Сочинение на несвободную тему
Обновлено: 05.07.2024
Молодой учитель с собственным скелетом в шкафу оказался преподавателем мальчика-аутиста. Только работа над сочинениями смогла сблизить ученика и учителя и помочь ещё одному человеку.
Моему другу Loggy. Спасибо за то, что ты открыл мне новый мир. Рассчитываю, что ты поймёшь, что натолкнуло меня на этот сюжет. Пусть страдания в нашей жизни встречаются только в книгах и кино.
Публикация на других ресурсах:
С огромным пиететом в адрес А. П. Чехова, Ф. Озона, Ф. Гранже и П. Альмодовара.
Уверяю, я прекрасно понимаю, что этот небольшой рассказ не из разряда “весело задорно”, но выкладываю его в день рождения моего друга.
Сомневаюсь даже в уместности предупреждения “слэш”
спасибо за обложку helencapricorne
Помню, как увидел его в первый раз. Почему-то я думал, что у парня будет отталкивающая внешность, обязательно слюнявый рот и низкий неандертальский лоб. И хотя завуч, Ася Павловна, увещевала, что ребёнок умный, что мне, возможно, даже будет интересно, я не верил, уныло шёл на первое занятие-знакомство, раздражённо кляня свою судьбу. Аутист – он и есть аутист, не просто странный – больной человек. А у меня нет диплома по дефектологии, моя стезя не педагогическая коррекция, а литература. Как я смогу выжать эмоции и образы из больного бесчувствием пацана?
И конечно, я был удивлён, когда увидел бледного рыжеволосого паренька в полосатой рубашке и идеально отглаженных брюках. Никаких ассиметричных или расплывшихся черт лица, никакой висящей нитки слюны, никакого тошнотного запаха. Правда, мальчик не поздоровался и даже не посмотрел на меня. Его мама, энергичная бизнес-леди с красивым именем Божена, очень долго объясняла мальчишке, кто я таков:
– Марек, помнишь, я тебе говорила, что Нинель Левановна уже не придёт. Она умерла. Это твой новый учитель литературы Михаил Витальевич. Он учитель первой категории, преподавал раньше в Москве. Он, конечно, намного моложе, чем Нинель Левановна, но зато ты можешь с ним поговорить по-мужски. Ты привыкнешь. Тебе надо настроиться. Мы ведь всё приготовили? К учебнику ты уже привык, он лежит на своём месте, под ним прошлогодняя тетрадь. И даже всё прочитали заданное на лето – и Бунина, и Булгакова, и Чехова, и Шолохова. Учителя зовут – Михаил Витальевич. Представься и ты!
Мальчик безучастно разглядывал дверцу шкафа. Повисла неловкая пауза.
– Ну? – фальшиво-ободряющим голосом протянула Божена (она велела называть её без отчества). – Тебя зовут.
Мальчик развернулся и пошёл по коридору в дальнюю комнату. Божена вздохнула и яростным шёпотом мне выговорила ни за что:
– Не вздумайте его считать инвалидом или каким-то ущербным! Не вздумайте делать ему послабления и заниматься с ним как с ЗПР! Он с сохранным интеллектом и даже талантлив. Если он вам не отвечает, это не значит, что он не слышит. И ещё: не опаздывайте и не приходите раньше – ровно в 12.00 в понедельник, в 12.00 в среду и в 15.00 в пятницу. Сверьте ваши часы с нашими! И я вас попрошу, одевайтесь опрятно, а то Марек может отказаться от занятия, если увидит неухоженные ногти или пятно на пиджаке. И не курите в этот день, сын не выносит этого запаха.
На следующий раз идти в дом к Юхновичам не хотелось ещё больше. Поэтому и шёл еле-еле, пиная лиственный ворох под ногами. Разговаривал сам с собой, настраивал себя на абстрагирование от ситуации, решил, что буду читать Мареку свои практикантские лекции, воскрешу записи моего незабвенного учителя Нефёдова. Пацан всё равно не слушает, так буду хотя бы собственный уровень удерживать – может, ненадолго завис в провинции. Буду читать стенам, окнам, древним настенным часам, бумажной лисице. Короче, я опоздал.
Открыла дверь Божена, она на время привыкания ребёнка к новому учебному году решила пару недель дома посидеть, встречать учителей самолично.
– Вы опоздали на семь минут! Это неслыханно! – прищурив с презрением глаза, процедила Божена. Она стояла в дверях и не впускала меня в квартиру.
– И что теперь? Занятия не будет?
– Я позвоню в школу! Потребую другого учителя!
– Попробуйте, – это даже было забавно. – Сомневаюсь, что найдут кого-либо. Это Нинель Левановна пенсионерка была, подрабатывала с индивидуальщиками, а у меня так-то уроки были сегодня. Пришёл, как успел.
Божена поджала губы. Нерешительно отступила и всё ещё раздражённо сказала:
– Не уверена, что Марек сможет заниматься…
– Начинайте. Даже не знаю, почему он к вам так благосклонен. Он вас слушает… Но писать вряд ли сегодня сможет, – и тут же с угрозой: – Не опаздывайте в следующий раз!
Нормально он ко мне благосклонен! Если в прошлый раз я рассказывал бумажной лисице, то сегодня узкой спине в полосатой рубашке. За всю лекцию мальчишка ни разу не повернулся, не вздрогнул, не пошевелился. Я же расхаживал по комнате, останавливался около разных предметов мебели, рассматривал и даже трогал всякие штуковины: фарфоровую безротую балерину, шарик со снегом с питерским Храмом на Крови, иконку Серафима Саровского рядом с зубцами солидных томов, огромный кактус со снежными шипами, мёртвой декорацией молчащие маятниковые часы с кукушкой, внушительных размеров бинокль, сидящую в углу плюшевую грустную панду, странную длинную картину из фиолетовых и зелёных мазков в скромном багете. Медленно передвигался и монотонным голосом вещал:
– Вы уже на пятнадцать минут дольше занимаетесь!
Я скомкал финал своей речи и сам в общую тетрадь написал задание.
И я почти вприпрыжку – над разорванным лужами небом – сбежал в свою свободную и одинокую жизнь.
Несмотря на небольшой педагогический опыт в свои двадцать семь, я научился относиться к ученикам как к чужим детям. Нет, даже не как к детям, а как к объекту воздействия с разной степенью сложности, к строчкам в классном журнале. Я усвоил, что нельзя привязываться, нельзя принимать близко к сердцу их удачи-неудачи, нельзя погружаться с головой в их проблемы и проблемы их семьи. Это чревато нервными срывами и обвинениями чёрт знает в чём.
В первые три года моей учительской деятельности я был крайне неосторожен и попустительски открыт для моих семиклашек. И часов было мало, так как учился в магистратуре, и ребятня попалась интересная. Я растворился в них, покупал разгильдяям обложки для тетрадей, организовывал арбузники, ставил спектакли, назначал дополнительные занятия вечерами, выслушивал девчоночьи склоки, был третейским судьёй в мальчишеских разборках. И, конечно, готовил к замечательному будущему Женьку Райнера. Какой у него был лёгкий слог, какие неожиданные эпитеты, какая наглая манера письма – рваная и прыгучая, где только он понахватался таких навыков? Женька был моим любимчиком. Должно быть, я был влюблён в этого мальчишку. Пусть и влюблённость эта не гендерного профиля, она бестелесная была, платоническая. Я ходил на его концерты, усаживал рядом, когда ездили на экскурсии, задавал особые домашки и даже познакомился с его родителями. Его мама – Настасья Петровна – приглашала меня на варенье, признав во мне отринутую и одинокую личность. Всё это стало свидетельством против меня.
Я ухмылялся, давая себе такое определение, когда спешил в пятницу к Юхновичам, к болезненно футлярному человеку, к аутисту Мареку. Мне было даже интересно, какую тему он выберет для сочинения, да и напишет ли вообще?
Я оказался до тошноты педантичен. Ровно в три входил в квартиру-футляр Марека и его деятельной матери. Мальчик сидел за столом, положив руки ладонями вниз на столешницу. Готов мне внимать.
– Здравствуй, Марек, – бесполезное приветствие. – Написал ли ты мини-сочинение по литературе? Хорошо бы посмотреть на твой уровень оформления высказываний и грамотность. Я знаю, что Нинель Левановна учила тебя принципам логографа текстов…
Марек сжал губы и пододвинул ко мне неподписанную тонкую тетрадь. Неужели написал? Почерк необыкновенно красивый, с правильными соединениями букв, с ровным наклоном, без лишних закорючек, с крепким нажатием на бумагу – так пишут учителя начальных классов. В сочинении нет ни единой помарки или исправления. Текст разбит на абзацы, да и по объёму солиден, больше 250 слов, необходимых для итогового сочинения. Теперь нужно, чтобы и содержание соответствовало. Я потёр глаза, выдавая своё нежелание знакомиться с опусом молчаливого ученика, и стал читать.
Но Чехов тут же оговаривается, что стало легче ненадолго… Людей в футляре очень много. Нашёл своё пристанище Беликов, однако нагородили оболочек, условностей, запретов и заборов другие люди. Причём эти футляры могут быть очень разными (как и у героев других чеховских рассказов). Нужно ли вырываться из футляров?
Напротив моих окон стоит дом. Из-за него вид из окна неинтересный. Но, выглядывая из своего футляра, я познакомился с одной семьёй. Это муж и жена. Я так думаю. Он много старше: высокий, широкоплечий, большерукий, с неприятным простоватым лицом. Некрасивость лицу придают слишком близко посаженные глаза, большой нос и нарочито прилизанные чёрные волосы. Где он работает – непонятно, да и график несистемный. Он делает по дому всю работу: и мелкую, и самую тяжёлую, и грязную. Потому что его жена – инвалид. Она плохо ходит, это делает её печальной и бледной. Она молода очень. И красива. Но болезнь сделала черты её лица угловатыми и вымученными. Очевидно, болезнь точит и её психику, так как чаще всего она сидит в своём кресле с раскрытой книгой, но не читает. Она не смотрит телевизор, не слушает музыку, не выбирает наряды. Её наряжает муж. Он старательно горячими щипцами вьёт ей русые локоны, сосредоточенно кусая губы, красит ей ресницы и рот, наряжает её в платья, которые сам и покупает. А потом бережно берёт её на руки и выносит на улицу. Погулять. Но это бывает очень редко и очень поздно, когда во дворе уже никого нет. Но даже тогда летний воздух и звуки не делают её счастливой. Ни на йоту. Она не улыбается.
Мои заочные знакомцы по окну напротив живут в футляре. К ним никто не приходит, не бывает ни врачей, ни друзей, ни родственников. Окна одной из комнат всегда плотно зашторены, невиден даже свет. Может показаться, что этим двоим достаточно друг друга, но нет. То, что их связывает, никак не любовь и не сострадание. Девушка иногда плачет, а мужчина раздражается. Бывают дни, когда жена не выходит из закрытой комнаты вовсе. Она в футляре, как муха в банке. И мне кажется, что в гробу она будет улыбаться.
– Э-э-э… Марек, буду откровенен. Это не то, что надо. Начал за здравие, окончил… – отвернувшись к окну, медленно начал я. На подоконнике стоял бинокль. Вот ведь мелкий любопытный аутист! Вытаскивает свой веснушчатый нос из норы, чтобы жить чужой жизнью. Впрочем, нужно анализировать. – Э-э-э… С точки зрения грамотности твой текст хорош, ты не боишься использовать деепричастные обороты, сложные конструкции предложений. Но… Содержание… Ты ушёл от темы. Нужно было остаться в контексте чеховских рассказов. Пример с семьёй из дома напротив неудачен и даже аморален. Во-первых, их трагедия – инвалидность жены – вполне понятный и очень интимный повод отгораживаться от общества. Чехов же говорил о социальной футлярности… Во-вторых, ты очень категорично выносишь диагноз их отношениям. Но ведь они за стеклом и даже за двумя стёклами. Ты не знаешь их историю, не слышишь, о чём они говорят, да и видишь только одну комнату, как я понял. В-третьих, ты задаёшь вопросы и не отвечаешь на них. Вот здесь! Нужно ли вырываться из футляров? Ты не дал ответа. И даже не попытался рассуждать об этом. И есть ещё один момент: нет в сочинении твоей личной позиции. Может, это и неплохо, что человек надевает футляр? И пусть она будет – эта омертвелость! Хоть в смерти счастье… – тихо хмыкнул я. Марек, как и ожидалось, не отвечал. Он опять смотрел мимо. – Давай сегодня мы займёмся как раз средствами выразительности в тексте. Я расскажу тебе о выразительных средствах фонетики и лексики. Это поможет оформлять мысли на бумаге более сочно и манко. А на литературе как раз будем применять эти знания. Но давай договоримся: не нужно больше описывать своих соседей, бери примеры из литературы, из истории, в крайнем случае – из кино. Хорошо?
Марек перевёл взгляд с моего уха на пальцы своих рук. И я начал лекцию. Прогресс! Сегодня мой ученик самостоятельно выполнял задание в рабочей тетради – подчёркивал примеры аллитерации и ассонанса, соединял виды эпитетов с примерами. Пока он это делал, я прошёлся по комнате и остановился-таки у окна. Действительно, окно в окно, соседний дом стоит слишком близко. Наверное, поэтому все окна занавешены. Кроме одного. Ощущение, что семья просто не успела обзавестись занавесками. Как я, например: ни люстры, ни коврового покрытия, ни штор, ни декоративных элементов… Днём практически ничего не видно в этом окне, а вот когда включат свет, жизнь этих мужчины и женщины будет как на ладони. Я вдруг понял, что руки тянутся к биноклю. Дёрнулся и неожиданно для себя самого спросил:
– А как давно они там живут?
– С третьего апреля. – У меня аж мурашки по спине понеслись. Это ответил Марек.
¹ Парцелляция – стилистический приём, усиление выразительности речи за счёт сокращения фраз, расчленения предложения на рубленные части. (Умер, и всем стало легче. Герою. Близкому окружению. Обществу.) Инверсия – изменение привычного порядка слов для придания большей выразительности, акцентировании на смысле определённого слова (Она молода очень).
Вокруг нас много таких людей, которые не понимают, что их тайная жизнь может быть подарком судьбы. Так как большинство беспросветно несчастны.
Сочинение на несвободную тему
Беты (редакторы): Касанди
Персонажи: человек и человек
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, Психология, Повседневность, Даркфик, Учебные заведения
Предупреждения: Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Underage
Размер: Миди, 47 страниц
Молодой учитель с собственным скелетом в шкафу оказался преподавателем мальчика-аутиста. Только работа над сочинениями смогла сблизить ученика и учителя и помочь ещё одному человеку.
Моему другу Loggy. Спасибо за то, что ты открыл мне новый мир. Рассчитываю, что ты поймёшь, что натолкнуло меня на этот сюжет. Пусть страдания в нашей жизни встречаются только в книгах и кино.
Публикация на других ресурсах:
С огромным пиететом в адрес А. П. Чехова, Ф. Озона, Ф. Гранже и П. Альмодовара.
Уверяю, я прекрасно понимаю, что этот небольшой рассказ не из разряда “весело задорно”, но выкладываю его в день рождения моего друга.
Сомневаюсь даже в уместности предупреждения “слэш”
спасибо за обложку helencapricorne
Помню, как увидел его в первый раз. Почему-то я думал, что у парня будет отталкивающая внешность, обязательно слюнявый рот и низкий неандертальский лоб. И хотя завуч, Ася Павловна, увещевала, что ребёнок умный, что мне, возможно, даже будет интересно, я не верил, уныло шёл на первое занятие-знакомство, раздражённо кляня свою судьбу. Аутист — он и есть аутист, не просто странный — больной человек. А у меня нет диплома по дефектологии, моя стезя не педагогическая коррекция, а литература. Как я смогу выжать эмоции и образы из больного бесчувствием пацана?
И конечно, я был удивлён, когда увидел бледного рыжеволосого паренька в полосатой рубашке и идеально отглаженных брюках. Никаких ассиметричных или расплывшихся черт лица, никакой висящей нитки слюны, никакого тошнотного запаха. Правда, мальчик не поздоровался и даже не посмотрел на меня. Его мама, энергичная бизнес-леди с красивым именем Божена, очень долго объясняла мальчишке, кто я таков:
— Марек, помнишь, я тебе говорила, что Нинель Левановна уже не придёт. Она умерла. Это твой новый учитель литературы Михаил Витальевич. Он учитель первой категории, преподавал раньше в Москве. Он, конечно, намного моложе, чем Нинель Левановна, но зато ты можешь с ним поговорить по-мужски. Ты привыкнешь. Тебе надо настроиться. Мы ведь всё приготовили? К учебнику ты уже привык, он лежит на своём месте, под ним прошлогодняя тетрадь. И даже всё прочитали заданное на лето — и Бунина, и Булгакова, и Чехова, и Шолохова. Учителя зовут — Михаил Витальевич. Представься и ты!
Мальчик безучастно разглядывал дверцу шкафа. Повисла неловкая пауза.
— Ну? — фальшиво-ободряющим голосом протянула Божена (она велела называть её без отчества). — Тебя зовут.
Мальчик развернулся и пошёл по коридору в дальнюю комнату. Божена вздохнула и яростным шёпотом мне выговорила ни за что:
— Не вздумайте его считать инвалидом или каким-то ущербным! Не вздумайте делать ему послабления и заниматься с ним как с ЗПР! Он с сохранным интеллектом и даже талантлив. Если он вам не отвечает, это не значит, что он не слышит. И ещё: не опаздывайте и не приходите раньше — ровно в 12.00 в понедельник, в 12.00 в среду и в 15.00 в пятницу. Сверьте ваши часы с нашими! И я вас попрошу, одевайтесь опрятно, а то Марек может отказаться от занятия, если увидит неухоженные ногти или пятно на пиджаке. И не курите в этот день, сын не выносит этого запаха.
На следующий раз идти в дом к Юхновичам не хотелось ещё больше. Поэтому и шёл еле-еле, пиная лиственный ворох под ногами. Разговаривал сам с собой, настраивал себя на абстрагирование от ситуации, решил, что буду читать Мареку свои практикантские лекции, воскрешу записи моего незабвенного учителя Нефёдова. Пацан всё равно не слушает, так буду хотя бы собственный уровень удерживать — может, ненадолго завис в провинции. Буду читать стенам, окнам, древним настенным часам, бумажной лисице. Короче, я опоздал.
Открыла дверь Божена, она на время привыкания ребёнка к новому учебному году решила пару недель дома посидеть, встречать учителей самолично.
— Вы опоздали на семь минут! Это неслыханно! — прищурив с презрением глаза, процедила Божена. Она стояла в дверях и не впускала меня в квартиру.
— И что теперь? Занятия не будет?
— Я позвоню в школу! Потребую другого учителя!
— Попробуйте, — это даже было забавно. — Сомневаюсь, что найдут кого-либо. Это Нинель Левановна пенсионерка была, подрабатывала с индивидуальщиками, а у меня так-то уроки были сегодня. Пришёл, как успел.
Божена поджала губы. Нерешительно отступила и всё ещё раздражённо сказала:
— Не уверена, что Марек сможет заниматься…
— Начинайте. Даже не знаю, почему он к вам так благосклонен. Он вас слушает… Но писать вряд ли сегодня сможет, — и тут же с угрозой: — Не опаздывайте в следующий раз!
Нормально он ко мне благосклонен! Если в прошлый раз я рассказывал бумажной лисице, то сегодня узкой спине в полосатой рубашке. За всю лекцию мальчишка ни разу не повернулся, не вздрогнул, не пошевелился. Я же расхаживал по комнате, останавливался около разных предметов мебели, рассматривал и даже трогал всякие штуковины: фарфоровую безротую балерину, шарик со снегом с питерским Храмом на Крови, иконку Серафима Саровского рядом с зубцами солидных томов, огромный кактус со снежными шипами, мёртвой декорацией молчащие маятниковые часы с кукушкой, внушительных размеров бинокль, сидящую в углу плюшевую грустную панду, странную длинную картину из фиолетовых и зелёных мазков в скромном багете. Медленно передвигался и монотонным голосом вещал:
Тут можно читать бесплатно Сочинение на несвободную тему (СИ) - "Старки". Жанр: Психология. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте mir-knigi.info (Mir knigi) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Сочинение на несвободную тему (СИ) - "Старки" краткое содержание
Сочинение на несвободную тему (СИ) - "Старки" - описание и краткое содержание, автор "Старки" , читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки mir-knigi.info
Молодой учитель с собственным скелетом в шкафу оказался преподавателем мальчика-аутиста. Только работа над сочинениями смогла сблизить ученика и учителя и помочь ещё одному человеку.
Сочинение на несвободную тему (СИ) читать онлайн бесплатно
Сочинение на несвободную тему
Беты (редакторы): Касанди
Персонажи: человек и человек
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, Психология, Повседневность, Даркфик, Учебные заведения
Предупреждения: Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Underage
Размер: Миди, 47 страниц
Молодой учитель с собственным скелетом в шкафу оказался преподавателем мальчика-аутиста. Только работа над сочинениями смогла сблизить ученика и учителя и помочь ещё одному человеку.
Моему другу Loggy. Спасибо за то, что ты открыл мне новый мир. Рассчитываю, что ты поймёшь, что натолкнуло меня на этот сюжет. Пусть страдания в нашей жизни встречаются только в книгах и кино.
Публикация на других ресурсах:
С огромным пиететом в адрес А. П. Чехова, Ф. Озона, Ф. Гранже и П. Альмодовара.
Уверяю, я прекрасно понимаю, что этот небольшой рассказ не из разряда “весело задорно”, но выкладываю его в день рождения моего друга.
Сомневаюсь даже в уместности предупреждения “слэш”
спасибо за обложку helencapricorne
Помню, как увидел его в первый раз. Почему-то я думал, что у парня будет отталкивающая внешность, обязательно слюнявый рот и низкий неандертальский лоб. И хотя завуч, Ася Павловна, увещевала, что ребёнок умный, что мне, возможно, даже будет интересно, я не верил, уныло шёл на первое занятие-знакомство, раздражённо кляня свою судьбу. Аутист — он и есть аутист, не просто странный — больной человек. А у меня нет диплома по дефектологии, моя стезя не педагогическая коррекция, а литература. Как я смогу выжать эмоции и образы из больного бесчувствием пацана?
И конечно, я был удивлён, когда увидел бледного рыжеволосого паренька в полосатой рубашке и идеально отглаженных брюках. Никаких ассиметричных или расплывшихся черт лица, никакой висящей нитки слюны, никакого тошнотного запаха. Правда, мальчик не поздоровался и даже не посмотрел на меня. Его мама, энергичная бизнес-леди с красивым именем Божена, очень долго объясняла мальчишке, кто я таков:
— Марек, помнишь, я тебе говорила, что Нинель Левановна уже не придёт. Она умерла. Это твой новый учитель литературы Михаил Витальевич. Он учитель первой категории, преподавал раньше в Москве. Он, конечно, намного моложе, чем Нинель Левановна, но зато ты можешь с ним поговорить по-мужски. Ты привыкнешь. Тебе надо настроиться. Мы ведь всё приготовили? К учебнику ты уже привык, он лежит на своём месте, под ним прошлогодняя тетрадь. И даже всё прочитали заданное на лето — и Бунина, и Булгакова, и Чехова, и Шолохова. Учителя зовут — Михаил Витальевич. Представься и ты!
Мальчик безучастно разглядывал дверцу шкафа. Повисла неловкая пауза.
— Ну? — фальшиво-ободряющим голосом протянула Божена (она велела называть её без отчества). — Тебя зовут.
Мальчик развернулся и пошёл по коридору в дальнюю комнату. Божена вздохнула и яростным шёпотом мне выговорила ни за что:
— Не вздумайте его считать инвалидом или каким-то ущербным! Не вздумайте делать ему послабления и заниматься с ним как с ЗПР! Он с сохранным интеллектом и даже талантлив. Если он вам не отвечает, это не значит, что он не слышит. И ещё: не опаздывайте и не приходите раньше — ровно в 12.00 в понедельник, в 12.00 в среду и в 15.00 в пятницу. Сверьте ваши часы с нашими! И я вас попрошу, одевайтесь опрятно, а то Марек может отказаться от занятия, если увидит неухоженные ногти или пятно на пиджаке. И не курите в этот день, сын не выносит этого запаха.
На следующий раз идти в дом к Юхновичам не хотелось ещё больше. Поэтому и шёл еле-еле, пиная лиственный ворох под ногами. Разговаривал сам с собой, настраивал себя на абстрагирование от ситуации, решил, что буду читать Мареку свои практикантские лекции, воскрешу записи моего незабвенного учителя Нефёдова. Пацан всё равно не слушает, так буду хотя бы собственный уровень удерживать — может, ненадолго завис в провинции. Буду читать стенам, окнам, древним настенным часам, бумажной лисице. Короче, я опоздал.
Открыла дверь Божена, она на время привыкания ребёнка к новому учебному году решила пару недель дома посидеть, встречать учителей самолично.
— Вы опоздали на семь минут! Это неслыханно! — прищурив с презрением глаза, процедила Божена. Она стояла в дверях и не впускала меня в квартиру.
— И что теперь? Занятия не будет?
— Я позвоню в школу! Потребую другого учителя!
— Попробуйте, — это даже было забавно. — Сомневаюсь, что найдут кого-либо. Это Нинель Левановна пенсионерка была, подрабатывала с индивидуальщиками, а у меня так-то уроки были сегодня. Пришёл, как успел.
Божена поджала губы. Нерешительно отступила и всё ещё раздражённо сказала:
— Не уверена, что Марек сможет заниматься…
— Начинайте. Даже не знаю, почему он к вам так благосклонен. Он вас слушает… Но писать вряд ли сегодня сможет, — и тут же с угрозой: — Не опаздывайте в следующий раз!
Нормально он ко мне благосклонен! Если в прошлый раз я рассказывал бумажной лисице, то сегодня узкой спине в полосатой рубашке. За всю лекцию мальчишка ни разу не повернулся, не вздрогнул, не пошевелился. Я же расхаживал по комнате, останавливался около разных предметов мебели, рассматривал и даже трогал всякие штуковины: фарфоровую безротую балерину, шарик со снегом с питерским Храмом на Крови, иконку Серафима Саровского рядом с зубцами солидных томов, огромный кактус со снежными шипами, мёртвой декорацией молчащие маятниковые часы с кукушкой, внушительных размеров бинокль, сидящую в углу плюшевую грустную панду, странную длинную картину из фиолетовых и зелёных мазков в скромном багете. Медленно передвигался и монотонным голосом вещал:
Добрая детская книжка "Мы из Игарки", созданная с благословения Максима Горького, вышла в свет чудом и сломала немало судеб.
В 1988 году, когда праздновался 50-летний юбилей книги, в Игарку приехали многие её авторы. Из мальчишек и девчонок они превратились в пожилых людей, но здесь, казалось, вернулись в детство. Говорили, вспоминали взахлёб, перебивая друг друга. Настойчиво искали школу N 1, нарезая круги по старой части города, и никак не могли её найти. А когда зашли всё-таки в одно из зданий, внешне совсем не похожее, вдруг обнаружили до боли знакомый коридор и две лестницы. На перилах, по которым они, бывало, катались, остались зарубки, сделанные их руками. Вместо школы тут давно был жилой дом, и гости на радостях начали звонить в квартиры. Пытались рассказать, кто они такие, что-то объяснить, но их плохо понимали.
- Восторгам не было предела, - рассказывает директор Игарского краеведческого комплекса "Музей вечной мерзлоты" Мария Мишечкина. - Они вспоминали о своём детстве как о самом светлом, счастливом времени. Говорили, что жили очень интересно, им было весело. Никто не поминал холод, голод, цингу, хотя некоторые ребята в своих сочинениях об этом писали. Такие работы в книгу, конечно, не вошли, не могли войти. В то время Игарка, с одной стороны, гремела на всю страну. В июне 1929-го здесь впервые высадился небольшой десант, а уже 7 ноября лесозавод начал выпускать продукцию. Север осваивался немыслимыми темпами - и об этом знали не только в СССР, но и за рубежом. Иностранные журналисты приезжали постоянно. С другой стороны, именно в Игарку свозили ссыльных, рядом, прямо в логу, их часто расстреливали. Жили они очень тяжело - в стылых бараках, в нищете. Некоторых зимой просто оставляли на улице. Люди жгли костры, строили себе какое-то подобие жилья. Есть у нас такой остров - Агапитово, по-другому его называют островом Смерти. Осенью на голом берегу выбросили 483 переселенцев. Поскольку строить там было не из чего, они рыли землянки - 182 человека умерли в первую же зиму.
"Я жила в середняцко-крестьянской семье, - писала в своём сочинении Оля Черноусова. - Когда стали колхозы, папа не захотел идти в колхоз. Потом его арестовали и посадили под стражу. Затем нам сказали: "Собирайтесь на Игарку". Я не представляла, что это за Игарка - или зверь, или что другое. Нас выгрузили в сараи, где раньше делали кирпич. Дождь пойдёт - у нас в сарае тоже дождь. К осени состроили 4 барака. В бараках тоже мало было спасенья. Сделали двойные нары. В одном бараке, где мы помещались, было 775 человек".
"В бараках было много народа, но это ещё ничего, - рассказывала свою историю для книги Даша Дюбина. - Другие жили в сараях на чердаках. Холодно было. От недостатка витаминов разразилась цинга. Сначала заболела мама, а потом и я не выдержала. В 1932 г. 5 февраля мама умерла. У меня не гнулись ноги и болели дёсны. Я пошла в больницу. Мне дали картошек сырых и зелёного гороха. Я начала немного поправляться и к концу 1933 года выздоровела".
Сочинения ребят, в том числе так и не вошедшие в книгу "Мы из Игарки", сейчас хранятся в госархиве города Троицка Челябинской области. Здесь жил составитель Анатолий Климов. Игарский музей запрашивал копии работ: можно сравнить, какими они были на самом деле и какими увидели свет. Исправлений не так уж много. В первом издании, вышедшем в "Лендетиздате" в 1938 году, взрослые вставили в детские тексты слова о "великом вожде" Иосифе Сталине. В последующих выпусках имя Сталина поменяли на имя Ленина, а потом инородные вкрапления и вовсе исчезли. Если не считать таких вот примет времени, сочинения игарских ребят написаны искренне, с настроением, от души - этим и подкупают. Дети рассказывают о своих учителях и друзьях, в стихах и прозе описывают суровую, но очень красивую северную природу, делятся планами и мечтами.
Кто именно подал идею - создать книжку руками школьников, наверняка установить уже невозможно. Исследователь из Челябинска Оксана Булгакова, много писавшая о своём земляке Анатолии Климове, считает, что это его заслуга. Климов, исколесивший страну в качестве журналиста, бывавший в том числе и в Игарке, по её мнению, сам затеял издание и сам же взялся за его воплощение. Однако в заполярном городе с этим не соглашаются. Как вспоминали многие авторы книги и взрослые, которые с ними работали, идея появилась у пионервожатой Кати Степановой. Это она, молодая и азартная, хорошо умевшая ладить с детьми, увлекла делом ребят. В 1935 году Екатерина стала заведующей пионерским отделом горкома комсомола - и с этого момента работа закипела.
Анатолий Матвеевич Климов, рассказывают, приехал в северный город только на последнем этапе, когда книжка была почти готова. Не исключено, его пригласила первый секретарь Игарского горкома партии Валентина Остроумова. Без этой легендарной женщины дело, безусловно, не обошлось. В своё время Валентина Петровна была личной стенографисткой у Ленина, занималась партийной работой на Алтае, в Ивановской области и Москве. Работала дипломатом в Лондоне, Генуе, Берлине. Была хорошо знакома с Калининым, Томским, Чичериным, Лариным, Бухариным, имела большие связи. Возможно, именно она с самого начала обращалась за помощью к Максиму Горькому.
Увы, в том же 1936-м, в июне, Горький скончался, и все заботы о заполярной книжке перешли к Самуилу Маршаку. Климов ездил к нему в Ленинград - отвёз рукопись, собственное предисловие и получил очень хорошие отзывы. Заметки о готовящемся издании, отдельные сочинения ребят тут же были опубликованы в московских и ленинградских газетах и журналах. А потом всё практически рухнуло. По чьему-то навету Анатолий Климов был обвинён в клевете на советских вождей и арестован.
Заместителю первого секретаря Игарского горкома Александру Смирнову поручили написать по этому поводу письмо Маршаку и изъять предисловие для книги. Но позже в газете "Известия" была напечатана заметка Маршака "Маленькие историки", в которой он хвалил и ребят за их работы, и автора предисловия. Как выяснилось, Смирнов просто решил никому ничего не сообщать. Его сняли с работы и исключили из партии. Дальнейшая судьба этого человека неизвестна. Рассталась со своим постом и Валентина Остроумова, в 1938 году она оказалась в тюрьме, в 1941-м была расстреляна.
Разом арестовали целую группу редакторов и авторов "Лендетиздата". Были расстреляны или погибли в лагерях Безбородов, Боголюбов, Шавров, Бронштейн, Васильева, Спиридонов, Олейников, Белов. Чуть было не угодила в лагерь редактор книжки "Мы из Игарки" Тамара Габбе. Её обвиняли в том, что намеренно вносила в детские сочинения антисоветские правки. Маршаку с корректурой в руках пришлось доказывать, что женщина ни в чём не виновата. И всё-таки Тамара Григорьевна лишилась своей должности заместителя редактора журнала "Костёр".
Удивительно, но книга, написанная школьниками из заполярного города, вышла в свет. Она понравилась и детям, и взрослым. А на международной выставке в Нью-Йорке, которая прошла в 1939 году, её назвали "новым словом в детской печати". Однако в послевоенные годы гонения начались вновь - книжку "Мы из Игарки" изымали из библиотек и уничтожали. Теперь найти первое издание практически невозможно, оно стало реликвией. В северном городе остался один-единственный экземпляр, он хранится в музее.
Новая книга-продолжение вышла в 2000 году, её авторы-составители Мария Мишечкина и Александр Тощев. Хотя на самом деле авторов куда больше, и они - опять дети. Чтобы отыскать ребят 30-х годов, в городе при редакции радио вновь был создан штаб. Школьники копались в архивах, писали письма и отправляли их по всей стране. Они очень торопились, потому что время летит быстро, а люди уходят. И они успели - записали множество рассказов. Теперь из тех мальчиков и девочек, увы, на этом свете не осталось никого.
Зато до сих пор живёт их знаменитая книжка.
Любовь РАК, соб. корр. "Труда".
Красноярский рабочий, 22.04.05
НА СНИМКАХ: книга-реликвия хранится в музее; Мария Мишечкина; детский авторский коллектив, 30-е годы прошлого века; те же авторы через 50 лет приехали в Игарку; Игарская пристань. 1937 г.; вид улицы Экспортной (ныне ул. Большого Театра) со стороны здания горсовета. 1937 г.
Фото Валерия ЗАБОЛОТСКОГО и из архива Игарского музея вечной мерзлоты.
Читайте также: