Во мне был заперт свет по роману и а гончарова обломов сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Круг интересов Обломова практически отсутствует, его жизнь ограничена пределами одной комнаты. В основном, главный герой романа спит или лежит в постели. Но произведение читается с большим интересом, так как мы чувствуем внутреннее движение героя. Душевное состояние Ильи Ильича беспрестанно меняется. Временами ему становится совестно за свою лень и пассивность. Он внутренне мучается и решает начать действовать, хочет изменить себя. Обломов пытается заняться бытовыми проблемами, заставляет себя вникнуть в домашние заботы и хлопоты. Его очень расстраивает неудачное ведение хозяйства в личном имении. Он понимает, что должен сам вникнуть в бытовые проблемы. Обломов не винит управляющего имением, понимает, что многое зависит от него, поэтому и пытается составить план различных преобразований в своей усадьбе. Но все эти позитивные начинания так и остаются незавершенными, а до практики тем более не доходит дело. Мысли Обломова расплывчаты, запутанны. Он не в состоянии сконцентрировать свое внимание на достижении поставленной цели. Не может четко ставить перед собой цель и так же четко, шаг за шагом, достигать ее. Для этого он внутренне слаб, лень и апатия опять берут верх над человеком.

Образ Обломова доведен до логического завершения. Так погибает человек, который не находит в себе силы бороться с депрессией, апатией, ленью. Этот образ предостерегает каждого из живущих от бездействия и тоски.

Головной, рассудочно-экспериментальной любви Ольги противопоставлена душевно-сердечная, не управляемая никакой внешней идеей любовь Агафьи Матвеевны Пшеницыной. Под уютным кровом ее дома находит Обломов желанное успокоение.

Вариант 25

(1) Сказывают древние книги, будто великий Дионисий, замыслив расписать новоявленный храм, собирал холщовую подорожницу и уходил окрест — в лесную тишь, в одинокое раздумье. (2) Заповедная нехоженность Ферапонтова межозерья, пряный дух разомлевших боров и хрусткая настороженность под их сомкнувшимися кронами, где далеко слыхать, как стремительно возносится, шуршит коготками по сухому корью осторожная белка или как трепещет крыльями стрекоза над фиолетовой свечкой кипрея, — это тихое общение с птахами, травами и родной землёй отрешало живописца от расслабляющей повседневности, очищало и возвышало душу, звало куда-то ввысь и заодно собирало воедино, копило в нём слабеющие силы для очередного бессмертного творения.

(3) Но была в том одиноком скитании и своя корысть: пройдёт ли Дионисий верховолочьем, берегом ли ручья, сам тем временем неотступно высматривает всякие земные обнажения. (4) Растирает в щепотке мелки и глины, крошит пестиком известняки и цветные камушки, подобранные на перекатах, толчёт их в порошок в походной ступе, а потом замешивает в плошке на ключевой воде, пачкает цветной кашицей припасённые дощечки. (5) И долго глядит сощурясь, примериваясь к полученному колеру.

Любовь в жизни Ильи Обломова

Напишите пожайлуста сочинение ** любые из предложенных тем: 1) Во мне был заперт свет…

Отношения обломова и захара в романе “обломов”: взаимоотношения героев (2)

. четырех номерах журнала “Отечественные записки”. Я бы хотела рассказать о главном герое этого романа Обломове и его слуге Захаре. Илья Ильич Обломов — человек “лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной . его из пучин “обломовщины”, другие же указывают на эгоизм девушки, для которой долг стоял выше чувства. Чтобы разобраться в роли Ольги в жизни Обломова, рассмотрим историю их .

Примеры похожих учебных работ

Каковы пейзажные зарисовки в романе обломов. Пейзаж и его функции в романах И.А.Гончарова

. Словом, Обломов и Ольга по-разному представляют себе жизнь, и, следовательно, идеалы у них разные. Обломов полюбил Ольгу искренне и . очень быстро угасла. Источник: Школьные сочинения на "пятерку". Для школьников и абитуриентов. - М.: ООО "Мир .

Роль образа Ольги в романе Евгений Онегин

. любовного треугольника: Онегин – Ольга – Ленский. Данный треугольник является мнимым, так как Ольга видит в Евгении лишь потенциального жениха . милое дитя. О глубине чувств Татьяны говорит её письмо к Онегину. Поступая, как героиня романа, против .

Образ Ольги в романе А. С. Пушкина Евгений Онегин

. в жизни. Отсутствие жизни в чертах Ольги — следствие бездуховности, бесконфликтности, потребительского отношения к внешнему миру, самодовольства и ограниченности. Онегин, безусловно, излишне язвительный и критичный, и его восприятие образа Ольги .

Пласт народной жизни, поднятый плугом коллективизации(по роману М. А. Шолохова «Поднятая .

. жизни крестьян действительно наступят счастливые дни. Мне лично роман "Поднятая целина" нравится. Я от души потешаюсь над забавными . забавляет, как Макар Нагульнов изучает английский язык, слушает по ночам петухов. Я жалею Давыдова, который мучается .

Напишите пожалуйста сочинение на тему : 1) Во мне был заперт свет.

И в то же время за русским типом буржуа проглядывает в Штольце образ Мефистофеля.

Как Мефистофель Фаусту, Штольц в виде искушения "подсовывает" Обломову Ольгу Ильинскую.

Еще до знакомства ее с Обломовым Штольц обговаривает условия такого "розыгрыша".

Перед Ольгой ставится задача — поднять с кровати лежебоку Обломова и вытащить его в большой свет.

Если чувства Обломова к Ольге искренни и безыскусственны, то в чувствах Ольги ощутим последовательный расчет.

Даже в минуты увлечения она не забывает о своей высокой миссии : "ей нравилась эта роль путеводной звезды, луча света, который она разольет над стоячим озером и отразится в нем".

Выходит, Ольга любит в Обломове не самого Обломова, а свое собственное отражение.

Для нее Обломов — "какая - то Галатея, с которой ей самой приходилось быть Пигмалионом".

Но что же предлагает Ольга Обломову взамен его лежания на диване?

Какой свет, какой лучезарный идеал?

Увы, программу пробуждения Обломова в умненькой головке Ольги вполне исчерпывает штольцевский горизонт : читать газеты, хлопотать по устройству имения, ехать в приказ.

Все то же, что советует Обломову и Штольц : ".

Избрать себе маленький круг деятельности, устроить деревушку, возиться с мужиками, входить в их дела, строить, садить — все это ты должен и сможешь сделать".

Этот минимум для Штольца и воспитанной им Ольги — максимум.

Не потому ли, ярко вспыхнув, быстро увядает любовь Обломова и Ольги?

Как писал русский поэт начала XX века И.

Ф. Анненский, "Ольга — миссионерка умеренная, уравновешенная.

В ней не желание пострадать, а чувство долга.

Миссия у нее скромная — разбудить спящую душу.

Влюбилась она не в Обломова, а в свою мечту.

Робкий и нежный Обломов, который относился к ней так послушно и так стыдливо, любил ее так просто, был лишь удобным объектом для ее девической мечты и игры в любовь.

Но Ольга — девушка с большим запасом здравого смысла, самостоятельности и воли, главное.

Обломов первый, конечно, понимает химеричность их романа, но она первая его разрывает.

Один критик зло посмеялся и над Ольгой, и над концом романа : хороша, мол, любовь, которая лопнула, как мыльный пузырь, оттого, что ленивый жених не собрался в приказ.

Мне конец этот представляется весьма естественным.

Гармония романа кончилась давно, да она, может, и мелькнула всего на два мгновения в Casta diva, в сиреневой ветке ; оба, и Ольга и Обломов, переживают сложную, внутреннюю жизнь, но уже совершенно независимо друг от друга ; в совместных отношениях идет скучная проза, когда Обломова посылают то за двойными звездами, то за театральными билетами, и он, кряхтя, несет иго романа.

Нужен был какой - нибудь вздор, чтобы оборвать эти совсем утончившиеся нити".

Головной, рассудочно - экспериментальной любви Ольги противопоставлена душевно - сердечная, не управляемая никакой внешней идеей любовь Агафьи Матвеевны Пшеницыной.

Под уютным кровом ее дома находит Обломов желанное успокоение.

Достоинство Ильи Ильича заключается в том, что он лишен самодовольства и сознает свое душевное падение : "Начал гаснуть я над писанием бумаг в канцелярии ; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье.

Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал, не видал, никто не указал мне его.

Да, я дряблый, ветхий, изношенный кафтан, но не от климата, не от трудов, а от того, что двенадцать лет во мне был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался на волю и угас".

Когда Ольга в сцене последнего свидания заявляет Обломову, что она любила в нем то, на что указал ей Штольц, и упрекает Илью Ильича в голубиной кроткости и нежности, у Обломова подкашиваются ноги.

"Он в ответ улыбнулся как - то жалко, болезненно - стыдливо, как нищий, которого упрекнули его наготой.

Он сидел с этой улыбкой бессилия, ослабевший от волнения и обиды ; потухший взгляд его ясно говорил : "Да, я скуден, жалок, нищ.

Бейте, бейте меня.

"Отчего его пассивность не производит на нас ни впечатления горечи, ни впечатления стыда?

— задавал вопрос тонко чувствовавший Обломова И.

Ф. Анненский и отвечал на него так.

- Посмотрите, что противопоставляется обломовской лени : карьера, светская суета, мелкое сутяжничество или культурно - коммерческая деятельность Штольца.

Не чувствуется ли в обломовском халате и диване отрицание всех этих попыток разрешить вопрос о жизни?

В финале романа угасает не только Обломов.

Окруженная мещанским комфортом, Ольга начинает все чаще испытывать острые приступы грусти и тоски.

Ее тревожат вечные вопросы о смысле жизни, о цели человеческого существования.

И что же говорит ей в ответ на все тревоги бескрылый Штольц?

"Мы не титаны с тобой.

Мы не пойдем с Манфредами и Фаустами на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним головы и смиренно переживем трудную минуту.

" Перед нами, в сущности, самый худший вариант обломовщины, потому что у Штольца она тупая и самодовольная.

Напишите пожалуйста сочинение на тему:
1) Во мне был заперт свет.

Полина Лезликова
Литература
2019-02-28 06:30:06
3
1

И в то же время за русским типом буржуа проглядывает в Штольце образ Мефистофеля. Как Мефистофель Фаусту, Штольц в виде искушения "подсовывает" Обломову Ольгу Ильинскую. Еще до знакомства ее с Обломовым Штольц обговаривает условия такого "розыгрыша". Перед Ольгой ставится задача поднять с постели лежебоку Обломова и вытащить его в великий свет. Если чувства Обломова к Ольге искренни и безыскусственны, то в ощущениях Ольги ощутим поочередный расчет. Даже в минутки увлечения она не запамятывает о собственной высочайшей миссии: "ей нравилась эта роль путеводной звезды, луча света, который она разольет над стоячим озером и отразится в нем". Выходит, Ольга любит в Обломове не самого Обломова, а свое собственное отражение. Для нее Обломов "какая-то Галатея, с которой ей самой приходилось быть Пигмалионом". Но что же предлагает Ольга Обломову взамен его лежания на диванчике? Какой свет, какой лучистый идеал? Как досадно бы это не звучало, программку пробуждения Обломова в умненькой головке Ольги полностью исчерпывает штольцевский горизонт: читать газеты, заботиться по устройству имения, ехать в указ. Все то же, что рекомендует Обломову и Штольц: ". Выбрать для себя махонький круг деятельности, устроить деревушку, возиться с мужиками, заходить в их дела, строить, садить все это ты должен и сможешь сделать". Этот минимум для Штольца и вежливой им Ольги максимум. Не поэтому ли, ясно вспыхнув, прытко вянет любовь Обломова и Ольги?

Как писал российский поэт начала XX века И. Ф. Анненский, "Ольга миссионерка умеренная, уравновешенная. В ней не желание пострадать, а чувство длинна. Миссия у нее стыдливая разбудить дремлющую душу. Втюрилась она не в Обломова, а в свою мечту. Робкий и нежный Обломов, который относился к ней так покорно и так стыдливо, обожал ее так просто, был лишь комфортным объектом для ее девической мечты и забавы в любовь. Но Ольга девушка с великим припасом здравого смысла, самостоятельности и воли, основное. Обломов 1-ый, окончательно, разумеет химеричность их романа, но она первая его разрывает. Один критик злобно посмеялся и над Ольгой, и над концом романа: превосходна, дескать, любовь, которая лопнула, как мыльный пузырь, оттого, что ленивый жених не собрался в указ. Мне конец этот представляется весьма природным. Гармония романа кончилась издавна, да она, может, и мелькнула всего на два мгновения в Casta diva, в сиреневой ветке; оба, и Ольга и Обломов, переживают трудную, внутреннюю жизнь, но теснее абсолютно самостоятельно друг от друга; в общих отношениях идет кислая проза, когда Обломова высылают то за двойными звездами, то за театральными билетами, и он, кряхтя, несет иго романа. Нужен был какой-нибудь вздор, чтоб оборвать эти совсем утончившиеся нити".

Головной, рассудочно-экспериментальной любви Ольги противопоставлена искренно-сердечная, не управляемая никакой наружной идеей любовь Агафьи Матвеевны Пшеницыной. Под комфортным кровом ее дома обретает Обломов вожделенное успокоение.

Достоинство Ильи Ильича содержится в том, что он лишен самодовольства и сознает свое искреннее падение: "Начал меркнуть я над писанием бумаг в канцелярии; меркнул позже, вычитывая в книгах правды, с которыми не знал, что делать в жизни, меркнул с друзьями, слушая толки, сплетни, передразниванье. Либо я не понял этой жизни, либо она никуда не годится, а наихорошего я ничего не знал, не видал, никто не указал мне его. да, я дряхлый, старый, изношенный кафтан, но не от климата, не от трудов, а от того, что двенадцать лет во мне был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался на волю и потух".

Когда Ольга в сцене последнего свидания заявляет Обломову, что она обожала в нем то, на что указал ей Штольц, и упрекает Илью Ильича в голубиной кроткости и нежности, у Обломова подкашиваются ноги. "Он в ответ улыбнулся как-то ничтожно, болезненно-застенчиво, как нищий, которого упрекнули его наготой. Он сидел с этой улыбкой бессилия, ослабевший от волнения и обиды; потухший взгляд его светло говорил: "Да, я скуден, жалок, нищ. бейте, колотите меня. "

"Отчего его пассивность не производит на нас ни воспоминания горечи, ни воспоминания срама? задавал вопрос тонко ощущавший Обломова И. Ф. Анненский и отвечал на него так.- Поглядите, что противопоставляется обломовской лени: карьера, светская суета, мелкое сутяжничество или культурно-коммерческая деятельность Штольца. Не ощущается ли в обломовском халатике и диване отрицание всех этих попыток разрешить вопрос о жизни?"

В финале романа угасает не только Обломов. Окруженная мещанским комфортом, Ольга начинает все почаще испытывать острые приступы тоски и тоски. Ее тревожат постоянные вопросы о смысле жизни, о цели людского существования. И что же разговаривает ей в ответ на все тревоги бескрылый Штольц? "Мы не титаны с тобой. мы не пойдем с Манфредами и Фаустами на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним головы и смиренно переживем тяжелую минутку. " Перед нами, в сущности, самый худший вариант обломовщины, потому что у Штольца она тупая и самодовольная

совестно за свою лень и пассивность. Он внутренне мучается и решает начать действовать, хочет изменить себя. Обломов пытается заняться бытовыми проблемами, заставляет себя вникнуть в домашние заботы и хлопоты. Его очень расстраивает неудачное ведение хозяйства в личном имении. Он понимает, что должен сам вникнуть в бытовые проблемы. Обломов не винит управляющего имением, понимает, что многое зависит от него, поэтому и пытается составить план различных преобразований в своей усадьбе. Но все эти позитивные начинания так и остаются незавершенными, а до практики тем более не доходит дело. Мысли Обломова расплывчаты, запутанны. Он не в состоянии сконцентрировать свое внимание на достижении поставленной цели. Не может четко ставить перед собой цель и так же четко, шаг за шагом, достигать ее. Для этого он внутренне слаб, лень и апатия опять берут верх над человеком.

Напишите пожалуйста сочинение на тему: 1) Во мне был заперт свет. По Обломову.

Обломов и подспудная Русь

Она ведь, вне всяких сомнений – исключительная страна, стоящая особняком от всех остальных, не вливающаяся в их компанию и до сих пор по мере сил (последних, следовало бы добавить) пытающаяся сохранить свою самобытность.

Таким же штучным на фоне других людей феноменом предстает и многими чертами олицетворяющий Россию Обломов, сохраняющий в себе Богом данные человеческие свойства, которые в погоне за разного рода житейскими заботами подрастеряли окружающие его люди.

Черта, походя отметим, в высшей степени русская. Правда, невнимательно читая роман Гончарова, можно было бы подумать, что причиной отхода Обломова от деятельной жизни являются исключительно его инфантилизм, мечтательность и лень. Но на самом деле расхождений с жизнью у него гораздо больше. Одно из них можно определить сразу: привязанность к плавно текущему бытию, размеренному образу существования, которого ему так не хватает в европеизированном Петербурге, отмеченному отсутствием общечеловеческой соборности и, вместо нее, заменяемой деляческой суетой и денежными гешефтами, создающими для их приверженцев видимость жизненной цели.

Но все же какие-то мысли даже в этой позиции должны же его посещать? -Конечно, как же без них.

Дадим слово автору:

«Что ж он делал? Да все продолжал чертить узор собственной жизни. В ней он не без основания находил столько премудрости и понятия, что и не исчерпаешь иногда без книг и учености. Изменив службе и обществу, он начал иначе решать задачу своего существования, вдумывался в свое назначение и, наконец, открыл, что горизонт его деятельности кроется в нем самом

И вот к каким выводам герой приходит далее.

«Или я не понял этой жизни, или она никуда не годиться, а лучшего я ничего не знал, не видал, никто не указал мне его

Вопрос Обломова, который Гончаров называет гамлетовским, в принципе не решаем ни в какую сторону: ни в сторону обломовского идеала, ибо идеал этот утопичен, ни в сторону принятия новой, совершенно чуждой ему жизни, ибо жизнь эта выморочна, – и хорошо бы, если бы только самого Обломова; но выморочностью отличается и имеющая вид движения жизнь вокруг него.

Обломову, конечно, помимо лени, можно было бы приписать и сопутствующую этой лени праздность, если бы и праздность, и однообразие, выражаемых в отличных от обломовских формах, не были присущи и большинству, если не всем, окружающим его людям; только и праздность, и однообразие воплощены у тех в формах видимости кипучей деятельности, от которой никому, кроме них, не жарко и не холодно. «Все это мертвецы

Однако, может заметить кто-то, сам-то Обломов как раз и не избирает эту скромную трудовую тропинку, тем более не идет по ней – он, предаваясь мечтам, лежит на диване.

Что на это можно сказать? Все правильно, лежит; и не просто лежит, но пребывает большей частью в состоянии некоего тяжелого полубреда.

Но ведь можно сказать и другое: кто спит, тот не грешит. Правда, то человеческое чувство, живое воображение, которое надеялся сохранить в себе Обломов, уйдя от суеты жизни в мечту о гармоничном и не расколотом бытии, вследствие этого лежания под конец романа постепенно тускнеет и гаснет в нем самом. Гаснет, но все же до конца не угасает – потому что у ровного пламени, спрятанного в сосуде, больше шансов не погаснуть, чем у метающегося в то и дело меняющем свое направление ветре, пламени взмывающем и колеблющемся. И, наконец, не каждому предназначено всю жизнь полежать на диване, не такое уж это легкое занятие, как кажется; тому, кто не верит, я посоветовал бы самому проверить это на собственном опыте, полежав таким образом хоть несколько дней.

Тем более, что и с лежанием дело обстоит не так просто, как кажется.

Все-таки, если бы не невероятное, но имеющее в своей основе некоторые разумные и осмысленные, как я попытался доказать ранее, основания, отрешение от мельтешащей действительности, то с чистой совестью вполне можно было бы сказать, что Обломов – это обитатель не быстротекущей земной и долженствующей скоро быть оконченной жизни, а случайно затесавшийся в нее обитатель вечности. Об этом свидетельствует и размеренное, вне времени и пространства, его существование, тяготящее к природной цикличности, и его отношение к быту, предметам обстановки, да и, пожалуй, к людям. Сама бытовая обстановка Обломова несет на себе отпечаток некой случайности, рифмующейся с недовоплощенностью его судьбы – в этой временной жизни, которой суждено довоплотиться, быть может, в вечной.

Существует некое не вполне фаталистическое мнение по поводу земной участи человека: судьба его якобы изначально записана на небесах, и для реализации своей жизни по этому Божественному плану человеку нужно только правильно ее считать.

Сумел ли Обломов считать свою судьбу и реализовать ее во всей полноте?

Во всей полноте – может, и нет. Но кое-что, все-таки, реализовал – настолько, настолько позволяли житейские обстоятельства и данный Богом характер; и для отстаивания того, что он считал правильным, пожертвовал многим, что мог бы, наверно, иметь.

Иногда мне кажется, что нет; но чаще — что прав. Ибо в своем душном затворе сохранил кротость и смирение, данные Богом. Кажется, мою точку зрения разделяет и сам автор:

Обломов хотя и прожил молодость в кругу всезнающей, давно решившей все жизненные вопросы, ни во что не верующей и все холодно, мудро анализирующей молодежи, но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь, и сколько бы не ошибался он в людях, сколько бы не ошибся еще, страдало его сердце, но ни разу не пошатнулись основание добра и веры в него.

Он никогда не вникал ясно в то, как много весит слово добра, правды, чистоты, брошенное в поток людских речей, какой глубокий извив прорывает оно; не думал, что сказанное бодро и громко, без краски ложного стыда, а с мужеством, оно не потонет в безобразных криках светских сатиров, а погрузится, как перл, в пучину общественной жизни, и всегда найдется для него раковина.

Зато Обломов был прав на деле: ни одного пятна, упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без борьбы, не лежало на его совести. Ни разу не пошатнулось основания добра и веры в него

Кажется, в одном из патериков рассказано, как Спаситель принял в Свое царство фантастически нерадивого, но крайне смиренного и незлобивого монаха, очень смахивающего на Обломова.

Россия, в этом смысле – подобна им обоим.

И вот здесь мы подходим к самому главному, а именно: сумеет ли наша страна посредством того, что другим кажется неким изначальным ее пороком, реализовать Божий замысел о себе?

Есть, есть скрытые движения внутри часто впадающей в сон России, которые никогда не могут быть понятны целеустремленным иностранцам: потому что, как непонятны для них эти таящие энергетические потоки сны, так, тем более, непредсказуемы выходы из этих снов.

Да, Россия, как Обломов – сонна, неуклюжа, нелепа, неповоротлива, в определенные периоды склонна к не всегда обоснованному мечтанью. Но сны, которая она видит – чисты и лишены кошмаров, которые постоянно тревожат ее соседей. Она спит – и в мирном, глубоком своем сне видит Бога. Она, может быть, единственная из всех стран мира, на каких-то потаенных, неосознаваемых ею самой уровнях, проснувшись в очередной раз, снова и снова будет согласовывать свои действия с Его промыслом — стремиться согласовать, по крайней мере. Это свойство осталось в ней, несмотря даже на приобретенную и уже не отпускающую зависимость от глубоко ей чуждых, но проникших глубоко в организм и поработивших его влияний, от навязываемого ей духа корысти, от плетения, в числе других, по унылой дороге пресловутого прогресса, по которой, в отличие от других, шагающих в предполагаемую светлую технологическую даль со счастливой широкой ухмылкой ничего не осознающего кретина, а то и брейгелевских слепых, она плетется нехотя и с кислой миной. Ибо если и не знает точно, то догадывается на том же подспудном уровне, куда именно может привести такая дорога.

Конечно, европейцы, а теперь и азиаты – они энергичны, динамичны, безмерно предприимчивы. Русские – неторопливы, предприимчивы в меру и не во всех обстоятельствах. Там, к примеру, где американец, изобретя очередное автоматическое приспособление для снятия с ног носков или натягивания на глупую башку какой-нибудь кинодивы вряд ли нужного ей парика, мухой мчится его запатентовать, русский подумает, стоит ли его вообще показывать даже самым близким людям. Потому что – нечего хвастать ерундой, пускай и практической, могущей облегчить быт и принести определенные дивиденды. Но ведь, может быть, и опасной – для нравственности, прежде всего, как это ни странно. Для религиозности, всегда так важной для русского человека, в конце концов. Поэтому русский, подобно Обломову, и предпочтет лежание на диване душевредной житейской суете. Это для иноземца вопрос о том, что есть благо, решается однозначно. А для русского – нет. Он обязательно задумается, вправду ли нужно облегчить себе жизнь (обратная сторона того же вопроса: может, наоборот – нужно ее до крайности осложнить)? И, самое главное – а принесут ли счастье упомянутые дивиденды? Ну, хотя бы тому самому полурусскому, как никак, Штольцу, например.

Об этом есть и в романе Гончарова.

«Старик Обломов как принял имение от отца, так и передал его сыну. Он хотя и жил весь век в деревне, но не мудрил, не ломал головы над разными затеями, как это делают нынешние: как бы там открыть какие-нибудь новые источники производительности земель или распространить и усиливать старые и т.п. Как и чем засевались поля при дедушке, какие были пути сбыта полевых продуктов тогда, такие оставались при нем.

Впрочем, старик был очень доволен, если хороший урожай или возвышенная цена даст дохода более прошлогоднего: он называл это благословением Божиим. Он только не любил выдумок и натяжек к приобретению денег.

— Отцы и дети не глупее нас были, — говорил он в ответ на какие-нибудь вредные, по его мнению, советы, — да прожили век счастливо; проживем и мы: даст Бог, сыты будем.

Получая, без всяких лукавых ухищрений, с имения столько дохода, сколько нужно было ему, чтоб каждый день обедать и ужинать без меры, с семьей и разными гостями, он благодарил Бога и считал грехом стараться приобретать больше

Читая об этом, поневоле задумываешься. Можно же было жить и так, как старик Обломов и как предлагал все тот же С. Шарапов, кажущиеся нелепыми проекты которого, кстати, частично обрели реальность при советской власти, не прорубать никаких окон в Европу, не эмансипироваться по чужим образцам. И нам было бы тогда спокойней жить, и Западу, и Востоку – и даже, что тоже возможно, под протекторатом не Америки, а России.

Но что теперь думать о невозвратном? Теперь — нужно исходить из печального настоящего – хотя бы для того, чтобы выбрать мало-мальски приемлемый вариант будущее.

Боюсь, однако, что в наши предпоследние времена такой никому не светит: ни мечтателям, ни деятелям, ни теоретикам, ни практикам.

Разве только тем немногим, начисто отстраненным от стремительно подлеющей внешней жизни русским людям (русским – не по крови, разумеется, — по восприимчивому на добро русскому духу), доверяющим Божьей правде, которой это будущее и будет освещено.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен!

ЛитЛайф

Иван Александрович Гончаров

ОБЛОМОВ И ОБЛОМОВЩИНА

Идейный план романа был перекошен. Мнения, подобные этим, часто встречались в критике, и позднее они использовали главную художественную слабость в гончаровской картине видения жизни.

Читайте также: