Приехав в москву я воровски остановился сочинение
Обновлено: 01.07.2024
Краткое содержание.. .
Приехав в Москву, я воровски остановился в незаметных номерах в переулке возле Арбата и жил томительно, затворником - от свидания до свидания с нею. Была она у меня за эти дни всего три раза и каждый раз входила поспешно, со словами:
- Я только на одну минуту.. .
Она была бледна прекрасной бледностью любящей, взволнованной женщины, голос у нее срывался, и то, как она, бросив куда попало зонтик, спешила поднять вуальку и обнять меня, потрясало меня жалостью и восторгом.
- Мне кажется, - говорила она, - что он что-то подозревает, что он даже знает что-то, - может быть, прочитал какое-нибудь ваше письмо, подобрал ключ к моему столу.. .Я думаю, что он на все способен при его жестоком, самолюбивом характере. Раз он мне прямо сказал: "Я ни перед чем не остановлюсь, защищая свою честь, честь мужа и офицера! " Теперь он почему-то следит буквально за каждым моим шагом, и, чтобы наш план удался, я должна быть страшно осторожна. Он уже согласен отпустить меня, так внушила я ему, что умру, если не увижу юга, моря, но, ради бога, будьте терпеливы!
План наш был дерзок: уехать в одном и том же поезде на кавказское побережье и прожить там в каком-нибудь совсем диком месте три-четыре недели. Я знал это побережье, жил когда-то некоторое время возле Сочи, - молодой, одинокий, - на всю жизнь запомнил те осенние вечера среди черных кипарисов, у холодных серых волн.. .И она бледнела, когда я говорил: "А теперь я там буду с тобой, в горных джунглях, у тропического моря. " В осуществление нашего плана мы не верили до последней минуты - слишком великим счастьем казалось нам это.
В маленьком купе первого класса, которое я заказал заранее, шумно лил дождь по крыше. Я немедля опустил оконную занавеску и, как только носильщик, обтирая мокрую руку о свой белый фартук, взял на чай и вышел, на замок запер дверь. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперед сновавшей с вещами вдоль вагона в темном свете вокзальных фонарей Мы условились, что я приеду на вокзал как можно раньше, а она как можно позже, чтобы мне как-нибудь не столкнуться с ней и с ним на платформе. Теперь им уже пора было быть. Я смотрел все напряженнее - их все не было. Ударил второй звонок - я похолодел от страха: опоздала или он в последнюю минуту вдруг не пустил ее! Но тотчас вслед за тем был поражен его высокой фигурой, офицерским картузом, узкой шинелью и рукой в замшевой перчатке, которой он, широко шагая, держал ее под руку. Я отшатнулся от окна, упал в угол дивана. Рядом был вагон второго класса - я мысленно видел, как он хозяйственно вошел в него вместе с нею, оглянулся, - хорошо ли устроил ее носильщик, - и снял перчатку, снял картуз, целуясь с ней, крестя ее. Третий звонок оглушил меня, тронувшийся поезд поверг в оцепенение. Поезд расходился, мотаясь, качаясь, потом стал нести ровно, на всех парах.. .Кондуктору, который проводил ее ко мне и перенес ее вещи, я ледяной рукой сунул десятирублевую бумажку.
Войдя, она даже не поцеловала меня, только жалостно улыбнулась, садясь на диван и снимая, отцепляя от волос шляпку.
Он искал ее в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. На другой день по приезде в Сочи он купался утром в море, потом брился, надел чистое белье, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице на террасе ресторана, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов.
Основные проблемы:
→ В чём смысл жизни?
→ Какую роль играет любовь в жизни человека?
→ К чему может привести обман?
→ Что такое честь?
→ Как измена влияет на человека? Можно ли пережить измену?
→ Что может довести человека до самоубийства?
И.А. Бунин
Кавказ
В Москве шли холодные дожди, похоже было на то, что лето уже прошло и не вернется, было грязно, сумрачно, улицы мокро и черно блестели раскрытыми зонтами прохожих и поднятыми, дрожащими на бегу верхами извозчичьих пролеток. И был темный, отвратительный вечер, когда я ехал на вокзал, все внутри у меня замирало от тревоги и холода. По вокзалу и по платформе я пробежал бегом, надвинув на глаза шляпу и уткнув лицо в воротник пальто.
В маленьком купе первого класса, которое я заказал заранее, шумно лил дождь по крыше. Я немедля опустил оконную занавеску и, как только носильщик, обтирая мокрую руку о свой белый фартук, взял на чай и вышел, на замок запер дверь. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперед сновавшей с вещами вдоль вагона в темном свете вокзальных фонарей. Мы условились, что я приеду на вокзал как можно раньше, а она как можно позже, чтобы мне как-нибудь не столкнуться с ней и с ним на платформе. Теперь им уже пора было быть. Я смотрел все напряженнее — их все не было. Ударил второй звонок — я похолодел от страха: опоздала или он в последнюю минуту вдруг не пустил ее! Но тотчас вслед за тем был поражен его высокой фигурой, офицерским картузом, узкой шинелью и рукой в замшевой перчатке, которой он, широко шагая, держал ее под руку. Я отшатнулся от окна, упал в угол дивана, рядом был вагон второго класса — я мысленно видел, как он хозяйственно вошел в него вместе с нею, оглянулся, — хорошо ли устроил ее носильщик, — и снял перчатку, снял картуз, целуясь с ней, крестя ее. Третий звонок оглушил меня, тронувшийся поезд поверг в оцепенение. Поезд расходился, мотаясь, качаясь, потом стал нести ровно, на всех парах. Кондуктору, который проводил ее ко мне и перенес ее вещи, я ледяной рукой сунул десятирублевую бумажку.
Утром, когда я вышел в коридор, в нем было солнечно, душно, из уборных пахло мылом, одеколоном и всем, чем пахнет людный вагон утром. За мутными от пыли и нагретыми окнами шла ровная выжженная степь, видны были пыльные широкие дороги, арбы, влекомые волами, мелькали железнодорожные будки с канареечными кругами подсолнечников и алыми мальвами в палисадниках. Дальше пошел безграничный простор нагих равнин с курганами и могильниками, нестерпимое сухое солнце, небо подобное пыльной туче, потом призраки первых гор на горизонте.
Из Геленджика и Гагр она послала ему по открытке, написала, что еще не знает, где останется. Потом мы спустились вдоль берега к югу.
Он искал ее в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. На другой день по приезде в Сочи, он купался утром в море, потом брился, надел чистое белье, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице на террасе ресторана, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов.
я до свидания с нею. Была она у меня за эти дни всего три раза и каждый раз входила поспешно, со словами:
– Я только на одну минуту…
Она была бледна прекрасной бледностью любящей взволнованной женщины, голос у неё срывался, и то, как она, бросив куда попало зонтик, спешила поднять вуальку и обнять меня, потрясало меня жалостью и восторгом.
– Мне кажется, – говорила она, – что он что-то подозревает, что он даже знает что-то, – может быть, прочитал какое-нибудь ваше письмо, подобрал ключ к моему столу… Я думаю, что он на всё способен при его жестоком, самолюбивом характере. Раз он мне прямо сказал: "Я ни перед чем не остановлюсь, защищая свою честь, честь мужа и офицера!
сделайте полный синтаксический разбор двух осложненных предложений, двух ССП, СПП, БСП, двух предложений с прямой речью.
Приехав в Москву, (обстоят.) я (подлеж.) воровски (обстоят.) остановился (сказуем.) в незаметных (определ.) номерах (обстоят.) в переулке возле Арбата (несоглас. определен.) и жил (сказуем.) томительно, затворником – от свидания до свидания (обстоят) с нею(дополнен.) Предлож. повествоват. , невоскл., распространенное, простое ,двусоставное с однородными сказуемыми, осложнено обособленным обстоят., выраженным деепричастным оборотом, однородными обстоят., выраж. наречием, сущест. в тв. пад. и уточняющим членом предлож.
[ \ -.-.-.\ , _ .-.-. = ≈ -.-. ≈ ≈ и = -.-. , -.-. - -.-.-. --- ]
Была (сказ) она (подлеж.) у меня (обстоя.) за эти (определ.) дни (обстоят.) всего три раза (обстоят.) и каждый раз (обстоят.) входила (сказуем.) поспешно (обстоят.), со словами:(обстоят.)
– Я (подлеж.) только на одну минуту…(обстоят.)
Предлож. с прямой речью, оформленной диалогом, состоит из 2-х частей. 1-я часть - слова автора
2-я часть прямая речь -диалог
1 предлож. повествов. невосклиц. распространенное простое двусоставное
осложнено однородн. обстоят.
2 предлож. простое, повеств., невоск., распространенное, двусоставное неполное –пропущено сказуемое, не осложнено
А : - П …
(1) Она (подл.) была бледна (сказ.) прекрасной (определ.) бледностью (обстоят.) любящей взволнованной ( определ.) женщины (дополн.) , (2) голос (подлеж.) у неё (дополн.) срывался (сказ.) , (3) и то ( подлеж.) , (4) как она (подлеж.) , бросив куда попало зонтик (обстоят.) , спешила (сказ.) поднять (обстоят.) .) вуальку (дополн.) и обнять (обстоят.) меня (дополн.), (3) потрясало (сказ.) меня (дополн.) жалостью и восторгом. (дополн.) Предлож. повествоват., невосклиц., сложное с бессоюзной, сочинительной и подчинит. связями 1 предлож. распространенное, двусоставное, полное, не осложнено 2 предлож. распостран. Двусоставное, полное, не осложнено 3 предлож. – распростран., двусоставное полное, не осложнено 4 предлож. – распростран., двусоставное, полное, придаточное изъяснительное, осложнено обособлен. Обстоятельством, выраж. деепричастным оборотом
[ - = ] , [- = ] , и [ -,( как - ,\ -.-.-./, = ) , = ]
Раз (обстоят.) он (подлеж.) мне (допол.) прямо (обстоя.) сказал (сказ.) : "Я (подлеж.) ни перед чем (дополн.) не остановлюсь (сказ.) , защищая свою честь, честь мужа и офицера! (обстоят.) Предлож. с прямой речью, состоит из слов автора и прямой речи 1 предлож. – повествоват. невоскл. распростран., простое, двусоставное полное, не осложнено 2 предлож. – повествов., восклицат., простое, распростран., полное, двусоставное, осложнено обособлен. обстоят., выраж., деепричаст. оборотом
[- = ]: " [ П ! ] "
12 ноября 1937 года
Приехав в Москву, я воровски остановился в незаметных номерах в переулке возле Арбата и жил томительно, затворником — от свидания до свидания с нею. Была она у меня за эти дни всего три раза и каждый раз входила поспешно со словами:
— Я только на одну минуту…
Фото дореволюционной Москвы 1910‑х годов
Она была бледна прекрасной бледностью любящей взволнованной женщины, голос у неё срывался, и то, как она, бросив куда попало зонтик, спешила поднять вуальку и обнять меня, потрясало меня жалостью и восторгом.
В Москве шли холодные дожди, похоже было на то, что лето уже прошло и не вернётся, было грязно, сумрачно, улицы мокро и черно блестели раскрытыми зонтами прохожих и поднятыми, дрожащими на бегу верхами извозчичьих пролеток. И был тёмный, отвратительный вечер, когда я ехал на вокзал, всё внутри у меня замирало от тревоги и холода. По вокзалу и по платформе я пробежал бегом, надвинув на глаза шляпу и уткнув лицо в воротник пальто.
В маленьком купе первого класса, которое я заказал заранее, шумно лил дождь по крыше. Я немедля опустил оконную занавеску и, как только носильщик, обтирая мокрую руку о свой белый фартук, взял на чай и вышел, на замок запер дверь. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперёд сновавшей с вещами вдоль вагона в тёмном свете вокзальных фонарей. Мы условились, что я приеду на вокзал как можно раньше, а она как можно позже, чтобы мне как-нибудь не столкнуться с ней и с ним на платформе. Теперь им уже пора было быть. Я смотрел всё напряжённее — их всё не было. Ударил второй звонок — я похолодел от страха: опоздала или он в последнюю минуту вдруг не пустил её! Но тотчас вслед за тем был поражён его высокой фигурой, офицерским картузом, узкой шинелью и рукой в замшевой перчатке, которой он, широко шагая, держал её под руку. Я отшатнулся от окна, упал в угол дивана, рядом был вагон второго класса — я мысленно видел, как он хозяйственно вошёл в него вместе с нею, оглянулся, — хорошо ли устроил её носильщик, — и снял перчатку, снял картуз, целуясь с ней, крестя её… Третий звонок оглушил меня, тронувшийся поезд поверг в оцепенение… Поезд расходился, мотаясь, качаясь, потом стал нести ровно, на всех парах… Кондуктору, который проводил её ко мне и перенёс её вещи, я ледяной рукой сунул десятирублёвую бумажку…
Войдя, она даже не поцеловала меня, только жалостно улыбнулась, садясь на диван и снимая, отцепляя от волос шляпку.
Утром, когда я вышел в коридор, в нём было солнечно, душно, из уборных пахло мылом, одеколоном и всем, чем пахнет людный вагон утром. За мутными от пыли и нагретыми окнами шла ровная выжженная степь, видны были пыльные широкие дороги, арбы, влекомые волами, мелькали железнодорожные будки с канареечными кругами подсолнечников и алыми мальвами в палисадниках… Дальше пошёл безграничный простор нагих равнин с курганами и могильниками, нестерпимое сухое солнце, небо, подобное пыльной туче, потом призраки первых гор на горизонте…
Из Геленджика и Гагр она послала ему по открытке, написала, что ещё не знает, где останется.
Потом мы спустились вдоль берега к югу.
Мы нашли место первобытное, заросшее чинаровыми лесами, цветущими кустарниками, красным деревом, магнолиями, гранатами, среди которых поднимались веерные пальмы, чернели кипарисы…
Потом мы уходили на берег, всегда совсем пустой, купались и лежали на солнце до самого завтрака. После завтрака — всё жаренная на шкаре рыба, белое вино, орехи и фрукты — в знойном сумраке нашей хижины под черепичной крышей тянулись через сквозные ставни горячие, весёлые полосы света.
Когда жар спадал, и мы открывали окно, часть моря, видная из него между кипарисов, стоявших на скате под нами, имела цвет фиалки и лежала так ровно, мирно, что, казалось, никогда не будет конца этому покою, этой красоте.
На закате часто громоздились за морем удивительные облака; они пылали так великолепно, что она порой ложилась на тахту, закрывала лицо газовым шарфом и плакала: ещё две, три недели — и опять Москва!
Ночи были теплы и непроглядны, в чёрной тьме плыли, мерцали, светили топазовым светом огненные мухи, стеклянными колокольчиками звенели древесные лягушки. Когда глаз привыкал к темноте, выступали вверху звёзды и гребни гор, над деревней вырисовывались деревья, которых мы не замечали днём. И всю ночь слышался оттуда, из духана, глухой стук в барабан и горловой, заунывный, безнадежно-счастливый вопль как будто всё одной и той же бесконечной песни.
Недалеко от нас, в прибрежном овраге, спускавшемся из лесу к морю, быстро прыгала по каменистому ложу мелкая, прозрачная речка. Как чудесно дробился, кипел её блеск в тот таинственный час, когда из-за гор и лесов, точно какое-то дивное существо, пристально смотрела поздняя луна!
Иногда по ночам надвигались с гор страшные тучи, шла злобная буря, в шумной гробовой черноте лесов то и дело разверзались волшебные зелёные бездны и раскалывались в небесных высотах допотопные удары грома. Тогда в лесах просыпались и мяукали орлята, ревел барс, тявкали чекалки… Раз к нашему освещённому окну сбежалась целая стая их, — они всегда сбегаются в такие ночи к жилью, — мы открыли окно и смотрели на них сверху, а они стояли под блестящим ливнем и тявкали, просились к нам… Она радостно плакала, глядя на них.
Он искал её в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. На другой день по приезде в Сочи, он купался утром в море, потом брился, надел чистое бельё, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице на террасе ресторана, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Возвратясь в свой номер, он лёг на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов.
Полный текст и аудиокнига
Аудиоверсию можно послушать на YouTube.
Краткое содержание
Тем не менее недавно женщина убедила супруга, что нуждается в поездке на юг. И вот теперь они сядут в один поезд с любовником и отправятся на Чёрное море, чтобы несколько недель провести в уединении на кавказском побережье.
Они знают, что муж через несколько дней отправится следом, будет искать её в Геленджике и в Гаграх, но это уже не важно. Вскоре они добираются до укромного места на черноморском побережье.
Действие замирает, сменяясь описаниями чудесной южной природы и беззаботной жизни влюблённых у моря. Яркое солнце, море фиалкового цвета, горы, кипарисы, необычные наряды горцев, вино и фрукты, облака и звёзды. Возлюбленная главного героя плачет то от радости, то от грустной мысли, что через пару недель придётся возвращаться в холодную осеннюю Москву.
Иллюстрация Игоря Пчелко
Муж тем временем ищет её по всему побережью: в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. Не найдя супруги в Сочи, он сдаётся. Офицер купается в море, переодевается в белый китель, пьёт шампанское и выкуривает сигару. Затем ложится на диван в гостиничном номере и совершает самоубийство, выстрелив себе в виски сразу из двух револьверов.
Анализ: что писать в сочинении
Тональность повествования резко меняется. Сюжет практически исчезает: рассказчик описывает красоты кавказского побережья, счастливый и мирный отдых на лоне природы. Любовники словно забыли, что их запретный роман грозит бедой. Однако об этом не забыл читатель: ощущение опасности не даёт ему расслабиться, убаюканному гениальными бунинскими описаниями. Читателю очевидно, что добром всё это не кончится.
И в конце рассказа драма действительно происходит. Но совсем не та, которой ждёшь. Ревнивец-офицер не мстит жене или любовнику, а не выносит позора и сводит счёты с жизнью. Выпив напоследок шампанского и выкурив сигару, он стреляет себе в голову сразу из двух револьверов.
Любовь — парадоксальное явление, даёт понять Бунин, соединяя в рассказе несоединимое. Счастье для одного легко оборачивается трагедией для другого. Любовники окунаются в жизнь с головой, а сломленный муж тем временем решает уйти из жизни. Эти две стороны любви — радость и трагизм — в восприятии писателя неразрывно связаны.
Иван Бунин в 1937 году. Getty Images
Читайте также: