Рафаэля.
Будка для приема груза. Очередь, конечно. Десятичные метрические весы. Весовщик за ними. Весовщик, такой в высшей степени благородный служащий, быстро говорит цифры, записывает, прикладывает гирьки, клеит ярлыки и дает свои разъяснения.
Только и слышен его симпатичный голос:
Сорок. Сто двадцать. Пятьдесят. Сымайте. Берите. Отойдите… Не становись сюда, балда! Станови на эту сторону.
Такая приятная картина труда и быстрых темпов.
Только вдруг мы замечаем, что при всей красоте работы весовщик очень уж требовательный законник. Очень уж он соблюдает интересы граждан и государства. Ну, не каждому, но через два-три человека он обязательно отказывает груз принимать. Чуть расхлябанная тара он ее не берет. Хотя видать, что сочувствует.
Которые с расхлябанной тарой, те, конечно, охают, ахают и страдают.
Заместо страданий укрепите вашу тару. Тут где-то шляется человек с гвоздями. Пущай он вам укрепит. Пущай туда-сюда пару гвоздей вобьет и пущай проволокой надтянет. И тогда подходите без очереди я приму.
Действительно верно: стоит человек за будкой. В руках у него гвозди и молоток. Он работает в поте лица и укрепляет желающим слабую тару. И которым отказали, те смотрят на него с мольбой и предлагают ему свою дружбу и деньги за это самое.
Но вот доходит очередь до одного гражданина. Он такой белокурый, в очках. Он не интеллигент, но близорукий. У него, видать, трахома на глазах. Вот он и надел очки, чтобы другим его было хуже видать. А может быть, он служит на оптическом заводе и там даром раздают очки.
Вот он становит свои шесть ящиков на метрические десятичные весы.
Весовщик осматривает его шесть ящиков и говорит:
Слабая тара! Не пойдет. Сымай обратно.
Который в очках, услышав эти слова, совершенно упадает духом. А перед тем как упасть духом, до того набрасывается на весовщика, что дело почти доходит до зубочистки.
Который в очках кричит:
Да что ты, собака, со мной делаешь! Я, говорит, не свои ящики отправляю. Я, говорит, отправляю государственные ящики. Куда я теперь с ящиками сунусь? Где я найду подводу? Откуда я возьму сто рублей, чтобы везть назад? Отвечай, собака, или я из тебя котлетку сделаю!
А я почему знаю?
И при этом делает рукой в сторону.
Тот, по близорукости своего зрения и по причине запотевших стекол, принимает этот жест за что-то другое. Он всхлипывает, чего-то вспоминает, давно позабытое, роется в своих карманах и выгребает оттуда рублей восемь денег, все рублями, и хочет их подать весовщику.
Тогда весовщик багровеет от этого зрелища денег.
Это как понимать? Не хочешь ли ты мне, очкастая кобыла, взятку дать?!
Который в очках сразу, конечно, понимает весь позор и ужас своего положения. Он говорит:
Нет, я вынул деньги просто так. Я хотел, чтобы вы их подержали, пока я сыму ящики с весов.
Он совершенно теряется, несет сущий вздор, принимается извиняться и даже, видать, согласен, чтобы его ударили по морде, только чтоб не что-нибудь другое.
Стыдно! Здесь взяток не берут. Сымайте свои шесть ящиков с весов они мне буквально холодят душу. Но, поскольку это государственные ящики, обратитесь вот до того рабочего: он вам укрепит слабую тару. А что касается денег, то благодарите судьбу, что у меня мало времени возжаться с вами.
Тем не менее он зовет еще одного служащего и говорит ему голосом человека, только что перенесшего оскорбление:
Знаете, сейчас мне хотели взятку дать. Понимаете, какой абсурд! Я жалею, что поторопился и для виду не взял деньги, а то теперь трудно доказать.
Другой служащий отвечает:
Да, это жалко. Надо было развернуть историю. Пущай не могут думать, что у нас по-прежнему рыльце в пуху.
Который в очках, совершенно сопревший, возится со своими ящиками. Их ему укрепляют, приводят в христианский вид и снова волокут на весы.
Тогда мне начинает казаться, что у меня тоже слабая тара.
И, покуда до меня не дошла очередь, я подхожу к рабочему и прошу его на всякий случай укрепить мою сомнительную тару.
Он спрашивает с меня восемь рублей.
Что вы, говорю, обалдели! Восемь рублей брать за три гвоздя?!
Он мне говорит интимным голосом:
Это верно, я бы вам и за трояк сделал, но, говорит, войдите в мое пиковое положение: мне же надо делиться вот с этим крокодилом.
Тут я начинаю понимать всю механику.
Стало быть, говорю я, вы делитесь с весовщиком?
Тут он несколько смущается, что проговорился, несет разный вздор и небылицы, бормочет о мелком жалованьишке, о дороговизне, делает мне крупную скидку и приступает к работе.
Вот приходит моя очередь.
Я становлю свой ящик на весы и любуюсь крепкой тарой.
Тара слабовата. Не пойдет.
Разве она слабовата? А мне только сейчас ее укрепляли. Вот тот, с клещами, укреплял.
Ах, пардон, пардон! Извиняюсь! Сейчас ваша тара крепкая, но она была слабая. Мне это завсегда в глаза бросается. Что пардон, то пардон.
Принимает он мой ящик и пишет накладную. Я читаю накладную, а там сказано: Тара слабая.
Да что же вы, говорю, делаете, арапы? Мне же, говорю, с такой надписью обязательно весь ящик в пути разворуют. И надпись не позволит требовать убытки. Теперь, говорю, я вижу ваши арапские комбинации.
Что пардон, то пардон! Извиняюсь!
Но они непременно рано или поздно сдадут эти свои позиции. Некоторые впрочем сдадут после длительных боев.
И это даже наплевать, что некоторые из них отошли на другую линию и там, как видите, ведут бой по всем правилам искусства.
Мы их и оттуда выкурим. Даром, что у них позиция больно хороша и она не всем заметна.
А вот мы сейчас их еще с флангу слегка ударим. Сейчас наш удар придется в аккурат по всякому свинству и жульничеству.
В общем, вот еще какой боевой рассказ из серии Коварство мы предлагаем вашему скромному вниманию.
Вы читали рассказ Зощенко: Слабая тара. Текст произведения Михаила Зощенко Слабая тара из цикла рассказы о Коварстве: Голубая книга.
Нужно сделать анализ произведения Михаила Зощенко "Слабая тара". Чтоб заполнить читательский дневник, нужна главная мысль произведения. А также требуется указать, кто главные герои текста.
В этом рассказе Михаила Зощенко, в жанре фельетона описывается конфликт возникший при отправке вещей на железнодорожной станции.
Главные герои автор рассказа и весовщик. В рассказе присутствует также не названный молодой человек с оптического завода.
Автору пришлось отправлять поездом вещи умершей тётки и он поначалу восхищается спорой работой весовщика. Однако, он часто отказывается принимать вещи по причине слабой тары. А рядом работает человек, который за плату заколачивает тару гвоздями.
То есть, налицо сговор весовщика и человека с гвоздями.
Взятка бессмертна и будет существовать, пока существует человечество.
От себя добавлю: рассказ написан ещё в двадцатые годы прошлого столетия, но тема остаётся актуальной и в наши дни, только в гораздо больших масштабах.
У писателя Зощенко есть небольшой цикл рассказов для детей, всего их восемь, который посвящен умным животным. То есть писатель наблюдал, как ведут себя различные домашние и дикие животные в необычных ситуациях, потом делал выводы об их уме и сообразительности.
Как оказалось, некоторые животные способны проявить смекалку. Например, гусь догадался размочить в воде сухую корку, поросенок притворился мертвым, когда его украл и завернул в одеяло вор, а как тот его развернул, громко завизжал, и поросенка отобрали у вора. Птичка сделала вид, что у нее ранено крыло, тем самым сумела увести мальчика от гнезда с птенцами, а обезьянки проучили мужика, который их дразнил и обманывал.
Главная мысль этих рассказов Зощенко заключается в том, что не надо считать животных глупее людей. Многие из них в трудных ситуациях сумеют найти выход из любого положения. При этом они ведут себя практически также, как люди в аналогичных ситуациях, защищая свою жизнь, наказывая обидчика, добывая корм. Это свидетельствует об их уме.
В рассказе Бианки главными героями выступают не только люди, но и звери. Например, в первой части произведения "Бешеный бельчонок", где описана встреча с собакой, участниками событий становятся:
- отец: рассудительный, мудрый, смелый, решительный
- сын: маленький, наивный, слегка трусливый (хотя кто бы не испугался встречи с большой собакой?), послушный
- собака Клеопарда: страшная и злющая (сравнение с волком), сильная, свирепая, но боязливая (что видно из ее дальнейшего поведения на решительную реакцию людей)
А во второй части рассказа, где люди становятся сторонними наблюдателями, главные герои - это уже:
- бельчонок: совсем не глупый, а находчивый и отчаянный
- лиса: хитрая, коварная, опытная
Прочитав сие произведение, можно сказать, что оно учит двум вещам:
- не сдаваться под натиском обстоятельств, искать решение или выход из создавшегося положения, о чем свидетельствует бесстрашие бельчонка, которое и напугало сильного хищника;
- не пасовать перед силой, ибо внешнее спокойствие и уверенность в себе способны противостоять рычанию и оскалу зверей, которые таким образом пугают предполагаемого соперника, но пасуют, когда человек показывает, что он их не боится.
Песенки подо льдом. Для читательского дневника по этому рассказу писателя-натуралиста Николая Ивановича Сладкова.
Это рассказ о том, как у автора запели лыжи во время катания по озеру. Кода он лёг на лёд и постучал по нему, из под пустого пространства подо льдом показался водяной воробей - оляпка.
Главная мысль рассказа: даже зимой жизнь некоторых животных не замирает, они находят возможность радоваться погоде и петь свои песни.
Главные герои - любознательный и наблюдательный автор и жизнерадостный водяной воробей - оляпка.
Это моя самая любимая книга детства.Книга учит вере в свою мечту.Как главный герой Солнышкин не поступил в мореходку но из большой любви к морю пошел юнгой на сухогруз.Про дружбу с радистом Перчиковым.Очень хорошая и светлая книга.Обязательно дам ее читать своим внукам когда они подрастут.
В этой повести Эдуарда Николаевича Успенского главная героиня - ученица четвёртого класса Люся Брюкина, девочка-учительница "письма и поведения" необычного "мехового интерната". Она одна, остальные герои второстепенные, и их большое количество. Это мама и папа Люси, её друзья и одноклассники, учителя в её школе и, конечно, её собственные многочисленные меховые ученики-"интернатник и", а также Дир (директор), барсук по имени Мехмех.
А главная мысль этого весёло-грустного произведения, заключается, наверное, в том, что что-то в нашем мире идёт совсем не так, как должно бы. Раз в нём, в этом мире, нет места для таких ( никому не мешающих, а наоборот) "меховых интернатов", а есть только место для меховых комбинатов, где из пушистых, милых и смышлёных зверушек делают унылые, тусклые воротники. И раз приходится всё время включать на полную мощность излучатели добродушия и забывания для злых небритых мужиков, которые готовы драться только потому, что у них плохое настроение, и для тётенек, высоких и худых, маленьких и кругленьких, которые считают, что ничто хорошее не должно существовать, если у него нет на это разрешения с печатью на бумажке.
На правах рекламы:
• Доска интим объявлений без обязательств москва свежие объявления.
-- Сорок. Сто двадцать. Пятьдесят. Сымайте. Берите. Отойдите. Не станови сюда, балда, станови на эту сторону.
Такая приятная картина труда и быстрых темпов. Только вдруг мы замечаем, что при всей красоте работы весовщик очень уж требовательный законник. Очень уж он соблюдает интересы граждан и государства. Ну, не каждому, но через два--три человека он обязательно отказывает груз принимать. Чуть расхлябанная тара,-- он ее не берет. Хотя видать, что сочувствует. Которые с расхлябанной тарой, те, конечно, охают, ахают и страдают. Весовщик говорит:
-- Заместо страданий укрепите вашу тару. Тут где-то шляется человек с гвоздями. Пущай он вам укрепит. Пущай сюда пару гвоздей вобьет и пущай проволокой подтянет. И тогда подходите без очереди,-- я приму.
Действительно верно: стоит человек за будкой. В руках у него гвозди и молоток. Он работает в поте лица и укрепляет желающим слабую тару. И, которым отказали,-- те смотрят на него с мольбой и предлагают ему свою дружбу и деньги за это самое. Но вот доходит очередь до одного гражданина. Он такой белокурый, в очках. Он не интеллигент, но близорукий. У него, видать, трахома на глазах. Вот он надел очки, чтоб его было хуже видать. А может быть, он служит на оптическом заводе, и там даром раздают очки. Вот он становит свои шесть ящиков на метрические десятичные весы. Весовщик осматривает его шесть ящиков и говорит:
Который в очках, услышав эти слова, совершенно упадает духом. А перед тем, как упасть духом, до того набрасывается на весовщика, что дело почти доходит до зубочистки.
-- Да что ты, собака, со мной делаешь! Я, -- говорит,-- не свои ящики отправляю. Я, --говорит,-- отправляю государственные ящики с оптического завода. Куда я теперь с ящиками сунусь? Где я найду подводу? Откуда я возьму сто рублей, чтобы везти назад? Отвечай, собака, или я из тебя котлетку сделаю!
Тот, по близорукости своего зрения и по причине запотевших стекол, принимает этот жест за что-то другое. Он вспыхивает, чего-то вспоминает, давно позабытое, роется в своих карманах и выгребает оттуда рублей восемь денег,все рублями. И хочет их подать вевовщику. Тогда весовщик багровеет от этого зрелища денег. Он кричит:
-- Нет,-- говорит,-- я деньги вынул просто так. Хотел, чтобы вы их подержали, покуда я сыму ящики с весов.
Он совершенно теряется, несет сущий вздор, принимается извиняться и даже, видать, согласен, чтобы его ударили по морде.
-- Стыдно. Здесь взяток не берут. Сымайте свои шесть ящиков с весов,-- они мне буквально холодят душу. Но, поскольку это государственные ящики, обратитесь вот до того рабочего, он вам укрепит слабую тару. А что касается денег, то благодарите судьбу, что у меня мало времени вожжаться с вами.
-- Знаете, сейчас мне хотели взятку дать. Понимаете, какой абсурд. Я жалею, что поторопился и для виду не взял деньги, а то теперь трудно доказывать.
-- Да, это жалко. Надо было развернуть историю. Пущай не могут думать, что у нас попрежнему рыльце в пуху.
Который в очках, совершенно сопревший, возится со своими ящиками. Их ему укрепляют, приводят в христианский вид и снова волокут на весы. Тогда мне начинает казаться, что у меня тоже слабая тара. И, покуда до меня не дошла очередь, я подхожу к рабочему и прошу его на всякий случай укрепить мою сомнительную тару. Он спрашивает с меня восемь рублей. Я говорю:
-- Это верно, я бы вам и за трояк сделал, но говорит, войдите в мое пиковое положение -- мне же надо делиться вот с этим крокодилом.
Тут он несколько смущается, что проговорился, несет разный вздор и небылицы, бормочет о мелком жалованьишке, о дороговизне, делает мне крупную скидку и приступает к работе. Вот приходит моя очередь. Я становлю свой ящик на весы и любуюсь крепкой тарой.
-- Ах, пардон, пардон. Извиняюсь. Сейчас ваша тара крепкая, но она была слабая. Мне это завсегда в глаза бросается. Что пардон, то пардон.
-- Да, что ж вы,-- говорю,--делаете, арапы? Мне же,-- говорю,-- с такой надписью обязательно весь ящик в пути разворуют. И надпись не позволит требовать убытки. Теперь,-- говорю,-- я вижу ваши арапские комбинации.
Близка по основному смыслу к булгаковской и сатира Зощенко. Правда, в отличие от Булгакова, Зощенко публиковал свои сатирические произведения, поэтому на поверхности у него – борьба с “отдельными недостатками”, главным образом в сфере быта и культуры. Но по существу мы наблюдаем в рассказах Зощенко то же неприятие бесцеремонности, бескультурья, хамства и наглости победившего класса.
Иногда это касается действительно только лишь бытовой культуры – что уж там говорить о построении
социализма, когда в элементарной бане элементарного порядка навести не могут! Иногда же Зощенко идет глубже, показывая упоение бескуль- турного и вчера еще бесправного человека своим положением победителя. Так происходит, например, в рассказе “Рабочий костюм”, в котором страшное возмущение Васи Конопатова вызывает то обстоятельство, что его не пускают в ресторан якобы за “рабочий костюм”.
Очень болезненно реагирует на это герой: “Личность оскорбили… – говорит. – Рабочий, – говорит, костюмчик не по вкусу? Я,- говорит, – может, сейчас сяду и поеду в Малый Совнарком жаловаться
на ваши действия”. Дело же оказывается много проще, и начальник милиции это Васе объясняет: “Пьяных, – говорит, – у нас правило – в ресторан не допущать.
А ты, – говорит, – даже на лестнице наблевал”. После этого Вася успокоился. Если не за рабочий костюмчик и “идеология не нарушена”, то все в порядке.
И идет Вася домой довольный и спокойный, в сознании своей классовой правоты…
Основным средством создания комического эффекта у Зощенко служила сказовая манера повествования, стилизованная под простонародную речь. Повествование ведется от лица такого же обывателя, как и те, кто является героями рассказа. И этот повествователь сочувствует своим героям, возмущается вместе с ними, отчего комический эффект усиливается, и мы ясно видим под маской малокультурного повествователя грустную усмешку самого автора.
Такая манера используется Зощенко в его лучших рассказах – “Мещане”, “Гости”, “Аристократка”, “Слабая тара” и др.
То, что сходило Зощенко с рук в 20-е годы, вызвало недовольство в 50-е, когда писателя, как известно, фактически отлучили от литературы и заклеймили постановлением на самом высшем уровне.
Читайте также: