Скамейка на скамейке татьяна потом приходит онегин сочинение егэ

Обновлено: 30.06.2024

Сочинение написано учеником общеобразовательной школы. Могут быть ошибки.. Мы рекомендуем использовать все сочинения на данном портале для мыслей..

Текст Фёдора Михайловича Достоевского:

Это та же Таня, та же прежняя деревенская Таня! Она не испорчена, она, напротив, удручена этою пышною петербургскою жизнью, надломлена и страдает; она ненавидит свой сан светской дамы, и кто судит о ней иначе, тот совсем не понимает того, что хотел сказать Пушкин. И вот она твердо говорит Онегину: Но я другому отдана И буду век ему верна.
Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина, и за которого вышла потому только, что ее "с слезами заклинаний молила мать" а в обиженной, израненной душе ее было тогда лишь отчаяние и никакой надежды, никакого просвета? Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся. Пусть ее "молила мать", но ведь она, а не кто другая, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честною женой его. Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, и измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого?
Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок?
Ей бежать из-за того только, что тут мое счастье? Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии? Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того - пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание!
Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми? Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой, с ее сердцем, столь пострадавшим? Нет;

Сочинение по тексту:

Warwick Goble Warwick Goble родился в 1862 . Вырос в Лондоне и поступил в Вестминстерскую Школу Иск.

-Метки

-Рубрики

  • живопись (1694)
  • иллюстрации (192)
  • стихотворение в альбоме (165)
  • фотография (51)
  • мудрое и поучительное (45)
  • Басни,притчи ,сказки (30)
  • планета детства (19)
  • чужие мысли (14)
  • филосовское (9)
  • рассказы (8)
  • необыкновенное (8)
  • книжные полки (6)
  • улыбнись! (6)
  • ОШО (6)
  • своими руками (3)
  • видео ролик (3)
  • психология (3)
  • история (2)
  • образование (1)
  • Индия (0)

-Ссылки

-Музыка

-Поиск по дневнику

-Статистика

". Пушкин меня заразил любовью. Словом — любовь. Ведь разное: вещь, которую никак не зовут,— и вещь, которую так зовут. Когда горничная проходя сняла с чужой форточки рыжего кота, который сидел и зевал, и он потом три дня жил у нас в зале под пальмами, а потом ушел и никогда не вернулся — это любовь. Когда Августа Ивановна говорит, что она от нас уедет в Ригу и никогда не вернется — это любовь. Когда барабанщик уходил на войну и потом никогда не вернулся — это любовь. Когда розово- газовых нафталинных парижских кукол весной после перетряски опять убирают в сундук, а я стою и смотрю и знаю, что я их больше никогда не увижу — это любовь. То есть это — от рыжего кота, Августы Ивановны, барабанщика и кукол так же .


Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.

Скамейка. На скамейке — Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а она встает. Оба стоят. И говорит только он, все время, долго, а она не говорит ни слова. И тут я понимаю, что рыжий кот, Августа Ивановна, куклы не любовь, что это — любовь: когда скамейка, на скамейке — она, потом приходит он и все время говорит, а она не говорит ни слова.

— Что же, Муся, тебе больше всего понравилось? — мать, по окончании.

— Татьяна и Онегин.

— Татьяна и Онегин.

— Но как же это может быть? Ты же там ничего не поняла? Ну, что' ты там могла понять?

— Ага, ни слова не поняла, как я и думала. В шесть лет! Но что же тебе там могло понравиться?

— Татьяна и Онегин.

— Она наверное уже седьмой сон видит! — подходящая Надежда Яковлевна Брюсова , наша лучшая и старшая ученица, — и тут я впервые узнаю, что есть седьмой сон, как мера глубины сна и ночи.

— А это, Муся, что? — говорит директор, вынимая из моей муфты вложенный туда мандарин, и вновь незаметно (заметно!) вкладывая, и вновь вынимая, и вновь, и вновь.

Но я уже совершенно онемела, окаменела, и никакие мандаринные улыбки, его и Брюсовой, и никакие страшные взгляды матери не могут вызвать с моих губ — улыбки благодарности. На обратном пути — тихом, позднем, санном,— мать ругается:

— Опозорила!! Не поблагодарила за мандарин! Как дура — шести лет — влюбилась в Онегина!

Мать ошиблась. Я не в Онегина влюбилась, а в Онегина и в Татьяну (и, может быть, в Татьяну немножко больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее — немножко больше), не в них двух, а в их любовь. В любовь.

Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда — когда расставались. Никогда — когда садились, всегда — расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес — она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно.

Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь — обрекла.

В том-то и все дело было, что он ее не любил, и только потому она его — так, и только для того его, а не другого, в любовь выбрала, что втайне знала, что он ее не сможет любить. (Это я сейчас говорю, но знала уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить.) У людей с этим роковым даром несчастной — единоличной — всей на себя взятой — любви — прямо гений на неподходящие предметы.

Урок смелости. Урок гордости. Урок верности. Урок судьбы. Урок одиночества.

У кого из народов — такая любовная героиня: смелая и достойная, влюбленная — и непреклонная, ясновидящая — и любящая.

К чему лукавить? Да к тому, чтобы торжествовать! А торжествовать — к чему? А вот на это, действительно, нет ответа для Татьяны — внятного, и опять она стоит, в зачарованном кругу залы, как тогда — в зачарованном кругу сада, — в зачарованном кругу своего любовного одиночества, тогда — непонадобившаяся, сейчас — вожделенная, и тогда и ныне — любящая и любимой быть не могущая.

Все козыри были у нее в руках, но она — не играла.

Да, да, девушки, признавайтесь — первые, и потом слушайте отповеди, и потом выходите замуж за почетных раненых, и потом слушайте признания и не снисходите до них — и вы будете в тысячу раз счастливее нашей другой героини, той, у которой от исполнения всех желаний ничего другого не осталось, как лечь на рельсы.

Между полнотой желания и исполнением желаний, между полнотой страдания и пустотой счастья мой выбор был сделан отродясь — и дородясь.

Так, Татьяна не только на всю мою жизнь повлияла, но на самый факт моей жизни: не было бы пушкинской Татьяны — не было бы меня.

Ибо женщины так читают поэтов, а не иначе.

Показательно, однако, что мать меня Татьяной не назвала — должно быть, все-таки — пожалела девочку.

Мусаева Наталья Петровна

Отзыв на отрывок из очерка М. Цветаевой " Мой Пушкин".

ВложениеРазмер
ergeshova_tinatin_otzyv_moy_pushkin.docx 17.21 КБ

Предварительный просмотр:

Татьяна на той скамейке сидит вечно.

Я знала Марину Цветаеву как поэтессу. А теперь познакомилась с примером ее оригинальной прозы – отрывком из очерка “Мой Пушкин”, написанного в 1937 году.

Это рассказ о том, как ребенок открыл для себя поэзию, которая впоследствии стала делом всей его жизни, понимание любви между мужчиной и женщиной и чуткости восприятия окружающего мира. Марина Ивановна описывает ранние детские впечатления, самые непосредственные и искренние. Это очень необычный рассказ. Проза не только о поэзии, но и, возможно, психологический этюд.

В четыре года Цветаева узнает, кто такой Пушкин, а уже в шесть лет к ней приходит понимание, что такое любовь. Приходит через знакомство с творчеством Александра Сергеевича, его романом в стихах “Евгений Онегин”. Поэтесса пишет: “ Пушкин меня заразил любовью. Словом — любовь. ”

Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.

“Скамейка. На скамейке — Татьяна”. Сцена встречи Онегина с Татьяной набросана писателем схематически: “ Потом приходит Онегин, но не садится, а она встает. Оба стоят. И говорит только он, все время, долго, а она не говорит ни слова ”. Вывод звучит лаконично: “ … что это — любовь: когда скамейка, на скамейке — она, потом приходит он, и все время говорит, а она не говорит ни слова. ” Вот оно! Любовь! Онегин и Татьяна!

Разговор шестилетней девочки с матерью, сестрой Брюсова и директором школы Зографом переплетается с внутренним монологом героини. Будто ребенок живет в двух мирах сразу. Внешний мир и мир внутренний стоят в противоречии друг к другу. Мать не понимает, почему среди множества интересных детских книг и литературных героев дочь выбирает Онегина и Татьяну. Ей сложно проникнуть в романтический мир ребенка, потому что девочка не спешит, а может, не хочет впускать туда никого. Благодаря монологам Муси, мы начинаем понимать романтическое мироощущение и самой писательницы.

Для передачи эмоционального настроения действующих лиц Цветаева использует различные выразительные средства: “ мандаринные улыбки”, “седьмой сон, как мера глубины сна и ночи” (эпитеты и сравнения); “упрямее десяти ослов“ (фразеологизмы), “Опозорила!! Не поблагодарила за мандарин! Как дура — шести лет — влюбилась в Онегина!” (восклицания), вопросительные предложения, “он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась” (элементы анафоры), повторы.

Эмоциональное состояние чувствуется в рассуждениях героини о любви: печаль, тоска, жалость и одиночество. Да, чувство любви посещает двоих. Они должны понимать друг друга. А у Цветаевой получается, что женщина всегда любит немного больше, чем мужчина. Она любит и встает со скамейки, потому что стоит он. Он говорит, а она молчит. Онегин уходит – Татьяна остается. Чувствуется какая-то зависимость одного влюбленного от другого, подчиненное положение, всепрощение со стороны Татьяны. После прочтения данного отрывка остается чувство безысходности, печали. Но почему ребенок воспринимает “любовь” как что-то трагическое? Это и есть любовь?

Для героини, которая стесняется объяснить взрослым людям, что ее выбор литературных героев связан с тем, что она исследует поведение влюбленных, пытается понять их, настоящее чувство любви почему-то ассоциируется с образом Татьяны Лариной, которая испытала в юности трагедию первой любови. Может, поэтому девочка любит Татьяну чуть-чуть больше, чем Онегина.

Мне кажется, что в этом отрывке скрыт глубокий смысл. Делясь своими воспоминаниями о детстве, Марина Цветаева предлагает задуматься читателя над вечными проблемами: взаимопонимание родителей и детей, любовь между мужчиной и женщиной, как отличить глубокое, настоящее чувство от влюбленности.

Эти вопросы не дают покоя многим поколениям людей. Нам, молодым людям двадцать первого века, некогда задумываться. Мы спешим испытать все и сразу. Упростилось понимание любви. Она перестала быть тайной для окружающих, но по-прежнему мы редко раскрываем свой внутренний мир перед родителями, поэтому очерк Марины Цветаевой “Мой Пушкин” будет актуален для нас, людей, уже знакомых с ее творчеством и все еще не знакомых с ним.

Для себя же я сделала вывод, что главное в жизни – найти смелость разговаривать с родными и доверять им, чтобы они понимали, что меня беспокоит, а для влюбленных – понять , как уйти от той “скамейки” вдвоем со своим “Онегиным”?

Share this:

Понравилось это:

Похожее

комментариев 36

Да, и этот отрывок замечательный! И всё целиком можно цитировать с наслаждением. Проза поэта — это особый вид поэзии.
Здесь у Цветаевой звучит обида на мать — за непонимание, нежелание услышать… А в Татьяну я тоже влюбилась в юности — с первого прочтения. Письмо ее до сих пор помню наизусть.

Помню, как безоговорочно я в юности любила Цветаеву — из двух наших великих женщин-поэтов, Ахматова вызывала благоговение, преклонение, Цветаева — восторг и абсолютное приятие… потом, с возрастом (моим) они как бы поменялись местами… так же, как Кортасар и Борхес 🙂

И Пастернак всегда рядом с Мариной на моей полке — мне кажется, они должны быть рядом. 🙂 И там они рядом…

И Пастернак всегда рядом с Мариной на моей полке
Таня, а Рильке? Я их всегда как-то втроем воспринимаю…
Очень люблю Маринино о Татьяне. Вот именно поэтому любила с детства Татьяну и терпеть не могла Анну Каренину — Марина сформулировала, как никто.
(Про Вигго у тебя как-то никогда и не спрашивала, но не удивляюсь )

Рильке я гораздо меньше пока знаю и читала…
Вот у меня тоже почему-то возникало желание сравнить Татьяну с Анной Карениной, мы даже с мужем об этом говорили недавно. 🙂

И Пастернак всегда рядом с Мариной на моей полке

Таня, а Рильке? Я их всегда как-то втроем воспринимаю…
Очень люблю Маринино о Татьяне. Вот именно поэтому любила с детства Татьяну и терпеть не могла Анну Каренину — Марина сформулировала, как никто.
(Про Вигго у тебя как-то никогда и не спрашивала, но не удивляюсь )

Я с вами согласна… если речь идёт о единой системе координат, хотя каждый за читательскую жизнь мало-помалу составляет собственную целостность/общность/последовательность, на поверку они, чаще всего, оказываются более дополняющи, чем противоречивы

Это как-то само собой получается, но действительно больше хочется гармонии и дополнения до какого-то единого целого, чем конфликтов и противоречий… Может быть, это особенность характера или возраст… или стремление себя изнутри уравновесить немного

Это как-то само собой получается, но действительно больше хочется гармонии и дополнения до какого-то единого целого, чем конфликтов и противоречий… Может быть, это особенность характера или возраст… или стремление себя изнутри уравновесить немного

Я с вами согласна… если речь идёт о единой системе координат, хотя каждый за читательскую жизнь мало-помалу составляет собственную целостность/общность/последовательность, на поверку они, чаще всего, оказываются более дополняющи, чем противоречивы

И Пастернак всегда рядом с Мариной на моей полке — мне кажется, они должны быть рядом. 🙂 И там они рядом…

Помню, как безоговорочно я в юности любила Цветаеву — из двух наших великих женщин-поэтов, Ахматова вызывала благоговение, преклонение, Цветаева — восторг и абсолютное приятие… потом, с возрастом (моим) они как бы поменялись местами… так же, как Кортасар и Борхес 🙂

А кто этот человек?

А. Вигго Мортенсен [я, по обыкновению, и вас уже к нему отсылала слегка :)]. Вот он именно так и читает свои стихи, как описано цитатой выше…

Помню его голос, да, только не поняла, что он же и автор.
Свое читать сложно…

Поэт, художник, фотограф, музыкант, актёр — VM для меня существует примерно в таком порядке 🙂

Ничего о нем не знала раньше, спасибо за знакомство. 🙂

Ничего о нем не знала раньше, спасибо за знакомство. 🙂

Поэт, художник, фотограф, музыкант, актёр — VM для меня существует примерно в таком порядке 🙂

Помню его голос, да, только не поняла, что он же и автор.
Свое читать сложно…

А. Вигго Мортенсен [я, по обыкновению, и вас уже к нему отсылала слегка :)]. Вот он именно так и читает свои стихи, как описано цитатой выше…

А кто этот человек?

Меня ещё вот этим текстом зацепило когда-то в юности, я много тогда об этом думала, и вот этот взгляд, или ракурс — он многое расставлял на свои места…

…ну и так далее — там можно цитировать почти без купюр 🙂
А много позже столкнулась нос к носу с такой дихотомией, когда поэт (в пределе) и актёр (в пределе) сосуществуют в одном человеке…

Да, и этот отрывок замечательный! И всё целиком можно цитировать с наслаждением. Проза поэта — это особый вид поэзии.
Здесь у Цветаевой звучит обида на мать — за непонимание, нежелание услышать… А в Татьяну я тоже влюбилась в юности — с первого прочтения. Письмо ее до сих пор помню наизусть.

Вот очень люблю этот текст (весь) и вечно цитирую его — к месту и не к месту 🙂

Надо же какой необычный взгляд.
А мы вчера как раз обсуждали с мамой, что Онегин мое нелюбимое произведение. Но я все как-то об Онегине.

А я очень люблю этот роман, Татьяна — одна из любимых героинь.

А я очень люблю этот роман, Татьяна — одна из любимых героинь.

Надо же какой необычный взгляд.
А мы вчера как раз обсуждали с мамой, что Онегин мое нелюбимое произведение. Но я все как-то об Онегине.

Читайте также: