Сочинение набоков другие берега

Обновлено: 29.06.2024

Современные нормы наряжены и закреплены негодными нормировщиками в исключительно неблагоприятных условиях. С другой стороны, ведь и Набоков — белоэмигрант, и нет спеси в том, что его переводчик пытается доступными ему средствами воспроизвести родную им обоим речь.[18] Как раз так называемая советская школа перевода привыкла к насилию над оригиналом, и там действительно и собственное правописание, и собственная гордость, и на буржуев смотрят свысока и переводят их по-свойски.

За три месяца до выхода книги издательство стало передавать мне просьбы об интервью репортеров разных газет, журналов, радио и телевизии (из последнего ничего не вышло). На некоторые из них я согласился, и мне были присланы вопросы, на которые я ответил письменно. Эти интервью (за вычетом радио) печатаются здесь в хронологическом порядке и с некоторыми изъятиями, чтобы избежать чрезмерных повторений. Сверх того, я привожу в своем переводе ненапечатанные ответы сотруднику известного американского еженедельника, а также сокращенный перевод беседы по-английски с одним канадским ученым, издателем альманаха о Набокове (в электронном эфире).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

ПРИЛОЖЕНИЕ

Белый Ящер с белого берега

Передмова до другого видання[15]

Передмова до другого видання[15] Коли ця книжка вийшла першим виданням 1997 р., я, звичайно, не думала, що тема модернізму для мене вичерпана. Проект був завершений лише відносно. Мабуть, по-іншому з вивченням модернізму не могло й бути, адже він сам, за словами німецького

Глава 20. Один в роли другого. Много шума из ничего

БУРЯ С БЕРЕГА (Пеон третий)

БУРЯ С БЕРЕГА (Пеон третий) Перекидываемые, опрокидываемые, Разозлились, разбесились белоусые угри. Вниз отбрасываемые, кверху вскидываемые, Расплетались и сплетались, от зари и до зари. Змеи вздрагивающие, змеи взвизгивающие, Что за пляску, что за сказку вы затеяли во

Изгнание как путешествие: русский взгляд Другого (1920-е годы)

Войти через uID

Как попал я сюда? Точно в дурном сне, удалились сани, оставив стоящего на страшном русском снегу моего двойника в американском пальто на викуньевом меху. Саней нет как нет; бубенчики их — лишь раковинный звон крови у меня в ушах. Домой — за спасительный океан! Однако двойник медлит. Все тихо, все околдовано светлым диском над русской пустыней моего прошлого. Снег — настоящий на ощупь; и когда наклоняюсь, чтобы набрать его в горсть, полвека жизни рассыпается морозной пылью у меня промеж пальцев.

После некоторых таких схваток со стихией глянцевитый беньер вел тебя, — отдувающегося, влажно сопящего, дрожащего от холода, — на укатанную отливами полосу песка, где незабвенная босоногая старуха. быстро снимала с веревки и накидывала на тебя ворсистый плащ с капюшоном. В пахнущей сосной купальной кабинке принимал тебя другой прислужник.

Сквозной образ произведения — образ Мнемозины, богини памяти. Он регулярно появляется при переходе от одной композиционной части к другой и мотивирует отбор изображаемого и нарушения линейности повествования. Память при этом персонифицируется, ей приписываются свойства активно действующего субъекта. Ср.: Привередничать и корячиться Мнемозина начинает только тогда, когда доходишь до глав юности; С помощью Василия Мартыновича Мнемозина может следовать и дальше по личной обочине общей истории; . Замечаю, что Мнемозина начинает плутать и растерянно останавливается в тумане, где там и сям, как на старинных картах, виднеются дымчатые, таинственные пробелы: терра инкогнито.

Мнемозина — не только богиня памяти, но и мать муз, этот мифологический образ подчеркивает тему связи памяти и творчества, воспоминаний и искусства.

На крайней дорожке парка лиловизна сирени, перед которой я стоял в ожидании бражников, переходила в рыхлую пепельность по мере медленного угасания дня, и молоком разливался туман по полям, и молодая луна цвета Ю висела в акварельном небе цвета В. В угрюмые ночи, поздней осенью, под ледяным дождем, я ловил ночниц на приманку, вымазав стволы в саду душистой смесью патоки, пива и рома: среди мокрого черного мрака мой фонарь театрально освещал липко-блестящие трещины в дубовой коре, где. сказочно-прекрасные катокалы впитывали пьяную сладость коры.

В белесой группе буквы Л, Н, О, X, Э представляют. довольно бледную диету из вермишели, смоленской каши, миндального молока, сухой булки и шведского хлеба. Группу мутных промежуточных оттенков образуют клистирное Ч, пушисто-сизое Ш и такое же, но с прожелтью, Щ. Переходя к спектру, находим: красную группу с вишнево-кирпичным Б (гуще, чем В), розово-фланелевым М и розовато-телесным. В; желтую группу с оранжевым Ё, охряным Е, палевым Д, светло-палевым И, золотистым У и латуневым Ю.

Я с удовлетворением отмечаю высшее достижение Мнемозины: мастерство, с которым она соединяет разрозненные части основной мелодии, собирая и стягивая ландышевые стебельки нот, повисших там и сям по всей черновой партитуре былого. И мне нравится представить себе, при громком ликующем разрешении собранных звуков, сначала какую-то солнечную пятнистость, а затем, в проясняющемся фокусе, праздничный стол, накрытый в аллее.

Сквозь трепетную призму я различаю лица домочадцев и родственников, двигаются беззвучные уста, беззаботно произнося забытые речи. Мреет пар над шоколадом, синим блеском отливают тарталетки с черничным вареньем. на том месте, где сидит очередной гувернер, вижу лишь текучий, неясный, переменный образ, пульсирующий вместе с меняющимися тенями листвы.

Мое пестрое воображение, как бы заискивая передо мной и потворствуя ребенку (а на самом деле, где-то за сценой, в заговорщичьей тиши, тщательно готовя распределение событий моего далекого будущего), преподносило мне призрачные выписки мелким шрифтом. Декорация между тем переменилась. Инеистое дерево и кубовый сугроб убраны безмолвным бутафором.

Совмещение воспоминаний и представлений, возникающих в настоящем повествователя, обусловливает семантическую сложность метафор Набокова и многомерность его образов. Остановимся только на одном примере:

. Я снова пытаюсь вспомнить кличку фокстерьера, — и что же, заклинание действует! С дальнего того побережья, с гладко отсвечивающих вечерних песков прошлого, где каждый вдавленный пяткой Пятницы след заполняется водой и закатом, доносится, летит, отзываясь в звонком воздухе: Флосс! Флосс! Флосс!

Взаимодействие реального и воображаемого, размытость их границ обусловливают своеобразие временных отношений в тексте.

Такое употребление форм настоящего и регулярные переключения временных планов создают в тексте эстетический эффект сосуществования событий и явлений, относящихся к разным темпоральным плоскостям; их характеристики в результате приобретают текучесть, подвижность, цикличность и накладываются друг на друга.

Взаимодействие и взаимопроникновение разных временных планов характерны и для синтаксической организации текста. Это особенно ярко проявляется в строении многочленных сложных предложений, объединяющих элементы проспекции и ретроспекции. Предикативные части, описывающие ситуации прошлого, свободно сочетаются с частями, резко перемещающими действие в другой — более поздний — отрезок времени, при этом информация распределяется с учетом не только двух темпоральных планов, но и двух миров: мира реального и мира представлений, действительного и иллюзорного; ср., например:

. Она [мать] замедляет чтение, многозначительно разделяя слова, и прежде чем перевернуть страницу, таинственно кладет на нее маленькую белую руку с перстнем, украшенным алмазом и розовым рубином, в прозрачных гранях которых, кабы зорче тогда гляделось мне в них, я мог бы различить ряд комнат, людей, огни, дождь, площадь — целую эру эмигрантской жизни, которую предстояло прожить на деньги, вырученные за это кольцо.

Вопросы и задания

2. Определите, какая жанровая форма используется автором.

3. Назовите сигналы этой жанровой формы, представленные в тексте.

5. В чем, с вашей точки зрения, своеобразие структуры рассказа? Как преобразуется в нем исходная жанровая форма?

  • Для учеников 1-11 классов и дошкольников
  • Бесплатные сертификаты учителям и участникам

Автор работы: Березникова Марина Николаевна

Учреждение: МОУ Лицей №12

Должность: учитель русского языка и литературы

1. Особенности идиостиля В. В. Набокова.

В отечественной лите­ратуре В. В. Набоков занимает особое мес­то. Связано это не только с тем, что он в настоящее время пр­изнан одним из самых влиятельных художни­ков слова 20 века, но и с тем, что его литературный гений с равной мощью и успех­ом воплотился не тол­ько в русской культу­ре, но и в культуре американской.

- рассмотрение некот­орых​ теоретических работ, посвящённых творчеству В. В. Набо­кова;

Этапы работы

· Задумка проекта, возникшей гипотезе, поставленной цели и способе выполнения проекта.

· Подготовка необходимых ресурсов для воплощения проекта.

· Решение поставленных задач

· Достижение цели исследования

· Подтверждение или опровержение выдвинутой гипотезы

· Формулировка на основе этого собственного вывода

· Проверка готовой работы

1. Особенности идиостиля В. В. Набокова

Кинематографичность, которую некоторые исследователи обнаруживают в романном тво­рчестве​ В. Набокова [белова], как раз и есть эта самая факт документали­зма, основанного на работе памяти и худо­жественности, основа­нной на действии тво­рческого воображения литератора.

Подводя итог моему исследованию, предст­авляется возможным сделать следующие выв­оды:

- анализ научной лит­ературы показывает, что большинством учё­ных, занимающихся тв­орчеством В. Набоков­а, признаётся, что главной характеристик­ой идиостиля писателя является​ метатекстовость​ —​ будучи разнообраз­ными по тематике, все произведения автор­а, при попытке гипотетического включения их в единый художес­твенный образ, предстают как неотъем­лемые части единого целого, а главные вопросы, волновавш­ие литератора вне за­висимости от специфи­ки сюжета также оста­ются одними и теми же и носят философский характер;

- попытка осмыслить проанализированные исследования, привела к осознанию, что с позиции многих литер­атуроведов и литерат­урных критиков, центральными, систем­ообразующими мотивами всех произведений В. Набокова являются мотивы​ памяти​ и​ воображения;

- работа с текстом романа-автобиографии позволила нам заключ­ить, что и в данном произведении названн­ые мотивы предстают в неразрывном единст­ве;

1. Аверин Б. Гений тота­льного воспоминания. О прозе Набокова // Звезда, 1999. —​ № 4.

2. Агеносов В. В. Русск­ая литература XX век­а: В 2 ч. Ч. 2. —​ М.: Дрофа, 2002. —​ 512 с.

4. Набоков В. В. Лекции по зарубежной литер­атуре. —​ М.: Издате­льство Независимая Газета, 1998. —​ 512 с.

5. Рубинштейн С. Л. Осн­овы общей психологии. —​ СПб.: Питер Ком, 1999. —​ 720 с.

6. Степанова Н. С. Восп­оминания и память в русских романах В. Набокова // Знание, понимание, умение, 20­11. —​ № 2. —​ С. 16­2-166.

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal


Как-то язык не поворачивается назвать эту книгу мемуарами. Мемуары может написать кто угодно, повспоминать свою жизнь, своих родных и знакомых. А это - настоящая литература. Причем, такого уровня, что думаешь - а не лучший ли это писатель вообще?

"Другие берега" - это книга воспоминаний Владимира Набокова. В основном, о детстве в России, с мельчайшими подробностями. Видимо, у него было особое фотографическое свойство памяти.
Не могу сказать, что чтение далось мне очень легко. Набоков же почти как Пруст) А еще он сноб, который не будет напрягаться и писать "для читателя", чтобы попроще, попонятнее и предложения покороче. Шучу, но в жизни он и правда был сноб. Это вам не Лев Толстой, который - все раздать, всем пахать и по земле босым ходить. Зачем раздать? Когда это принадлежит мне и заслуженно. Зачем босым? Когда есть прекрасная одежда и обувь. Зачем ехать в общем вагоне, когда привык с первому классу и в этом первом классе все гораздо лучше и удобнее, и люди приятнее? И правда - зачем?

untitled

На самом деле, ничего супер-сложного Набоков не пишет. Просто мы и от такого уже отвыкли. Вот, например, описание солнечного летнего дня в доме его детства:
"Вижу. бирюзовые розы обоев, угол изразцовой печки, отворенное окно: оно отражается вместе с частью наружной водосточной трубы в овальном зеркале над канапе, где сидит дядя Вася, чуть ли не рыдая над растрепанной книжкой. Ощущение предельной беззаботности, благоденствия, густого летнего тепла затопляет память. Зеркало насыщено июльским днем. Лиственная тень играет по белой с голубыми мельницами печке. Влетевший шмель, как шар на резинке, ударяется во все лепные углы потолка и удачно отскакивает обратно в окно. Все так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет".

Владимир Набоков родился в богатой семье. В семье тех, кого революционеры потом назвали буржуями. И от кого потом мокрого места не оставили. Какое счастье, что они успели сбежать после революции за границу, чудом просто, погрузившись на корабль в Крыму и отплыв к другим берегам.

Его мама - красивейшая женщина, дочь известного золотодобытчика. Отец - юрист и политик, лидер партии кадетов. В 1917 году входил во временное правительство. Такого бы точно не пощадили. Смерть настигла его уже за границей - он погиб от выстрела, защищая Милюкова от какого-то эммигранта-монархиста-террориста (в общем, дурдом там какой-то творился, кто с кем боролся - без поллитра не разберешься), когда вся семья была уже вне глобальной опасности.


В семье было пятеро детей. Не устаю удивляться неувядающей красоте и изяществу матери - Елены.

Она сама любила красоту и роскошь, и детей своих баловала. Маленькому Володе она покупала все, что он просил. Как-то купила огромный карандаш, выставленный в витрине магазина для привлечения внимания и рекламы. В другой раз пыталась, по горячей просьбе сына, купить макет вагона поезда, так же выставленного в витрине магазина, но продавец был неумолим, и мечта так и осталась неисполненной.
А поезда мальчик действительно очень любил. И в "Других берегах" описаны ощущения, возникающие в поезде в моменты движения и в моменты остановок, дневных и ночных, все эти световые и цветовые пятна и прочие явления, которые возникают только там и больше нигде. Или вот, например, въезжает поезд в город, а кажется, что это город въезжает в поезд:
"Я видел, как целый город, со своими игрушечными трамваями, зелеными липами на круглых земляных подставках и кирпичными стенами… вплывает к нам в купе, поднимается в простеночных зеркалах и до краев наполняет коридорные окна".


Набоков пишет о себе-мальчике: "Был я трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребенок (балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!)".
При этом тот же избалованный мальчик с детства в совершенстве знал три языка - русский, английский и французский. Причем, писать сначала научился на английском, а потом уже на русском. И книгу "Другие берега" тоже сначала написал на английском, а потом уже перевел для русскоязычных читателей.

У него и его брата (они были близки по возрасту, поэтому общались, хотя по натуре своей он был одиночкой) сменилось огромное количество гувернеров. И о многих Набоков пишет в книге, и это очень смешно! Он описывает свои воспоминания как картинки в "волшебном фонаре" - модном в то время предшественнике диафильмов и кино, в который вставлялись картинки, отображающиеся затем на большом экране:
"Следующая картинка кажется вставленной вверх ногами. На ней виден третий гувернер, стоящий на голове. Это был могучий латыш, который умел ходить на руках, поднимал высоко в воздух много мебели, играл огромными черными гирями и мог в одну секунду наполнить обыкновенную комнату запахом целой роты солдат".


Еще родители.


И вся семья, включая собачку.

Оттуда же, из детства, идут все увлечения, которые займут потом серьезное место в жизни взрослого Набокова: сочинение стихов и прозы, бокс (в юности бокс очень помог ему не стать мальчиком для битья среди сверстников), энтомология (открыл 30 новых видов бабочек!), шахматы (подробности - в "Защите Лужина").

А что же "Лолила" - спросите вы? Тоже из детства? Может быть. Я сейчас читаю книгу "Вера" о жене Набокова, и склонна скорее защищать Набокова, чем обвинять его в том, что он и есть Гумберт Гумберт. Его собственная Лолита выглядела так:

А что, очки - точно лолитинские!) Когда они поженились, ей было 25. Они прожили вместе всю жизнь и он обожал ее.


Такой вот был интересный мальчик. Очень чувствительный, очень гордый, не такой как все, которому удалось прожить очень счастливую жизнь и оставить нехилый след в литературе.

И в энтомологии.
А в Россию он больше никогда не вернулся. В "Других берегах" Набоков пишет: ". вряд ли я когда-либо сделаю это. Слишком долго, праздно, слишком расточительно я об этом мечтал. Я промотал мечту".

Читайте также: