Сказание о мамаевом побоище сочинение
Обновлено: 04.07.2024
Содержание
Глава I Характеристика источника
1.1Исторические условия возникновения источника
1.2 Проблема авторства
1.3 Обстоятельства создания источника
1.4 История текста источника
1.5 История публикаций источника
Глава II Анализ содержания источника
2.1 Интерпретация источника
2.2 Источниковедческий синтез
Список использованной литературы
Интернет ресурсы
Работа состоит из 1 файл
Документ Microsoft Word.docx
| Введение | 3 |
| Глава I Характеристика источника | 4 |
| 1.1Исторические условия возникновения источника | 4 |
| 1.2 Проблема авторства | 5 |
| 1.3 Обстоятельства создания источника | 5 |
| 1.4 История текста источника | 7 |
| 1.5 История публикаций источника | 10 |
| Глава II Анализ содержания источника | 14 |
| 2.1 Интерпретация источника | 14 |
| 2.2 Источниковедческий синтез | 18 |
| Заключение | 19 |
| Список использованной литературы | 20 |
| Интернет ресурсы | 20 |
Куликовская битва привлекала к себе внимание писателей поэтов, художников и в XVIII, и в XIX, и в XX столетиях.
Глава I Характеристика источника
1.1Исторические условия возникновения источника
Принято считать, что „Сказание о Мамаевом побоище" возникло не позже чем в первой половине XV века. Но первая половина этого столетия столь
богата историческими событиями, имевшими большое государственное
значение, что необходимо попытаться более точно определить время
Едва ли во время „смуты" 30—40-х годов мог возникнуть такой
памятник, как „Сказание о Мамаевом побоище". Автор „Сказания"
призывает к единению русских князей; идейный смысл этого произ
ведения заключается в показе силы объединения русских княжеств
вокруг Москвы, во главе с Москвой. Однако призыв этот нельзя соот
носить с событиями внутренней феодальной войны, так как в „Сказа
нии" это — призыв во имя борьбы с внешним врагом — татарами: объ
единение вокруг Москвы изображается необходимым для успешной
Обращение к такому историческому событию, как битва на Кули
ковом поле, желание рассказать о победе русских над татарами могло
появиться не в связи с внутренними феодальными неурядицами,
а в связи с такими историческими событиями, которые касались отно
шений между Русью и Ордой. 1
В связи с этим мы можем предположить, что сказание было написано до 1430х годов.
1.2 Проблема авторства
1.3 Обстоятельства создания источника
Литвы привели в конце 90-х гг. XV—начале XVI в. уже к массовому переходу русских князей из Литвы на Русь. Взяв во внимание эти факты, мы можем сделать вывод, что появление упоминаний о благословении Сергием Радонежским русского воинства, монахах Ослябе и Пересвете, заслугах Владимира Серпуховского и Дмитрия Боброка на Куликовском поле были добавленны в сказание с целью возвысить мощь русского народа объединенного великой верой.
1.4 История текста источника
"Сказание о Мамаевом побоище" - литературный памятник о Куликовской битве, созданный неизвестным автором ок.1410. Дошло более 100 списков этого произведения. Исследователи разделили дошедшие списки на четыре редакции (хотя в пределах каждой из них имеются разночтения): Основную, Распространенную, Летописную и Киприановскую. Все четыре редакции "Сказания о Мамаевом побоище" восходят к более древнему, не сохранившемуся тексту, вскоре после Куликовской битвы. Наиболее ранней считается Основная редакция, лежащая в основе остальных трех. По мнению большинства специалистов, она возникла во второй четверти XV века. Главными участниками событий 1380 года названы великий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Андреевич Серпуховской. Из церковных деятелей их помощником и советником особенно отмечен митрополит Киприан, которого в действительности в 1380 году в Москве еще не было, так как в это время у него были враждебные отношения с московским князем. Уже после куликовских событий Киприан стал митрополитом в Москве и принимал видное участие в государственной жизни. Особенно тесный союз у него наметился с сыном Дмитрия Донского Василием Дмитриевичем, ставшим великим князем после смерти отца. В Основной редакции союзником Мамая назван литовский князь Ольгерд, хотя уже к 1380 году его не было в живых и в Литве правил его сын Ягайло. Автор, видимо, не хотел вызывать политических осложнений с Литвой, называя правящего там князя врагом Москвы, и сознательно заменил его имя на Ольгерда, который действительно трижды пытался до куликовских событий взять Москву. Введение Киприана и замена имени Ягайло на Ольгерда обусловлено временем создания этой редакции, изменением политической ситуации к первой четверти XV века.
Распространенная редакция относится по времени создания к 1480-1490-м годам. Свое название она получила благодаря более подробному освещению событий: включению в нее двух повестей - о посольстве Захария Тютчева в Орду с дарами с целью разрядить политическую обстановку и не допустить столкновения с Мамаем и об участи и новгородских полков в Куликовской битве. В других редакциях эти сведения отсутствуют. Повесть о новгородцах, участниках битвы, видимо, новгородского происхождения. Летописная редакция "Сказания" относится к началу XVI века. Она включена в три списка Вологодско-Пермской летописи. Союзником Мамая назван в ней в соответствии с исторической действительностью литовский князь Ягайло. Время создания Киприановской редакции - середина XVI века. В ней на первый план выдвигается роль и деятельность митрополита Киприана в куликовских событиях, вопреки исторической правде. Киприановская редакция дошла до нас в составе Никоновской летописи и имеет особую, церковную окраску. В этой редакции, как и в Летописной, литовский князь назван правильно - Ягайло.
Никоновской летописи не может быть первоначальной. Первоначальная
редакция, по мнению А. А. Шахматова, восстанавливается на основе
"Сказание о Мамаевом побоище" – наиболее обширный памятник Куликовского цикла. В нем содержится самый подробный рассказ о битве. В "Сказании" дается описание приготовления к походу, маршрут русского войска через Коломну на Куликовское поле. Перечисляются имена князей, принявших участие в сражении, рассказывается о переправе русских через Дон. Только из "Сказания" мы узнаем, что исход сражения решил полк князя Владимира Серпуховского: он был в засаде и неожиданным нападением с флангов и тыла нанес врагу сокрушительное поражение. Из памятника мы узнаем также, что великий князь Дмитрий Иванович был ранен и найден в бессознательном состоянии после сражения.
Главный герой "Сказания" — Дмитрий Донской, ведь это не только воинская повесть, рассказывающая о походах и битвах, но и произведение, восхваляющее великого князя Московского. Автор изображает князя мудрым и мужественным полководцем, подчеркивает его воинскую доблесть и отвагу.
Летописец использует прием противопоставления. Если князь Дмитрий – воплощение светлого начала, деяниями его руководит Бог, то Мамай олицетворяет тьму и зло, за ним стоит дьявол. "Выехали русские удальцы со своим государем, с великим князем Дмитрием Ивановичем", "как соколы сорвались с золотых колодок из каменного града Москвы и взлетели под синие небеса" — пишет автор о русских. Мамая же он называет "поганым". Тот "скрежещет" зубами, плачет горько, бежит с поля боя, стремясь "голову свою унести". И "не мог снести, что побежден он, посрамлен и поруган". "И снова стал гневаться, приходя в страшную ярость и новое зло замышляя на Русскую землю, словно рев рыкая и будто неутолимая ехидна" 1 .
Значительна в "Сказании" роль видений. Так, в ночь перед боем, накануне светлого праздника Рождества святой Богородицы, князь Дмитрий Иванович и Дмитрий Волынец едут на место сражения и прислушиваются к татарскому и русскому станам. "Осень тогда затянулась и днями светлыми еще радовала, была и в ту ночь теплынь большая и очень тихо, и туманы от росы встали. Ибо истинно сказал пророк: “Ночь не светла для неверных, а для верных она просветленная”". Русские воины с татарской стороны слышат стук громкий, и "клинки, и вопль" будто "гром великий гремит", "волки воют грозно", "вороны каркают и гомон птичий", "лебеди крыльями плещут, небывалую грозу предвещают". Эти знамения предвещают "грозу страшную". А с русской стороны — "тишина великая", и только много огненных зорь поднимается. В этом князь и его дружинник видят доброе предзнаменование. Они уповают на милость Божию, на молитву святых страстотерпцев Бориса и Глеба о благоприятном исходе сражения: "Господу Богу все возможно: всех нас дыхание в его руках!"
Героический характер событий, изображенных в "Сказании", связан с обращением автора к устным преданиям о Мамаевом побоище. К ним относится эпизод единоборства инока Троице-Сергиева монастыря Пересвета с татарским богатырем Темирмурзой перед началом сражения.
Татарин перед всеми доблестью похвалялся, видом подобен он был "древнему Голиафу": "пяти сажень высота его и трех сажень ширина его". "И увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и, выступив из рядов, сказал: “Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!”. И был на голове его шлем, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия. и бросился на печенега и воскликнул: “Игумен Сергий, помоги мне молитвою. ” И ударились крепко копьями, едва земля не проломилась под ними, и упали оба с коней на землю и скончались" 2 .
Эмоционально-выразительно автор описывает и битву: "И сошлись грозно обе силы великие, крепко сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, не только от оружия, но и от ужасной тесноты под конскими копытами испускали дух, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове" 3 .
В "Сказании" рисуются "кровавые зори", "сверкающие молнии" от блеска мечей, "треск и гром великий" от переломленных копий.
Князь Дмитрий Иванович, видя "следы великого побоища", заплакал о своем войске, "восклицая от боли сердца своего, и слезами обливаясь: “Братья, русские сыны, князья и бояре, и воеводы, и слуги боярские! Судил вам Господь Бог такою смертью умереть. Положили вы головы свои за святые церкви и за православное христианство”" 3 .
Влияние устного народного творчества проявляется в использовании автором отдельных изобразительных средств, восходящих к приемам народной поэзии. Русские воины сравниваются с соколами и кречетами. Как отражение фольклора может расцениваться плач великой княгини Евдокии в момент прощания с князем, уходящим из Москвы на битву. "Княгиня же великая, Евдокия, — пишет автор, — . взошла в златоверхий свой терем в набережный и села на рундуке под стекольчатыми окнами. Ибо уже в последний раз видит великого князя, слезы проливая, как речной поток. С великой печалью, прижав руки свои к груди, говорит: “Господи Боже мой, всевышний творец, взгляни на мое смирение, удостой меня, Господи, увидеть вновь моего государя, славнейшего среди людей великого князя Дмитрия Ивановича. Помоги же ему, Господи, своею твердой рукой победить вышедших на него поганых половцев” 4 .
"Сказание" проникнуто патриотическим пафосом и прославляет победу великого князя и русских воинов.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
- Назовите исторические события, способствующие появлению темы Куликовской битвы в древней литературе.
- Прочтите отрывок из "Сказания".
- Коротко перескажите содержание.
- Как изображен князь Дмитрий Донской? Какие качества он олицетворяет? Какие чувства проявляет князь по отношению к своим воинам? Приведите примеры его переживаний после великого побоища.
- Как и с какой целью используется автором прием противопоставления в изображении Дмитрия и Мамая?
- Каково влияние на повесть устного народного творчества?
- Какова художественная функция видений? Какую роль автор отводит им?
Содержание
Поэтика и проблематика "Сказания о Мамаевом побоище"
Несмотря на то что библиография научных работ, посвящённых "Сказанию о Мамаевом побоище", значительна, идейно-художественная природа этого произведения мало интересовала исследователей. Всего несколько страниц посвятил данной проблеме Л. А. Дмитриев, специально занимавшийся литературной историей памятника. Он констатировал его "книжно-риторический", "церковно-религиозный" характер, обусловленный стремлением автора выразить идею победного торжества христианства над враждебным нехристианством, духовно-художественно осмыслить факт стояния русичей за свою веру, показать, каким должны быть перед лицом опасности и идеальный глава и защитник государства, и подвластный ему народ. Вместе с тем учёный выявил и в общих чертах описал стилистическое своеобразие "Сказания": последнее формировалось за счёт введения в повествование эвхологического, библейского, книжно-литературного, народно-эпического контекстов; за счёт причудливого сочетания яркой метафоричности и педантичной документальности, реализма и символики образов, конкретики и гиперболичности деталей; за счёт, наконец, возвышенной поэтической интонации .
Отдельные аспекты общих наблюдений Л. А. Дмитриева были разработаны другими отечественными исследователями "Сказания о Мамаевом побоище".
А. Н. Робинсон, например, пришёл к выводу о более сложном комплексе идей, выражаемых этим произведением. По его мнению, автор последнего, исходя из реального для него факта воссоединения большей части Руси и её освобождения от ордынского ига при великом московском князе Иване III, придал действиям князя Дмитрия Ивановича по отпору Мамаю всеобще объединительное значение, а самому противостоянию двух сил — смысл теологической антиномии Добра и Зла. Соответственно, победа на Куликовом поле трактовалась им как "свыше предустановленное возмездие" ордынцам за нашествие на Русь, как исполнение русскими воли Божией, как результат их благочестия, мученического подвижничества и героизма ради Христа. Выражение этих идейных задач, прежде всего применительно к образу князя Дмитрия Ивановича — христианина, подвижника, полководца, осуществлено автором "Сказания" посредством "искусного" сюжетопостроения, а также комбинирования художественных средств и приёмов, заимствованных из церковной книжной и светской эпической средневековых литературных традиций в сочетании с "новаторским" умением выдержать на протяжении всего рассказа тон напряжёной эмоциональной экспрессии.
Мысль о "закономерности торжества добра… над злом, неизбежности краха гордых планов завоевателей", победе "христианского смирения над гордостью", согласно наблюдениям В. В. Кускова, внушалась также читателям "Сказания о Мамаевом побоище" с помощью последовательно использованного в нём приёма сравнения или сопоставления как участников, так и самого факта Куликовского сражения с персонажами и событиями библейской и христианской истории.
Сравнительно комплексный, целостный и конкретно-иллюстративный анализ особенностей сюжетного построения, композиционной организации, образной структуры, системы художественных средств, отличающих "Сказание" предпринят только Н. В. Трофимовой. Здесь важно отметить выявленный исследовательницей повествовательный принцип, которого держался составитель произведения. Свой рассказ он построил посредством сцепления отдельных — главных и вспомогательных — сюжетных линий, или эпизодов-микросюжетов, многообразно используя описание действий, ситуаций, окружающей обстановки, воспроизведение речей, молитв, посланий, монологов и диалогов, собственные ремарки и при этом обогащая те или иные заимствования из других произведений самостоятельными дополнениями.
Должно отметить также недавние работы А. Е. Петрова. Этот исследователь выявил характерное для "Сказания о Мамаевом побоище" единство анахронистической и церковно-риторической структуры повествования с присущим последнему литургическим контекстом, который повлиял не только на фактографическое содержание, но и на идейную концепцию сочинения как рефлекс охранительных религиозных умонастроений и церемониальных особенностей жизни великокняжеского двора в конце XV в. и как выражение темы жертвенности русских во имя победы над "неверными", темы покровительства Православной Церкви русскому воинству, темы главенства и ответственности Москвы "за судьбу всей Руси".
Наконец, итальянский учёный Марчелло Гардзанити, обратившись к вопросу об отражении в "Сказании" представлений о связи Москвы с непосредственно окружающими её землями и вселенной в целом, конкретизирует известный вывод о церковно-религиозной специфике его содержания. Соответственно, произведение обнаруживает намерения автора "представить" победу русичей "над татарскими ордами" в свете "осуществления божественного провидения", а сам военный поход против Мамая интерпретировать как "священнодействие".
Образная и сюжетно-композиционная структура памятника
Поразительно продуманна и гармонична его повествовательная структура, а именно композиционное построение, комплекс образов, деталей, подробностей. И очевидно, что многое в данном тексте может быть объяснено только мистико-символическим типом авторского сознания, причём сознания, которое отличало также и автора первоначальной версии "Сказания" , и особенно составителя его последующей переработки или копии в виде варианта У.
Убеждающим рефлексом именно такой умозрительной настроенности, на мой взгляд, является то, что лежит на поверхности исследуемого предмета, а именно настоятельное внимание автора к разным числовым указаниям в ходе его рассказа о Куликовской баталии. Сравнительно с общим объёмом текста их не так много. В ряде случаев обыкновенна и их смысловая роль. Например, числами определяется количество: "И рече ему князь великый: "Дай же ми, отче, два воина от полка своего…"" ; "Князь же великый поя с собою десять мужь гостей московскых сурожан…" "…откуду ему прииде помощь, яко противу трех нас въоружися?"; "Вою с нами седмьдесят тысящь кованой рати удалыя Литвы…" (этого чтения нет в варианте О). Числа обозначают даты или время: "Приспевшу же четвергу августа 27…" ; "Часу же второму уже наставшу, начаша гласи трубныя от обоих стран сниматися". Между прочим, даты иногда даны описательно: "Князь же великый прииде на Коломну в суботу, на память святого отца Моисия Мурина" . Числа указывают на порядок: "Сам же взя благословение у епископа коломенскаго, перевозися Оку реку; ту отпусти в Поле 3-ю сторожу…". Числами отмечается период времени: "И ркоша ему бояре его: "Нам, княже, за пятнадесять дний исповедали, и мы же устыдихомся тобе поведати…""; "Той же язык поведает: "Уже царь на Кузмини гати… по трех днех имат быти на Дону"" . Числа фиксируют расстояния: "Великому же князю бывшу на месте, нареченом Березои, яко за двадесят и три поприща до Дону…". Несомненно, в цитированных повествовательных фрагментах числа употреблены по своему прямому назначению — ради документальности и фактографической точности и без каких-либо коннотаций. Во всяком случае, наличие в подобных случаях некоей дополнительной семантики не ощущается.
Но совершенно особую функцию в тексте рассматриваемого повествовательного варианта "Сказания" выполняют, по-видимому, самоподобно употреблённые числовые интексы, а именно не раз повторяющиеся числа 8 и 4. В нём, например, как и во всех других редакциях памятника, сообщается, что победный перелом в битве 1380 г. между войском князя Дмитрия Ивановича и ордынцами произошёл в "осьмый час" дня. Однако в созданной прежде "Сказания" пространной редакции "Повести о Куликовской битве" данный факт приурочен к "девятому часу" дня. Очевидно, что и в том и в другом случае древнерусские книжники, во-первых, пользовались литургическим, изначально библейским, а значит сакральным, счётом времени (который не соответствовал дискретности реального светового дня на Руси); а во-вторых, что указанный ими момент перемены вообще условен, соотнесён с идейно-поэтической сутью означенных литературных повествований, а не с действительным ходом событий.
Таким образом, отличающие "Сказание" и "Повесть" числовые повествовательные детали подлежат анализу в плане их художественно-семантической нагрузки и — шире — в контексте средневековых представлений о мире, истории, творчестве как отражениях — с точки зрения средневекового человека — божественного первоначала. Другими словами, нужно думать не об их фактографичности, но об их иносказательном значении в авторском и читательском понимании.
01.03.2016, 9041 просмотр.
СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ - центральный памятник Куликовского цикла (см. Задонщина). Из всех произведений цикла С. - самый подробный, сюжетно увлекательный рассказ о битве на Куликовом поле в 1380 г. С. сообщает целый ряд подробностей о Куликовской битве, не зафиксированных другими источниками. Например, только в С. обстоятельно рассказано о действиях засадного полка серпуховского князя Владимира Андреевича, которые решили исход боя в пользу великого князя московского Дмитрия Ивановича Донского, только в С. сообщается о паломничестве Дмитрия Донского в Троицкий монастырь и о благословении Дмитрия Сергием и т. д. Сказание дошло до нас в большом числе списков. Все они делятся на 8 ред., которые, в свою очередь, подразделяются на целый ряд вариантов. Наиболее близка к первоначальному тексту С. Основная ред. (самый ранний список ее датируется 2-й четв. XVI в.). Следующая по старшинству редакция - Летописная (она входит в состав Вологодско-Пермской летописи). К старшим редакциям С. относятся: Киприановская (входит в состав Летописи Никоновской) и Распространенная. Поздние редакции возникли в XVII в.
Основная ред. представлена наибольшим количеством вариантов. Среди них выделяется Печатный вариант (назван так потому, что по одному из списков этого варианта С. было впервые издано в XIX в.), отличающийся обилием вставок из “Задонщины”.
В Летописной ред. С. текст последовательно переработан по пространной летописной повести о Мамаевом побоище. Эта редакция датируется кон. XV - нач. XVI в.: временем составления Вологодско-Пермской летописи. Киприановская ред. С. была создана между 1526-1530 гг. митрополитом Даниилом, составителем Никоновской летописи. В ней подчеркивается большая роль митрополита Киприана, которую он якобы сыграл в событиях 1380 г. Эта ред. С. носит особо ярко выраженный церковно-религиозный характер. В некоторых деталях и подробностях исторического характера Киприановская ред. сообщает сведения, о которых в других памятниках Куликовского цикла не говорится. Видимо, митрополит Даниил использовал и не дошедшие до нас источники, связанные с Куликовской битвой.
Распространенная ред. С., что видно уже из ее названия, отличается от других редакций наличием в ней новых эпизодов и распространением за счет всякого рода подробностей эпизодов, общих для всех редакций. Самые существенные добавления этой редакции - подробный рассказ с рядом эпическо-фантастических подробностей о посольстве к Мамаю от великого князя московского посла Захария Тютчева (в Основной ред. лишь сообщается об этом посольстве) и рассказ о присылке на Куликово поле в помощь Дмитрию Ивановичу новгородского войска (вопрос об участии новгородцев в событиях 1380 г. остается открытым - новгородские источники о такой помощи ничего не сообщают). По-видимому, эти рассказы Распространенной ред. восходят к устным эпическим преданиям.
В С. есть три явных анахронизма: 1. Литовский князь, союзник Мамая, на зван Ольгердом, на самом же деле союзником Мамая был сын Ольгерда Ягайло (Ольгерд умер за два года до Куликовской битвы). 2. По С. участником событий 1380 г. выступает митрополит Киприан, которого в то время в Москве не было. 3. В С. Дмитрий молится перед иконой Владимирской Богоматери. В действительности икона была перенесена из Владимира в Москву в 1395 г. Эти анахронизмы, так же как наличие легендарных эпизодов в произведении, являются аргументами тех исследователей, которые датируют С. временем от 2-й пол. XV до сер. XVI в. Бесспорно, что С. было создано не позже конца XV в.: кон. XV - нач. XVI в. датируется время составления Вологодско-Пермской летописи, в которую была включена Летописная ред. С., представляющая собой уже переработку Основной ред. В сведениях С., не зафиксированных другими источниками, можно видеть отражение таких реальных данных которые остались этим источникам неизвестны, и они могут свидетельствовать не о позднем характере произведения, а о том, что С. возникло в близкое к описанным в нем событиям время. Как ни парадоксально, но об этом свидетельствуют и анахронизмы памятника. Все они по времени близки к 1380 г. и тесно переплетены со всем что происходило в этом году. До 1380 г. Ольгерд несколько раз предпринимал попытки захватить Москву, и имя этого литовского князя в Москве воспринималось как имя постоянного врага. Киприан формально в 1380 г. был митрополитом московским и всея Руси. У Киприана с Дмитрием Донским были сложные отношения, доходившие до прямой вражды, но с вокняжением сына Дмитрия Василия в 1389 г., отношения московского князя с Киприаном приняли самый благоприятный характер. Икона Владимирской Богоматери с 1395 г. стала неотъемлемой принадлежностью Москвы. Если бы С. сочинялось через продолжительный промежуток времени после события, то автор обращался бы к письменным источникам, в которых год смерти Ольгерда, обстоятельств митрополитства Киприана, время переноса иконы Богоматери из Владимира в Москву были исторически точно зафиксированы и подробно описаны. Если же произведение писалось по памяти, по устным свидетельствам очевидцев, то совмещение перечисленных фактов могло произойти только не в очень отдаленное от них время. В 1408 г эмир Едигей, объединивший большую часть Орды организовал военныи поход на Москву. После Едигеева нашествия (Москву ему взять не удалось но ее окрестности он сильно разорил) вопрос о взаимоотношениях с Ордой, об ордынской опасности, о необходимости активного противостояния Орде вновь остро встает в общественной и политической жизни Руси. В это время и в ближаишие к нему годы должен был усилиться интерес к недавнему прошлому когда московский князь объединив силы других княжеств нанес поражение ордынцам. Возможно что в ближаишие годы после Едигеева нашествия и было написано С. - в 1-й четв. XV в. когда еще свежи были в памяти события 1380 г. и оставались в живых многие участники этих событий.
Уже в первоначальном тексте С. автором были сделаны заимствования из “Задонщины” отдельных образов и даже отрывков текста. Составители последующих редакций произведения вторично обращались к “Задонщине”, заимствуя из нее новые поэтические пассажи (Печатный вариант Основной ред.)
Героический характер битвы, изображенной в С. обусловил обращение его автора к устным преданиям и легендам о Мамаевом побоище. Многие эпизоды С., по самой сути своей носят эпический характер, хотя в них и следует видеть эпическое осмысление действительных фактов. Влияние устной народной поэзии на С можно обнаружить и в использовании его автором отдельных изобразительных средств восходящих к приемам устного народного творчества (битва - пир, врагов побивают как траву косят, воины - соколы и т.д.). Но в С. все эти словосочетания и формы предстают в тесном переплетении с приемами книжной риторики как единый цельный поэтический образ. Ряд устно эпических по своему характеру эпизодов передан в С. в книжно риторической манере. В тесном объединении в пределах единой поэтической фразы устно эпических по своему характеру оборотов с книжно-риторическими образами и словосочетаниями заключается стилистическое своеобразие С.
С. и как литературный памятник, и как самый обстоятельный рассказ о Куликовской битве пользовалось большой популярностью у средневековых читателей. Оно повлияло на целый ряд древнерусских литературных памятников “Казанскую историю”, “Иное сказание”, поэтическую “Повесть об Азовском осадном сидении” и др., нашло отражение в устном народном творчестве (былина “Илья Муромец и Мамай” сказка “Про Мамая безбожного”). До нас дошло 9 рукописей С. с миниатюрами, что также свидетельствует о большой популярности этого произведения в Древней Руси.
Куликовская битва привлекала к себе внимание писателей поэтов, художников и в XVIII, и в XIX, и в XX столетиях.
Основным источником сведений о событиях 1380 г являлось С. Поэтому помимо непосредственного существования С. как древнерусского литературного памятника, оно в преломленном виде находило отражение и в драматических, и в прозаических, и в стихотворных произведениях нового времени, и в изобразительном искусстве. Первым литературным произведением такого рода следует считать трагедию М. В. Ломоносова “Тамира и Селим” (1750), последними многочисленные повести и романы о Куликовской битве о Дмитрии Донском появившиеся в 1980-е гг. в связи с 600 летним юбилеем Куликовского сражения. Библиографический указатель литературы по памятникам Куликовского цикла см. Араловец Н. А.,Пронина П.В. Куликовская битва 1380 г. Указатель литературы // Куликовская битва. Сб. ст-М., 1980-С. 289-318.
Читайте также: