Ручьи где плещется форель сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Судьба одного наполеоновского маршала – не будем называть его имени, дабы не раздражать историков и педантов, – заслуживает того, чтобы рассказать ее вам, сетующим на скудость человеческих чувств.

Маршал этот был еще молод. Легкая седина и шрам на щеке придавали особую привлекательность его лицу. Оно потемнело от лишений и походов.

Солдаты любили маршала: он разделял с ними тяжесть войны. Он часто спал в поле у костра, закутавшись в плащ, и просыпался от хриплого крика трубы. Он пил с солдатами из одной манерки и носил потертый мундир, покрытый пылью.

Он не видел и не знал ничего, кроме утомительных переходов и сражений. Ему никогда не приходило в голову нагнуться с седла и запросто спросить у крестьянина, как называется трава, которую топтал его конь, или узнать, чем знамениты города, взятые его солдатами во славу Франции. Непрерывная война научила его молчаливости, забвению собственной жизни.

На двенадцатый день корпус стал на ночлег в маленьком немецком городке. Горы, покрытые снегом, белели среди ночи. Буковые леса простирались вокруг, и одни только звезды мерцали в небе среди всеобщей неподвижности.

Маршал остановился в гостинице. После скромного ужина он сел у камина в маленьком зале и отослал подчиненных. Он устал, ему хотелось остаться одному. Молчание городка, засыпанного по уши снегом, напоминало ему не то детство, не то недавний сон, которого, может быть, и не было. Маршал знал, что на днях император даст решительный бой, и успокаивал себя тем, что непривычное желание тишины нужно сейчас ему, маршалу, как последний отдых перед стремительным топотом атаки.

Огонь вызывает у людей оцепенение. Маршал, не спуская глаз с поленьев, пылавших в камине, не заметил, как в зал вошел пожилой человек с худым, птичьим лицом. На незнакомце был синий заштопанный фрак. Незнакомец подошел к камину и начал греть озябшие руки. Маршал поднял голову и недовольно спросил:

– Кто вы, сударь? Почему вы появились здесь так неслышно?

– Я музыкант Баумвейс, – ответил незнакомец. – Я вошел осторожно потому, что в эту зимнюю ночь невольно хочется двигаться без всякого шума.

Лицо и голос музыканта располагали к себе, и маршал, подумав, сказал:

– Садитесь к огню, сударь. Признаться, мне в жизни редко перепадают такие спокойные вечера, и я рад побеседовать с вами.

– Благодарю вас, – ответил музыкант, – но, если вы позволите, я лучше сяду к роялю и сыграю. Вот уже два часа как меня преследует одна музыкальная тема. Мне надо ее проиграть, а наверху, в моей комнате, нет рояля,

– Хорошо… – ответил маршал, – хотя тишина этой ночи несравненно приятнее самых божественных звуков.

Баумвейс подсел к роялю и заиграл едва слышно. Маршалу показалось, что вокруг городка звучат глубокие и легкие снега, поет зима, поют все ветви буков, тяжелые от снега, и звенит даже огонь в камине.

Маршал нахмурился, взглянул на поленья и заметил, что звенит не огонь, а шпора на его ботфорте.

– Мне уже мерещится всякая чертовщина, – сказал маршал. – Вы, должно быть, великолепный музыкант?

– Нет, – ответил Баумвейс и перестал играть, – я играю на свадьбах и праздничных вечерах у маленьких князей и именитых людей.

Около крыльца послышался скрип полозьев. Заржали лошади.

– Ну вот, – Баумвейс встал, – за мной приехали. Позвольте попрощаться с вами.

– Куда вы? – спросил маршал.

– В горах, в двух лье отсюда живет лесничий, – ответил Баумвейс. – В его доме гостит сейчас наша прелестная певица Мария Черни. Она скрывается здесь от превратностей войны. Сегодня Марии Черни исполнилось двадцать три года, и она устраивает небольшой праздник. А какой праздник может обойтись без старого тапера Баумвейса?!

Маршал поднялся с кресла.

– Сударь, – сказал он, – мой корпус выступает отсюда завтра утром. Не будет ли неучтиво с моей стороны, если я присоединюсь к вам и проведу эту ночь в доме лесничего?

– Как вам будет угодно, – ответил Баумвейс и сдержанно поклонился, но было заметно, что он удивлен словами маршала.

– Но, – сказал маршал, – никому ни слова об этом. Я выйду через черное крыльцо и сяду в сани около колодца.

– Как вам будет угодно, – повторил Баумвейс, снова поклонился и вышел.

Маршал засмеялся. В этот вечер он не пил вина, но беспечное опьянение охватило его с необычайной силой.

– В зиму! – сказал он самому себе. – К черту, в лес, в ночные горы! Прекрасно!

Он накинул плащ и незаметно вышел из гостиницы через сад. Около колодца стояли сани – Баумвейс уже ждал маршала. Лошади, храпя, пронеслись мимо часового у околицы. Часовой привычно, хотя и с опозданием, вскинул ружье к плечу и отдал маршалу честь. Он долго слушал, как болтают, удаляясь, бубенцы, и покачал головой:

– Какая ночь! Эх, только бы один глоток горячего вина!

Лошади мчались по земле, кованной из серебра. Снег таял на их горячих мордах. Леса заколдовала стужа. Черный плющ крепко сжимал стволы буков, как бы стараясь согреть в них живительные соки.

Внезапно лошади остановились около ручья. Он не замерз. Он круто пенился и шумел по камням, сбегая из горных пещер, из пущи, заваленной буреломом и мерзлой листвой.

Лошади пили из ручья. Что-то пронеслось в воде под их копытами блестящей струей. Они шарахнулись и рванулись вскачь по узкой дороге.

– Форель, – сказал возница. – Веселая рыба!

Маршал улыбнулся. Опьянение не проходило. Оно не прошло и тогда, когда лошади вынесли сани на поляну в горах, к старому дому с высокой крышей.

Окна были освещены. Возница соскочил и откинул полость.

Дверь распахнулась, и маршал об руку с Баумвейсом вошел, сбросив плащ, в низкую комнату, освещенную свечами, и остановился у порога. В комнате было несколько нарядных женщин и мужчин.

Одна из женщин встала. Маршал взглянул на нее и догадался, что это была Мария Черни.

– Простите меня, – сказал маршал и слегка покраснел. – Простите за непрошеное вторжение. Но мы, солдаты, не знаем ни семьи, ни праздников, ни мирного веселья. Позвольте же мне немного погреться у вашего огня.

Старый лесничий поклонился маршалу, а Мария Черни быстро подошла, взглянула маршалу в глаза и протянула руку. Маршал поцеловал руку, и она показалась ему холодной, как льдинка. Все молчали.

Мария Черни осторожно дотронулась до щеки маршала, провела пальцем по глубокому шраму и спросила:

– Это было очень больно?

– Да, – ответил, смешавшись, маршал, – это был крепкий сабельный удар.

Тогда она взяла его под руку и подвела к гостям. Она знакомила его с ними, смущенная и сияющая, как будто представляла им своего жениха. Шепот недоумения пробежал среди гостей.

Не знаю, нужно ли вам, читатель, описывать наружность Марии Черни? Если вы, как и я, были ее современником, то, наверное, слышали о светлой красоте этой женщины, о ее легкой походке, капризном, но пленительном нраве. Не было ни одного мужчины, который посмел бы надеяться на любовь Марии Черни. Быть может, только такие люди, как Шиллер, могли быть достойны ее любви.

Что было дальше? Маршал провел в доме лесничего два дня. Не будем говорить о любви, потому что мы до сих пор не знаем, что это такое. Может быть, это густой снег, падающий всю ночь, или зимние ручьи, где плещется форель. Или это смех и пение и запах старой смолы перед рассветом, когда догорают свечи и звезды прижимаются к стеклам, чтобы блестеть в глазах у Марии Черни. Кто знает? Может быть, это обнаженная рука на жестком эполете, пальцы, гладящие холодные волосы, заштопанный фрак Баумвейса. Это мужские слезы о том, чего никогда не ожидало сердце: о нежности, о ласке, несвязном шепоте среди лесных ночей. Может быть, это возвращение детства. Кто знает? И может быть, это отчаяние перед расставанием, когда падает сердце и Мария Черни судорожно гладит рукой обои, столы, створки дверей той комнаты, что была свидетелем ее любви. И, может быть, наконец, это крик и беспамятство женщины, когда за окнами, в дыму факелов, при резких выкриках команды наполеоновские жандармы соскакивают с седел и входят в дом, чтобы арестовать маршала по личному приказу императора.

Бывают истории, которые промелькнут и исчезнут, как птицы, но навсегда остаются в памяти у людей, ставших невольными их очевидцами.

Все вокруг осталось по-прежнему. Все так же шумели во время ветра леса и ручей кружил в маленьких водоворотах темную листву. Все так же отдавалось в горах эхо топора и в городке болтали женщины, собираясь около колодца.

Но почему-то эти леса, и медленно падающий снег, и блеск форелей в ручье заставляли Баумвейса вынимать из заднего кармана фрака хотя и старый, но белоснежный платок, прижимать его к глазам и шептать бессвязные печальные слова о короткой любви Марии Черни и о том, что временами жизнь делается похожей на музыку.

Но, шептал Баумвейс, несмотря на сердечную боль, он рад, что был участником этого случая и испытал волнение, какое редко выпадает на долю старого бедного тапера.

Современное школьное литературоведение особое внимание уделяет целостности и избирательности анализа текста, выбору основной линии работы, различным сопоставлениям, в том числе с произведениями других видов искусств. Особое значение приобретает отбор, а вернее, выбор материала для вторичного чтения.

На каждом этапе урока применяю презентацию, которая позволяет сделать урок ярким и запоминающимся. Компьютерная презентация позволяет сделать работу более продуктивной, эстетичной и зрелищной. Воздействие на зрительные анализаторы активизирует эмоциональную сферу учащихся, положительно влияет на активность мыслительных процессов. Идет воспитание культуры умственного труда, культуры извлечения и обработки необходимой информации. А музыкальное оформление помогает не только внести особую атмосферу, но и позволяет познакомить учащихся с музыкальными произведениями великих композиторов, прикоснуться к творчеству выдающихся артистов. На уроке организую работу учащихся в группах по выполнению заданий. Это создаёт условия для формирования ключевых компетенций.

Во время этапа рефлексии ученики вслушиваются в себя и анализируют своё внутреннее состояние, свою деятельность на уроке.

Домашнее задание (сочинение в жанре эссе) предполагает творческую работу, что позволяет реализовать и на этом этапе принципы личностно ориентированного обучения.

Технология : технология развивающего обучения с применением мультимедиа технологий, Интернета; элементы дифференцированного обучения.

2) Выяснить, какими приемами пользовался автор для более сильного воздействия на читателя; продолжить формирование навыков самостоятельно формулировать выводы, анализируя отдельные эпизоды;

3) Методологическая цель - развивать речь учащихся, формировать нравственные ценности, духовный мир школьников.

4) воспитывать любовь к прекрасному, развивать умение любить и понимать литературу, живопись, музыку.

5. Метапредметная цель – формирование ценностного умения принимать мир, быть открытым всем его воздействиям

3) книжная выставка произведений Паустовского;

« В каждом сердце есть струна. Она обязательно

I. Погружение в тему. Индуктор. Подготовка к восприятию и осмыслению текста.

Звучит музыка Ф. Шопена

Чтение стихотворения (заранее подготовленный ученик)

Паустовский- это имя, словно шелест
Перевернутой под лампою страницы.
Сразу видится какой-то дальний берег
Тот, к которому душа моя стремится

Там в ручьях играют резвые форели,
Звезды низко так, что можно дотянуться,
И поют в снега укутанные ели,
И мне надобно опять туда вернуться

В тихом домике не скрипнут половицы,
А перо не поспевает за словами,
То, что сердце собирало по крупицам,
Стало слитком и пребудет нынче с нами.

Он уводит нас морскими берегами,
Чтоб увидеть их и заново влюбиться,
Чтоб земля у нас пылала под ногами,
И за чью-то боль хотелось повиниться.

Учитель предлагает записать тему урока в тетради.

Творчество Паустовского демократично, и цель его - каждого человека призвать к совершенствованию ума и души, научить его радоваться красоте, понимать ее, наслаждаться ею.

Что же привлекает читателей к Паустовскому? Думается, лучше всех ответил на этот вопрос он сам, определив цель и смысл своей деятельности кратко и точно: "Есть в каждом сердце струна. Она обязательно отзовется даже на слабый призыв прекрасного". Прекрасное в людях, природе, искусстве - постоянный и главный объект внимания писателя. В расчете на эту струну написаны все его основные книги.

Учитель: Как вы думаете, о чём рассказ Паустовского?

- О временах года

История создания рассказа

(Выступление заранее подготовленного ученика)

В исполнении Валентины Ковач ( Интернет, видео-ролик) или рассказ читает Галина Молоткова ( приложение)

(Звучит музыка Шопена, музыкальное сопровождение усиливает и эмоциональное воздействие.)

Анализ рассказа в форме беседы .

1) Ребята, вы прослушали рассказ Паустовского. Понравился ли он вам?

2) Какое настроение после прослушивания?

3) Каково ваше впечатление?

А теперь давайте поговорим о названии рассказа.

Название столь же важно для произведения, 'как имя для человека, оно своеобразное приглашение к чтению, интригует, притягивает к книге.

зимой ручья интересует автора сама по себе?

Обратите внимание на аллитерационность названия , усиливающую его образность, изобразительность. Звучание первого слова (журчащее р-р-р, i гулкое у, длительное, мягкое ч, чистое и) вызывает ощущение водяного потока, шумно-говорливого в своем непрерывном, безостановочном движении.

Слово плещется передает игру форели в ручье, когда она плавно скользит в воде, вдруг прорывает тугую прозрачную влагу, блеснув серебром чешуи в воздухе, и вновь входит в поток, играя в нем. Глухой взрывной п в сочетании с сонорным л, открытое долгое э создают звуковое подобие всплеска; долгий мягкий шипящий звук ш, снова э ш ц передают свист, разрыв воздуха; а открытая влажная (как говорил Бальмонт) а помогает увидеть плавное, почти музыкальное движение рыбы в водяном потоке.

Мы убедились в поэтичности и очаровании уже названия.

Нет, ручей живет в рассказе очень короткое время и на очень маленьком художественном пространстве (ему посвящен один абзац повествования).

Размышляя над секретом притягательности прозы Михаила Пришвина, Паустовский говорил, что Пришвин оживил слова , возвратив им фонетическую (звуковую) силу. Это наблюдение вполне приложимо к языку произведений Паустовского. Паустовский с помощью этих оживленных им слов придал почти физическую ощутимость всему изображаемому. Такое впечатление, что не только видишь эту мерзлую листву — потемневшие, ставшие почти прозрачными листья, но и ощущаешь их влажность.

Ручей — это поэтический символ, несущий в себе большое смысловое обобщение, которое станет ясным после более глубокого проникновения в художественный мир рассказа. Итак, рассказ в буквальном смысле не о ручьях. (Вода в ручье символизирует очищение и пробуждение к новой духовной жизни).

А о чем же этот рассказ?

Учащиеся ( предполагаемые ответы учащихся)

— О судьбе одного наполеоновского маршала.

— О короткой любви Марии Черни.

Это слишком общо.

2. Было ли рассказанное автором на самом деле?

3. Почему так хорошо и подробно запомнили мы текст рассказ?

Учитель
Потому что увидели картины, нарисованные Паустовским.

4. С помощью, каких изобразительно-выразительных средств создает Паустовский эти картины?

( работа с текстом)

Дифференцированно – групповая работа

Задание 1 группе

Ответы учащихся 1 группы

Задания 2 группе

Ответы учащихся 2 группы

Для Паустовского важно впечатление человека, который привык относиться к природе как к данности, видит мир природы в его цельности, в гармонии с собственным я, и эта гармония дает ему ощущение полноты бытия. В лесу под звездами растет и ширится душа маршала.

Встреча с Марией Черни.

Чтение отрывка из текста

— Почему смутился большой, мужественный воин, который не уклонялся от ближнего боя и именно в таком бою получил тяжелую рану?

Давайте понаблюдаем за прямой речью. Если бы слова автора стояли после прямой речи и вместо деепричастного оборота он использовал бы однородное сказуемое, можно было бы подумать, что он по-военному прямо сказал правду и смутился, боясь, что ответ его будет истолкован как бахвальство. Но слова автора разрывают прямую речь после слова да, остальная часть находится после деепричастного оборота, значит, смутил его не собственный промах, а непосредственность Марии Черни.

- О чем плакал маршал?

Предполагаемые ответы учащихся

О том, что не позволял себе жить по велению сердца, а был занят только неотложными и обязательными делами, а теперь, когда почувствовал необходимость "жить, как требует сердце, в согласии со своим внутренним миром, осознал, как немного ему осталось времени.

- О том, что в жизни так мало совершенства и путь к нему так не прост.

Задание 3 группе учащихся

Выступление учащихся 3 группы

Здесь каждая деталь служит общей задаче, каждое слово — интенсивная зрительная характеристика, создающая в комплексе трагическое наполнение фразы. А несказанное легко восстанавливается воображением: истоптанный ногами снег , поруганная его чистота, голые ветки , с которых осыпался их наряд, дым (не свет, не пламя, а дым) факелов , резкие крики команд — образ, антонимичный предыдущему — там были музыка и пение; контекстуальная антитеза — жандармы арестовывают маршала — и наконец, личный приказ императора на арест без разбора обстоятельств.

И за всем этим — сила деспота и тирана, разрешавшего себе все.

Жизнь может растрепать человеческие чувства, заложенные в каждом изначально, но настанет время, и они напомнят о себе. И чем сильнее человек, тем большей силой проявятся эти чувства, прорвут преграды и могут побудить к резкой перемене судьбы.

Так и в природе. На время задержат бурелом и груды опавшей листвы движение ручья, но тем более энергично будет стремиться он прорвать преграду. Становится очевидной связь пейзажа с жизнью героя. Он как бы повторяет движения души героя и тем самым усиливает их в сознании читателя.

Мы говорили: природа — аналог жизни человеческой души. Вот теперь, думается, мы и объяснили, что же сказал Паустовский названием своей прекрасной новеллы. Давайте послушаем еще раз, как выбегает ручей из чащи, круто течет по камням. Вслушайтесь в музыку Ф. Листа, и вы увидите горный ручей и почувствуете, что в движении воды есть ритм, гармония, музыка, веселье, буйная отвага, отвага движения к радости.

И должно быть, в те дни, что провел маршал в доме лесничего, музыка говорила и об этом, ибо язык музыки — универсальный язык общения, чувств. Маршал плакал, когда слушал пение Марии Черни, так как вдруг осознал жизнь в ее очищенном виде — когда она поднимается до высот музык

А обратили ли вы внимание на композицию рассказа ? Сколько бы основных частей вы выделили? Почему?

Долгая жизнь маршала в лишениях и походах уложилась в восемь строк, а одна ночь и последующие два дня заняли весь рассказ. Почему?

- Потому что они были громадны, заполнены звездностью неба, светом луны и воздуха, мягким снегом, чудной музыкой, изяществом бесед, блеском человеческого ума и таланта.

— Как он жил прежде?

А теперь поговорим о характерах действующих лиц.

Ученики работают в группах. Каждая группа получает своё задание. (характеристика литературного героя)

Затем дети делятся своими наблюдениями и дают характеристику героев рассказа.

Ответы учащихся 1 группы

Учащийся рассказывает о маршале .

— В нем нет высокомерия и самовозвеличивания Наполеона, и если он ворчит на Баумвейса, то только потому, что боится спугнуть непривычное ощущение тишины. Но он же и оценит по достоинству ответ Баумвейса и его импровизацию.

— Он способен к всепоглощающему чувству, способен к счастью, а это Паустовский считал таким же талантом, как способность к музыке, живописи, любви

— Маршал предстает перед нами и романтическом ореоле. И вполне естественно, что типу романтического героя должен соответствовать тип романтической героини.

Прочитаем о Марии Черни.

Отвечает учащийся 2 группы

Встреча с Марией Черни

Чтение отрывка из текста

— Почему смутился большой, мужественный воин, который не уклонялся от ближнего боя и именно в таком бою получил тяжелую рану? Давайте понаблюдаем за прямой речью. Если бы слова автора стояли после прямой речи и вместо деепричастного оборота он использовал бы однородное сказуемое, можно было бы подумать, что он по-военному прямо сказал правду и смутился, боясь, что ответ его будет истолкован как бахвальство. Но слова автора разрывают прямую речь после слова да, остальная часть находится после деепричастного оборота, значит, смутил его не собственный промах, а непосредственность Марии Черни.

А что вы можете сказать о Баумвейсе?

Выступление учащегося 3 группы

Он понимает, что несет в себе искусство, дорожит этим искусством в себе и поэтому отказывается от приглашения маршала к беседе:

— Благодарю вас, но, если вы позволите, я лучше сяду к роялю и сыграю. Вот уже два часа, как меня преследует одна музыкальная тема. Мне надо ее проиграть, а наверху, в моей комнате, нет рояля.

И за всем этим еще один образ — Наполеона.

Рассказ учащегося 4 группы

Писателю важно подчеркнуть жестокость Наполеона , который не находит нужным вникать в обстоятельства, заставившие маршала за всю свою долгую жизнь впервые нарушить приказ. И еще одно: сам маршал перестал видеть смысл в той войне.

А что вы можете сказать об авторской оценке изображаемого? Об авторе рассказа ?

Читатель не может не чувствовать обаяние личности Паустовского

— Он человек бескорыстный, гуманный и честный, принципиальный и непримиримый к фальши, высокомерию, позе.

IV. Итог урока: (на фоне музыки) (Демонстрация кадров из фильма)

Звучит Аве Мария (Каччини) в исполнении Ирины Архиповой и хора

Аве Мария! Ты меня прости: Я никогда не молилась в жизни Аве Мария! В твоём доме стою пред тобою. Аве Мария! Я полюбила, И любовь моя так велика. Я боюсь за неё. Аве Мария! Это Сын твой сказал: люди - братья. Аве Мария! Пусть так и будет. Пред любовью и Божьим судом Все на свете равны. Аве Мария! Верю я, он мне послан тобою. Аве Мария! Аве Мария! Сохрани нашу жизнь и любовь, Аве Мария!

1. Понравился ли вам наш урок?

2. Сумели ли вы выразить свои мысли и чувства?

3. Говорят, что великие мысли исходят из сердца. Какие мысли возникли у вас?

VI. Домашнее задание

Повторите по словарю литературоведческих терминов, что такое художественная деталь . Какие детали показывают трагический финал повести. Согласны ли вы с этим?

Ручьи, где плещется форель

Судьба одного наполеоновского маршала – не будем называть его имени, дабы не раздражать историков и педантов, – заслуживает того, чтобы рассказать ее вам, сетующим на скудость человеческих чувств.

Маршал этот был еще молод. Легкая седина и шрам на щеке придавали особую привлекательность его лицу. Оно потемнело от лишений и походов.

Солдаты любили маршала: он разделял с ними тяжесть войны. Он часто спал в поле у костра, закутавшись в плащ, и просыпался от хриплого крика трубы. Он пил с солдатами из одной манерки и носил потертый мундир, покрытый пылью.

Он не видел и не знал ничего, кроме утомительных переходов и сражений. Ему никогда не приходило в голову нагнуться с седла и запросто спросить у крестьянина, как называется трава, которую топтал его конь, или узнать, чем знамениты города, взятые его солдатами во славу Франции. Непрерывная война научила его молчаливости, забвению собственной жизни.

На двенадцатый день корпус стал на ночлег в маленьком немецком городке. Горы, покрытые снегом, белели среди ночи. Буковые леса простирались вокруг, и одни только звезды мерцали в небе среди всеобщей неподвижности.

Маршал остановился в гостинице. После скромного ужина он сел у камина в маленьком зале и отослал подчиненных. Он устал, ему хотелось остаться одному. Молчание городка, засыпанного по уши снегом, напоминало ему не то детство, не то недавний сон, которого, может быть, и не было. Маршал знал, что на днях император даст решительный бой, и успокаивал себя тем, что непривычное желание тишины нужно сейчас ему, маршалу, как последний отдых перед стремительным топотом атаки.

Огонь вызывает у людей оцепенение. Маршал, не спуская глаз с поленьев, пылавших в камине, не заметил, как в зал вошел пожилой человек с худым, птичьим лицом. На незнакомце был синий заштопанный фрак. Незнакомец подошел к камину и начал греть озябшие руки. Маршал поднял голову и недовольно спросил:

– Кто вы, сударь? Почему вы появились здесь так неслышно?

– Я музыкант Баумвейс, – ответил незнакомец. – Я вошел осторожно потому, что в эту зимнюю ночь невольно хочется двигаться без всякого шума.

Лицо и голос музыканта располагали к себе, и маршал, подумав, сказал:

– Садитесь к огню, сударь. Признаться, мне в жизни редко перепадают такие спокойные вечера, и я рад побеседовать с вами.

– Благодарю вас, – ответил музыкант, – но, если вы позволите, я лучше сяду к роялю и сыграю. Вот уже два часа как меня преследует одна музыкальная тема. Мне надо ее проиграть, а наверху, в моей комнате, нет рояля,

– Хорошо… – ответил маршал, – хотя тишина этой ночи несравненно приятнее самых божественных звуков.

Баумвейс подсел к роялю и заиграл едва слышно. Маршалу показалось, что вокруг городка звучат глубокие и легкие снега, поет зима, поют все ветви буков, тяжелые от снега, и звенит даже огонь в камине.

Маршал нахмурился, взглянул на поленья и заметил, что звенит не огонь, а шпора на его ботфорте.

– Мне уже мерещится всякая чертовщина, – сказал маршал. – Вы, должно быть, великолепный музыкант?

– Нет, – ответил Баумвейс и перестал играть, – я играю на свадьбах и праздничных вечерах у маленьких князей и именитых людей.

Около крыльца послышался скрип полозьев. Заржали лошади.

– Ну вот, – Баумвейс встал, – за мной приехали. Позвольте попрощаться с вами.

– Куда вы? – спросил маршал.

– В горах, в двух лье отсюда живет лесничий, – ответил Баумвейс. – В его доме гостит сейчас наша прелестная певица Мария Черни. Она скрывается здесь от превратностей войны. Сегодня Марии Черни исполнилось двадцать три года, и она устраивает небольшой праздник. А какой праздник может обойтись без старого тапера Баумвейса?!

Маршал поднялся с кресла.

– Сударь, – сказал он, – мой корпус выступает отсюда завтра утром. Не будет ли неучтиво с моей стороны, если я присоединюсь к вам и проведу эту ночь в доме лесничего?

– Как вам будет угодно, – ответил Баумвейс и сдержанно поклонился, но было заметно, что он удивлен словами маршала.

– Но, – сказал маршал, – никому ни слова об этом. Я выйду через черное крыльцо и сяду в сани около колодца.

– Как вам будет угодно, – повторил Баумвейс, снова поклонился и вышел.

Маршал засмеялся. В этот вечер он не пил вина, но беспечное опьянение охватило его с необычайной силой.

– В зиму! – сказал он самому себе. – К черту, в лес, в ночные горы! Прекрасно!

Он накинул плащ и незаметно вышел из гостиницы через сад. Около колодца стояли сани – Баумвейс уже ждал маршала. Лошади, храпя, пронеслись мимо часового у околицы. Часовой привычно, хотя и с опозданием, вскинул ружье к плечу и отдал маршалу честь. Он долго слушал, как болтают, удаляясь, бубенцы, и покачал головой:

– Какая ночь! Эх, только бы один глоток горячего вина!

Лошади мчались по земле, кованной из серебра. Снег таял на их горячих мордах. Леса заколдовала стужа. Черный плющ крепко сжимал стволы буков, как бы стараясь согреть в них живительные соки.

Внезапно лошади остановились около ручья. Он не замерз. Он круто пенился и шумел по камням, сбегая из горных пещер, из пущи, заваленной буреломом и мерзлой листвой.

Лошади пили из ручья. Что-то пронеслось в воде под их копытами блестящей струей. Они шарахнулись и рванулись вскачь по узкой дороге.

– Форель, – сказал возница. – Веселая рыба!

Маршал улыбнулся. Опьянение не проходило. Оно не прошло и тогда, когда лошади вынесли сани на поляну в горах, к старому дому с высокой крышей.

Окна были освещены. Возница соскочил и откинул полость.

Дверь распахнулась, и маршал об руку с Баумвейсом вошел, сбросив плащ, в низкую комнату, освещенную свечами, и остановился у порога. В комнате было несколько нарядных женщин и мужчин.

Одна из женщин встала. Маршал взглянул на нее и догадался, что это была Мария Черни.

– Простите меня, – сказал маршал и слегка покраснел. – Простите за непрошеное вторжение. Но мы, солдаты, не знаем ни семьи, ни праздников, ни мирного веселья. Позвольте же мне немного погреться у вашего огня.

Старый лесничий поклонился маршалу, а Мария Черни быстро подошла, взглянула маршалу в глаза и протянула руку. Маршал поцеловал руку, и она показалась ему холодной, как льдинка. Все молчали.

Мария Черни осторожно дотронулась до щеки маршала, провела пальцем по глубокому шраму и спросила:

– Это было очень больно?

– Да, – ответил, смешавшись, маршал, – это был крепкий сабельный удар.

Тогда она взяла его под руку и подвела к гостям. Она знакомила его с ними, смущенная и сияющая, как будто представляла им своего жениха. Шепот недоумения пробежал среди гостей.

Не знаю, нужно ли вам, читатель, описывать наружность Марии Черни? Если вы, как и я, были ее современником, то, наверное, слышали о светлой красоте этой женщины, о ее легкой походке, капризном, но пленительном нраве. Не было ни одного мужчины, который посмел бы надеяться на любовь Марии Черни. Быть может, только такие люди, как Шиллер, могли быть достойны ее любви.

Что было дальше? Маршал провел в доме лесничего два дня. Не будем говорить о любви, потому что мы до сих пор не знаем, что это такое. Может быть, это густой снег, падающий всю ночь, или зимние ручьи, где плещется форель. Или это смех и пение и запах старой смолы перед рассветом, когда догорают свечи и звезды прижимаются к стеклам, чтобы блестеть в глазах у Марии Черни. Кто знает? Может быть, это обнаженная рука на жестком эполете, пальцы, гладящие холодные волосы, заштопанный фрак Баумвейса. Это мужские слезы о том, чего никогда не ожидало сердце: о нежности, о ласке, несвязном шепоте среди лесных ночей. Может быть, это возвращение детства. Кто знает? И может быть, это отчаяние перед расставанием, когда падает сердце и Мария Черни судорожно гладит рукой обои, столы, створки дверей той комнаты, что была свидетелем ее любви. И, может быть, наконец, это крик и беспамятство женщины, когда за окнами, в дыму факелов, при резких выкриках команды наполеоновские жандармы соскакивают с седел и входят в дом, чтобы арестовать маршала по личному приказу императора.


Судьба одного наполеоновского маршала — не будем называть его имени, дабы не раздражать историков и педантов, — заслуживает того, чтобы рассказать ее вам, сетующим на скудость человеческих чувств.

Маршал этот был еще молод. Легкая седина и шрам на щеке придавали особую привлекательность его лицу. Оно потемнело от лишений и походов.

Солдаты любили маршала: он разделял с ними тяжесть войны. Он часто спал в поле у костра, закутавшись в плащ, и просыпался от хриплого крика трубы. Он пил с солдатами из одной манерки и носил потертый мундир, покрытый пылью.

На двенадцатый день корпус стал на ночлег в маленьком немецком городке. Горы, покрытые снегом, белели среди ночи. Буковые леса простирались вокруг, и одни только звезды мерцали в небе среди всеобщей неподвижности.

Маршал остановился в гостинице. После скромного ужина он сел у камина в маленьком зале и отослал подчиненных. Он устал, ему хотелось остаться одному. Молчание городка, засыпанного по уши снегом, напоминало ему не то детство, не то недавний сон, которого, может быть, и не было. Маршал знал, что на днях император даст решительный бой, и успокаивал себя тем, что непривычное желание тишины нужно сейчас ему, маршалу, как последний отдых перед стремительным топотом атаки.

Огонь вызывает у людей оцепенение. Маршал, не спуская глаз с поленьев, пылавших в камине, не заметил, как в зал вошел пожилой человек с худым, птичьим лицом. На незнакомце был синий заштопанный фрак. Незнакомец подошел к камину и начал греть озябшие руки. Маршал поднял голову и недовольно спросил:

— Кто вы, сударь? Почему вы появились здесь так неслышно?

— Я музыкант Баумвейс, — ответил незнакомец. — Я вошел осторожно потому, что в эту зимнюю ночь невольно хочется двигаться без всякого шума.

Лицо и голос музыканта располагали к себе, и маршал, подумав, сказал:

— Садитесь к огню, сударь. Признаться, мне в жизни редко перепадают такие спокойные вечера, и я рад побеседовать с вами.

— Благодарю вас, — ответил музыкант, — но, если вы позволите, я лучше сяду к роялю и сыграю. Вот уже два часа как меня преследует одна музыкальная тема. Мне надо ее проиграть, а наверху, в моей комнате, нет рояля,

— Хорошо… — ответил маршал, — хотя тишина этой ночи несравненно приятнее самых божественных звуков.

Баумвейс подсел к роялю и заиграл едва слышно. Маршалу показалось, что вокруг городка звучат глубокие и легкие снега, поет зима, поют все ветви буков, тяжелые от снега, и звенит даже огонь в камине.

Маршал нахмурился, взглянул на поленья и заметил, что звенит не огонь, а шпора на его ботфорте.

— Мне уже мерещится всякая чертовщина, — сказал маршал. — Вы, должно быть, великолепный музыкант?

— Нет, — ответил Баумвейс и перестал играть, — я играю на свадьбах и праздничных вечерах у маленьких князей и именитых людей.

Около крыльца послышался скрип полозьев. Заржали лошади.

— Ну вот, — Баумвейс встал, — за мной приехали. Позвольте попрощаться с вами.

— Куда вы? — спросил маршал.

— В горах, в двух лье отсюда живет лесничий, — ответил Баумвейс. — В его доме гостит сейчас наша прелестная певица Мария Черни. Она скрывается здесь от превратностей войны. Сегодня Марии Черни исполнилось двадцать три года, и она устраивает небольшой праздник. А какой праздник может обойтись без старого тапера Баумвейса?!

Маршал поднялся с кресла.

— Сударь, — сказал он, — мой корпус выступает отсюда завтра утром. Не будет ли неучтиво с моей стороны, если я присоединюсь к вам и проведу эту ночь в доме лесничего?

— Как вам будет угодно, — ответил Баумвейс и сдержанно поклонился, но было заметно, что он удивлен словами маршала.

— Но, — сказал маршал, — никому ни слова об этом. Я выйду через черное крыльцо и сяду в сани около колодца.

— Как вам будет угодно, — повторил Баумвейс, снова поклонился и вышел.

Маршал засмеялся. В этот вечер он не пил вина, но беспечное опьянение охватило его с необычайной силой.

— В зиму! — сказал он самому себе. — К черту, в лес, в ночные горы! Прекрасно!

Он накинул плащ и незаметно вышел из гостиницы через сад. Около колодца стояли сани — Баумвейс уже ждал маршала. Лошади, храпя, пронеслись мимо часового у околицы. Часовой привычно, хотя и с опозданием, вскинул ружье к плечу и отдал маршалу честь. Он долго слушал, как болтают, удаляясь, бубенцы, и покачал головой:

— Какая ночь! Эх, только бы один глоток горячего вина!

Лошади мчались по земле, кованной из серебра. Снег таял на их горячих мордах. Леса заколдовала стужа. Черный плющ крепко сжимал стволы буков, как бы стараясь согреть в них живительные соки.

Внезапно лошади остановились около ручья. Он не замерз. Он круто пенился и шумел по камням, сбегая из горных пещер, из пущи, заваленной буреломом и мерзлой листвой.

Лошади пили из ручья. Что-то пронеслось в воде под их копытами блестящей струей. Они шарахнулись и рванулись вскачь по узкой дороге.

— Форель, — сказал возница. — Веселая рыба!

Маршал улыбнулся. Опьянение не проходило. Оно не прошло и тогда, когда лошади вынесли сани на поляну в горах, к старому дому с высокой крышей.

Окна были освещены. Возница соскочил и откинул полость.

Дверь распахнулась, и маршал об руку с Баумвейсом вошел, сбросив плащ, в низкую комнату, освещенную свечами, и остановился у порога. В комнате было несколько нарядных женщин и мужчин.

Одна из женщин встала. Маршал взглянул на нее и догадался, что это была Мария Черни.

— Простите меня, — сказал маршал и слегка покраснел. — Простите за непрошеное вторжение. Но мы, солдаты, не знаем ни семьи, ни праздников, ни мирного веселья. Позвольте же мне немного погреться у вашего огня.

Старый лесничий поклонился маршалу, а Мария Черни быстро подошла, взглянула маршалу в глаза и протянула руку. Маршал поцеловал руку, и она показалась ему холодной, как льдинка. Все молчали.

Мария Черни осторожно дотронулась до щеки маршала, провела пальцем по глубокому шраму и спросила:

— Это было очень больно?

— Да, — ответил, смешавшись, маршал, — это был крепкий сабельный удар.

Тогда она взяла его под руку и подвела к гостям. Она знакомила его с ними, смущенная и сияющая, как будто представляла им своего жениха. Шепот недоумения пробежал среди гостей.

Не знаю, нужно ли вам, читатель, описывать наружность Марии Черни? Если вы, как и я, были ее современником, то, наверное, слышали о светлой красоте этой женщины, о ее легкой походке, капризном, но пленительном нраве. Не было ни одного мужчины, который посмел бы надеяться на любовь Марии Черни. Быть может, только такие люди, как Шиллер, могли быть достойны ее любви.

Что было дальше? Маршал провел в доме лесничего два дня. Не будем говорить о любви, потому что мы до сих пор не знаем, что это такое. Может быть, это густой снег, падающий всю ночь, или зимние ручьи, где плещется форель. Или это смех и пение и запах старой смолы перед рассветом, когда догорают свечи и звезды прижимаются к стеклам, чтобы блестеть в глазах у Марии Черни. Кто знает? Может быть, это обнаженная рука на жестком эполете, пальцы, гладящие холодные волосы, заштопанный фрак Баумвейса. Это мужские слезы о том, чего никогда не ожидало сердце: о нежности, о ласке, несвязном шепоте среди лесных ночей. Может быть, это возвращение детства. Кто знает? И может быть, это отчаяние перед расставанием, когда падает сердце и Мария Черни судорожно гладит рукой обои, столы, створки дверей той комнаты, что была свидетелем ее любви. И, может быть, наконец, это крик и беспамятство женщины, когда за окнами, в дыму факелов, при резких выкриках команды наполеоновские жандармы соскакивают с седел и входят в дом, чтобы арестовать маршала по личному приказу императора.

Бывают истории, которые промелькнут и исчезнут, как птицы, но навсегда остаются в памяти у людей, ставших невольными их очевидцами.

Все вокруг осталось по-прежнему. Все так же шумели во время ветра леса и ручей кружил в маленьких водоворотах темную листву. Все так же отдавалось в горах эхо топора и в городке болтали женщины, собираясь около колодца.

Но почему-то эти леса, и медленно падающий снег, и блеск форелей в ручье заставляли Баумвейса вынимать из заднего кармана фрака хотя и старый, но белоснежный платок, прижимать его к глазам и шептать бессвязные печальные слова о короткой любви Марии Черни и о том, что временами жизнь делается похожей на музыку.

Но, шептал Баумвейс, несмотря на сердечную боль, он рад, что был участником этого случая и испытал волнение, какое редко выпадает на долю старого бедного тапера.

Читайте также: